т треп и пустая  потеря  времени.  Единственная  реальность
заключается в том, что картина пропала, а вместе с ней - и наши деньги.
   - Мои деньги, Альфонсо, - заметил  Бельмонте  со  своего  инвалидного
кресла. - Если ты не против.
   - Ну, это просто я так выразился, дядя Маноло.
   - Тогда выражайся соответственно.
   Хулия помешала ложечкой в своей  чашке.  Кофе  был  холодный,  и  она
подумала: интересно, Лолита подала его  таким  нарочно?  Правда,  они  с
Муньосом явились к Бельмонте неожиданно, незадолго до полудня, якобы для
того, чтобы поставить дона Мануэля  и  его  семейство  в  известность  о
случившемся.
   - Вы полагаете, картина найдется? - спросил старик. Он встретил их  в
домашнем свитере и тапочках, однако с искренней  любезностью,  несколько
компенсировавшей  недоброжелательство  и  холодность   его   племянницы.
Теперь, сидя с чашечкой кофе на коленях, он выглядел подавленным, просто
убитым. Известие об исчезновении картины и смерти Менчу  было  для  него
настоящим потрясением.
   - Делом занимается полиция, - ответила Хулия. - Они найдут картину, я
уверена.
   - Насколько  мне  известно,  существует  черный  рынок,  где  торгуют
произведениями искусства. Фламандскую доску могут продать за границу.
   - Да. Но полиция располагает подробным ее  описанием.  Да  и  я  сама
передала им несколько фотографий. Так что вывезти  ее  из  страны  будет
нелегко.
   - Не понимаю,  как  этим  людям  удалось  войти  в  вашу  квартиру...
Полицейский сказал мне, что  у  вас  там  стоит  решетка  и  электронная
сигнализация.
   - Может быть, Менчу сама открыла дверь. Главный подозреваемый  -  это
Макс, ее жених. Имеются свидетели, видевшие, как он выходил из подъезда.
   - Знаем мы этого жениха, - буркнула Лола Бельмонте.  -  Они  на  днях
заходили вместе. Такой высокий красивый парень. Я тогда еще подумала: уж
чересчур красивый...  Надеюсь,  его  скоро  поймают,  и  он  получит  по
заслугам. Для нас, - она взглянула на пустой прямоугольник на  стене,  -
эта потеря просто невосполнима.
   - По крайней мере, мы сможем получить страховку, -  сказал  Альфонсо,
улыбаясь  Хулии,   как   лис,   обхаживающий   курятник.   -   Благодаря
предусмотрительности этой очаровательной девушки. - Тут он вспомнил  кое
о чем и поспешил придать своему лицу соответствующее выражение: -  Хотя,
конечно, это не вернет к жизни вашу подругу...
   Лола Бельмонте сердито взглянула на Хулию.
   - Ну, знаешь ли, если бы картина еще и не была застрахована... -  Она
говорила, презрительно выпячивая нижнюю губу.  -  Но  сеньор  Монтегрифо
говорит, что по сравнению с тем, что за нее  можно  было  выручить,  эта
страховка - просто курам на смех.
   - Вы уже говорили с Пако Монтегрифо? - поинтересовалась Хулия.
   - Да. Он позвонил рано утром. Практически он вытащил нас  из  постели
своим звонком. Поэтому, когда появилась полиция, мы  были  уже  в  курсе
событий... Монтегрифо - настоящий  кабальеро.  -  Она  бросила  на  мужа
взгляд, исполненный плохо скрытой укоризны. - Я же говорила: это дело  с
самого начала пошло не так, как надо.
   Альфонсо жестом дал понять, что он умывает руки.
   - Предложение бедняжки Менчу было вполне приемлемым, - сказал он. - Я
не виноват, если потом все осложнилось. Да и, в конце концов,  последнее
слово всегда оставалось за дядей Маноло. - Он преувеличенно уважительным
полупоклоном-полукивком указал на инвалида. - Не правда ли?
   - Об этом будет отдельный разговор, - отрезала племянница.
   Бельмонте взглянул  на  нее  поверх  чашки,  которую  в  этот  момент
подносил к губам, и Хулия  уловила  в  его  глазах  знакомый  сдержанный
блеск.
   - Картина пока что является моей собственностью, Лолита, - проговорил
старик, аккуратно вытерев  губы  вытащенным  из  кармана  мятым  носовым
платком. - Хорошо ли шло дело, плохо ли, украли  картину  или  нет,  это
касается меня. - Некоторое время он  молчал,  как  будто  размышляя  над
этим, потом его  глаза  встретились  с  глазами  Хулии,  и  в  них  была
искренняя  симпатия.  -  Что  касается  этой  девушки,  -  он  ободряюще
улыбнулся ей, словно это она нуждалась в поддержке, - я уверен,  что  ее
поведение и действия в данной истории безупречны... -  Он  повернулся  к
Муньосу, который еще ни разу не раскрыл рта - Вам не кажется?
   Шахматист сидел в своем кресле, вытянув  ноги  и  сплетя  пальцы  под
подбородком.  Услышав  вопрос,  он  заморгал,  точно  не   сразу   сумел
оторваться от каких-то сложных размышлений, и склонил голову набок.
   - Вне всякого сомнения, - ответил он.
   - Вы  по-прежнему  считаете,  что  любую  тайну  возможно  разгадать,
руководствуясь математическими законами?
   - Да.
   Этот короткий диалог кое о чем напомнил Хулии.
   - Что-то сегодня не слышно Баха, - заметила она.
   -  После  того,  что  случилось  с  вашей  подругой,  а  также  после
исчезновения картины,  думаю,  сегодня  музыка  неуместна.  -  Бельмонте
словно на  несколько  мгновений  унесся  мыслью  куда-то  далеко,  потом
загадочно улыбнулся. - Как бы то ни было,  тишина,  молчание  ничуть  не
менее  важны,  чем  организованные  звуки...  Как  вы  считаете,  сеньор
Муньос?
   И на этот раз шахматист согласился со своим собеседником.
   - Это  верно,  -  сказал  он,  и  чувствовалось,  что  слова  старого
музыканта вызвали у него интерес. - Наверное, это как на фотографических
негативах. Фон, на котором, казалось бы, нет никакого изображения, также
несет информацию... А что, то же самое и у Баха?
   - Разумеется. У Баха  имеются  отрицательные  звуковые  пространства,
периоды молчания, не менее красноречивые, чем ноты, аккорды, темп и  так
далее...  А  вы,  значит,  занимаетесь  еще  и  изучением  незаполненных
пространств в ваших логических системах?
   - Конечно. Это все равно что взглянуть на то же самое с другой точки.
Временами это похоже на сад: смотришь с  одного  места  -  и  не  видишь
никакой упорядоченности, а посмотришь с другого - и оказывается, что  он
спланирован в строгом геометрическом порядке.
   - Боюсь, - произнес Альфонсо, язвительно окидывая взглядом  обоих,  -
что для меня час еще слишком ранний, чтобы участвовать  в  столь  ученых
беседах.  -  И,  поднявшись,  ленивой  походкой  направился  к  бару.  -
Кто-нибудь желает рюмочку?
   Ему никто не ответил, и Альфонсо, пожав  плечами,  принялся  готовить
себе виски со льдом. Потом облокотился  на  сервант  и,  подняв  стакан,
кивнул в сторону Хулии.
   - А в этой истории с садом  что-то  есть,  -  подытожил  он,  поднося
стакан к губам.
   Муньос, казалось, не слышавший этого  замечания,  теперь  смотрел  на
Лолу Бельмонте. Его  неподвижность  напоминала  неподвижность  охотника,
подстерегающего  добычу,  только  глаза  его  оживляло  уже  так  хорошо
знакомое  Хулии   выражение   пристального   внимания   и   размышления:
единственный признак того, что под кажущимся безразличием этого человека
к чему бы то ни было, кроме шахмат, скрываются острый ум,  живой  дух  и
чуткий интерес к событиям, совершающимся во внешнем мире. Он  собирается
сделать ход, удовлетворенно подумала девушка, чувствуя себя  в  надежных
руках, и отпила глоток холодного кофе, чтобы скрыть невольно появившуюся
на губах сообщническую улыбку.
   - Думаю, -  медленно  проговорил  Муньос,  на  сей  раз  обращаясь  к
племяннице дона Мануэля, - что и для вас это явилось тяжелым ударом.
   - Само собой. - Лола  Бельмонте  взглянула  на  дядю  с  еще  большим
укором. - Эта картина стоит целое состояние.
   - Я имел в виду  не  только  экономическую  сторону  дела.  Ведь  вы,
кажется, разыгрывали эту партию... Вы увлекаетесь шахматами?
   - Да, немного.
   Ее муж поднял свой стакан с виски.
   - Вообще-то она играет превосходно. Мне ни разу не  удавалось  у  нее
выиграть. - Потом, немного поразмыслив над тем, что сказал, подмигнул: -
Хотя игрок я далеко не блестящий, - и отпил большой глоток.
   Лола  Бельмонте  подозрительно  смотрела  на  Муньоса.  У   нее   вид
одновременно святоши и хищницы, подумала наблюдавшая за ней  Хулия:  эти
слишком длинные юбки, эти тонкие костлявые руки,  похожие  на  когтистые
лапы, этот твердый  взгляд,  крючковатый  нос,  агрессивно  устремленный
вперед подбородок... Она заметила, как напряжены  сухожилия  на  тыльной
стороне ладоней Лолы, как  побелели  костяшки  пальцев,  словно  готовых
вцепиться во что-нибудь. Опасная гарпия, сказала  она  себе,  злобная  и
надменная. Совсем не трудно было представить, как она смакует сплетни  и
разные словесные гадости, как изливает на других собственные комплексы и
разочарования. Ущемленная  личность,  зажатая  в  тисках  обстоятельств.
Атака против короля как критическое отношение ко всякой власти,  которая
не есть она сама; жестокость и  расчетливость,  сведение  счетов  с  чем
угодно и с кем угодно... С дядей, с мужем... Может быть, с целым светом.
Фламандская доска как  навязчивая  идея,  живущая  в  этом  болезненном,
нетерпимом мозгу. И эти худые нервные руки: в них достаточно силы, чтобы
убить ударом в затылок, чтобы задушить шелковым платком...  Хулия  легко
представила себе ее в плаще  и  солнечных  очках.  Однако  ей  никак  не
удавалось усмотреть какую-либо связь между Лолой Бельмонте и Максом. Это
уже попахивало абсурдом.
   - Не так уж часто, - продолжал между тем Муньос, - встречаешь женщин,
играющих в шахматы.
   -  А  я  вот  играю.  -  Лола   Бельмонте,   похоже,   насторожилась,
изготовилась к обороне. - Вы что - не одобряете этого?
   - Напротив. По-моему,  это  прекрасно...  На  шахматной  доске  можно
воплощать то, что на практике-я имею в виду реальную жизнь - оказывается
невозможным... Как вы думаете?
   Она сделала неопределенный жест, как человек, никогда не задававшийся
подобным вопросом:
   - Может быть. Я всегда смотрела на шахматы просто как на игру. Как на
способ провести время.
   - И думаю, что вы  обладаете  большими  способностями  к  этой  игре.
Действительно не совсем обычное явление -  женщина,  хорошо  играющая  в
шахматы...
   - Женщина способна делать хорошо все, что угодно. Другой вопрос,  что
нам это не дозволяется.
   Муньос уголком рта изобразил ободряющую улыбку.
   - Вы любите играть черными?  Обычно  им  приходится  довольствоваться
оборонительными действиями... Инициативой владеют белые.
   - Это чушь собачья. Я не понимаю, почему черные должны покорно сидеть
и смотреть, как белые надвигаются на  них.  Это  как  в  той  знаменитой
поговорке: мол, место женщины - на кухне. -  Она  прямо-таки  испепелила
мужа презрительным взглядом. - Почему-то все считают, что всему голова -
мужчина.
   - А разве не так? -  с  легкой  улыбкой  полюбопытствовал  Муньос.  -
Например, в партии, нарисованной на картине, исходная позиция  вроде  бы
показывает преимущество белых.  Черный  король  под  угрозой.  А  черная
королева поначалу просто бесполезна.
   - В этой партии черный король ничего не значит.  Вся  ответственность
ложится на королеву. На королеву и на  пешки.  Эта  партия  выигрывается
действиями королевы и пешек.
   Муньос пошарил в кармане и достал листок бумаги.
   - Вы не проигрывали вот этот вариант?
   Лола Бельмонте с явным недоумением взглянула сначала на  собеседника,
затем на листок, который он протянул ей.  Глаза  Муньоса  поблуждали  по
комнате и в какой-то момент, как  бы  случайно,  встретились  с  глазами
Хулии. Отлично сыграно, прочел он во взгляде девушки, но  выражение  его
лица осталось по-прежнему непроницаемым.
   - Думаю, что да, - сказала через некоторое время  Лола  Бельмонте.  -
Белые отвечают пешкой на пешку, ферзь рядом с королем, на следующем ходу
будет шах... - Она удовлетворенно посмотрела на шахматиста. - Тут  белые
решились на ход ферзем, и, похоже, это правильный вариант.
   Муньос утвердительно кивнул головой:
   - Согласен с вами. Но меня больше интересует  следующий  ход  черных.
Что бы вы сделали?
   Лола Бельмонте подозрительно прищурилась. По-видимому,  она  пыталась
уяснить себе истинную цель этих расспросов.  Потом  она  вернула  листок
Муньосу.
   - Я уже давненько не играла эту партию,  но  помню  по  меньшей  мере
четыре варианта: черная  ладья  берет  коня,  что  приводит  к  довольно
скучной победе  белых  за  счет  действий  пешек  и  королевы...  Другой
вариант: кажется, отдается конь  за  пешку.  Черный  ферзь  также  берет
ладью,  или  же  слон  берет  пешку...  В  общем,  возможностей  великое
множество. - Она взглянула на Хулию, потом опять на Муньоса -  Но  я  не
понимаю, какое это может иметь отношение...
   - Как вам удается, - невозмутимо  перебил  ее  Муньос,  -  выигрывать
черными?.. Не скажете ли вы  мне,  как  шахматист  шахматисту,  в  какой
именно момент вы достигаете перевеса?
   Лола Бельмонте высокомерно пожала плечами.
   - Мы можем сыграть, когда вам будет угодно. Так вы и узнаете.
   - Буду очень рад и ловлю вас  на  слове.  Но  есть  один  вариант,  о
котором  вы  не  упомянули,  может   быть,   просто   забыли.   Вариант,
предполагающий размен ферзей. - Он сделал короткое движение рукой, точно
сметая фигуры с воображаемой доски. - Вы знаете, что я имею в виду?
   - Конечно, знаю. Когда черный  ферзь  съедает  пешку  на  d5,  размен
ферзей приобретает решающее значение. - На лице Лолы Бельмонте  заиграла
жестокая торжествующая улыбка. - И черные выигрывают. - Ее глаза  хищной
птицы на миг с презрением остановились на муже и  снова  устремились  на
Хулию. - Жаль, что вы не играете в шахматы, сеньорита.

***

   - И что вы думаете? - спросила Хулия, как  только  они  оказались  на
улице.
   Муньос наклонил голову набок. Он шагал по правую руку  от  Хулии,  по
внешнему краю тротуара, губы его были плотно сжаты, отсутствующий взгляд
временами чуть задерживался на лицах идущих навстречу прохожих.  Девушка
заметила, что шахматист не горит желанием отвечать на вопрос.
   - Технически, - проговорил он наконец с явной неохотой, -  это  могла
бы быть она. Она знает все возможности этой партии, а кроме того, хорошо
играет. Я бы сказал: довольно хорошо.
   - Кажется, вы не очень убеждены...
   - Есть кое-какие детали, которые не вписываются.
   - Но она приближается к тому представлению, которое у нас сложилось о
нем. Она наизусть знает  партию  с  картины.  Она  обладает  достаточной
силой, чтобы убить человека - мужчину или, женщину - и в ней есть  нечто
такое, от чего в ее присутствии становится неуютно... - Девушка сдвинула
брови, вспоминая, что еще добавить к описанию Лолы Бельмонте. -  Похоже,
она плохой человек. Кроме  того,  она  относится  ко  мне  с  повышенной
антипатией, а почему - не понимаю... Ведь, если  верить  тому,  что  она
говорит насчет женщин, я, в общем-то,  довольно  точно  соответствую  ее
идеалу: независимая, свободная от  семейных  уз,  с  определенной  долей
уверенности в себе... Современная, как выразился бы дон Мануэль.
   - Может быть, именно из-за этого она и испытывает  к  вам  неприязнь.
Потому что вы таковы, какой она хотела, но не сумела стать... У меня  не
очень хорошая память на все эти сказки, которые так любите вы  и  Сесар,
но все же мне помнится, что злая ведьма  в  конце  концов  возненавидела
свое зеркало.
   Несмотря на малоподходящие обстоятельства, Хулия рассмеялась.
   - Возможно, что и так... Мне бы это никогда не пришло в голову.
   - Ну так вот я вам подсказал. - Муньос полуулыбнулся. -  Постарайтесь
в ближайшие дни не есть яблок.
   - Ничего. Со мной ведь два моих принца. Вы и Сесар. Слон и конь, так,
кажется? Муньос перестал улыбаться.
   - Это не игра, Хулия, - сказал он, чуть помедлив. - Не  забывайте  об
этом.
   - Я не забываю. - Она взяла его под руку и почувствовала, как он едва
ощутимо напрягся. Похоже, он испытывал  неловкость,  но  она  не  убрала
своей руки. Ей становился все более симпатичен этот странный,  неуклюжий
и молчаливый чудак. Шерлок Муньос и Хулия Ватсон, подумала  она,  смеясь
про себя, ее вдруг охватила  безудержная  веселость,  пригасило  которую
лишь внезапное воспоминание о Менчу.
   - О чем вы думаете? - спросила она шахматиста.
   - Да все об этой племяннице.
   - И я тоже. Она и правда до мелочей соответствует  тому,  что  -  или
кого - мы ищем... Хотя, судя по всему, вы не слишком убеждены в этом.
   - Я не сказал, что это не она была той женщиной  в  плаще.  Я  говорю
только, что не узнаю в ней нашего таинственного противника...
   - Но некоторые вещи ведь совпадают! Вам  не  кажется  странным,  что,
будучи лицом весьма заинтересованным, всего через несколько часов  после
того, как у нее похитили картину, стоящую  целое  состояние,  она  вдруг
забыла о своем возмущении и начала  преспокойно  говорить  на  шахматные
темы? - Хулия отпустила руку Муньоса и  остановилась  перед  ним,  глядя
прямо в глаза. - Или она великая лицемерка, или шахматы значат  для  нее
гораздо больше, чем кажется. В  любом  случае  она  оказывается  фигурой
подозрительной. Может быть, она все время притворялась. С момента звонка
Монтегрифо у нее было более чем достаточно времени, чтобы, понимая,  что
полиция непременно явится к ней, подготовить то, что вы называете линией
обороны.
   Муньос кивнул.
   - В самом деле, это возможно. В  конце  концов,  она  шахматистка.  А
шахматист умеет пользоваться различными средствами. Особенно когда  речь
идет о выходе из сложных ситуаций...
   Некоторое время он шел молча, уставившись  на  носки  ботинок.  Потом
поднял глаза на Хулию и отрицательно покачал головой.
   - Не думаю, чтобы это была она. Я всегда представлял себе, что, когда
мы с ним окажемся лицом к лицу, я испытаю  какое-то  особое  чувство.  А
сейчас я ничего не чувствую.
   - А вам  не  приходило  в  голову,  что,  вероятно,  вы  уж  чересчур
идеализируете нашего врага? - после минутного  колебания  задала  вопрос
Хулия.  -  Разве  не  может  случиться,   что,   будучи   разочарованным
действительностью, вы отказываетесь верить фактам?
   Муньос остановился и бесстрастно взглянул на девушку. Его  сощуренные
глаза сейчас ничего не выражали.
   - Да, я думал об этом,  -  негромко  сказал  он,  не  отводя  от  нее
тусклого взгляда. - И я не исключаю такой возможности.
   Несмотря на лаконизм шахматиста, Хулия поняла, что есть  что-то  еще.
Его молчание, его склоненная к  плечу  голова,  этот  невидящий  взгляд,
затерянный  в  каких-то  недоступных  ей   пространствах,   внушили   ей
уверенность, что мысли  его  заняты  чем-то  другим,  ничего  общего  не
имеющим с Лолой Бельмонте.
   - До чего еще вы додумались? - спросила  она,  не  в  силах  сдержать
любопытства. - Вы что - обнаружили там  что-то  еще,  о  чем  не  хотите
говорить со мной?
   Муньос не ответил.

***

   Они зашли в магазин Сесара, чтобы в  подробностях  описать  ему  свое
посещение дома Бельмонте. Антиквар ожидал их  с  беспокойством  и,  едва
услышав звон колокольчика, поспешил навстречу, чтобы сообщить новость:
   - Задержали Макса. Сегодня утром, в аэропорту. Полчаса назад  звонили
из полиции... Он в участке возле музея  Прадо,  Хулия.  И  хочет  видеть
тебя.
   - Почему именно меня?
   Сесар пожал плечами, словно желая сказать:  я  могу  знать  многое  о
голубом  китайском  фарфоре  или  о  живописи  девятнадцатого  века,  но
психология альфонсов, да и преступников вообще, пока еще не стала  одной
из моих специальностей.
   - А что с картиной? - спросил Муньос. - Вы не в курсе, ее не нашли?
   - Сильно сомневаюсь. - Голубые глаза антиквара излучали беспокойство.
- Думаю, именно в этом и заключается проблема.

***

   Инспектор Фейхоо, похоже, не  испытывал  особого  восторга  от  новой
встречи с Хулией. Он принял ее в своем кабинете, под портретом короля  и
календарем Управления государственной безопасности.  Было  заметно,  что
настроение у него отвратительное. Не приглашая посетительницу сесть,  он
сразу перешел к делу.
   - Это не совсем соответствует нашим правилам, - сухо заговорил он,  -
потому  что  речь  идет  о  человеке,  ко