льсинами. В
хвосте очереди  стоит Стелла.  Барсу­ков, ждущий кого-то  у  станции  метро,
решает пока тоже запастись апельсинами. Во  все глаза смотрит он  на Стеллу.
Это же она! Та самая!
     -- Мы снова встретились! -- говорит он радостно.
     -- Встретились? Мне казалось, я просто стою в оче­реди.
     -- Мы немножко знакомы. Вы меня не узнаете?
     -- Боюсь, что нет! -- Взгляд у нее смеющийся.
     -- Недавно в прихожей... вы уходили от Быловой... Я друг ее сына...
     Со Стеллой  совершается разительная перемена, и язык Барсукова липнет к
зубам.
     -- А-а...-- неприязненно произносит она и быстро отворачивается.
     --   Простите...  послушайте...  --   теряется   Барсуков.   Он   забыл
посматривать на выходящих из метро,  и  плаксики  налетают  и виснут на  нем
совершенно внезапно. Следом приближается Анна Львовна.
     -- Два дня не видались, а уж визгу-то! -- смеется она.
     Стелла становится свидетельницей нежной сцены.
     --  Ну-ка, ребятки, становитесь  за этой красивой те­тей. Вы приглядите
за ними чуточку? -- доверчиво  обра­щается к Стелле  Анна Львовна. -- Будьте
добры! -- Она отводит Барсукова на несколько шагов:
     --  Тут  их  бельишко. Залатала,  заштопала,  пока подер­жится.  -- Она
достает из сумки довольно объемистый сверток.
     -- Спасибо, Анна Львовна.
     -- А еще думала я насчет юга. Как мы-то без него выросли, Леша?..
     ...Тем временем плаксики тоже вступили в беседу.
     -- Деточки, вы крайние? -- игриво наклоняется к ним подошедшая женщина.
     -- Мы не крайние.
     -- Мы за красивой тетей.
     -- Ой, -- говорит женщина Стелле, -- а я подумала -- ваши.
     -- Нет, не мои.
     -- А чьи же вы, деточки?
     -- Мы папины!
     -- И бабушкины!
     -- А мамины? И мамины небось?
     -- Не-ет, мы не мамины.
     -- Ишь какие! Обидела вас мама или что?
     -- У нас мамы нет.
     -- У нас папа.
     -- Никак сироты... -- кивает женщина Стелле. -- Ах, бедные!..
     -- Ну если  уж  надо, Леша, я поеду,  -- вздыхает Анна  Львовна. --  Не
представляю только, зачем ему ради чу­жих детей...
     -- Анна Львовна! Вы его просто не видели!
     --  Может быть, может быть, -- соглашается она, на­правляясь к очереди.
-- Пора мне, Леша. -- Простившись с детьми и зятем и  пожелав всего хорошего
Стел­ле, Анна Львовна спешит обратно в метро.
     Продавщица отвешивает килограмм Стелле, два -- Барсукову.
     Перекинув через плечо сумку, раздувшуюся от белья и апельсинов, а ребят
подхватив на руки, Барсуков наго­няет Стеллу.
     -- Простите, можно мне спросить?
     -- Спросите, -- пожимает та плечами.
     -- Вы имеете что-то против Быловой?
     -- Нет.
     --  Значит,  против  Марата.  Странно.  Такой  интересный  и  сердечный
человек.
     -- О, еще бы! -- саркастически роняет Стелла.
     Барсуков опускает плаксиков и шагает рядом со Стеллой.
     Через минуту она останавливается.
     -- Вы хотели что-то спросить или собираетесь тащить­ся за мной?
     -- Тащиться, -- признается Барсуков.
     -- Зачем?
     Барсуков смотрит на  нее достаточно  красноречиво,  но сказать словами:
"Затем, что вы мне до смерти нрави­тесь!" -- не может. Тут плаксики кидаются
вбок, и Стелла вскрикивает:
     -- Держите их!
     Испуг ее оправдан: ребята бегут к  огромной собаке, которую прогуливает
по улице хозяин.
     -- С этой собакой они приятели, -- успокаивает Бар­суков.
     Малыши ласкаются  к собаке. И хотя та приветлива, Стеллу зрелище лишает
равновесия. Поэтому, когда Бар­суков спрашивает:
     -- Чем вам не нравится Марат? Одно то, что он любит детей...
     Стелла не успевает спохватиться, как с языка слетает:
     -- Он терпеть не может детей!
     -- Да вы-то почем знаете?
     -- Кому уж лучше знать!  Мы  в позапрошлом году развелись!.. И оставьте
меня  в  покое  с  вашими  вопроса­ми,  и детьми,  и собаками,  и...  -- Она
стремительно уходит.
     Повторяется  прежняя история: Барсуков догоняет ее с ребятами на руках,
снова идет рядом.
     -- Папочка, мы куда идем?
     -- Мы провожаем красивую тетю.
     -- Вы отвратительно упрямы! -- восклицает Стелла.
     -- Раз вы были его женой, я понимаю, что...
     -- Да ничего вы не понимаете! Оставьте меня со сво­им сердечным другом!
     -- Ты зачем папу ругаешь? -- .проявляет характер плаксик первый.
     -- Не ругай папу! -- воинственно подхватывает второй.
     -- Могучая защита,  -- невольно улыбается Стелла от их наскока. -- Я не
папу ругаю, я ругаю другого дядю.
     -- А как его зовут?
     -- Его зовут... Марат. -- Она поднимает голову и про­должает "морозным"
тоном: -- Он трус и подлец. Из-за него случилось  страшное несчастье в горах
-- когда  он еще ходил  в горы.  Ни один  из прежних знакомых  не подаст ему
руки!..

x x x

     На площади трех вокзалов развязный парень объявля­ет в мегафон:
     -- Для гостей  столицы  проводится  комплексная  экс­курсия по  городу!
Памятники культуры плюс  заезд  в  модные  заграничные  магазины: индийский,
польский  и  болгарский!  Продолжительность  экскурсии -- три часа. Желающих
прошу за мной!
     Автобус  заполняется разношерстным народом.  Парень впускает последних,
монотонно повторяя:
     --  Пять рублей  пожалуйста...  пять  рублей,  -- и  собира­ет купюры в
карман.
     -- Билет не нужен? -- беспокоится седой экскурсант.
     --  Работаем  по новой безбилетной  системе.  -- "Гид"  замечает  рядом
Марата. -- Кого я вижу! -- радушно вос­клицает он.
     Оба вспрыгивают в передние двери, и автобус тро­гается.
     ...Он катится по Садовому кольцу.

x x x

     "Экскурсионный"  автобус   останавливается  на   Боль­шой   Полянке   у
магазинов-соседей "Ванда" и "София".
     --  Предупреждаю,  --   говорит  "гид"   Миша,  --  заезд  в   магазины
информационный!  Вы ознакомитесь с ассорти­ментом, а если решите остаться --
желаем удачных поку­пок. Стоянка автобуса -- двадцать минут.
     Экскурсанты в бурном темпе покидают автобус.
     -- Как тебе это все? -- интересуется парень.
     -- Ничего, смешно, -- одобряет Марат. -- Где берете автобус?
     К  ним присоединяется водитель, посапывающий и непрерывно жующий жвачку
детина.
     -- С одной автобазы. Сторож за четвертак дает, -- го­ворит он.
     -- Молодцы, други, не ожидал, -- снова хвалит Ма­рат. -- Я кинул  тогда
идейку на авось, а вы вон как развернулись!
     -- Помним, Марат! Нам бы не додуматься.
     -- Часто ездите?
     -- Через день. Больше почему-то глотка у меня не выдерживает.
     -- Голос надо ставить, Миша.
     -- Да?
     -- Обязательно. Позвони -- устрою специалиста. Ну, чао!..
     Марат отходит за угол и звонит из автомата:
     --   Справочная?   Телефон  дежурного   по   Управлению   пассажирского
транспорта.
     Следом второй звонок:
     --  Товарищ  дежурный?  С  вами  говорит представитель  общественности.
Считаю  своим  долгом  сообщить  об  авто­бусе,  который   используется  для
незаконных  ездок...  "Ле­вые"  экскурсии  по  городу   для  провинциалов...
Записы­вайте номер...

x x x

     Томин,  Кибрит  и Знаменский входят в  кабинет,  про­должая  оживленный
разговор.
     -- Удивительная заученность движений, особенно у этого...
     -- Тутаева,  Зинаида, --  подсказывает Томин.  -- Гра­мотное получилось
кино. Вавилов снимал?
     --  Он, -- говорит  Пал Палыч. -- Не было  впечатле­ния, что вот,  мол,
балбесы, а на редкость чисто орудуют?
     -- Мелькнуло, -- признает Томин.
     -- А они балбесы?
     --  Да, Зиночка.  Здесь, -- Пал Палыч касается  лба, -- небогато. Между
прочим, насколько слаженно они кра­ли, настолько сейчас действуют вразброд.
     -- Отсутствует моральная сплоченность? -- хмыкает Томин.
     -- И они абсолютно не собирались попадаться! К этому не готовились.
     -- Самонадеянность? К чему ты клонишь, Пал Па­лыч?
     -- Что кто-то их натаскал, Зинаида. Внушил  веру в  успех.  Сплотил, --
отвечает за него Томин. -- Так?
     --  Так,  Саша. Уровень замысла  и исполнения выше, чем их способности.
Пахнет  башковитым режиссером!..  Я  занимался арифметикой.  Что  изъяли при
обысках, вы знаете.  Сильно меньше,  чем  рассчитывали. Складываем:  изъятые
деньги, плюс  стоимость купленных вещей,  плюс то, что пропили-прогуляли.  В
итоге у  каждого не хватает большой  суммы, которая неизвестно куда  делась.
Они выражаются туманно: утекла.
     -- А не припрятали?
     -- Фокус, Зиночка, в том, что не хватает примерно поровну.
     -- Ты их шевельнул? -- спрашивает Томин.
     -- На режиссерскую тему? В штыковые  атаки ходил! Не пробьешься, рот на
замке.
     --  Если  был   уговор   четвертого  не   выдавать,  значит,   все-таки
обсуждали... -- начинает Кибрит.
     -- Вариант  поимки?  --  заканчивает Пал  Палыч.  --  Я  грешу на очные
ставки. Такая иногда коварная штука!
     -- Слушай,  Зинаида, слушай! Новое слово  в уголов­ном процессе! Я тебе
выловил из водички  Калмыкова,  он назвал остальных, а те строят невинность.
Как было не дать очных ставок?  Да ты их вскрыл Калмыковым, будто консервным
ножом!
     -- Но тот же Калмыков мог  сигнализировать: призна­емся от  сих до сих,
учителя оставляем за кулисами.
     -- А! Что толку гадать?  Опять  Томин, опять ноги  в руки.  Теперь  ищи
режиссера. Сколько одной обуви сносишь!
     --  Попробуем сберечь подметки, --  улыбается Пал Палыч. -- Составь мне
список знакомых Колесникова, Калмыкова и Тутаева.
     -- И дальше?
     -- Есть одна мыслишка, авось сработает.

x x x

     Вероника Антоновна  выходит из лифта, отыскивает нужный номер квартиры.
Собравшись духом, нажимает кнопку звонка.
     В дверях появляется хорошенькая, совсем еще юная девушка.
     -- Здравствуйте, вам кого? -- вопросительно произ­носит она.
     -- Вы сестра Дашеньки Апрелевой?
     -- Да...
     -- Могу я повидать вашу маму?
     Девушка делает  движение внутрь, но  какое-то  сомне­ние заставляет  ее
вернуться.
     -- А зачем?
     -- Понимаете... Я Былова...
     Девушка приглушенно ахает.
     -- Марат -- ваш сын? -- шепчет она.
     Вероника Антоновна кивает. Девушка тянет ее из  при­хожей на лестничную
площадку.
     -- Я не пущу вас к маме! Зачем вы пришли? Как вы могли прийти к нам?!
     -- Я должна  узнать...  что произошло тогда с Дашень­кой и Колей... Мне
намекнули, будто Марик... будто он в чем-то виноват...
     --  Он во всем виноват! Он их  бросил,  а мог спасти! Он все равно  что
убийца!
     --  Как вы можете  это  говорить?!.. -- заклинает Веро­ника Антоновна в
ужасе.
     -- Это все говорят! Все, кто там был!

x x x

     А Марат,  не чуя  беды, готовит новую "постановку". Будущие исполнители
-- "экскурсовод"  Миша и  водив­ший автобус  Сергей  --  сидят  у  него  над
чертежом, по которому Марат водит указкой.
     -- Во  дворе вас  высадят, перед  вами будет второй  корпус от въездных
ворот, -- говорит он.
     ...Былова  в  своей   комнате  ставит  на  проигрыватель   пластинку  с
собственной записью и тихо выходит в ко­ридор.
     ... -- План первого этажа, -- продолжает инструктиро­вать Марат. -- Это
коридор.
     -- Людный? -- осведомляется Миша.
     --  Нет.  Левая  стена  вообще  глухая  --  зал  заседаний.  Справа  --
библиотека,  медпункт и  одна  лаборатория. Ко­ридор упирается в  вестибюль,
здесь касса. К ней надо  успеть без четверти два: деньги будут уже готовы, а
получатели еще не явятся.  Третьим  пойдет парень  в  форме  военизированной
охраны. Он блокирует коридор и в слу­чае чего даст вам дополнительное время.
     -- На  что нам лишний? -- говорит Миша, испытующе глядя на  Марата.  --
Шел бы сам.
     -- Я?..
     -- Ты же гарантируешь безопасность.
     -- Миша, меня  там знают,  --  выворачивается  Ма­рат.  --  Иначе бы  с
радостью!
     -- Надежный? -- спрашивает Сергей. -- Парень-то?
     --  Надежный. Раньше выкупал у проводников пустые бутылки --  с поездов
дальнего следования. И, естествен­но, сдавал.
     -- Сколько имел? -- с живым интересом спрашивает Миша.
     --  Точно не  скажу,  но  жил не  тужил. А  теперь насчет бутылок, сами
понимаете... Обиделся человек, озлился. Надежный.
     --  Всех прижали, дышать  нечем! -- ярится  Миша.  --  Кому, к примеру,
мешали наши  экскурсии?  А  нашлась сволочь -- стукнула!  Сторожа  нашего  с
автобазы попер­ли, такое милое дело загубили! Тут хуже сатаны оз­лишься!
     -- И еще комиссия, -- сопит Сергей.
     -- Какая комиссия?
     -- По трудоустройству, -- отвечает Миша. -- Довели нас с Серегой: идите
работать, идите работать...
     -- Это не  страшно. Оформлю вас в сторожа. Ночь дежуришь -- практически
просто присутствуешь, -- двое суток гуляешь.  Тепло, светло, диванчик, и  не
обязатель­но коротать время одному. В самый раз для румяных молодых людей.
     Приятели переглядываются: пожалуй, годится.
     -- А чего платят? -- вопрошает Сергей.
     -- Ты намерен жить  на зарплату?  Что вам зарплата, други, когда деньги
везде! Читаешь вывеску "Продмаг", думаешь: это  сколько же? "Почта" -- то же
самое. По улице пройти невозможно  -- сплошные  искушения! "Па­рикмахерская"
-- деньги, "Аптека" -- деньги. "Сувениры", "Мебель", "Кафе", "Парфюмерия" --
везде лежат, родимые, ждут умелых рук! Обезуметь можно!
     В глазах Марата и впрямь тлеет диковатый огонек.  Парни наэлектризованы
соблазнительными речами. Через минуту Серега нарушает воцарившееся молчание,
прислушиваясь к меланхолическому романсу за стеной.
     -- Это мать, да? Как жалостно поет-то, прям за сердце...
     --  Однако  вернемся  к  делу.  --  Марату  претит  обсуж­дать  с  ними
материнское пение.
     -- Главный вопрос -- влезть в кассу. Шухер подымет­ся, -- говорит Миша.
     --  Предусмотрено,  -- кивает  Марат.  -- За что  себя уважаю  --  умею
придумать нестандартный ход. Кассирша отопрет сама.
     -- Шутишь!
     -- Ничуть. Под  дверью кассы ты, Миша, --  у тебя натуральней получится
-- кричишь  отчаянным голосом: "Марья  Петровна! Скорей, Федор умирает!" Это
хоро­шенько отрепетируем.
     -- Кто такой Федор?
     -- Обожаемый муж кассирши, трудится рядом в лабо­ратории, -- показывает
на  плане,  -- больное  сердце.  Есте­ственно,  она  бросится  к  умирающему
супругу. Как только откроет дверь, зажимаете ей рот и оглушаете по голове.
     -- Это давай ты, -- говорит Миша приятелю.
     -- Ладно.
     -- Остается взять  деньги и  уйти  через подъезд, кото­рый я показывал.
Там будет ждать синий "Москвич"...
     -- На словах все проще пареной репы.
     -- Не на словах, Миша. Люди со мной уже работали, и весьма успешно!
     ...Мы  видим  переднюю,  где  Вероника Антоновна,  стоявшая  под дверью
комнаты Марата, медленно отсту­пает,  держась за  голову.  Она все слышала и
все поняла о сыне до конца.

x x x

     Пал Палыч осуществляет свою "мыслишку".
     -- Держите бумагу, -- вручает он Сене Калмыкову чистый  лист. -- Пишите
сверху:    "Следователю    Знаменс­кому".    Пониже:   "По   вашей   просьбе
собственноручно со­ставляю перечень своих знакомых".
     -- А для чего? -- подобострастно спрашивает Кал­мыков.
     --  Для приобщения к делу. Следствие,  суд и адвокаты  должны  знать, в
каком  кругу  вы  вращались.  Если  сочтут   нужным,  кого-то  попросят  вас
охарактеризовать.
     ...Теперь перед Пал  Палычем  Сема  Тутаев. Он  запол­нил лист  донизу,
перевертывает, задумывается.
     -- Всех-всех писать?
     -- Конечно. Наверно, будут и положительные отзывы?
     -- Обо мне? А то как же!
     -- Вот и пишите. Учтем.
     ...Завершение процедуры мы наблюдаем с участием Ильи Колесникова.
     -- Вот, пожалуйста. Все. -- Он протягивает Пал Палычу три листка, густо
испещренных  именами. --  Отдельно  я озаглавил  "Друзья", отдельно  "Разные
знакомые".
     -- Многочисленное общество.
     -- Старался уж никого не забыть, гражданин следо­ватель!

x x x

     -- Какой вечер  чудесный, --  говорит  Стелла, выходя  с Барсуковым  из
подъезда его дома. -- Где ваши окна?
     Он ведет ее за угол и показывает.
     -- Отсюда слышно, если кто-нибудь из ребят про­снется и заплачет?
     -- Они не просыпаются!
     Однако   Стелла  садится  на   скамью,   и  он  опускается  рядом.   За
незначительными фразами, из которых  вяжется разговор, проглядывают взаимный
интерес и симпатия.
     -- Почему плаксики, Леша? Боевые ребята. Опти­мисты.
     --  До года стоял дружный рев -- прозвище  по старой памяти. А моя мать
зовет барсучата. Барсуков -- барсучата... Спасибо вам, что пришли.
     --  Вам  спасибо, очень  вкусно накормили. Для  мужчи­ны  вы  образцово
ведете дом.
     -- Если  честно,  не всегда такой  порядок.  Сегодня -- в вашу честь...
Удивительно, живем чуть не рядом, и я вас не видел!
     -- Много ли вы замечаете -- кроме барсучат?
     -- Иногда все-таки  замечаю!.. Но  в целом вы правы:  я принадлежу  им.
Стараюсь возместить... чего они лишены. Перевернуло  меня, понимаете? Теперь
все только с точ­ки зрения их пользы.
     -- А будет ли польза, Леша? Позиция опасная.
     --  Избалую,  испорчу?  Говорили.  Говорили,  что   выра­стут  махровые
эгоисты.   Но  не  надо  об   этом,   Стелла!  Боюсь...   поссоримся,   едва
познакомились.
     --  Ну и  глупо... Знаете, Леша, я  все  равно скажу, что  думаю.  Если
суждено  поссориться,  лучше не  тянуть...  Не  то что балуете,  -- начинает
Стелла, помолчав.  --  Чтобы  избаловать,  как это  обычно понимают, вам  не
хватит материальных средств, извините  за прямоту... Но вы  сте­лете ребятам
под ноги свою жизнь,  как ковровую дорож­ку. Что от вас  останется лет через
десять, Леша? Кормя­щая единица? А сыновьям нужен  отец --  яркий, смелый...
чтобы гордиться... Подражать. Потеряете себя -- они тоже много потеряют.
     Стелла сказала то, о  чем Барсуков до сих пор не задумывался. Что, если
предостережения ее справедливы?
     -- Мы поссорились? -- после паузы спрашивает Стелла.
     -- Нет... может, вы опять правы? Надо это обдумать.
     -- Договорились! -- Стелла протягивает руку, Барсу­ков задерживает ее в
своих ладонях.

x x x

     Вероника  Антоновна  с  маленьким  чемоданчиком   мед­ленно  пересекает
переднюю.   У  наружной  двери  оборачи­вается  и  смотрит  вокруг  странным
пристальным взором.
     Касается  концертной  афиши на  стене. Задерживает  взгляд на  двери  в
комнату Марата...  Медленно  выходит  на  лестницу,  и  замок  за ней  глухо
щелкает.

x x x

     --  Ни  в одном списке  его нет! -- говорит Томин,  потрясая  бумажками
Калмыкова, Тутаева  и  Колесникова. -- "Забыли" мотоциклисты общего приятеля
-- Мара­та! Скрыли и тем выдали!
     -- Вот:  отсутствие информации  есть тоже информа­ция.  Так что это  за
Марат?
     --  Любопытно  я  на него  вышел.  Зондирую  домаш­них.  Говорят, часто
звонили какому-то Марату,  назна­чали  встречи, но  нам  про него ничего  не
известно.  Ах ты, думаю, соблюдал конспирацию, как  же до него  добраться? И
вдруг  сестренка  Тутаева -- малявка с ко­сичками  -- вдруг заявляет, что  у
Марата  мать -- знаме­нитая  певица.  Фамилия? -- спрашиваю.  Знаю, говорит,
только не помню. Бились, бились, потом  я чисто по наитию:  "Не  Вероника ли
Былова?" И, представляешь в точку!
     -- Итак, Марат Былов. Кандидат в режиссеры...
     -- Режиссер, Паша! --  уверенно поправляет То­мин.  -- Вот послушай про
него.  Подающий  надежды  ма­тематик и  завзятый  альпинист. То  и другое  в
про­шлом,  --  отвечает  он  на удивленное  движение  Пал  Палыча. -- Два  с
половиной года назад повел  группу в горы. После конца сезона. Хотел кому-то
доказать свое  превосходство  над простыми  смертными.  Внезапно --  ледяной
ветер,  снегопад.  Короче, двое  новичков  погиб­ли. Он  их покинул,  спасая
собственную  шкуру. По месту происшествия завели было дело об оставлении без
по­мощи,  но  оно развалилось. За недоказанностью...  Само­влюбленный, легко
входит в доверие, умеет влиять на окружающих.
     -- Но это немножко из другой области, чем касса.
     -