ришел.
     Он молчит. Знаменский ждет.
     -- Я пришел кое-что рассказать.
     -- Кое-что или все?
     -- Да уж, наверно, все.
     -- Тогда готов.
     Пал  Палыч  кладет  на  стол  чистый  бланк  протокола  допроса,  берет
авторучку.
     -- Почему я  петлял, вы угадали: Санатюк.  Я его  зову  Сатанюк, больше
соответствует.  Дураком надо  быть, чтобы его  не бояться! Те, между прочим,
тоже  боялись.  Один  говорит:  "Может,  мотанем  от греха?" А второй:  "Ты,
говорит,  соображаешь,  что сам  подума­ет?  Не явимся  --  шкуру  спустит!"
Ругались, тряслись, а ехали...
     -- Адрес вам назвали при посадке?
     -- Вообще  не  назвали. Гони, говорят, на Преображенку, там  покажем. И
крутили потом: направо, налево, вперед, назад...
     -- Путали?
     --  Ну  да.  Им  же  неизвестно,  что  я  там  вырос,  каждый  переулок
наизусть...  Потом остановились  в  тупичке.  "Все, -- говорят, этот  дом  с
балконами". Вылезли и вроде закуривают,  а сами  смотрят, чтобы я отваливал,
потому что дом совсем  не этот. Этот  новост­ройка, а Сатанюк -- в старом...
Вы спросите, как я их засек, если уехал? Так я не уехал, а вертанул за  угол
вокруг  квартала. Меж  двух  корпусов  встал,  а там палатка  такая:  "Прием
стеклотары". Прита­ился за ящиками -- нужный подъезд  как на  ладони. Минуты
через  три -- рысят. Кепочки надвинули  и  прямиком, куда я и ждал. Лестница
застекленная, видно, если наверх подымаются. Они не подымались. А  на первом
этаже,  кроме  Сатанюка, все  нормаль­ные  люди, даже  сомневаться нечего!..
Теперь, значит, почему я за ними пошел и откуда вообще  понял, кто он  есть,
-- этот "сам". Да?
     -- Вы отлично ведете собственный допрос.
     -- Насчет Сатанюка  я понял случайно. "Надо, --  это они говорят,  -- с
нашим  любителем  леденцов  перемолвиться". И вдруг  меня как  обухом!  Варя
как-то  поминала,  что старик все  леденечки сосет, целый день причмокивает.
Ну,  думаю,  судьба!  Вляпался! И,  главное,  Варя меж  нами  --  вроде  как
связывает,  а  тут  я их прямо с дела  к нему  везу. Кто поверит, что  такое
совпадение?
     -- Вы их можете описать?
     -- Который сзади сидел -- не  больно заметный. Рыжеватый, сухой, ростом
с меня, уши топорщатся. А второй -- толстый, мордастый, нос задранный, как у
моськи. Глаза круглые, бровей  почти нет. С виду  добродушный, сидит-пыхтит,
шею скребет, словно год не мылся.
     -- Как они друг к другу обращались?
     -- Никак. "Ты" да "ты".
     -- Чью-нибудь кличку, фамилию, город -- ничего не упомина­ли?
     -- Нет...
     Входит Томин и Борис Петухов.
     -- Сами или по вызову? -- проницательно спрашивает Томин Кирпичова.
     -- Сам.
     Знаменский протягивает протокол.
     -- Читается  с увлечением, -- удовлетворенно заключает То­мин, пробежав
записи.  -- Приметы-приметы...  Ребята  подготови­ли  кое-какие материалы по
связям Санатюка. Собралась неболь­шая портретная галерея. Попробуем?
     Томин уводит  Кирпичова  со  словами: "Пойдемте, покажу  вам  несколько
персонажей".
     Петухов слегка "под градусом".
     -- Сашка на меня прямо как по компасу вышел. Ловок!
     -- Вы тоже ловки, Борис Афанасьевич.
     -- Все вы мне комплименты...
     -- Это не комплимент. Это обвинение.
     -- Обвинение?.. -- моргает Петухов водянистыми глазами. -- То есть... в
чем же?
     -- Во лжи.
     -- Простите... Пал Палыч, кажется?
     -- Да, Пал Палыч. И, кстати, -- не Сашка, а Александр Николаевич Томин.
По крайней мере в этих стенах.
     -- Не понимаю я, про что речь?
     -- Ох, понимаете, Петухов, преотлично понимаете...
     Трещит телефон. Знаменский с досадой снимает трубку.
     Звонит ему начальник узла связи.
     --  Меня посетил ваш сотрудник, -- говорит он, -- и попросил  проверить
некоторые... Ага, вы в курсе. Так вот я счел нужным сообщить предварительные
данные. Возможно, этого окажется достаточно...
     Пал Палыч  слушает, записывает  столбиком несколько чисел  и складывает
листок пополам.
     -- Вы правы, этого достаточно. Огромное спасибо!
     Курит Пал Палыч мало -- с усталости иногда или, как сейчас, чтобы унять
возбуждение.  До  чего же кстати пришлись "предва­рительные данные"  из узла
связи!
     --  Как  родители,  Борис  Афанасьевич?  --  любезно  обращается  он  к
Петухову.
     -- Слава богу, оживают!
     -- Придется их допрашивать в ближайшие дни.
     -- Я подготовил, -- вздыхает Борис.
     -- Догадываюсь. А искового заявления, часом, не написали?
     -- Вообще-то,  написал. Не знаю,  все  ли  по  форме...  -- Он  достает
заявление.
     Знаменский кладет его на стол между собой и Борисом.
     -- Даже так... -- усмехается он.
     Борис беспокойно ерзает.
     -- Будем подшивать в дело? Смотрите, подшить недолго. Когда нас прервал
телефонный звонок, мы беседовали о лжи.
     -- Да,  что-то  странное... Вероятно,  вы  истолковали  в  каком-нибудь
смысле, какую-нибудь фразу...
     --  Хотите,  чтобы  я  назвал вещи своими именами?  Прозвучит  довольно
грубо.
     -- До чего вы ко мне  переменились, -- в смятении бормочет  Петухов. --
Вот хоть заявление -- то сами велели, а сейчас...
     Петухов  тоже  хватается за  сигарету,  выкуривает в несколько затяжек,
комкает заявление и сует в карман.
     -- И что же теперь будет? -- едва слышно спрашивает он.
     -- Надеюсь, вполне банально: преступники будут задержаны и изобличены.
     -- Что... уже на след напали?
     --  До  чего на  вас похоже!  То  строчите  филькину грамоту -- авось у
грабителей что  обнаружат и отдадут вам. То рады, чтобы их не  поймали, лишь
бы избежать огласки. Да, напали на след.
     -- И на суде все выплывет?..
     Он вздрагивает от скрипа двери: возвращаются Томин с Кирпичовым.
     --  Что  посеешь,  то  и  пожнешь,  Борис Афанасьевич.  Ложь дает  злые
всходы... Извините, должен закончить допрос.
     Поняв,  что  ему   предлагают  уйти,  Борис   поднимается,   медлит   в
нерешительности, потом бредет к выходу.
     -- Ну, Саша!
     --  Один  есть!  --  словно  козырную  карту,  Томин  шлепает  на  стол
фотографию.
     -- Который сзади сидел, -- говорит Кирпичов.
     Знаменский жестом предлагает ему  стул и тихо разговаривает с Томиным в
стороне.
     -- Кличут просто и скромно: Николай Петров, -- сообщает Томин. -- Около
года как из заключения, прописан в Туле.
     -- Чем славен?
     --  Квартирные  кражи.  Сейчас наши звонят  в  Тулу.  А  что это  Борис
поплелся на ватных ногах?
     -- Отдельный разговор, -- Знаменский подсаживается к столу. -- Давайте,
Кирпичов, еще раз,  но  уже подряд и  с  самого  начала. Тут всякое  лыко  в
строку.
     Кирпичов собирается с мыслями:
     --  Ну, значит,  получил я  заказ.  Пришло время  подавать, свя­зался с
диспетчером,  она  отвечает:  "Не  могу   дозвониться  пасса­жирам,  занято.
Пожалуйста,  говорит,  поезжайте  так,  люди  ста­рые,  очень   просили   не
подводить..."  Я  считаю, те двое  нарочно  трубку сняли,  чтобы трезвон  не
мешал. Ну,  значит,  являюсь. Около  дома никто не  ждет. Пошел  в квартиру.
Звоню  раз,  звоню  второй -- не  открывают. Наверно,  думаю  за музыкой  не
слышат. Постучал  кулаком.  Стою. И  чудится, кто-то по ту сторону  есть, но
молчит  себе, посапывает... Эх, тянуло меня от той двери прочь! Уйти бы -- и
порядок.
     -- Когда они наконец отозвались, Артем Степанович?
     -- Когда  я про такси  сказал.  Сообразили,  что  человек посторон­ний,
хозяев не знает, можно голос подать. "Не кричи, говорят, шеф. Сейчас решим".
"Гур-гур, -- по-тихому, а потом мне. -- Валяй в машину,  спускаемся". Видно,
все главное они уже... обтяпали.
     -- Вы с ними по пути разговаривали?
     --  Вначале немного  пособачился.  "Гони  на  Преображенку".  А у  меня
спаренный  заказ: "Петуховых  доставить  на  Арбат  и рядом,  со Смоленской,
забрать следующих пассажиров. На Преображен­ку, говорю, не с руки. Задний на
дыбы: "А ну, трогай!" -- и обложил, конечно. Вот, говорю, история! А обещали
тихих  ста­ричков.   Тут  толстый  ухмыльнулся:  "Приболели,  говорит,  наши
старички,  пусть  полежат".  Погано так сказал...  Короче,  едем, и зло меня
берет.  Везу блатных  лбов, времени в  обрез, заказ на Смолен­ской  горит. И
подпер момент -- понял, что дело не чисто.
     -- Почему поняли?
     --  Не  знаю.  Что  помню  --  все ваше. Сочинять мне  теперь...  -- он
разводит руками.
     --  Хорошо.  Поняли,  смекнули,  уловили.  Важно, что  уловили  правду.
Дальше?
     --  Дальше  махнул  на  красный  свет.  Жду  свистка  --  свистка  нет.
Проворонил  начальник.  Превышаю  скорость  --  опять  ничего.   Качусь  как
заколдованный.
     Томин хмыкает.
     -- Знаю, что  непохоже. Но  так.  Попробовал сунуться под знак, который
недавно повесили...
     -- Вы хотели, чтобы вас задержали?
     -- Ну да. Выложу свои сомнения, пусть решают. А толстый вдруг уставился
на меня: "Чего ты, говорит, шеф, вытворяешь? Так  недолго прав лишиться!"  И
все  мои нарушения перечел по пальцам. Выходит, между собой перебранивались,
а  тем  временем  все  до тонкости  замечал.  Шофер он! Простой  пассажир не
заме­тит.
     -- Отлично, Кирпичов! -- оживляется Пал Палыч. -- Это пригодится!
     -- А в чем заключалась суть перебранки! Можете дословно?
     -- Суть -- этажей побольше.
     -- Не бывает чистого мата без примеси информации! -- воскли­цает Томин.
     Кирпичов прикрывает глаза, стараясь вспомнить.
     -- Пожалуй, разбирались, кто виноват: они или сам.
     -- В чем виноват?
     -- Похоже, не все там вышло, как Сатанюк велел... но не ручаюсь...
     -- А что же? Что не вышло?
     -- Потом, Саша, -- останавливает Пал Палыч. --  Я знаю. Так, полагаете,
шофер? Собственник?
     --  Скорей -- профессионал. Выражения некоторые... не  люби­тельские, в
общем...
     -- Продолжайте, пожалуйста.
     -- Да, кажется, все.
     -- Нет-нет, Кирпичов,  не  ставьте точку!  -- вскидывается  То­мин.  --
Что-нибудь еще да промелькнуло!
     Знаменский поддерживает:
     --  Например,  слова,  которые  вас напугали:  "Надо  перемолвить­ся  с
любителем леденцов". Они же шли в определенном контек­сте?
     -- Да, верно... погодите... о чем  же перемолвиться?.. Сейчас  попробую
по  порядку.  Значит,  стал  я звонить  в  "Букет", чтобы  отдать  заказ  на
Смоленской -- не успевал уже. А  кнопку  вызова заело  -- то контачит, то не
контачит.  Толстый  спрашивает: "Что,  шеф,  будешь  делать,  если  механика
откажет?"  Кнопку,  говорю,  и  сам  починю. "Ну,  а  если,  говорит, трубку
разобьешь, тогда  обязан на ремонт ехать?" В общем, начал чего-то рассуждать
про нашу работу...
     --  А  что  вы  ответили на  вопрос о  трубке?  -- повинуясь  какому-то
импульсу, любопытствует Пал Палыч.
     --  Что,  мол,  смотря  по обстоятельствам.  Могу  и  без  рации  смену
доработать,  главное  --  план... Да,  так вот где-то  здесь  они Сатанюка и
помянули. Я только кончил с "Букетом" -- дозвонился  все-таки --  и как  раз
слышу: "Надо на этот счет с любителем леденцов перемолвиться,  идейка ничего
себе". Но какая идейка -- прослу­шал...

     * * *

     Допрос  Кирпичова окончен.  Знаменский  и  Томин  выжали  из  него  все
"досуха".
     С  полчаса  назад  "шестым  чувством" ощутив перелом в  деле, к друзьям
присоединилась Кибрит.
     Кирпичов собирается уходить. Он  выговорился -- и поник, осунулся, руки
мнут кепку.
     --  Напрасно  вы  так  тревожитесь,  --  успокаивает Томин. -- Ведь они
понятия не имеют, что вы  их подозреваете, что видели, куда они пошли. Разве
нет?
     -- Если черепушка варит, то  нет...  Ошибку я  допустил. Сунули рубль с
мелочью. Я их -- в карман, будто  так и надо. Одно было на уме --  успеть их
выследить.  Но  они-то  могут  сообразить:  недопла­тили  шоферу  шестьдесят
копеек,  а  он  смолчал,  -- что  за  притча!..  Боюсь,  обойдутся  мне  эти
шестьдесят копеек...
     -- Мы будем спешить, Артем Степанович, -- обещает Знамен­ский.
     Кирпичов  обводит всех  взглядом  и уходит,  сутулясь. Некоторое  время
друзья молчат.
     -- И все-таки есть в его показаниях... -- произносит Томин.
     -- Знаю,  что  тебя смущает.  Хорошо,  что  Зина  забежала,  помоз­гуем
вместе.  Вводится  новое  условие задачи: у  Петуховых ожида­емых  тысяч  не
нашли...
     -- Нет?
     -- Нет. Их и не было.
     -- Вообще не было?!
     -- Да, Зиночка, вообще. Потому Кирпичову и недодали шесть­десят копеек.
Вы  заметили,  что в  юридических  документах  не  встречается  формулировка
"общеизвестно".  Пишется иначе: "По  делу установлено".  А по делу Петуховых
существование денег не было установлено. О них было "известно"!
     -- Паша... наверняка?
     -- Абсолютно. Петухов тут уже корчился.  Вот подтверждение -- звонили с
почты насчет знаменитых переводов. Полюбуйся.
     -- Ну и ну... -- поражается Томин. -- Стыдобушка!
     Кибрит берет у него листок, читает вслух:
     -- Двадцать рублей, пятнадцать, двадцать пять...
     -- Угу. Любимым родителям на мороженое.
     --  Удивляюсь,  Саша, как  ты их  не  раскусил!  Все  поддались гипнозу
"общеизвестного". Не живи ты в том же  доме,  я над  каждым бы словом ставил
вопросительный  знак.  А так  принял на веру миф  о  деньгах,  о  машине,  о
Петухове, большом  полярном начальнике. Хабаров мне утром расчудесно  описал
тамошнее   житье-бытье  Бориса   Афанасьевича.  Мелкая  сошка,   к  тому  же
неудачливый картежник.
     Кибрит крутит на тонком пальце обручальное кольцо.
     -- Эта парочка -- толстый и рыжеватый -- с пустыми руками. Вы охотились
на сытых волков, когда надо охотиться на голодных. А голодные  волки -- что,
Шурик?..
     --  Рыщут  за добычей,  моя  радость.  И  хотя, конечно, я  болван,  но
ловить-то их мне!
     Звонит внутренний телефон.
     -- Да?.. Здесь. -- Знаменский передает трубку Томину.
     Тот слушает короткое донесение.
     --  Подтвердилось: Николай  Петров две недели  назад покинул  Тулу,  --
сообщает он.
     -- Кто это -- Петров? -- спрашивает Кибрит.
     -- Один из грабителей, Кирпичов опознал его по фотографии. Но о  втором
сведений с мизинец. Вероятно, шофер. Круглоли­цый, курносый. Глаза навыкате,
склонен к одышке...
     --  Странный интерес  к  радиотелефону,  -- добавляет  Знаменс­кий.  --
Пустобрех или с прицелом?
     --  Какой  же прицел, Пал Палыч,  -- недоумевает Кибрит.  --  На  волне
"Букета" сообщать друг другу о злодейский замыслах?
     -- Помолчите-ка немножко. -- Томин уходит в себя и повторя­ет медленно,
как  заклинание. --  Лет сорока пяти, толстый,  призе­мистый... смахивает на
мопса...  шофер...  Шофер   лет  сорока  пяти,   лицо   круглое,   курносое,
добродушное... толстый... одышливый... Толстый шофер... Кажется, ты, Зинуля,
утверждала, что мне никогда не изменяет память?
     -- Кажется, да.
     -- Изменила. Что-то  зудит в  голове, а что?.. Толстый шофер... толстый
шофер...
     --  Толстый шофер, похожий  на мопса.  --  Кибрит очень  хочется, чтобы
Томин вспомнил.
     -- Еще раз.
     -- Толстый шофер, похожий на мопса... интерес к радиотелефо­ну.
     -- Погоди  с телефоном. -- Томин обхватывает голову руками и шепчет. --
Толстый... шофер,  похожий...  на мопса...  Интерес к радиотелефону!  --  Он
вдруг  срывается  звонить по внутреннему. -- Степан Ильич, Томин... Спасибо,
помаленьку. Вопрос  такой. Месяца  четыре  назад  нам  передали  материал по
поводу   одного  проходим­ца,   работавшего  под  таксиста...  Да-да,  потом
заглохло. Мне необ­ходимы его приметы... Очень срочно, Степан Ильич! Жду. --
Прикрыв трубку ладонью, он наспех рассказывает. -- Люди зака­зывали  машину,
чтобы ехать на вокзал или в аэропорт. Минут за пятнадцать до срока появлялся
человек и сообщал, что такси попало в аварию, а водитель --  его приятель --
уговорил  подбро­сить  клиентов   на  своей  машине.  Клиенты,  естественно,
рассыпа­лись  в  благодарности,  быстро  грузили  вещи и отбывали. А  следом
являлось заказанное  такси,  целое и  невредимое. -- Его  прерывает голос  в
трубке. -- Да?.. Хорошо, зовите Володю. --  Снова обращается к Знаменскому и
Кибрит.  --  С  пассажирами  наши позже беседовали, номер  машины  никто  не
помнил, но,  по-моему,  говорили, что  не  московский. Расплачивались с этим
ловкачом, накидывая, естественно, "за любезность".
     -- Но как удавалось перехватывать заказы? -- спрашивает Кибрит.
     --  Предполагали  наводчика  среди  таксистов...  Если  тот ловкач  был
толстым  мопсом  и  если  решил  вернуться  к  прежнему  промыс­лу...  Тогда
действительно интерес к радиотелефону...  Алло, Воло­дя? --  встрепенувшись,
кричит Томин. -- Тебе объяснили, в чем... Слушаю... Та-ак... Знакомые черты,
очень рад... А что такое? -- Он долго слушает, мрачнея. -- Понял.
     -- Шурик, он?
     -- Приметы совпадают.
     -- Отчего ж ты скис?
     --  Есть   неприятное   обстоятельство.   Володя  тогда   опросил  всех
пассажиров,  кроме одной пары. Пожилые люди,  которым по  состоянию здоровья
была рекомендована  Прибалтика.  Продали  дом  с  садом  в  Крыму,  в Москве
останавливались  у   дальних  родст­венников.  Ехали  наудачу:  "Осмотримся,
выберем себе тихое мес­течко, обязательно напишем..."
     -- И не написали, -- понимает Знаменский.
     --  Нет.  И на  них подобные случаи  прекратились.  Пара  общи­тельная,
одинокая, денежная... Идеальная пара для исчезнове­ния!
     -- И никакого следа?
     --  Володя  до сих пор ищет,  но неизвестно, улетели  они четыре месяца
назад  или  нет. Стояла  мерзкая  погода, рейсы отменялись,  переносились...
трудно докопаться.
     --  Давайте сядем и подумаем, --  говорит Знаменский. -- Петров из Тулы
воровал, мопс "калымил" за баранкой. Потом был пе­рейден роковой рубеж: если
не в истории  с  крымской парой,  то в квартире Петуховых. Теперь "калымить"
уже не тянет.  Сделана ставка на большой куш. Шесть дней назад куш сорвался.
Шесть дней они на свободе, первый страх  схлынул, а  обманутый  аппетит пуще
разгорелся. Что им предпринять?
     -- Угнать такси с рацией. Перехватить несколько выгодных пассажиров. Из
них выбрать такого, которого можно посадить и не довезти.
     -- Сколько у них будет безопасного времени, Саша?
     -- До конца  смены никто всерьез не хватится. Плюс часа два-три верных:
машине  случается  застрять  вне  зоны  слышимости  или  еще  что-нибудь.  А
переставят номер -- могут кататься и дольше.
     -- Только, Саша, не поддаться бы единственной версии.
     -- Все прочие меры остаются в силе. А этой версией я займусь сам.

     * * *

     Зал диспетчерской такси.
     Тот же напряженный ритм, то же ощущение биения пульса  города,  что и в
первый  приход сюда  Томина. Но  на  столе у  старшей прибавилось динамиков.
Когда они включены, слышны перего­воры диспетчеров с шоферами.
     Кроме обычной смены "Букета" здесь работает сейчас группа угрозыска.
     Старшая говорит в микрофон, читая по бумажке:
     --  "Букет" вызывает  всех водителей  на линии:  "Букет" вызыва­ет всех
водителей  на  линии.  Товарищи,  управление  городского  хозяйства проводит
статистический учет  перевозок,  производимых  радиофицированными  машинами.
Убедительная  просьба сообщать  в  диспетчерскую  дальность поездок, а также
количество  пассажиров  и  наличие багажа.  Водители,  временно  не  имеющие
заказов,  должны  при каждой посадке  извещать  нас о предстоя­щем маршруте.
Данному  мероприятию придается  важное значе­ние... -- и кончает "от  себя",
домашним голосом: -- Вы уж отнеси­тесь серьезно и не подводите.
     Она выключает микрофон, поднимает глаза на Томина.
     -- Периодически повторяйте, -- говорит он.
     -- Александр  Николаевич,  но если они  попытаются  захватить машину...
шофер может пострадать?
     -- Может, Галина Сергеевна.
     --  Ужасно!.. Одного из наших покалечили, до  сих  пор  в  больни­це. И
взяли-то  неполную  выручку...  Александр  Николаевич,  а  нельзя  водителям
объяснить, описать приметы?
     -- Никак