е?
     -- Работали, --  согласно кивает Малахов. -- Наши грузчики -- в складу.
Те -- снаружи, на погрузке машин.
     -- Вот и договорились: на погрузке машин.
     -- Ну и что? -- осведомляется Васькин.
     -- Да  ребятам  скучно  было, решили для развлечения  соревно­ваться --
факультет на факультет. Для подведения итогов  запи­сывали количество машин.
И, представьте  себе,  их оказалось  здорово больше, чем у вас по накладным!
Выходит, был лишний "левак".
     На скулах у Васькина набухают желваки.
     -- Такие записи -- не документ!
     -- Небось набавили! Для игры!
     -- Не похоже, Малахов. Ребята серьезные, математики. Даже номера  машин
называют. Профессиональная память на числа.
     -- Да не принимали же. Те вагоны. Не принимали мы их.
     -- Официально не принимали. А по-тихому, я думаю, разгрузи­ли.
     Малахов засматривает в лицо Васькину и упавшим голосом спрашивает:
     -- Коть?..
     -- Вранье!

     * * *

     Томин и Кибрит разговаривают, шагая по коридорам Петров­ки, 38.
     -- Тебя оставили в покое, Шурик?
     -- Со вторника хвоста нет.
     -- И неясно, что это было?
     -- Одну даму на выбор проверил -- ни в какую версию не влезла.
     -- Всего одну даму! Не слишком ли беспечно?
     -- Но  криминала же нет.  Ходить  за мной -- не преступление.  -- Томин
прислушивается. -- Извини, Зинуля.
     В его служебном кабинете надрывается телефон.
     --  Да?.. --  снимает Томин трубку. -- Понял,  выезжаю.  --  Он убирает
бумага в сейф, опечатывает его. Хватает плащ, пистолет, собирается уходить.
     Новый телефонный звонок возвращает его к столу.
     --  Да?.. Да,  майор Томин...  В триста шестую? Сейчас  не  могу,  ждет
машина на происшествие...
     На  том конце провода говорят  нечто такое, от чего  брови  его  ползут
вверх.
     --  Вы отменили? -- недоумевающе спрашивает он.  -- Да, есть явиться  в
инспекцию по личному составу.
     -- Интересно... что же я натворил такого... антислужебного, -- бормочет
Томин, вешая на место плащ и убирая пистолет обратно в сейф.
     ...Томина ждет подполковник Саковин. Держится суховато,  любезность его
лишена теплоты. Томина он встречает, не вставая из-за стола.
     -- Здравия желаю, товарищ подполковник.
     -- Зачем же так официально. Садись. Сколько лет, сколько зим.
     --  Да, давненько... -- Томин  садится,  и  некоторое  время они  молча
рассматривают друг друга.
     -- Значит, ты в инспекции? -- спрашивает Томин.
     --  Как видишь...  Насколько  помню,  в  институте  мы  ни врагами,  ни
друзьями не были, а позже  вообще не сталкивались. Так что  нет  препятствий
для проведения служебной проверки... Как бу­дем  разговаривать? Перейдем  на
"вы" или?..
     -- О, мои дела так плохи?
     -- Твои дела... твои дела... твои дела... --  Саковин достает папку. --
Чего уж тут хорошего.
     -- Звучит неприятно. Но интересно.
     Саковин бросает испытующий взгляд, однако на лице  Томина действительно
только интерес.
     -- Пойми  правильно, Саша. Как  бы  руководство ни было увере­но в тебе
или Знаменском...
     -- Еще и Знаменский?!
     --  Проверка сигнала такого рода должна быть строгой и тща­тельной,  --
привычно не замечает, что его прервали, Саковин.
     -- Сигнала какого рода?
     Саковин снова не реагирует на реплику.
     -- Хуже всего,  что сигнал  объективно кое-чем подкреплен. Речь  идет о
твоем посредничестве в получении Знаменским взят­ки.
     -- Если  б ты не по  службе, Саковин... -- Томин  не  договарива­ет, но
смысл ясен.
     -- Этак мы действительно перейдем на  "вы", -- осаживает его Саковин. И
после короткой  паузы  продолжает: -- Обвинение придумано не мной, Томин. И,
надеюсь, ты оправдаешься.
     -- И с кого же мы с Пашей содрали взятку?
     -- С работника овощной базы.
     -- И богато взяли?
     -- Для продолжения разговора мне нужен официальный ответ -- нет или да?
     -- Нет!
     -- Еще один обязательный вопрос: может быть, есть доля правды! Какие-то
общие  знакомьте...  у кого-то брали взаймы...  встречались  с кем-нибудь!..
Прошу тебя подумать, что могло лечь в основу сигнала.
     --  Нет  знакомых,  не брал  взаймы,  не  встречался,  не  состоял,  не
участвовал. Что касается Знаменского, то...
     -- То похоже, что ему действительно уплачено, -- договарива­ет Саковин.
     -- Знаешь, я встану и уйду, и делай со мной что хочешь!
     -- Будь добр, не вдавайся в амбицию. Побольше выдержки.
     -- Хорошо,  я буду выдержан.  Я  спрошу тебя очень  вежливо: мыслимо ли
заподозрить Знаменского?! Пашку  Знаменского!  Сколько-нисколько ты  же  его
знал!
     Саковин откидывается на спинку кресла и говорит как малень­кому:
     --  Я работаю в инспекции по личному составу. Моя служба  заключается в
том,    чтобы    досконально    расследовать    случаи     зло­употреблений,
недобросовестного  поведения  наших  сотрудников  и тэ пэ. А ты  предлагаешь
пойти к начальству и сказать:  что вы, товарищи, они прекрасные ребята, да я
же с ними вместе учился двадцать лет назад!
     --  Согласен, наивно,  -- признает Томин, остывая. --  Но когда речь  о
Паше...
     --  Оставим  его,  поговорим  о  тебе.  --  Саковин  достает  из  папки
фотографию. -- Кто этот человек? Что вас связывает?
     На фотографии крупно: Томин жмет руку Малахову.

     * * *

     Знаменский входит в кабинет Чугунниковой.
     -- Антонина Михайловна, к вам за помощью.
     -- Понадобилась-таки директорша?
     -- Понадобилась,  -- в тон ей  говорит Знаменский. -- Без вашей санкции
бухгалтерия ни в какую.
     -- А что вас интересует?
     -- Вот такая справка  в четыре колонки, -- он кладет перед ней образец.
-- По всем показателям дать расшифровку: когда, куда, сколько.
     Просьба  неприятная,  и  несколько  секунд  Чугунникова  тратит,  чтобы
вернуть приветливую и снисходительную улыбку.
     -- Пал Палыч, но ревизоры же проверяли.
     Знаменский -- само простодушие:
     --  В такие  подробности они не входили по четвертому цеху. А мне нужно
-- тогда вся картина будет как на ладони.
     -- Действительно,  как  на  ладони... И вы  начнете нас ловить  на этих
цифрах, -- она испытующе смотрит на Знаменского.
     -- Но вы же любите критику, Антонина Михайловна.
     Шпилька тоже неприятна, и надо это скрыть, чтобы не терять лица.
     --  Честно  говоря,  мне  импонирует  ваша серьезность.  Люблю людей  с
настоящей деловой  хваткой.  И  критику люблю. Но пло­дотворную,  Пал Палыч,
плодотворную! Вы же собрались затеять крючкотворство.
     -- Я с вами не согласен.
     -- А я с вами не согласна! -- с силой в голосе говорит Чугунни­кова. --
Знаете,  где все  цифры в  ажуре?  Там, где по-крупному воруют.  Да-да!  Где
специально держат "черного бухгалтера".  У меня его  нет. У  меня учет ведут
кладовщики. Естественно, что-то с чем-то может не совпадать.
     --  Еще  как  не  совпадает,  Антонина  Михайловна!  По три  вагона  не
совпадает.
     --  Неужели  правда мужики начали  заворовываться?  --  У Чу­гунниковой
огорченный вид.
     -- Пока не скажу ни "да", ни "нет". Но учет ведется так, чтобы никто ни
за что не отвечал. Поступает, например, груз в дежурст­во одного кладовщика.
Акт,  что  обнаружена  недостача, преспо­койно составляют уже при следующем.
Это нормально?
     -- Ну...
     --   Не   трудитесь,   вопрос   риторический.   Идем   дальше.   Должно
присутствовать постороннее лицо, что называется, от обществен­ности. Так?
     -- Обязательно. Для объективности.
     --  Я  выборочно  поглядел  акты  --  по  четвертому  цеху почти  везде
фигурирует один и тот же человек. Вправе я ждать от него объективности!
     --  Между  прочим,  в  инструкции  о  порядке  приема  не указано,  что
посторонние лица должны быть разные.
     -- Ай, Антонина Михайловна!
     --  Ай,  Пал  Палыч!  --  укоризненно  подхватывает   Чугунникова.   --
Попробовали бы сами. Ведь никого не дозовешься! Так повсе­местно принято: от
нас ходят в соседнюю организацию, от них -- к нам.
     -- Да?  Мне  все-таки интересно  будет посмотреть на этого  постоянного
постороннего... Но мы уклонились  от главного. Когда  я смогу  получить свою
справочку?
     Чтобы  подавить раздражение  и  сообразить, как вести себя с  настырным
Знаменским, Чугунникова берет короткий тайм-аут.
     -- Минутку... -- она копается в ящике  стола, достает какую-то записку,
закладывает  между  листками календаря.  Затем  реши­тельным жестом включает
переговорное устройство.
     -- Зоя,  меня нет ни для кого,  -- и, поколебавшись, уточняет: -- Кроме
Льва Севостьяныча.
     -- Великий человек -- Лев Севостьяныч, -- усмехается Знамен­ский.
     -- Вы знакомы? -- радостно встрепенувшись, спрашивает Чу­гунникова.
     --  Ответ может иметь  две редакции: "Я  знаком со Львом Севостьянычем"
или "Лев Севостьяныч знаком со мной". Какую вы предпочитаете?
     Чугунникова поняв, что тема скользкая, спешит отмежеваться от "великого
человека".
     -- Да какая разница, я сама случайно познакомилась. На  встре­че Нового
года в Торговом центре.
     -- Так вы встречали Новый год в Торговом центре?
     -- Вы спрашиваете так, будто... "значит, ты была на маскара­де?"
     --  В какой-то мере. Но  возвращаюсь к  своему вопросу,  --  Знаменский
приподнимает за уголок "макет" будущей справки.
     Разговор обострился, и Чугунникова решается на крутой пово­рот.
     -- Разумеется, если вы настаиваете... Но коли пошло на  откро­венность,
я вам без всяких документов скажу:  акты  о  недостачах  при железнодорожных
поставках вообще фиктивные!
     -- Так прямо и скажете?
     --  Прямо  так. Филькины  грамоты. Что у  нас,  что  на  любой базе.  И
по-другому быть не может! Удивила?
     -- Я внимательно слушаю.
     -- Послушайте, вам полезно. Люди расписываются, будто  виде­ли то, чего
не  видели.  И присутствовали,  когда их  не было.  По-вашему выражаясь, они
лжесвидетели. Хорошенькую картинку рисую?
     -- Занимательную.
     -- Но если  я  или другой  на моем месте  попробует  это  изменить,  мы
подпишем  себе смертный  приговор.  База  возьмет  ответствен­ность  за  все
недогрузы поставщика, взломанные вагоны, неисп­равную тару. Через две недели
мы будем в таких долгах, что век не расквитаться!
     -- И выход один -- фальсифицировать документы?
     -- Да!
     -- Давайте разберемся, Антонина Михайловна.
     -- Давайте, Пал Палыч.
     -- По порядку.
     -- По порядку.
     -- Вот пришли вагоны. Внешне все сохранно.
     -- Инструкция диктует: "Назначенные лица вскрывают вагон".
     -- То есть, кладовщик говорит грузчикам: "Ребята, давай!"
     -- Совершенно верно. Ребята вытаскивают двадцать пять пол­ных ящиков, а
под ними обнаруживают десяток пустых.
     -- Тогда?
     -- Полагается прекратить приемку и составить комиссию.
     -- Ее функции?
     -- Определить причины и размер недостачи.  И тут, Пал Палыч, начинается
юмор.
     -- Почему?
     --  Потому,  что по инструкции те,  кто обнаружил недостачу,  не  имеют
права входить  в комиссию.  Они,  видите  ли, заинтересован­ные лица.  Нужны
незаинтересованные.  Но эти  незаинтересован­ные должны  подписаться,  будто
вагоны при них осмотрели, сняли пломбы и начали разгружать! Понимаете?
     -- Это уж не юмор -- нелепость.
     -- Между  тем  только  такие  акты  убедительны  для  арбитража.  Иначе
недостачу вешают на нас.
     -- Найдется у вас экземпляр инструкции?
     --  С  удовольствием!  --  Чугунникова  вынимает  из  шкафа  и   подает
Знаменскому  брошюрку. --  Который  год  ее  ругают, но никто не чешется[1].
     Этот раунд Чугунникова выиграла и чувствует себя уверенней.
     -- Ладно,  на  досуге...  -- Знаменский прячет инструкцию в папку. -- А
теперь еще один вопрос. На проходной  отменена проверка сумок.  А  многие из
них, я заметил, груженые.
     -- Ну  и  пусть идут!  -- задорно  отзывается Чугунникова.  --  Честное
слово, заслужили!
     -- Атмосферу это вряд ли освежает.
     -- Зато забор не ломают и не тащат больше. В наших условиях, Пал Палыч,
таков принцип материальной заинтересованности.
     -- Смелая трактовка, товарищ директор.
     -- Я просто откровеннее других.
     -- Что же тогда Васькина заклеймили с его бананами?
     -- Так то в стенной  газете!  -- удивляется  Чугунникова.  -- Приезжает
начальство, посторонние... Но мы-то с вами понима­ем, что  в  пределах нормы
убыли можно свободно сгноить тонну бананов. А можно не сгноить, что труднее.
У меня убыль мини­мальная, люди работают на совесть.
     -- Извините, Антонина Михайловна... -- включается перего­ворник.
     -- Погоди, Зоя!.. Пал  Палыч, положа  руку на сердце -- если  кладовщик
сбережет обществу тонну, я закрою глаза, что он снесет детям два кило.
     -- Вы готовы защищать свое мнение в открытую? На любом уровне?
     --  Да  кого интересует мнение  завбазой! -- уклоняется  Чугунни­кова и
спрашивает секретаршу: -- Что у тебя, Зоя?
     -- Подполковник Саковин из МВД спрашивал Знаменского.
     Знаменский заметно удивлен.
     -- Что-нибудь передал? -- спрашивает Чугунникова.
     -- Я записала: "Срочно явиться в комнату номер триста шесть".

     * * *

     В  комнате  триста шесть,  на  стуле, где  недавно сидел Томин,  теперь
Знаменский, еще не подозревающий, какой сюрприз его ждет.
     -- Попрошу подробно: все, что вам удалось выяснить  на базе, -- говорит
Саковин. -- Предполагаемый криминал, возможные доказательства. Фигуранты. --
Саковин кладет перед собой лист бумаги, вооружается авторучкой.
     -- Полной ясности пока нет.
     -- Это не важно. Прошу...
     Тем временем Томин, взволнованный и негодующий, объясня­ется с не менее
взволнованной Кибрит.
     --   Как  чувствовала,  что-то  назревает,  какая-то  пакость!  Ну  как
чувствовала!..  Зря за  человеком  не  таскаются,  Шурик. Если бы ты  к этой
слежке отнесся серьезно...
     -- Если бы да кабы... Что угодно мог  предположить, только не такое. --
Томин кидает взгляд на часы. -- Бедный Паша! Уже сорок минут!
     -- И ты его не предупредил?
     -- Дал слово Саковину.
     -- Мало ли что! Пал Палыч хоть бы чуточку подготовился.
     --  Это,  знаешь, палка о двух концах. А  если  бы  Саковин  учуял  его
подготовленность?
     -- Тоже верно,  -- вздыхает Кибрит. -- Насколько я помню Женю Саковина,
-- через некоторое время нерешительно гово­рит она, стараясь подбодрить себя
и Томина, -- парень был спокойный и не вредный.
     --  Вредный,  не  вредный... Задача у него -- разложить нас с  Пашей на
атомы и каждый изучить в отдельности.
     В триста шестой комнате продолжается разговор.
     --  Почему, собственно,  вы уверены, что  Малахов не  крал  вагонов? --
медленно спрашивает Саковин.
     -- У меня сложилось твердое впечатление.
     Саковин выдерживает паузу и кладет на стол фотографию.
     -- Малахов и Томин? -- изумляется Знаменский. -- Они знако­мы?
     -- Томин отрицает. Но хотел бы услышать ваши соображения на этот счет.
     -- У меня нет  соображений. Можно  без загадок?  -- начинает  подспудно
злиться Пал Палыч.
     -- Хорошо. Поднимем  забрало. Мы получили сигнал, в кото­ром излагается
такая версия:  работники  базы, причастные к хищениям,  установили контакт с
вашим  ближайшим  другом.  Он  согласился  посредничать  при получении  вами
взятки.
     Пал  Палыч  смотрит  на  Саковина,   осмысливая  услышанное.  Обвинение
настолько мерзко,  что... что остается только взять  себя  в руки и спокойно
защищаться.
     --  Двое  поздоровались  на улице.  Разве отсюда вытекает, что один  --
посредник, другой -- взяткодатель?
     -- Скажите, у вас есть документы, написанные рукой Малахова?
     -- Накладные, акты...
     -- Хорошо. А сберкнижка у вас есть.
     -- Да. Мне, как и многим в отделе, переводят зарплату в сберкассу.
     -- Это  я знаю.  А  еще какие вклады поступали  в  последние  дни?  Был
кто-нибудь должен вам крупную сумму?
     -- Нет.
     -- В таком  случае, как вы объясните поступление на ваш счет двух тысяч
пятисот рублей?
     -- Есть такой вклад? -- спрашивает Пал Палыч ровным голо­сом.
     -- Поедемте в сберкассу, посмотрим вместе, -- встает Саковин...
     Они возвращаются час спустя.
     --  Садитесь, --  бросает Саковин  и довольно долго молча копо­шится  в
столе, перебирая какие-то бумаги. -- Ну, Пал Палыч?
     -- Все это фальшивка, -- отрывисто говорит Знаменский. -- Провокация.
     -- Но деньги-то реальные, с этим приходится считаться.
     -- Если человеку "дают на лапу", с ним хотя бы договаривают­ся.
     --  А  может  быть,  все-таки  были  предложения, намеки?  Какая-нибудь
записочка: пожалейте наших деток, отблагодарим?
     -- Ничего подобного не было!
     -- Допустим,  я верю.  Но это  еще не очко в вашу пользу. Раз, согласно
сигналу, посредничал Томин, прямой разговор с вами вовсе не обязателен.
     -- Евгений  Николаевич, вы -- следователь, и я -- следователь. Ну зачем
давать взятку  через левое ухо? Выяснять, что у меня есть задушевный друг  в
уголовном розыске, налаживать с ним кон­такт, и без моего ведома... Нелепо!
     -- Не так уж нелепо, если учесть, что  у  Томина есть на базе старинный
знакомый. Уже по моим, проверенным, сведениями.
     -- Но не Малахов же? -- вырывается у ошеломленного Знамен­ского.
     -- Чуть легче, но тоже радости мало -- подручный Малахова.
     В кабинет входит секретарша.
     --  Вам  просили  передать из  криминалистической лаборатории,  --  она
протягивает Саковину запечатанный конверт.
     --  Спасибо. -- Он достает из конверта исписанный  лист. -- Вот видите,
Пал  Палыч,  по  предварительному заключению, анализ  почерка  показал,  что
перевод  послан  действительно  Малаховым.  В свете  этого  очень  неприятно
выглядит ваше  сегодняшнее го­лословное заявление, что Малахов непричастен к
хищению. Хотя вагоны с грузом исчезли именно в его дежурство.
     Еще  один ушат холодной воды на голову Пал Палыча. Но пока выдержка  не
оставляет его.
     --  Надеюсь,  у  вас  все-таки другая версия  происшедшего,  --  твердо
говорит он.
     Саковин убирает заключение в папку, папку кладет в сейф, возвращается к
столу и лишь после этого отвечает:
     --  Конечно, есть. Альтернативная версия,  например,  такова: проведена
акция  с  целью вас дискредитировать и убрать из дела. -- Тон его становится
менее официальным.
     -- Так... А зачем? Я  же не веду на базе следствия, Евгений Николаевич.
Я  не человек, от  которого  все зависит!  Только один  из проверяющих.  Ну,
придет  другой... Должен  сказать,  провокация  довольно  бессмысленная. Или
имеет другую цель.
     -- Все противоречия мы видим и учитываем. Они влияют на нашу позицию.
     -- А уж что касается Томина...
     -- Да будет вам вступаться друг за  друга! --  с чуть  заметной улыбкой
перебивает  Саковин. --  Не занимайте  против  меня  кру­говую оборону.  Над
альтернативной версией нам работать вместе.
     -- В подобной ситуации мои права... -- начинает Пал Палыч.
     --  Остаются  прежними,  --  доканчивает  Саковин.  --  Вас  решено  не
отстранять.
     -- Спасибо за доверие, -- сухо вставляет Пал Палыч.
     --  Но отсюда не  следует, что  можно даже  вот столько успо­каиваться.
Дело очень серьезно. Если вас переиграют, Пал Па­лыч...

     * * *

     Кибрит, глядя  в зеркальце, пудрит  нос,  поправляет  прическу.  Звонит
телефон.
     -- Слушаю...  Доброе утро,  Шурик... Конечно, надо обсудить  на  свежую
голову,  вчера были  сплошные эмоции.  Приду, только  позже.  Есть маленькая
идея, -- она кладет трубку, щелкает пудре­ницей, решительно встает.
     В кабинете Саковин встречает ее радушно.
     -- Знаешь,  был  почти  уверен,  что ты явишься, --  говорит  он  после
приветствий.
     -- А то нет!
     --  Да, уж раз ЗнаТоКи под обстрелом... Ну, садись, садись,  все  равно
рад. Как жизнь?
     --  Твоими  молитвами!  --  с  иронией,  за  которой  слышится  уп­рек,
отзывается Кибрит.