Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
рассаду звонить -- нету! Всю комнату перерыл, даже мебель двигал... Выходит,
все улики против меня?..
-- Я прерываю допрос, -- говорит Пал Палыч Томину.
Тот протестующе вскидывается, но -- что поделаешь -- подчиняется.
-- Пойдемте, -- кладет Томин руку на опущенное плечо задержанного.
После их ухода Знаменский шагает по кабинету в раздумье.
-- Пал Палыч, ты меня сбил с толку, -- признается Кибрит.
-- Я сам, Зиночка, сбит с толку! Концы с концами не сходятся!
Томин возвращается один.
-- Так и что? -- произносит он с порога.
-- Что-то не так, Саша. Прибило нас течением не к тому берегу.
-- Если можно, без аллегорий.
-- Да ведь сам понимаешь!
-- Нет, не понимаю!
-- Пока он отказывался, я подозревал. А признал, что улики против него,
-- и подозрения мои рассыпались!
-- Ты хочешь зачеркнуть все сделанное? Такой клубок распутали, вагон
работы -- и кошке под хвост?!
-- Да, под хвост! А работа только начинается!
-- Шурик, Пал Палыч! Без драки, пожалуйста!.. Я тоже не понимаю, --
смотрит Кибрит на Знаменского, -- почему "больше не значит лучше"?
-- Даже афоризм припас! -- фыркает Томин.
-- Зина, у тебя за другими делами вылетело из головы. Один был у двери.
Он оставил окурки и перчатку. Но книжку-то нашли на втором этаже! Около
кассы!
-- Однако не обязательно это были разные люди. Допустим, в шайке друг
другу не доверяют. Приемлешь такую смелую мысль?
-- Приемлю.
-- Тот, кто на стреме, нервничает, как бы не утаили от него часть
добычи.
-- Ну?
-- Постоял, покараулил, а потом его по уговору сменили, отпустили
потрошить кассу. Имеете возражения по схеме?
-- Он выкурил три папиросы. Не было времени бегать наверх.
-- Да и стоял, по-моему, спокойно, -- добавляет Кибрит. -- Когда
человек нервничает, он прикуривает одну от другой, бросает, не докурив.
-- Хорошо. Не нравится -- не надо. Выдвигаю новый вариант. Думаете, зря
я спросил про левую перчатку? Говорит, выкинул. Стало быть, ее нет,
заметьте! Найденную перчатку сравнить не с чем. Он признал ее своей, но так
ли это?
-- Соврал? -- непонимающе спрашивает Кибрит.
-- Туго соображаешь, Зинаида. Паша вон смекнул.
-- Чтобы не идти по групповому делу, решил взять все на себя, --
поясняет Пал Палыч. -- В принципе не исключено. Теоретически. Но...
-- Опять "но"?! -- всплескивает руками Томин. -- Будь добра, поделись,
-- обращается он к Кибрит, -- как тебе показался этот гражданин? Он ведь
удостоил тебя особой откровенности!
-- Впечатление неоднозначное. Можно поверить всему, можно половине...
-- Можно ничему, -- договаривает Пал Палыч.
-- Вот! -- удовлетворенно восклицает Томин. -- А то -- "не к тому
берегу"!
-- Этот вопрос отнюдь не решен.
-- Что тебе еще нужно для его решения?!
-- Все о Подкидине. Не знаем мы человека, потому и гадаем. Все о
Подкидине, Саша! -- повторяет Пал Палыч.
x x x
Марат, Сема и Илья прохлаждаются на природе. Появляется запоздавший
Сеня.
-- Слушайте, что расскажу, -- говорит он. -- Подкидина милиция замела!
Сема присвистывает. Илья напуган.
-- Как думаешь, это ничего? -- трепещет он.
-- А ты как думаешь? -- испытующе прищуривается Марат.
-- Не знаю...
-- Может, мы перемудрили? -- спрашивает Сеня.
-- То есть я перемудрил? Иными словами, напортачил?
Сеня молчит, замявшись. Марат внешне хладнокровен, в душе взбешен. В
нем усомнились?!
-- Слушайте. Касается всех. Сема, оставь в покое бутылку. Зачем были
подброшены вещдоки? Отвечайте!
-- Чтобы не искали мотоцикл, -- гудит Сема.
-- Правильно, чтобы отвлеклись на ложные улики. Судя по результатам,
цель достигнута?
-- Да, но... -- мямлит Илья. -- Понимаешь...
-- Понимаю. Ты не ожидал от милицейских особой прыти. Сражен их
успехом. А вот я рад ему. Я учитывал такой поворот. И кого я им предложил в
награду за усердие? Бывшего уголовника. Их любимое блюдо. Пусть едят!
-- А если у него алиби? Свидетели? -- возражает Сеня.
-- Ну и что? Свидетели говорят одно, улики другое. Что, по-твоему,
будет?
-- Нне пойму... Не то сажать, не то отпускать...
-- Вот именно! А в подобных случаях прекращают за недоказанностью.
Кое-что я в этом смыслю!
-- Хорошо бы прекратили... -- неуверенно тянет Илья.
-- Слушай, сирота, ты хочешь без малейшего риска? Тогда надо аккуратно
ходить на службу. Давайте внесем окончательную ясность, -- Марат не меняет
жесткого тона. -- Работать вы не расположены.
-- Естественно, -- буркает Сеня.
-- А наслаждаться жизнью очень расположены.
-- Само собой!
-- Вывод, надеюсь, понятен?.. До меня вы прозябали, промышляли по
мелочам. Но всем грезились вольные деньги. Получили вы их или нет?
-- Получили, -- признает Сеня.
-- И еще получите. Я разрабатываю новый план. Будет великолепная,
грандиозная операция! Все должны верить мне абсолютно!
x x x
Утро. Знаменский и Томин встречаются на улице недалеко от Управления
внутренних дел. Друзья здороваются.
-- Мне с тобой надо перемолвиться. Сядем поговорим? -- предлагает
Томин, рассчитывавший на эту встречу.
Они находят скамейку на бульваре. Нетрудно догадаться, что Томин
сильно не в духе.
-- Ну-у, на себя не похож. Не потряхиваешь гривой, не грызешь своих
удил!
-- Прав ты, Паша, был -- не к тому берегу. Мой грех, -- говорит Томин.
-- Надо отпускать Подкидина.
-- Вот как!.. Мы уже ничего не имеем против Подкидина?
-- Имеем, но...
-- Больше имеем за Подкидина?
-- Больше. Прошел я за ним все годы, что он на воле. Резюме такое:
человек в кровь бился, чтобы не возвращаться к старому. Детали есть, каких
не придумаешь... Хороший, в общем, мужик. Вот мой рапорт. -- Он передает
Пал Палычу три листа машинописного формата. -- Решай.
Подготовленный прежними сомнениями, Пал Палыч переживает новость легче,
чем Томин. Прочитав рапорт, говорит:
-- В итоге ни садовода у нас, ни маляра. И Подкидина нам... подкинули.
Изобретатели, чтоб их!.. Подстраховались. Не заметим, мол, окурков -- нате
вам перчатку. Мало перчатки -- поломайте голову над записной книжкой.
Томин вздыхает, лезет за блокнотом и вырывает из него исписанный
листок.
-- Знакомые Подкидина. Где галочка -- те бывали у него дома. На обороте
-- те, кто посещал соседей, -- лаконично отвечает Томин на невысказанное
обвинение в неполноте списка.
x x x
Подкидин отодвигает от себя томинский список. Подальше -- на сколько
достает рука.
-- Никого не подозреваю!
-- Чего-то вы недопонимаете, Подкидин. Если вещи были взяты у вас и
нарочно подброшены... -- Выражение лица Подкидина заставляет Пал Палыча
замолчать. -- Вы не верите, что я так думаю? -- догадывается он.
-- Нашли дурака! Кто заходил, да когда заходил... Это нашему брату
разговор известный: давай связи! Ищете, кого мне в сообщники приклеить!
Пал Палыч качает головой: ну и ну!
-- Почему вы говорите "нашему брату", Подкидин? О вас хорошие отзывы,
товарищи вас уважают, начальство ценит.
-- Ка-акой тонкий подход... Они-то уважают, а вы их вон куда пишете! --
Он негодующе указывает на томинский перечень. -- Клопова записали! Мы с ним
из одной деревни, парень -- золото. А у вас Клопов на заметке!
-- Да не хотим мы зла вашему Клопову! Здесь просто перечислены все
люди, которые... А, десятый раз объясняю! -- опять прерывает себя Пал
Палыч, видя ту же мину на физиономии Подкидина. -- Ну как вы не хотите
поверить, Виктор Иваныч?!
-- Уже по имени-отчеству, -- констатирует Подкидин, словно
подтвердились худшие его опасения. -- Последнее дело. Вы по имени-отчеству,
я по имени-отчеству, мигнуть не успеешь -- и там! -- Пальцы его изображают
решетку.
Комизм заявления не оставляет Пал Палыча равнодушным.
-- Не знал такой приметы. Наоборот, освобождать вас собирался! --
произносит он, скрывая смех. -- Извиняться и освобождать. Вот
постановление.
"Не иначе, новая уловка. Подкидина не проведешь!"
-- Эти штуки и фокусы я знаю!
Однако бланк в руке Пал Палыча все же приковывает взгляд Подкидина.
-- "Освободить задержанного... -- читает он с великим изумлением. --
Освободить в связи с непричастностью к краже..." Я могу уйти?!
-- Забирайте вещи в КПЗ -- и скатертью дорога.
Входит вызванный Пал Палычем конвойный.
-- Слушай, извини, -- бросается к нему совершенно ошалевший Подкидин.
-- Это что?
Тот заглядывает в бланк.
-- Отпускают. Читать не умеешь?
Ноги у Подкидина готовы сорваться, но что-то принуждает топтаться на
месте. Попрощаться? Даже извиниться, пожалуй, ведь хамил...
Он возвращается к столу Пал Палыча, прокашливается. Но способность к
членораздельной речи его покинула. Безуспешно открыв рот несколько раз,
Подкидин садится.
И нерешительно, конфузливо протягивает руку за списком.
x x x
Пляж в пригородной зоне отдыха. Среди купающихся -- Сеня. Он
выбирается на берег, фыркая и отплевываясь.
Мимо гуляющим шагом идут двое. Если б нам не был основательно известен
облик Томина, мы бы и взгляда на них не задержали -- настолько оба органичны
на здешнем фоне. Вдруг эти двое останавливаются около Сени, как раз когда он
снимает резиновую шапочку.
-- Закурить не найдется? -- спрашивает один, будто не видит, что на
Сене лишь мокрые плавки.
-- Некурящий я, некурящий, -- отвечает тот, стремясь поскорее
добраться до полотенца и одежды.
-- Даже некурящий! -- укоризненно произносит второй, то есть Томин. --
А зачем окурки воруешь? -- и крепко берет Сеню за плечо. -- Зачем,
спрашиваю, окурки-то воровать?
-- Какие окурки... у ккого... -- лепечет Сеня, начиная сразу отчаянно
мерзнуть.
-- У Подкидина, у кого же. У Виктора Подкидина, который проживает в
квартире с твоей теткой, -- веско разъясняет Томин. -- Взрослый парень -- и
крадет окурки! Это хорошо? Я спрашиваю -- хорошо? -- будто речь и впрямь об
одних окурках.
Сеня стучит зубами. Он голый, мокрый и беззащитный. Происходящее столь
неожиданно для него, что он не способен к сопротивлению. В полном смысле
слова застали врасплох..
И когда Томин тем же укоризненным голосом осведомляется:
-- Записную книжку с перчаткой в тот же раз взял? Заодно?
Сеня без спору подтверждает:
-- Ззаодно...
-- Тогда поехали.
-- Штаны... -- просит Сеня, далеко не уверенный, что дозволят.
-- Как считаешь? -- оборачивается Томин к своему спутнику.
-- Штаны, я думаю, можно, -- серьезно отзывается тот.
-- Спасибо... -- потерянно благодарит Сеня. Сеня, теперь
подследственный Калмыков, относится к той разновидности преступников,
которые, коли уж попались и проговорились, не запираются и впредь. Таких,
как правило, используют для изобличения сообщников. Потому логично, что мы
застаем Калмыкова на очной ставке с Тутаевым.
Тутаев мрачен и воспринимает поведение своего тезки как предательское.
-- Деньги мы поделили по дороге обратно. Заехали в кусты, там
пересчитали, понимаешь, и поделили... на три части, поровну. -- Калмыков
ловит взгляд Тутаева, моргает -- обрати внимание -- и повторяет: --
Поровну, значит, на троих... Вот так было совершено преступление... По
глупости, конечно.
-- Что скажете? -- спрашивает Пал Палыч Тутаева.
-- Плетет незнамо что! Псих какой-то...
-- Кому принадлежала идея бросить в универмаге чужие вещи? Тутаев?
-- Не понимаю вопроса.
-- Калмыков?
-- Кому принадлежала... забыл, кому первому. Но вещи я взял случайно в
квартире у тетки... то есть у соседа.
-- Совсем случайно?
-- Ну, точней, с целью ввести в заблуждение товарищей из милиции.
-- Понятно. Как, Тутаев, все никак не припоминаете этого гражданина?
-- Первый раз вижу! -- глупо упорствует тот.
-- Хотя полгода работали в одном цеху радиозавода и считались
приятелями. По какой причине уволились? -- Снова оборачивается Пал Палыч к
Калмыкову.
-- Мы с Семой...
-- За себя говори!
-- Поскольку на очной ставке, я должен за обоих. Правильно понимаю,
гражданин следователь?
-- Правильно.
-- ОТК часть контактов бракует, отправляет на свалку. А на каждом
контакте -- чуток серебра. Если паяльничком пройтись -- можно снять. Мы с
Семой и занялись... для одного ювелира. Нас, гражданин следователь,
бесхозяйственность толкнула, -- поспешно добавляет Калмыков. -- Серебро,
понимаешь, на помойку!
-- Отчего же прекратилось ваше... хм... общественно полезное занятие?
-- Ювелир сел. Если б не это несчастье, разве б я поднял руку на кассу?
Что вы! У вас обо мне превратное мнение!
Не дослушав, Пал Палыч обращается к Тутаеву:
-- Подтверждаете показания Калмыкова?
Тот злобно смотрит на закадычного дружка:
-- Знал бы, какое ты дырявое трепло, -- я бы от тебя на другой гектар
ушел!
А Сеня Калмыков окончательно вошел в роль "чистосердечника", и ему уже
рисуется обвинительное заключение, где черным по белому записано, как его
показания помогли следствию.
Теперь он взывает к Илье Колесникову:
-- Я, Илюша, во всем признался: как втроем забрались в магазин, втроем
выручку делили в кустах... не помню, сколько отъехали... как на даче у тебя
гуляли... втроем, после дела. Семе я сказал и тебе говорю: чего, понимаешь,
темнить...
У Колесникова шкура потоньше тутаевской и нервы пожиже. Он уже,
собственно, "готов", но Сеня еще не исчерпал запас красноречия:
-- Вот суд будет, а статья-то, она резиновая. Есть верх, есть низ. Надо
адвокату чего-то подбросить, понимаешь, для защиты. Мы молодые, первый раз,
по глупости... Пожалеют...
x x x
В сарайчике у Ильи опрокинут набок ИЖ -- так, чтобы колясочное колесо
свободно крутилось и было доступно для осмотра. Кибрит медленно вращает его,
сравнивая с увеличенной фотографией слепка, снятого со следа у шоссе.
-- Вот это место отпечаталось! Узор в точности совпадает: расположение
трещин, потертости... Да, Шурик, безусловно, он!
-- Отлично! -- восклицает Томин. -- Нужно быстренько оформить это для
Паши.
x x x
-- Разрешите присутствовать на очной ставке? -- Томин входит и кладет
на стол перед Пал Палычем заключение экспертизы.
Сеня зябко вздрагивает (видно, вспомнилось задержание на пляже), но с
подобием радостной улыбки говорит Томину:
-- Здрасте! (Смотрите, переродился с той минуты, как рука закона
ухватила меня за плечо!)
-- Ну вот, Колесников, на дороге остался след вашего мотоцикла.
Подтверждаете вы показания Калмыкова?
Илья Колесников прерывисто вздыхает и выдавливает:
-- Подтверждаю...
-- Теперь по порядку. Где познакомились? -- Это к Калмыкову.
-- В бане. Когда ювелир сгорел и нас поджало, мы Илюхе в бане и
предложили: давай махнем одно дело... втроем.
-- Правильно, Колесников?
-- Дда... правильно.
-- Прошу прощенья, не понял, -- подает голос Томин. -- Вы случайно
мылись, что ли, вместе? Один намыленный другому намыленному говорит: айда
что-нибудь ограбим? Что позволило вам и Тутаеву обратиться к незнакомому
человеку с подобным предложением? Можно такой вопрос, Пал Палыч?
Тот кивает.
-- Почему ж незнакомый? -- возражает Калмыков. -- Мы с Семой попариться
уважали, а Илюха всегда там находился, на месте.
-- Работал в бане? -- уточняет Томин.
-- В общем, да, -- говорит Калмыков.
-- По моим сведениям, Колесников ушел из лаборантов, жил на даче,
полученной в наследство от родителей, городскую квартиру сдавал, тем и
подкармливался. Верно я говорю?
-- Все верно, -- подтверждает Пал Палыч. -- Вы, Александр Николаич, не
в курсе банных тонкостей...
-- Где уж нам! На службу бежишь -- бани закрыты. Домой -- хорошо бы на
метро успеть. Извините за серость, моюсь в ванне.
-- А есть люди, которые имеют досуг, в баньку ходят ради удовольствия.
И желают, Александр Николаич, получить все двадцать четыре. И пар, и
веничек, и кваску, и пивка, а к пивку воблочки.
-- Гм... -- выразительно произносит Томин.
-- Тут и нужен молодец на все руки. Со своим запасом напитков и
прочего. Без должности, конечно. Просто за определенную мзду Колесников со
товарищи допускаются к обслуживанию посетителей. Как обстояло с
нетрудовыми доходами?
-- В среднем... трояк с клиента, -- сиротским голосом сообщает
Колесников.
-- А бани не пустуют, -- добавляет Пал Палыч. -- Так вас не удивило
предложение двух... намыленных?
-- Нне очень... У голых, знаете, все проще. Чего надо, то и спрашивают.
Принесешь пива, а он, к примеру, говорит: "Как тут насчет валюты?"
-- Вспомнил! -- вклинивается Калмыков. -- Вот почему мы к Илюше: он
помянул, что у него, понимаешь, есть мотоцикл, а у нас уже универмаг был на
прицеле!
Успел Сеня добавить заключительный штрих к картине сговора, в которой
не должно быть места для Марата!
x x x
А что Марат? Как он относится к провалу своих подручных?
Он как раз звонит:
-- Сему, будьте добры. -- Ответ приводит его в замешательство. Буркнув
"извините", он поспешно нажимает рычаг аппарата. После короткой паузы вновь
набирает номер: -- Сеню можно? -- И уже не дослушав, бросает трубку. --
Влипли!.. Надо посоветоваться с умным человеком... -- медленно произносит
он. Выходит в переднюю, зажигает свет над большим зеркалом. Пристально
вглядывается в себя. -- Что будем делать?.. -- спрашивает у отражения. --
Успокойся, успокойся, Марат... -- приказывает он сам себе, сгоняя тревогу с
лица и постепенно обретая обычный невозмутимый вид. -- Это не твой просчет.
Их подвела какая-нибудь глупость. Тебя это не касается. Все к лучшему.
Людей надо менять. Тебя не назовут... Ты им нужен на свободе. У тебя их
деньги. Ты их надежда. Никто не выдаст. Все к лучшему... Ты человек умный.
Ты поступаешь, как хочешь... Ты выше преград. Преград нет...
С улицы появляется сильно взволнованная Вероника Антоновна.
-- Марик! Нам необходимо поговорить!
-- Матушка, я сосредоточен на важной мысли. Будь добра...
-- Нет, я не буду добра! -- перебивает она и весь дальнейший разговор
проводит сурово и с достоинством, не пасуя, как обычно, перед сыном.
-- Что на тебя накатило? -- недоумевает Марат.
-- Всю жизнь я гордилась тобой. А сегодня мне было стыдно! Многое могу
простить, но нечистоплотность -- никогда! Час назад я встретила Антипова.
-- Кого? А-а, сам играет, сам поет? -- пренебрежительно вспоминает
Марат, еще под впечатлением, что он "выше преград".
-- Какое ты имел право от моего имени занимать у него деньги? Да еще
такую сумму! Зачем тебе, на какие нужды?
-- Не мне, выручил одного человека, -- врет Марат.
-- Но срок твоей расписки истек! Между порядочными людьми...
-- Между порядочными людьми можно и подождать.
-- Сколько именно? Когда твой один человек вернет долг моему товарищу
по работе?
-- Сейчас он в командировке. Приедет -- отдаст.
-- Когда он приедет? -- неотступно требует Вероника Антоновна.
-- Десятого или двадцать пятого! -- жестко отвечает Марат, называя дни
выдачи зарплаты в НИИ, где работал Илья Колесников.
x x x
Рядом со станцией метро с выносного прилавка торгуют апе