Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
ущерб работе -- это за ним знали. Но в нем не предполагали злоупотреблений.
Знаменский мог инстинктивно не любить человека с идеальным пробором,
делавшего доклады с министерской трибуны, но не ставил под сомнение его
честность. И спустя десять лет как личный позор переживал его арест).
-- Доброе утро, Пал Палыч!
Жирный плюс. С ним хоть в пекло.
А вот этот бр-р-р. Оттопыренные уши растягивают и без того широкое
лицо. Весь плоский и тяжелый, как надгробная плита. Ходит только по прямым
линиям. Портфель огромный, полупустой, похож на хозяина и на стуле
переламывается пополам, будто тоже сидит. Не знаю толком почему, но он --
бесспорный минус.
Ба, еще один выскочил из лифта, да какой!
-- Здорово, Знаменский! -- с бодрой улыбочкой.
Молча козырнем. Чтоб этого Левашова! Про него-то уж известно, почему
минус. Это на него ссылался Рябинкин, вторично требуя выкуп с жен Дринка и
Финка. Когда жены заложили Рябинкина, то и Левашова взяли за шиворот.
Да, сказал Левашов, я приезжал к нему на работу в форме (что для
сотрудника розыска далеко не обязательно) и возил его на опознание, он
подходил по приметам, да оказался не тот. И все, с концами. Особая
инспекция не сумела обосновать обвинение. Путаная, конечно, история, можно
толковать двояко. Но Знаменский с Томиным считали, что подыграл Левашов
мошеннику, подыграл, сволочуга, поделили они куш.
Поганая встреча. А кабинет уже близко. И схитрил Пал Палыч, прошел по
коридору до буфета, пообщался направо-налево, запасся сигаретами и --
главное -- шестью лишними плюсами. Уже жить легче.
В кабинете он дернул вбок шторы, распахнул окно, впуская остатки ночной
свежести пополам с утренней гарью, отпер ящики стола. На листке календаря
крупнее остальных записей значилось: "Бр. Никишины".
Пришел Томин. Вчера весь день провел в мышиной возне.
Собирал сведения об Иване Тираспольском, укатившем в дальние края.
Сведений не набежало -- одни мнения. Противоречивые. Мать Серова сказала:
"Да при чем тут Ваня-то, господь с вами!"
Беседовал на лавочке со старухой Ивановой из десятой квартиры,
убежденной долгожительницей.
Встречался с десятками приличных, полуприличных и вовсе непотребных
личностей, проверяя алиби "плотвичек".
Раздобыл фотографии Светланы Степанченко и возил показывать приятелям
Серова.
Итогом всего было несколько лаконичных фраз:
-- Человек, угрожавший Серову за какую-то Светку, в командировке на три
дня. В отношении Светланы Степанченко предположения отпали. Со старухой
Ивановой можешь не встречаться. Никишиных в доме не больно жалуют -- за злой
язык. Живут замкнуто, друзей мало... Я их сейчас видел внизу в очереди за
пропусками.
-- Нервничают?
-- Нисколько. Пялят глаза на какую-то блондинку. Ну, пока.
Зины в лаборатории не было, Знаменский попросил передать, что ждет ее
срочно. Только положил трубку, как пожаловали Никишины.
Оба откровенно осматривались, и Знаменский увидел с их точки зрения
окружающее -- все, что давней перестал замечать. Убогий концелярский стол.
Серенькая с пластмассовым колпачком-абажуром лампа. Древний кожаный диван.
Сейф облупленный, зато, между прочим, "симменсовский". На стене портрет
Дзержинского с инвентарной бляшкой на рамке. А чего они ждали -- что у меня
обставлено гостиным гарнитуром? Пепельница безобразная, согласен. У всех
такие -- пластмассовые. Хрустальные и металлические запрещены -- чтобы
кто-нибудь на допросе, осердясь, не использовал в качестве тяжелого
предмета.
-- Чем можем быть полезны компетентным органам? -- спросил Игнат,
закинув ногу на ногу.
-- Меня зовут Пал Палыч.
-- Очень приятно.
-- Трудность в том, что... вы не расположены со мной разговаривать,
верно?
Афоня, сбитый дружеским тоном следователя, покосился на брата.
-- Нет, ну если действительно нужно...
-- Ручаюсь.
-- Спрашивайте, -- нехотя процедил Игнат.
-- Начнем с Серова. Что он был за человек? Умный?
-- Ума большого не наблюдалось.
-- Азартный?
-- Это да.
-- Добрый или жадный?
Ответил Афоня:
-- Такой, знаете, рубаха-парень. И заводной -- с полоборота.
-- В игре не ловчил?
-- Нет, он вообще был "за правду".
-- А ваш сосед играл в домино?
-- Степанченко? -- удивился Афоня. -- Что вы, он очень занят -- с женой
ругается.
-- На какой почве?
Брезгливо вмешался Игнат:
-- Слушайте, ну почему мы должны копаться в их грязном белье ради
вашего любопытства?
Знаменский помолчал. Не то чтобы он проверял Томина, но если Светлана
Степанченко и отпадает, ее муж остается жильцом квартиры номер десять.
-- Для любопытства я выбрал бы что-нибудь более занимательное, чем
семейные скандалы. -- Он обратился к Афоне: -- Сосед вам несимпатичен.
Почему?
-- Нудный тип.
-- А что значит, по-вашему, нудный тип?
-- Нет кругозора, одно мировоззрение. Утром что прочтет в газете --
вечером на кухне жене рассказывает, а она картошку жарит.
-- А как вам представляется интересный человек? -- старался Знаменский
разговорить ребят.
-- Социологический опрос? -- хмыкнул Афоня. -- Пожалуйста. Нестандартно
мыслит. Нестандартно выражается. Жизнь его бьет, крутит, а он не
обкатывается. Понимаете? Человек с крепкими зубами. Не травоядный.
-- Так... Но вернемся к соседу. Кто он по профессии?
-- То ли физик, то ли химик.
-- То есть вы судите человека по тому, насколько он красно говорит. И
не интересуетесь, что он делает.
Игнат взвился, раздраженный больше болтливостью брата, чем добродушной,
в общем-то, сентенцией Знаменского.
-- Нас пригласили для воспитательной беседы?
-- Нет. Скажите, Афанасий, Степанченко был знаком с Серовым?
-- Вроде нет. Откуда?
-- Насколько я знаю, Степанченки тоже вызваны повесткой. Вот и
расспросите их сами. Получите редкое удовольствие!
Сам не хочет разговаривать и младшему рот затыкает. Нагнать, что ли,
строгости? Пожалуй, хуже заартачатся. Не боятся они учреждения, где
находятся, не следователя. Это ему нравилось, но в жанре пикировки немногого
добьешься для дела.
-- Игнат, вы не допускаете мысли, что я задаю свои вопросы с какой-то
разумной целью? Что у меня есть основания задать их именно вам?
-- А что вы за нас взялись? Подозреваете?
-- Афанасию это бы наверняка польстило, -- усмехнулся Знаменский. -- Но
должен его разочаровать. Я допрашиваю ежедневно многих людей.
Почитая себя задетым, Афоня выдал детскую колкость:
-- По принципу "как поймать льва в пустыне". Ловите десять и девять
отпускаете?
-- А вы -- поклонник инспектора Варнике? Пришел, увидел, догадался? Это
хорошо на картинке, там все нарисовано.
Приоткрылась дверь, впустив невидимую для Никишиных Зину.
-- Кроме Варнике, был еще Шерлок Холмс!
Игнат прищурился:
-- Нашел кого вспоминать! Это надо напрягать извилины.
-- Слабовато, Игнат. По первой встрече, вы казались острей.
-- Как футболисты -- уверенней играют на своем поле, -- произнесла за
спиной братьев Зина.
Те привскочили поздороваться. Пал Палыч отошел к окну, как бы
освобождая арену.
-- Кстати, о Шерлоке Холмсе, -- принялась она нарабатывать авторитет.
-- В наши дни Холмс выглядит скромным любителем. Рядовой криминалист
проделывает штуки, которые великому сыщику и во сне не снились!
-- Рядовых криминалистов нам Серов изображал, -- сказал Игнат. --
"Колись" и "давай связи" -- вся методика.
Ну, сейчас ты получишь сдачи -- развеселился Пал Палыч. Кому бросил
вызов! Зиночке Кибрит с ее двумя высшими (юрист и биолог), с энергией и
сосредоточенным умом, которых хватило бы на троих мужчин, и с женской
обидчивостью за любимую науку!
Она не скрывала, что задета за живое, из-под ресниц посверкивали острые
золотые лучики. Позицию Никишиных она охарактеризовала как подростковое
недомыслие, шутки назвала бездарными, их поведение -- парной клоунадой и
так далее, все это с воинственным напором и в бурном темпе. Пал Палыч прямо
залюбовался.
Потом Зина уселась на край стола и все еще сердито начала излагать
историю, успевшую войти на Петровке в легенду.
Историю о том, как к Пал Палычу случайно попал в подследственные
беспаспортный бродяга, как Пал Палыч шестым-седьмым чувством распознал
крупную и притом загадочную фигуру, но не имел и ниоткуда не мог получить
маломальских доказательств. Какие она, Кибрит, и ее коллеги проделали
головокружительные исследования, и чем все кончилось.
-- Словом, -- заключила Зина, -- у Пал Палыча есть благодарность от
Комитета госбезопасности! -- и она победно зыркнула в его сторону.
Афоня был увлечен.
-- А еще какие, например, экспертизы?
-- Например, по отпечатку одного-единственного пальца я могу определить
возраст. Или вот есть письмо. На марке, как правило, следы слюны. По слюне
устанавливается группа крови того, кто наклеил марку. Неплохо? Если у
человека определенная болезнь, то несколько капель его крови -- почти как
паспорт!
-- И как это вам? -- спросил Игнат. -- Возня с трупами. С кровью. С
чужой слюной. С души не воротит?
Зина коротко задумалась.
-- Иногда случается, Игнат... но проходит.
-- Скажите, -- округлил глаза Афоня, -- а почему он оставил нож, тот,
кто дядю Лешу? Ведь это улика.
-- Если б вытащил, из раны брызнула бы кровь, попала ему на одежду.
Тоже улика.
-- Хитер! Знаете, кого бы я пощупал -- нашу бабку Иванову! В свои
восемьдесят в спортлото играет. И по собственной системе. Если дядя Леша ее
систему выведал, она свободно могла его пришить!
Пал Палыч счел, что настал подходящий момент.
-- Ладно, шутки в сторону. Серов был ранен, когда шел в вашу квартиру.
-- В нашу?!
-- Да, в вашу. Зачем? Что ему было нужно?
-- Понятия не имею, -- недоумевал Афоня.
-- Игнат, у вас с Серовым были общие дела?
-- Никаких.
-- Может, он хотел что-то вам сообщить?
-- Да он за час до того видел нас на футболе! -- воскликнул Афоня.
-- Подходил? -- быстро спросил Знаменский. -- Вы разговаривали?
-- Нет, но мог бы, если ему надо. А он рукой помахал и все.
-- Так... Тираспольский -- вам знаком такой? Из одного дома с Серовым,
владелец кофейного "Москвича".
-- А, видали.
-- Ничего о нем не слышали?
Игнат отрицательно покачал головой.
-- Серову было известно, где вы живете? Подъезд, квартира?
-- Возможно. Я вот знаю, где он жил, хотя мы у него не были.
-- Смотрите, что получается, -- Пал Палыч сцепил руки и наблюдал за
Никишиными; те слушали внимательно и наконец-то серьезно. -- Серов видит
вас на футболе, но не делает попытки поговорить. Потом в воротах встречается
с Тираспольским и сообщает, что намерен забежать в десятую квартиру. Спустя
полчаса его находят раненным в подъезде. В этом подъезде есть десятая
квартира, и единственные знакомые Серову люди -- достоверно знакомые -- вы.
Зачем он к вам шел? Может быть, какая-то мелочь, которой вы не придаете
значения? Подумайте, ребята, это очень важно!
-- Нет, честно, не могу сообразить. Ты как, Игнат?
-- Незачем ему к нам идти.
Пустой номер. Чтоб этого Левашова, сработал-таки минус!
-- Что ж, давайте прощаться... Хорошо быть инспектором Варнике.
-- И это говорит современный Шерлок Холмс! -- снова поддел Игнат,
поднимаясь.
-- Что не доказано! -- присоединился Афоня.
-- Пал Палыч, придется проявить проницательность, -- распорядилась
Зина.
-- Ну, попробую, -- он изобразил глубокомыслие. -- Судя по следам
краски на ногте указательного пальца правой руки, вы художник. Особенности
произношения изобличают в вас коренного жителя юго-западной части Москвы.
Интуиция подсказывает, что вам нравятся блондинки.
Афоня фыркнул.
-- Теперь займемся вашим галстуком. Такие выпускаются недавно. Но вот
расцветка... Как считаешь? -- справился он у Зины.
-- Не восторг.
-- Да, человек с художественным вкусом такого не купит. Вы не сами его
покупали. Скорей всего, подарок. -- По реакции братьев понял, что попал в
точку. -- Недавно вы были в этом галстуке в гостях или в ресторане. Дома
вряд ли сидите за столом в галстуке, а на нем свежее жирное пятнышко. --
Знаменский посерьезнел, посмотрел Игнату в глаза, сказал по наитию: -- Я
хотел бы еще добавить, что у вас, по-видимому, есть близкий знакомый...
вероятно, гораздо старше. Я слышу отзвуки чужих мыслей, чужой озлобленности.
Вы поддаетесь опасному влиянию.
Оставшись один, Знаменский позвонил в больницу. Там уже знали голос
следователя, можно было не представляться. "Без особых изменений". То есть
плохо.
x x x
В несколько дней запылилась, потускнела городская весна.
У Афони начались экзамены. Готовиться не хотелось, но тройки были бы
непереносимы для самолюбия. Пока выручали способности и память, но впереди
грозно маячила физика. Что будет после экзаменов, Афоня не думал.
Игнат яростно работал над дипломом и тоже отгораживался от будущего,
наводившего тоскливый озноб.
Нагретая солнцем комната приятно пахла красками и противно засаленным
паркетом и прочей нечистотой их сиротски-холостяцкого быта.
Сергей Филиппович нагрянул к вечеру, зная, как Игнат дорожит светлыми
часами дня. Был он нагружен свертками, из кармана торчало длинное импортное
горлышко в серебряной фольге.
Начали освобождать стол от рисунков и учебников. Игнат бормотал, что
ему уже неловко, Сергей Филиппович отмахивался -- "совершенные глупости".
Афоня побежал на кухню мыть грязные тарелки. Нарезали батон, развернули
принесенную снедь. Заскрипели стульями.
-- Что, меньшой, текут слюнки-то? -- подмигнул Сергей Филиппович.
-- Еще как! Игнату должны были сегодня заказ оплатить, и вдруг
какой-то там визы в бухгалтерии нет. Ну не скоты? Теперь только через две
недели. Собирались уже к теткам.
У теток они ужинали в самой крайности, едва выдерживая родственное
сочувствие и нотации.
-- Эх, Афоня! -- Сергей Филиппович откупорил чмокнувшую бутылку. --
Человек одному себе друг, товарищ и брат. Приготовились? Прошу минуту
молчания.
Жестом фокусника он достал бумажник, из него десять радужных
десятирублевок. С шиком разложил их на столе.
-- Таланту от поклонников.
-- Неужели гравюры проданы?!
-- Да, есть еще меценаты, Игнаша. Нашел ценителя. С дальним прицелом,
верит в твою судьбу.
Афоня впервые видел столько денег.
-- Ура! -- заорал он и, плеща вином, стал раз за разом чокаться с
братом и Сергеем Филипповичем.
-- Начало положено. Теперь легче пойдет. С распределением твоим
покончено! Проживешь. Давайте за это, пока не выдохлось.
У Игната гудело в голове. Вот он рубеж, рубикон. Довериться старику?
Может, тут будущее? Он считал себя самым одаренным выпускником училища. Но
что от того меняется! В Москве останутся бездари, у которых связи. Они
зацепятся, получат что-то хлебное, а то и перспективное. Ему же уготовано
место учителя рисования. Шумная жестокая орда детей и грошовая помесячная
плата.
-- Все-таки немножко страшно: спрыгнуть, а все поедут дальше, --
пробормотал он.
-- Пусть себе едут! Какая радость лезть в общую кучу? Ведь войдешь, как
водится, с задней площадки и всю жизнь будешь проталкиваться. Впереди, как
говорится, совсем свободно. А как пролезешь -- что?
-- Пора сходить, -- догадался Афоня.
-- То-то и оно! Пожалуйте бриться, приехали. Нет, ребята, давайте за
то, чтобы у нашего Игната была судьба не как у всех. Чтобы в нем
осуществились и мои загубленные когда-то мечты!
-- Сергей Филиппович, а кто он -- покупатель?
-- Желаешь напрямую связаться? Лишить меня комиссионных?
Игнат улыбнулся, не веря в комиссионные, но разочарованный скрытностью
старика: хотелось услышать, что именно сказал меценат, какая гравюра ему
особенно понравилась. Хотелось хоть туманно поиграть в будущую жизнь.
Чего-то старик недоговаривал, ссылаясь на боязнь сглазить, спугнуть удачу.
Однажды сказал внушительно: все будет зависеть от тебя. Но в каком смысле
будет зависеть, не объяснил, сменил тему.
Вот и сейчас, отвлекая Игната, повел рукой, словно лаская воздух над
деньгами.
-- До чего новенькие, -- умилился Афоня, запивая чаем бутерброд.
-- Затертых не терплю, -- Сергей Филиппович взял купюру и засмотрелся.
-- Красивы, чертовки! Как подумаешь, так ведь это мистика. Берется бумага,
на ней делается специальный рисунок. И вдруг начинается колдовство. Это уже
не бумага. Это любая вещь. Любое желание. Свобода. Покоренное
пространство... Только рисунок должен быть очень точным. Не хватит одной
крошечной завитушки -- вроде какая разница. А уже все. Уже колдовство
разрушается. И бумага -- только бумага. Но если все на месте -- посмотрите,
какие переливы, какие тонкие волшебные узоры, какие строгие линии!..
Оказывается, его лицо может быть вдохновенным, почти красивым.
-- Поэма, -- сказал Игнат и свел на шутку: -- Для гознаковской
многотиражки.
-- Сергей Филиппович, а вы опасный человек! -- Афоня переглянулся с
братом, оба засмеялись, вспомнив следователя.
-- Хозяин, где твой сейф? Прибрать, пока не залили вином. -- Старик
потянулся положить деньги на полку, заметил там повестку, повертел, читая и
разглядывая. -- Повестка... Вот -- другой рисунок и совсем другие чувства.
Зачем вызывали?
-- Да помните, у нас в подъезде...
-- А-а... на похороны не ходили?
-- Пока жив.
-- Нож совсем рядом с сердцем прошел.
-- Не повезло... -- медленно произнес Сергей Филиппович.
-- И еще он, когда упал, головой приложился. Да так, что, говорят,
кость треснула и осколок в мозг вошел, -- с удовольствием излагал
подробности Афоня.
-- Да? И все без сознания? А вас-то что таскают?
-- Трясут подряд без разбора.
-- Работнички!
Неожиданно для старика Афоня возразил:
-- Нет, они кое-что могут. Рассказывали про такие экспертизы --
обалдеть!
-- Да ну? Развлеки.
Афоня развлек бродягой-шпионом. Сергей Филиппович нашел историю
недостоверной: смахивает на брехню. Афоня заспорил, отстаивая правдивость
Кибрит, Игнат поддержал брата. Сергей Филиппович засмеялся хитро:
-- Молоденькая?
-- Да не важно, просто не такая, чтоб сочинять! -- горячился
захмелевший Афоня. -- Вы послушайте, по слюне можно узнать группу крови.
Сплюнешь дуриком, а там про тебя уже кое-что знают!
-- Теперь и не плюнь? -- подначил Сергей Филиппович.
-- Ага. Потом мы все гадали, почему он нож в спине оставил.
Оказывается, умный. Чтоб из раны не окатило.
-- Конечно, умный. Еще что-нибудь рассказывали... об этом деле?
-- О деле -- нет, вообще. При какой-то болезни, например, кровь
какая-то делается особенная. Прямо, говорят, как удостоверение личности! А
еще здорово -- по отпечаткам пальцев вычисляют, сколько человеку лет!
Сергей Филиппович налил себе одному и выпил без тоста.
-- Что за болезнь, не знаешь?
-- Не помню. Мы же здоровые, нам до лампочки!
-- Как лечить, так их нет, а ловить -- академики! -- он вильнул
глазами, пряча их внезапное полыхание.
x x x
Насту