-- Мой двор по-прежнему полон. Люди в меня верят, понимаете ли. Может
быть, мне чуть реже стали посылать скаковых лошадей, но их еще хватает.
      -- А слышали вы еще что-нибудь про смерть Яна Паргеттера? Нашли убий-
цу
      В его взгляде выразилось сожаление.
      -- Уверен, что нет. На днях я спрашивал одного его  друга,  и он ска-
зал, что,  по-видимому, никто больше  ничего не выясняет. Он был совершенно
подавлен. Я  тоже. Конечно,  если убийцу найдут, это не  вернет Яна, но все
равно хочется знать.
      Я сочувственно покивал и сменил тему.
      -- Расскажите мне о ваших последних успехах, -- сказал я, беря бумаж-
ной толщины ломтик поджаренного хлеба с маслом. -- Я считаю, что ваша рабо-
та чрезвычайно интересна. -- Я также считал, что это единственная  тема, на
которую можно поговорить,  поскольку нас, похоже, мало что связывало. Может
быть, я и сожалел об этом, но пока не стремился к более близкой дружбе.
      Кальдер задумчиво проглотил еще один кусочек копченой лососины.
      -- Я получил жеребенка, -- сказал он наконец, -- тренированного двух-
летку. За ним ухаживал Ян, и он, казалось, уже пришел в норму. Потом, через
три недели  после  смерти  Яна, у жеребенка пошла кровь изо рта и из носа и
все никак не останавливалась, и так  как заместитель Яна не мог выяснить, в
чем беда, тренер уговорил владельца отослать лошадь ко мне.
      -- И вы разобрались, что с ним не так? -- спросил я.
      -- Да  нет. --  Он покачал головой. -- В  этом не было необходимости.
Три дня подряд я возлагал на него руки, и кровотечение вскоре прекратилось.
Я продержал его у себя в поместье еще две недели и возвратил хозяину в доб-
ром здравии.
      Смежные столы завороженно слушали; честно говоря, я тоже.
      -- Вы давали ему травы? -- поинтересовался я.
      -- Конечно. Непременно. И добавлял люцерну в его сено. Эта штука здо-
рово помогает при всяких болезнях, люцерна то есть.
      Я весьма смутно представлял, на что похожа люцерна; кажется, какой-то
сорняк.
      -- Единственное,  чего вы не сможете сделать с  помощью трав, -- уве-
ренно заявил Кальдер, -- это причинить вред.
      Поскольку рот мой был полон, я вопросительно поднял брови.
      Довольно усмехнувшись, он объяснил:
      -- Обыкновенные медикаменты из-за их сильного действия и побочных эф-
фектов надо применять очень осторожно, но если я точно не  знаю,  что с ло-
шадью, я могу дать  ей любое травяное снадобье, хоть все сразу,  в надежде,
что одно  из  них попадет в цель, и чаще всего так и случается. Может быть,
это антинаучно, но если ученый ветеринар  не может точно сказать, что с ло-
шадью, как я-то могу?
      Я от  души рассмеялся и  предложил ему вина. Кудрявый шлем склонился,
моя рука направилась было к бутылке,  стоящей в ведерке со льдом, но движе-
ние было немедленно предупреждено бдительным официантом, который почти бла-
гоговейно наполнил бокал целителя.
      -- Как прошло в январе американское турне? -- спросил я.
      -- Мм. -- Он попробовал вино. -- Интересно. -- Он слегка нахмурился и
занялся оставшейся лососиной, оставив меня гадать, был ли это весь  его от-
вет. Однако, положив нож и вилку,  он откинулся на стуле и поведал мне, что
наиболее увлекательной частью американского путешествия были, как он и ожи-
дал, несколько дней катания на горных лыжах; и за ростбифом  и бургундским,
которые появились на столе, мы обсудили места лыжных  катаний. За блинчика-
ми-сюзетт я вспомнил про  Дисдэйла и Беттину и услышал, что Дисдэйл  был по
делам ;  в Нью-Йорке, а Беттина получила небольшую  роль в каком-то англий-
ском фильме и Дисдэйл не знает, радоваться этому или огорчаться.
      -- Там полно шикарных молодых  жеребцов,  --  ухмыльнулся Кальдер. --
Дисдэйлу так и так пришлось бы понервничать, а тут еще  пришлось отлучиться
на десять дней.
      Невольно мне пришло в голову, что сам Кальдер,  похоже, обходился без
личной жизни; с другой стороны, он  тоже никогда не видел меня с девушками,
а на гомика он никак не походил.
      За кофе, истощив запас тем, я спросил его, как поживает его хозяйство
вообще и Джейсон Правая Рука в частности. Кальдер пожал плечами.
      -- Ушел. Они приходят и уходят,  вы же понимаете. В наши дни нет вер-
ности.
      --А вы не боитесь... ну, что он прихватил с собой ваши секреты?
      Кальдера, похоже, это позабавило.
      -- Он мало знал. То есть  я выдавал ему таблетки и говорил, какой ло-
шади их дать. Таким вот образом.
      Мы завершили вечер весьма мило --  по порции бренди на брата и сигара
для Кальдера, -- и я постарался не вздрогнуть при виде счета.
      -- Было очень  приятно, -- сказал  Кальдер. -- Вы  должны  как-нибудь
вновь приехать к обеду.
      -- С удовольствием.
      Под занавес возникла пауза; мы посидели несколько минут, обоюдно оце-
нивая друг друга:  два совершенно различных человека, которых связала деся-
тая доля секунды на тротуаре Аскота. Спасенный и  спаситель, нечаянно заин-
тересовавшиеся друг другом;  привычное  любопытство, которое не очень хоте-
лось удовлетворять. Подумав,  я  улыбнулся ему и получил  в  ответ такую же
улыбку, поверхностную, неглубокую, точное отражение моих чувств.


      Положение дел в  офисе потихоньку менялось. Джон слишком часто похва-
лялся своими сексуальными завоеваниями и слишком часто выражал недовольство
моим директорством, так что  ПочтиРавный  Гордону устал от подобной зряшной
траты времени. Я услышал от Вэла Фишера (возможно, в отредактированной вер-
сии), что  в избранном кругу вышестоящих,  на совещании, проведенном  в мое
отсутствие и без моего ведома, Почти-Равный Гордону сказал, что был  бы рад
вышвырнуть Джона к св. Павлу.  Его  мнение было уважено. Как-то я  попросту
услышал от Алека, что комара, так долго мне  надоедавшего, наконец прихлоп-
нули, и,  пройдя по коридору в  поисках подтверждения, обнаружил,  что стол
Джона пуст и сам склочный жеребец испарился.
      -- Поехал продавать кондиционеры эскимосам,  --  заявил  Алек, а Поч-
ти-Равный Гордону, вполне возможно, с любезной улыбкой повторил  это в ком-
пании нескольких брокеров Фондовой Биржи.
      Сам Алек последнее время выглядел  неспокойным,  точно  его больше не
занимала так увлекавшая прежде работа.
      -- С тобой все в порядке, -- сказал он однажды. -- У тебя дар. У тебя
чутье. А  я  с  пяти шагов не отличу золотого прииска от помидора, и за все
эти годы едва этому научился.
      -- Но  ты же волшебник, -- сказал я. -- Ты быстрей любого из нас выт-
рясешь деньги хоть из воздуха.
      -- Болтать умею, только и всего. -- На него нашло  несвойственное ему
уныние. --  Мозги запудрить  -- дело нехитрое. -- Он  махнул рукой на столы
двух новых старших коллег, которые ушли обедать. -- Я закончу как они, буду
сидеть здесь, гладко говорить, стану частью мебели и доживу до шестидесяти.
-- Судя по  голосу, он не верил, что до этого можно дожить. -- И это жизнь?
И это все?
      Я сказал, что этого может хватить.
      --  Да,  когда  тебя это возбуждает! -- буркнул он. -- Я имею в виду,
что ты это дело любишь. У тебя глаза горят. Ты здесь просто кайф ловишь. Но
я-то никогда не выйду в директора, взглянем правде в лицо;  и  у меня такое
дерьмовое чувство, будто время летит мимо, и скоро будет слишком поздно на-
чинать заново.
      -- Что начинать?
      -- Ну, стать актером. Или врачом. Или акробатом.
      -- Это было поздно уже тогда, когда тебе исполнилось шесть.
      -- Ну да, -- сказал он. -- Это-то и паршиво.
      Через десять  минут он  с головой ушел в охоту  за сотней тысяч, чтоб
ссудить их  какому-то дельцу на несколько лет под  выгодный процент, и весь
остаток дня усердно и успешно увязывал и улаживал сделки.
      Я надеялся, что он не уйдет.  В нашем офисе он был изюминкой, заквас-
кой, пузырьком в тесте. Что до меня, я основательно привык сидеть в правле-
нии и обнаружил, хоть и не  сразу, что достиг нового уровня доверия. Гордон
вроде бы ничего от меня не скрывал, как от равного, хотя прошло немало вре-
мени, пока я это осознал.
      В волосах Гордона, до  сей  поры безупречно черных, появились две-три
белые прожилки. Правая рука снова тряслась, и почерк стал мельче  из-за то-
го, что он силился контролировать пальцы. Я видел, как героически он сража-
ется с недугом, и уважал его  тайну, не позволяя себе даже лишнего взгляда:
я приучил себя глядеть куда угодно, но только не прямо на его руки. По час-
ти ума он был все так же энергичен, но физически медленно сдавал.
      С Джудит после Рождества я виделся только однажды, в офисе, на приеме
по случаю  ухода на пенсию  главы Общих Финансов, куда собрались обменяться
положенными рукопожатиями все большие шишки и куда были приглашены все жены
управляющих.
      -- Как вы? -- спросила она посреди толчеи, держа бокал вина и неопоз-
нанный бутерброд-канапе и благоухая фиалками.
      -- Прекрасно. А вы?
      -- Прекрасно.
      На ней  было голубое  платье, в ушах бриллианты. Я  взглянул на нее с
безграничной и безнадежной любовью и увидел, как застыло ее лицо.
      -- Простите, -- сказал я.
      Она покачала головой и вздохнула.
      -- Я думала... этого не будет... здесь, в банке.
      -- Нет.
      Она опустила взптяд на канапе, который держала в  руке. Что-то желтое
и мягкое.
      -- Если я не съем эту дрянь, я скоро уроню ее на платье.
      Я взял эту штуку из ее пальцев и разместил в пепельнице.
      -- Их надо вкладывать в фунтик из салями. Они здесь каменные.
      -- Куда Тим советует вкладывать?  --  Это Генри Шиптон обратил к  нам
свое сияющее лицо.
      -- В салями.
      -- На  него похоже. На прошлой неделе он  ссудил деньги в переработку
морских водорослей. Джудит, дорогая, позвольте мне освежить ваш бокал.
      Он понес бокал  к  бутылкам и оставил нас  наедине  в окружении сотни
глаз.
      -- Я тут подумал, -- сказал я. -- Когда потеплеет, могу я свозить вас
с Гордоном и  Пен,  если ей будет угодно,  куда-нибудь  на воскресенье? Ку-
да-нибудь в необычное место. На весь день.
      Она не  отвечала дольше, чем  требует обычная вежливость, и я понимал
все, чего она не говорила, но  тут показался Генри с бокалом, и она наконец
отцветила:
      -- Да. Нам всем будет угодно. Мне... будет угодно. Очень.
      -- Вот и вы, -- сказал Генри. -- Тим, пойдите сами наполните свой бо-
кал и оставьте меня поболтать с  этой шикарной девушкой. -- Он обнял Джудит
за плечи и увлек в сторону, и хотя я весь вечер живо ощущал ее присутствие,
мы больше ни минуты не оставались наедине.
      В те дни, когда ее не было рядом, я не страдал в точном смысле слова:
ее отсутствие скорее ослабляло подспудную ноющую боль. Каждый  день я видел
в офисе  Гордона, но не чувствовал ни постоянной  зависти, ни ненависти, ни
даже особенно не задумываются о том, где он спит. Он был добрым и умным че-
ловеком, он мне нравился, и  наши  служебные  взаимоотношения протекали без
треволнений и сбоев. Но любить Джудит было наслаждением  и несчастьем, наг-
радой и  наказанием,  неутолимым  томлением,  невоплотимой мечтой. Пожалуй,
легче и разумнее было бы до  смерти влюбиться в юную, прекрасную и незамуж-
нюю незнакомку; но менее всего свойственна любви именно логика.
      -- Пасха  на носу, -- как-то сказал я Гордону в офисе. -- Вы с Джудит
куда-нибудь собираетесь?
      -- У нас были планы, но расстроились.
      -- Джудит упоминала, что я хотел бы куда-нибудь пригласить вас вместе
с Пен Уорнер -- в благодарность за Рождество?
      -- Да, по-моему, упоминала.
      -- Тогда в понедельник после Пасхи?
      Ему, похоже,  понравилась идея, и на  следующий день он  доложил, что
Джудит передала приглашение Пен и все уладилось.
      -- Пен захватит своего змея, --  сказал Гордон. -- Если только не по-
едем на весь день в Манчестер.
      -- Что-то подобное я предчувствовал, -- рассмеялся я.  -- Скажите ей,
что дождя не будет.
      Я долго размышлял над тем, как доставить компании наибольшее удоволь-
ствие, не напрягая излишне  тех, кого мы собирались навестить, и в  итоге в
восемь тридцать утра забрал из Клэфема  Гордона, Джудит и Пен (без змея). В
банке по случаю Пасхи был выходной. Джудит и Пен искрились, как шампанское,
а Гордон выглядел уже уставшим. Я предложил было отменить поездку, ведь ему
предстоял довольно утомительный день, но он и слышать об этом не хотел.
      -- Я хочу поехать,  -- заявил он. -- Предвкушал всю неделю.  Просто я
сяду на заднее сиденье и в дороге посплю.
      И потому, когда я вел машину,  со мной рядом сидела Джудит и время от
времени касалась моей руки; мы мало говорили, но я был полон до краев одним
ее присутствием. Дорога до  Ньюмаркета заняла два с половиной часа, а  я бы
предпочел, чтобы она никогда не кончалась.
      Я вез их в поместье Кальдера, к полному восторгу Пен.
      -- Только  не говорите ему, что я фармацевт,  -- предупредила она. --
Узнав, что у него осведомленная аудитория, он может прикусить язык.
      Бедный Кальдер,  подумал я; впрочем, я  и не собирался  облегчать ему
жизнь.
      Он радушно приветствовал нас (отчего я почувствовал себя виноватым) и
предложил всем  кофе в громадной  гостиной с дубовыми балками под потолком,
где еще витала у очага тень Яна Паргеттера.
      -- Счастлив увидеться с вами вновь. -- Кальдер вглядывался в Гордона,
Джудит  и  Пен, точно пытаясь сообразить,  что  ему напоминают их лица.  Он
знал, разумеется, как кого зовут, но после Аскота прошло десять  месяцев, и
хотя тот день был для него по-особому памятен, между тем днем и этим он об-
щался с великим множеством людей.
      -- Ах, да, -- облегченно вздохнул он, и морщинка над  бровями разгла-
дилась. -- Желтая шляпка с розами.
      Джудит рассмеялась.
      -- Вы запомнили.
      -- Такую прелесть нельзя  забыть.  Она выслушала это, как выслушивают
комплименты, но он и  вправду не мог забыть ее: такие люди,  напоенные сол-
нцем, с трудом забываются.
      -- Я частенько вижусь с Дисдэйлом и Беттиной, -- дал  затравку разго-
вору Кальдер, и Гордон  подхватил, что они с Джудит тоже видятся  с Дисдэй-
лом, хотя и  не так часто. Тема была притянута за уши, но тем не менее пос-
лужила приемлемым переходом и связью между долгой поездкой в машине и Grand
Tour.
      Пациенты в стойлах были другие, но страдали вроде бы теми  же недуга-
ми; допускаю, что можно простить хирургам,  обезличенно обсуждающим "аппен-
дицит с 14-й койки", ведь постояльцы меняются, а операции -- нет.
      -- Звезда трехдневных  соревнований поступил пять недель назад с жес-
токим мышечным  бессилием и отсутствием аппетита.  Есть не мог.  Ходить под
седлом не мог. Завтра отправится домой, сильный и  цветущий. Неплохо выгля-
дит, а? -- Кальдер протянул руку над полуоткрытой дверью стойла  и потрепал
лоснящуюся бурую  шею. -- Его хозяйка,  бедняжка, ожидала, что  конь умрет.
Плакала, когда привезла его сюда. Истинное удовольствие испытываешь, знаете
ли, когда можешь помочь.
      Гордон учтиво согласился.
      -- Двухлетка, его только недавно начали тренировать. Поступил с серь-
езной инфицированной  раной над копытом, на  щетке. Провел здесь  неделю, и
вот он здоров. К великому счастью, тренер отослал его без промедления, пос-
кольку я в прошлом пользовал некоторых его лошадей. Эта кобыла,  -- продол-
жал Кальдер, увлекая нас собой, -- поступила два или три дня назад в сквер-
ном состоянии,  в моче была кровь. Рад сообщить,  что она хорошо реагирует.
-- Эту он тоже похлопал, как и прочих.
      -- В чем  причина  кровотечения? -- поинтересовалась Пен, придержива-
ясь, однако, тона любопытствующей-невежды-из-публики. Кальдер покачал голо-
вой.
      -- Не знаю. Ее ветеринар  определил  почечную  инфекцию,  осложненную
кристаллурией, что и  означает  кристаллы в урине; но  он  не определил вид
микробов, и какой бы антибиотик ни пробовал, ничего не действовало. Так что
кобыла оказалась здесь. Последняя надежда. -- Он подмигнул мне. --  Я поду-
мываю просто переименовать все поместье в "Последнюю Надежду".
      -- И чем вы ее лечите, -- спросил Гордон, -- травами?
      -- Любыми, какие могу придумать, -- ответил Хальдер.  -- И, разумеет-
ся... руками.
      -- Наверное, -- застенчиво спросила Джудит, -- вы  никому не позволя-
ете смотреть?
      -- Дорогая  леди, вам я позволю все, что  угодно, -- заверил Кальдер.
-- Только вы ничего не увидите.  Можете простоять полчаса, и ничего не про-
изойдет. Это  ужасно скучный процесс. А еще я,  возможно, не буду способен,
понимаете, если кто-нибудь будет стоять рядом и ждать.
      Джудит понимающе улыбнулась, и обход продолжился, закончившись, как и
в прошлый раз, в приемной.
      Пен постояла, светски оглядываясь кругом, затем  медленно пошла вдоль
застекленных шкафчиков, близоруко всматриваясь в их содержимое.
      Кальдер, к счастью, игнорировавший ее ради Джудит, в  это время вытя-
гивал свою древнюю форму для таблеток и с гордостью ее демонстрировал.
      -- Какое  чудо, -- искренне сказала Джудит. --  Вы часто этим пользу-
етесь?
      -- Постоянно, -- отвечал хозяин. -- Любой травник с именем сам делает
свои пилюли и микстуры.
      -- Тим говорил, что вы прячете в холодильнике универсальную волшебную
микстуру.
      Кальдер улыбнулся  и  услужливо  распахнул  дверцу холодильника, явив
пластиковые сосуды, как и прежде, наполненные чем-то коричневым.
      -- Что в них? -- полюбопытствовала Джудит.
      -- Профессиональная тайна, -- улыбаясь,  ответил  Кальдер.  --  Отвар
хмеля и всякое прочее.
      -- Вроде пива? -- предположила Джудит.
      -- Ну, возможно.
      -- Лошади пиво пьют, -- сказал Гордон. -- Я что-то такое слышал.
      Пен нагнулась,  подобрала маленькую персикового цвета пилюлю, скромно
лежавшую на полу под одним из буфетов, и без единого  слова  положила ее на
рабочий стол.
      -- Это все так увлекательно, -- сказала Джудит. -- Страшно мило с ва-
шей стороны все нам показать. Я теперь буду смотреть все ваши программы, ни
одной не пропущу.
      Кальдер охотно ей откликнулся, как  делали  все  мужчины, и пригласил
нас в дом выпить перед отъездом. Однако Гордон выказывал признаки усталости
и все прятал обе  руки в карманы, видимо, чувствуя, что они  сильно дрожат;
так что мы все с энтузиазмом поблагодарили Кальдера  за гостеприимство, об-
менялись восхищенными замечаниями  его лечебнице и забрались в машину, раз-
местившись на прежних местах.
      -- Приезжайте, когда захотите, Тим, -- сказал Кальдер; я поблагодарил
и ответил, что, наверное приеду.  Мы  пожали руки и улыбнулись друг  другу:
равно увязшие в наших странных взаимоотношениях и равно неспособные развить
их глубже. Он помахал мне, я помахал ему и тронул машину с места.
      -- Ну, разве он не прелесть? -- заявила Джудит. -- Нет, Тим, теперь я
правда понимаю, чем он вас так восхитил.
      Гордон фыркнул и сказал, что хорошие актерь вовсе не лучшие врачи; но
Кальдер действительнс производит впечатление.
      И только Пен, через несколько миль, высказалась в ином смысле.
      -- Не хочу говорить, что он плохо помогает лошадям. Должно  быть, хо-
рошо, иначе бы ему  не приобрести такой репутации. Но, честно говоря,  я не
думаю, что он пользуется только травами.
      -- А как  ты считаешь? -- заинтересовалась Джудит, поворачиваясь так,
чтобы видеть подругу. Пен подалась вперед.
      -- Я нашла на полу таблетку. Вряд ли вы заметили.
      -- Я заметил, -- сказал я. -- Вы положили ее на стол.
      -- Правильно. Так вот, это никакая не трава, а самый  что  ни на есть
обыкновенный варфарин.
      -- Это для тебя самый обыкновенный вар-вар-что-то, -- сказала Джудит.
-- А не для меня.
      В голосе Пен послышалась улыбка.
      -- Варфарин -- средство, полезное для людей, -- полагаю, и  для лоша-
дей тоже, -- в случае, например, сердечного приступа.  Это кумарин, антико-
агулянт. Разжижает кровь, предотвращает образование тромбов в венах и арте-
риях. Широко используется в