возможные
последствия оказавшегося не слишком убедительным для  него  хода.  -  Вы
блестящий игрок; в этом я с вами согласен.  Или,  по  крайней  мере,  вы
обладаете всеми качествами, чтобы быть таковым. Но все  же  я  не  верю,
чтобы вы сами  смогли  сыграть  эту  партию  так,  как  сыграли...  Ваши
комбинации были слишком совершенны, просто немыслимы для человека, сорок
лет не прикасавшегося к шахматам. В  этой  игре  важны  практика,  опыт;
поэтому я уверен, что вы солгали нам. Или вы много играли за  эти  годы,
или теперь кто-то помогал вам. Я  сожалею,  что  мне  теперь  приходится
ранить ваше тщеславие, Сесар. Но у вас есть сообщник.
   Никогда еще между  ними  не  возникало  такого  длительного  плотного
молчания,  как  то,  что  воцарилось  вслед  за  этими  словами.   Хулия
растерянно смотрела на обоих, не  в  силах  поверить  тому,  что  сказал
Муньос, Но когда она уже почти открыла рот, чтобы крикнуть, что все  это
- гигантская чепуха, она увидела,  как  Сесар,  чье  лицо  обратилось  в
непроницаемую маску, вдруг иронически поднял бровь. Улыбка,  появившаяся
затем на его губах, была улыбкой признательности и восхищения.  Антиквар
сложил руки на груди, глубоко вздохнул и сделал утвердительное  движение
головой.
   - Друг  мой,  -  проговорил  он  медленно,  растягивая  слова.  -  Вы
заслуживаете гораздо большего,  чем  быть  просто  никому  не  известным
шахматистом, который приходит по субботам и воскресеньям в  клуб  своего
квартала, чтобы  сыграть  партию-другую.  -  Он  повел  правой  рукой  в
сторону, будто указывая на присутствие кого-то, кто все время  находился
рядом с ними, скрытый тенями, окутывающими комнату. -  Действительно,  у
меня есть сообщник. Есть, и я признаю это, хотя в данном случае он может
считать себя в полной безопасности, вдали от карающей  руки  правосудия.
Хотите знать, как его зовут?
   - Надеюсь, вы мне это скажете.
   - Разумеется, скажу, потому что не думаю,  что  это  сильно  повредит
ему. - Он снова улыбнулся, на этот раз шире, чем раньше. -  Надеюсь,  вы
не обидитесь, мой уважаемый друг, что я припас для  себя  это  маленькое
удовольствие. Поверьте, весьма приятно убедиться,  что  все-таки  вы  не
сумели докопаться до всего. Вы не догадываетесь, о ком идет речь?
   - Должен признаться, нет. Но я уверен, что не знаю его.
   - И вы совершенно правы. Его зовут Альфа  ПС-1212;  это  персональный
компьютер, работающий со сложной шахматной программой, предусматривающей
двадцать уровней игры... Я приобрел его на следующий  день  после  того,
как убил Альваро.
   В первый раз за все то время, что она знала Муньоса,  Хулия  увидела,
как его  лицо  выразило  удивление.  Огонек  в  его  глазах  погас,  рот
приоткрылся.
   -  Вы  мне  ничего  не  скажете?  -  спросил  антиквар,  с  несколько
ироническим любопытством глядя на него.
   Муньос долго смотрел на Сесара, не отвечая,  потом  повернул  лицо  к
Хулии.
   - Дайте мне сигарету, - тусклым голосом попросил он.
   Она протянула ему свою пачку, и шахматист некоторое время вертел ее в
руках, прежде чем извлечь сигарету и сунуть ее в рот. Хулия поднесла ему
зажигалку, и он  медленно  глубоко  затянулся,  наполнив  дымом  легкие.
Казалось, он находился за тысячи километров от этой комнаты.
   - Это нелегко, правда? - спросил Сесар, тихонько посмеиваясь.  -  Все
это время вы играли против обыкновенного компьютера, лишенного чувств  и
эмоций... Согласитесь, речь  идет  о  восхитительном  парадоксе,  весьма
подходящем в качестве символа времени, в котором  мы  живем.  По  мнению
Эдгара Аллана По,  внутри  знаменитого  "игрока  из  Мелцела"  находился
спрятанный человек... Помните?.. Но все меняется, друг  мой.  Теперь  за
человеком прячется автомат. - Он поднял белую  королеву,  выточенную  из
пожелтевшей от времени слоновой кости, и с насмешливым видом показал  ее
Муньосу. - И весь ваш  талант,  ваше  воображение,  ваша  необыкновенная
способность к математическому анализу, дорогой сеньор Муньос, имеют свой
эквивалент - как  ироническое  отражение  в  зеркале,  возвращающем  нам
карикатурный образ того, что мы есть, -  в  виде  простой  пластмассовой
дискеты, умещающейся на ладони... Я очень  боюсь,  что,  так  же  как  и
Хулия, после всего этого вы уже не сможете оставаться таким, как прежде.
Хотя в вашем случае, -  его  лицо  приняло  задумчивое  выражение,  -  я
сомневаюсь, что вы выиграете от этой перемены.
   Муньос не ответил. Он продолжал стоять, снова засунув руки в карманы,
зажав в зубах сигарету, дым которой заставлял его щурить  опять  ставшие
пустыми  глаза;  он  напоминал  детектива  из  какого-нибудь  выцветшего
черно-белого фильма, изображающего пародию на самого себя.
   - Мне жаль, - заключил Сесар, на сей раз, казалось, искренне.  Потом,
снова поставив белую королеву на доску с  видом  человека,  завершающего
приятный вечер, взглянул на Хулию. - Чтобы закончить, - сказал он,  -  я
покажу вам кое-что.
   Он подошел к бюро из красного дерева, открыл один из ящиков  и  вынул
из него толстый  запечатанный  конверт,  затем  три  фарфоровые  фигурки
работы Бустелли.
   - Награда твоя, принцесса. - Он улыбнулся девушке с лукавым блеском в
глазах. - Тебе снова удалось отыскать сокровище. Теперь можешь делать  с
ним что хочешь.
   Хулия подозрительно взглянула на конверт и фарфоровые статуэтки.
   - Не понимаю.
   - Сейчас поймешь. Потому что в течение этих недель у меня было  время
для того, чтобы позаботиться о твоих интересах... В данный момент  "Игра
в шахматы" находится в самом подходящем для нее месте:  в  сейфе  одного
швейцарского банка,  арендуемом  неким  акционерным  обществом,  которое
существует только на бумаге  и  имеет  свою  штаб-квартиру  в  Панаме...
Швейцарские адвокаты и банкиры - люди довольно скучные,  но  аккуратные,
не задающие никаких вопросов до тех пор,  пока  ты  уважаешь  законы  их
страны и выплачиваешь им соответствующие гонорары. - Он положил  конверт
на столик рядом с Хулией. - В этом акционерном обществе, вся  информация
о котором тут, в конверте, тебе  принадлежит  семьдесят  пять  процентов
акций; один швейцарский адвокат, чье  имя  ты  наверняка  хоть  раз,  да
слышала от меня, Деметриус Циглер, мой старый друг,  взял  на  себя  все
хлопоты по ведению дел. И никто, кроме нас  и  еще  одного  человека,  о
котором мы поговорим позже, не знает, что в этом сейфе  какой-то  период
будет находиться картина ван Гюйса, хорошо и  надежно  упакованная...  А
тем временем история, связанная  с  "Игрой  в  шахматы",  превратится  в
событие номер  один  в  жизни  мира  искусства.  Все  средства  массовой
информации, все специализированные издания обсосут его до  косточек.  По
предварительным прикидкам, международная цена  фламандской  доски  может
достигнуть нескольких миллионов... Долларов, разумеется.
   Недоумевающе, недоверчиво Хулия взглянула сначала на  конверт,  затем
на Сесара.
   - Какая разница, сколько он будет стоить,  -  пробормотала  Хулия,  с
трудом шевеля непослушными губами. - Украденную картину нельзя  продать.
Даже за границей.
   - Это зависит от того, кому и как  продать,  -  ответил  антиквар.  -
Когда ситуация дозреет - скажем, месяца через  два,  -  картина  покинет
свое нынешнее убежище и появится... не  на  аукционе,  а  на  подпольном
рынке произведений искусства. В конце концов она попадет на стену салона
какого-нибудь коллекционера-миллионера -  бразильского,  греческого  или
японского; их сколько угодно, и все они  набрасываются,  как  акулы,  на
ценные произведения, чтобы,  в  свою  очередь,  продать  их  дальше  или
удовлетворить свои личные  страсти,  связанные  с  роскошью,  властью  и
красотой.  Кроме  того,  это  выгодное  долгосрочное   капиталовложение,
поскольку в некоторых странах, согласно законодательству, срок  давности
для розыска похищенных произведений искусства  истекает  через  двадцать
лет... А ты еще восхитительно молода. Разве  это  не  чудесно?  В  любом
случае эти вещи уже не должны тебя беспокоить. Главное то, что сейчас, в
течение  ближайших  месяцев,  банковский  счет  твоего  свежеиспеченного
Панамского общества, открытый два дня назад  в  другом  уважаемом  банке
Цюриха, увеличится на несколько  миллионов  долларов...  Тебе  ничем  не
придется заниматься, потому что  другой  человек  возьмет  на  себя  все
обязанности,  связанные  с  проведением  этих  сделок.  Я  все  устроил,
принцесса, и лично убедился, что ничто нигде не сорвется. Убедился также
и в необходимой для дела  надежности  этого  человека.  Надежность  эта,
между прочим, хорошо оплачивается, но от этого она ничуть не хуже  любой
другой; даже, сказал бы я, лучше.  Никогда  не  доверяй  лояльности,  не
основанной на интересе.
   - Кто это? Твой швейцарский друг?
   - Нет. Циглер - методичный и дельный  адвокат,  но  есть  области,  в
которых его компетенция не столь высока. Поэтому я обратился к человеку,
имеющему   нужные    связи,    абсолютно,    прямо-таки    восхитительно
нещепетильному и  обладающему  достаточным  опытом,  чтобы  с  легкостью
ориентироваться в этом сложном подпольном мире: к Пако Монтегрифо.
   - Ты шутишь.
   - Я никогда не шучу, если речь идет о деньгах.  Монтегрифо  -  весьма
любопытный персонаж, который, между прочим, немного влюблен в тебя, хотя
это и не имеет отношения к делу. Важно то, что этот человек, удивительно
бессовестный и одновременно чрезвычайно ловкий,  никогда  не  сыграет  с
тобой злой шутки.
   - Не понимаю почему. Если картина у него, мы можем проститься с  ней.
Монтегрифо способен  продать  родную  мать  за  какую-нибудь  несчастную
акварель.
   - Да. Но тебя он  продать  не  может.  Во-первых,  потому  что  мы  с
Деметриусом Циглером заставили  его  подписать  целую  кучу  документов,
которые, будь они предъявлены где бы то ни было, не имеют законной силы,
поскольку  все  это  дело  -  откровенное   преступление,   но   которых
достаточно, чтобы доказать, что ты не имеешь к этому абсолютно  никакого
отношения. А также чтобы максимально связать его  самого  -  на  случай,
если проболтается или вздумает нечисто играть:  до  такой  степени,  что
дело дойдет до объявления его в международный розыск и прочих прелестей,
которые не позволят ему вздохнуть спокойно до последней минуты  жизни...
С другой стороны, я владею кое-какими секретами,  обнародование  которых
сильно повредит его репутации и создаст ему весьма серьезные проблемы  с
правосудием.  Между  прочим,  насколько  мне  известно,  Монтегрифо,  по
меньшей мере дважды, занимался вывозом из страны и  незаконной  продажей
предметов, включенных в Национальное художественное  достояние,  которые
попали в мои руки, а я  передал  их  ему:  складень  пятнадцатого  века,
предположительно работы Переса Ольеры, украденный  из  церкви  Пресвятой
Девы Марии в Каскальсе в тысяча девятьсот семьдесят восьмом году, и  тот
знаменитый Хуан де Фландес, исчезнувший четыре года назад  из  коллекции
герцогов Оливарес, помнишь?
   - Да. Но я никогда и представить себе не могла, что ты...
   Сесар равнодушно пожал плечами.
   - Такова жизнь, принцесса. В моем деле, так же как и в любом  другом,
кристальная честность - это  самый  верный  путь  к  голодной  смерти...
Однако  мы  говорили  не  обо  мне,  а  о  Монтегрифо.  Разумеется,   он
постарается прикарманить столько, сколько сможет: это уж  неизбежно.  Но
он  будет  держаться  в  таких  пределах,  которые  не  нанесут   ущерба
минимальной прибыли, гарантированной для твоего Панамского общества, чьи
интересы  Циглер  будет  охранять,  как  доберман.  Когда   дело   будет
закончено, Циглер автоматически переведет  деньги  с  банковского  счета
акционерного общества на другой счет, частный,  номер  которого  тихо  и
скромно принадлежит тебе, и ликвидирует  само  общество,  чтобы  замести
следы, а также уничтожит всю документацию, кроме той,  что  относится  к
темному прошлому Монтегрифо. Эту он  сохранит,  чтобы  честность  нашего
друга-аукциониста была тебе гарантирована. Хотя я уверен, что  эта  мера
предосторожности уже  излишняя...  Кстати,  мой  добрый  Циглер  получил
четкие  инструкции  направить  треть  твоих  прибылей  на  разного  рода
капиталовложения, надежные и рентабельные, которые отмоют эти  деньги  и
гарантируют тебе - даже в случае, если ты примешься  весело  проматывать
свое богатство, - солидный достаток до конца твоих дней. Следуй  советам
Циглера безо всяких сомнений, ибо он хороший человек,  которого  я  знаю
вот уже более двух десятков лет: честный, кальвинист  и  гомосексуалист.
Разумеется,  он  будет  скрупулезно  вычитать  из   твоих   денег   свои
комиссионные и необходимые суммы на покрытие расходов.
   Хулия, до сих пор слушавшая его, сидя неподвижно,  содрогнулась.  Все
укладывалось  в  схему  Сесара  просто  идеально,  как  части   какой-то
невероятной головоломки. Он не оставил ни  одной  ниточки  за  пределами
клубка. Посмотрев на антиквара долгим взглядом,  она  встала  и  сделала
несколько  шагов  по  комнате,  пытаясь  осмыслить  услышанное.   Что-то
многовато  для  одного  вечера,  подумала  она,   останавливаясь   перед
Муньосом, невозмутимо взиравшим на нее, все еще с почти погасшим окурком
во рту. Может быть, этого многовато и для одной жизни.
   - Я вижу, - сказала девушка, снова поворачиваясь к антиквару,  -  что
ты предусмотрел все... или почти  все.  А  ты  подумал  о  доне  Мануэле
Бельмонте?  Может  быть,  тебе  это  покажется  маловажной  деталью,  но
владелец картины все-таки он.
   - Я подумал и об этом. Естественно, у  тебя  может  случиться  весьма
похвальный кризис совести, и ты решишь, что отвергаешь мой план. В  этом
случае тебе стоит только слово  сказать  Циглеру,  и  фламандская  доска
объявится там, где  тебе  будет  угодно.  Монтегрифо,  конечно,  получит
инфаркт, но ему придется смириться. В общем-то, все останется  так,  как
прежде: скандал вокруг картины повысит ее цену,  а  "Клэймор",  согласно
имеющемуся у него праву, выставит ее на аукцион... Но в случае, если  ты
все-таки склонишься  в  пользу  практического  смысла  жизни,  вот  тебе
аргументы, чтобы  успокоить  твою  совесть.  Бельмонте  отказывается  от
картины ради денег, значит, помимо сентиментальной ценности,  она  имеет
еще и экономическую. А в этом смысле утрата ее  покрывается  страховкой.
Кроме того, никто не мешает тебе анонимным образом передать Бельмонте  в
порядке возмещения убытков такую сумму, какую ты сочтешь нужной. Денег у
тебя на это хватит с лихвой. Что же касается Муньоса...
   - Да, кстати, - отозвался шахматист.  -  Честно  говоря,  мне  весьма
любопытно узнать, какова моя участь.
   Сесар хитро взглянул на него.
   - А вам, дорогой мой, выпал выигрышный билет.
   - Что вы говорите!
   - Именно то, что вы слышали. Предвидя, что второй  белый  конь  может
все-таки  выйти  живым  из  этой  партии,  я  взял  на   себя   смелость
документально оформить его участие в  упомянутом  акционерном  обществе,
назначив ему в собственность двадцать пять процентов акций. Что,  помимо
прочего, позволит вам почаще покупать себе новые рубашки  и  предаваться
игре в шахматы, скажем, на Багамских островах, если вас  устраивает  это
место.
   Муньос поднес руку ко рту, ухватил двумя  пальцами  погасший  окурок,
посмотрел на него и явно преднамеренно уронил на ковер.
   - Я нахожу это весьма щедрым с вашей стороны, - проговорил он.
   Сесар взглянул на окурок на полу, затем на шахматиста.
   - Это самое меньшее из того,  что  я  могу  сделать.  Нужно  каким-то
образом купить ваше молчание; а кроме того, вы  это  заслужили,  даже  с
лихвой...  Скажем  так:  это  моя  вам  компенсация  за  эту   шутку   с
компьютером.
   - А вам не приходило в голову, что я могу отказаться  участвовать  во
всем этом?
   - Приходило. Честное слово, приходило. В  общем-то,  если  хорошенько
подумать, вы довольно странный тип. Но это уже не мое дело. Вы с  Хулией
теперь партнеры, так что разбирайтесь сами. А мне нужно думать о  других
вещах.
   - Еще остался ты сам, Сесар, - сказала Хулия.
   - Я? - Антиквар улыбнулся, и в этой улыбке девушке почудилась боль. -
Дорогая моя принцесса, у меня целая куча грехов, которые надо  искупить,
и очень мало времени. - Он указал на запечатанный конверт  на  столе.  -
Там также лежит подробная исповедь, повествующая обо всей  этой  истории
от начала  до  конца,  за  исключением,  разумеется,  нашей  швейцарской
комбинации. Ты, Муньос и - пока что - Монтегрифо  остаетесь  чисты,  как
ангелы. Что касается картины, я там детально описываю, как уничтожил  ее
по личным и сентиментальным причинам. Уверен,  что,  досконально  изучив
мое признание, полицейские психиатры признают меня опасным шизофреником.
   - Ты собираешься уехать за границу?
   - Ни в коем случае. Если человек ищет место, куда уехать, то это лишь
для того, чтобы совершить путешествие. Но я уже слишком стар.  С  другой
стороны, тюрьма или сумасшедший дом меня тоже не привлекают. Думаю,  это
довольно неприятно, когда все эти  симпатичные  санитары  с  квадратными
плечами тащат тебя под холодный душ или что-нибудь другое в том же роде.
Боюсь, что нет, дорогая. Мне уже за пятьдесят, и подобные эмоции не  для
меня. Кроме того, есть еще одна небольшая деталь.
   Хулия угрюмо взглянула на него.
   - Что еще за деталь?
   - Тебе приходилось слышать, - Сесар иронически усмехнулся, - о  такой
вещи, которая называется синдромом приобретенного черт-его-знает-чего  и
которая в последнее время, похоже, все больше входит в моду?.. Так  вот,
мой поезд приближается к конечной станции. Говорят.
   - Врешь.
   - Ни капельки. Знаешь, как  в  метро:  конечная,  просьба  освободить
вагоны.
   Хулия закрыла  глаза.  Внезапно  все,  что  окружало  ее,  словно  бы
растаяло, и в ее сознании остался только слабый глухой звук, похожий  на
тот, что производит камень, падая в середину пруда.  Когда  она  разжала
веки, они были мокры от слез.
   - Ты врешь, Сесар. Только не ты. Скажи, что ты врешь.
   - Хотел бы  соврать,  принцесса.  Честное  слово,  я  был  бы  просто
счастлив, если бы мог сказать тебе, что все это -  просто  шутка  весьма
дурного вкуса. Но жизнь умеет и любит играть с нами подобные шутки.
   - Когда ты узнал?
   Антиквар томно и презрительно махнул рукой, как будто время перестало
иметь для него значение:
   - Месяца два назад. Все началось  с  появления  маленькой  опухоли  в
прямой кишке. Довольно неприятная вещь.
   - И ты никогда ничего не говорил мне.
   - Зачем?.. Прости, если я покажусь тебе неделикатным,  принцесса,  но
моя прямая кишка всегда была моим сугубо личным делом.
   - Сколько тебе осталось?
   - Не так уж много: кажется, шесть или семь месяцев.  И  говорят,  что
при этом катастрофически худеют.
   - Тогда тебя отправят в больницу. В больницу, а не в тюрьму. Даже  не
в сумасшедший дом. Сесар со спокойной улыбкой покачал головой.
   - Меня не отправят  ни  в  одно  из  этих  мест,  дражайшая  моя.  Ты
представляешь, как это ужасно - умереть от такой  вульгарной  причины?..
Нет, нет. Ни за что. Теперь все подряд умирают от этого, так что я  имею
право придать делу хоть немного личный характер... наверное, это  просто
кошмар - уносить  с  собой  в  качестве  последнего  воспоминания  образ
капельницы, болтающейся у тебя над головой, посетителей, наступающих  на
твой кислородный шланг, и прочего в том же духе... - Он  обвел  взглядом
свою  комнату:  мебель,  ковры,  картины.  -  Я  предпочитаю  финал   во
флорентийском стиле, среди  вещей,  которые  я  люблю.  Такой  выход  из
положения, разумный и более приятный, больше соответствует моим вкусам и
характеру.
   - Когда?
   - Скоро. Как только вы будете настолько любезны,  что  оставите  меня
одного.
   Муньос ждал ее на улице, прислонившись к стене и до самых ушей подняв
воротник  плаща.   Казалось,   он   был   поглощен   какими-то   тайными
размышлениями, и, когда Хулия, выйдя из подъезда, подошла к нему,