акой следовало, учитывая ее рост.
     Будь я журналистом, ищущим подпись  для  цветной фотографии, то не стал
бы  долго раздумывать.  "Совращение  малолетних"  --  вот  как следовало  бы
назвать Феникс Джордан в этом наряде. Памятуя о данном себе слове бороться с
рыцарскими порывами, я напустил на себя суровый вид.
     -- Кто вы такие? -- недовольно проскрипел таракан.
     --  Мистер Перкинс? -- осведомился я, при этоv недвусмысленно давая ему
понять, что не собираюсь здороваться с ним за руку.
     -- Предположим, -- на его лице я читал недоверие.
     -- Мисс Джордан, я полагаю? -- я обратился к халатоносице. Она кивнула,
скромно и с достоинством, как  и  положено  прилежной  воспитанной  девочке,
когда дядя полицейский спрашивает, употребляет ли она наркотики.
     -- Вы  пришли  из-за  наших  показаний,  вот зачем, -- сказал  Перкинс.
Осознание своей проницательности добавило ему самоуверенности. -- Так вот...
     -- Послушайте меня, мистер Перкинс, -- мягко сказал я. -- Нам прекрасно
известно, что вы солгали в полиции.
     -- Это неправда, -- подала голос девушка. -- Мы сказали правду.
     -- Молчи, Феникс, -- пискнул таракан. -- Я сам с ними поговорю.
     --  Не знаю, сколько  вам  заплатили, -- задумчиво  произнес я.  --  Но
сомневаюсь, что это  стоит  тюрьмы.  А  именно  туда вы попадете, когда  вас
уличат в лжесвидетельстве.
     --  Мы  не  попадем  в  тюрьму,  --  Перкинс  насупился.  --  А  теперь
проваливайте.
     Я подошел к стене и брезгливо осмотрел обивку.
     -- Дрянная квартирка, не  так ли, Феникс? --  я повернулся к  невинному
ягненку.  -- А ведь в тюрьме будет гораздо хуже. Вас когда-нибудь насиловали
лесбиянки?
     Раз  мне было велено обижать  маленьких, я  решил постараться. В глазах
девушки мелькнул страх, такая перспектива явно не входила в число ее заказов
Санта-Клаусу на Рождество.
     --  О чем  таком вы говорите,  -- таракан  попробовал  петушиться.  Его
смешные маленькие усики задрались кверху. -- Я же велел вам убираться.
     --  Двое  свидетелей  обеспечивают  Кларенсу  Картеру  алиби   на  ночь
убийства,  --  веско   произнесла   Франсуаз,   наступая  на  таракана.  Тот
непроизвольно  сделал шаг  назад и  уперся  спиной в стену. --  Один из  них
владеет особняком в Беверли-Хиллз. Полагаете, что вам обоим поверят больше?
     -- Эл, -- сказала Феникс. -- О чем она говорит?
     -- И это еще не все, -- я повернулся к ней. -- Вы вляпались не просто в
дело об убийстве. Это большая серьезная игра для настоящих игроков.  А вы --
всего лишь мелочь, морские отбросы, которые продают на рыбном базаре по паре
центов  за  штуку. Многие  люди имеют свой  интерес в этой истории,  -- и вы
стоите на пути у всех.
     --  Он прав, -- кивнула Франсуаз.  -- Вас  обоих  выставили вперед, как
мишени на линию огня. Когда вас  продырявят,  вы  даже не  узнаете, кто  это
сделал.
     --  Эл,  --   голос  Феникс  стал  неожиданно  резким.  --  Мы  так  не
договаривались, Эл.
     -- Это все болтовня, -- голос Перкинса стал  неожиданно тонким. -- Я не
знаю, о чем вы тут говорите. Мы просто расскажем на суде все, что видели.
     Эта парочка была уже готова для формовки и упаковки в целлофан, когда я
услышал позади себя шаги.
     -- Запугиваете свидетелей, мисс Дюпон? -- голос Патрисии Огден был чуть
более сладким, чем следовало в такой ситуации.
     -- А, вот и вы, -- я широко улыбнулся. -- Что может быть хуже продажных
адвокатов.
     -- Вы --  адвокат? -- Перкинс нахмурился еще больше. -- Проваливайте-ка
все втроем.
     Я подошел к Феникс и хмуро посмотрел на нее.
     -- Мне жаль вас, -- сказал я. -- Возможно, у вас еще и есть будущее, но
у вашего дружка его точно нет. Не позволяйте ему утянуть вас за собой.
     -- Вы можете  подать в суд на этих людей, --  апломба в голосе Патрисии
было даже больше, чем пудры на ее щеках. -- Ведь они вас запугивают.
     -- Вот  мой адрес и номер телефона,  -- сказал  я,  обращаясь только  к
Феникс. -- Если решите, что заслуживаете шанса, позвоните мне.
     Я достал свою визитную карточку и протянул ей. Ее пальцы  были влажными
и липкими, но я не мог винить в этом человека, живущего  в Лос-Анджелесе без
кондиционера.
     -- Выметайтесь, или я позову полицию, -- прохрипел таракан.
     -- Мне надо поговорить с вами обоими, -- сказала Патрисия Огден. -- Моя
клиентка...
     Выходя на лестничную клетку, я притворил за собой дверь.
     Спускаться вниз  было гораздо легче,  но, на  этот  раз,  меня заботила
мысль, сколько  деталей  от нашего  автомобиля успели  снять, и  я  даже  не
обращал  внимания на царивший на лестнице  запах. Когда поверхностный осмотр
показал,  что  наш  автомобиль  сможет  проехать  пару  кварталов,  я  начал
подумывать, как бы открутить дворники у машины Патрисии.
     -- Думаешь, она тебе позвонит?-- голос Франсуаз был хмур.
     -- Естественно, --  кивнул я. -- Они прибегут оба, не позднее, чем этим
вечером. Как я себя вел?
     Франсуаз повернула голову, ее волосы переливались в солнечном свете.
     -- Ты растаял, как только увидел ее, -- сказала она. -- Возможно, у вас
есть будущее. Мне жаль вас. Тьфу.
     -- Я говорил это специально, -- я вырулил на главную улицу. -- На самом
деле я так не думаю.  Уверен, что она --  сосуд порока, а ее мысли пропитаны
злом.  Но  на этот  раз  она встретила  достойного  противника.  Я хитроумно
заманил ее в ловушку ...
     Франсуаз вздохнула и ее глубокие серые глаза обратились в мою сторону.
     -- Самое печальное,  -- задумчиво произнесла она, --  что в основе всех
этих  рыцарских  помыслов  мужчин,  выглядящий  на  первый  взгляд  донельзя
благородно, лежит всего лишь низменная страсть к обладанию каждой миловидной
женщиной,  попадающейся  им на пути. В  большинстве случаев это  оказывается
невозможным  в прямом  смысле,  и  тогда  стремление  маскируется под  видом
крепкого мужского плеча.
     -- Ты несправедлива, -- я был полностью уверен в своей правоте. -- Меня
вовсе не прельщают всякие там забитые невинные овечки вроде Феникс  и  Коры,
если  ты это имеешь в виду. Напротив, мне  нравятся ядовитые змеи,  стервы и
хищницы.
     Сказав  это,  я  начал  отсчитывать  про  себя  секунды.  Прошло  ровно
одиннадцать, пока Франсуаз поняла, кого именно я имел в виду.

        6

     Нам  потребовалось некоторое время,  чтобы решить, кто  из  нас  должен
пойти к доктору Бано. Франсуаз  полагала,  что мы  вполне можем пойти вместе
под  нашими настоящими  именами  и задать несколько  прямых  обезоруживающих
вопросов. Однако тогда, возразил я, что доктор испугается нас настолько, что
полезет под кровать и потеряет дар речи. В таком случае, он окажется для нас
абсолютно бесполезным.
     Франсуаз возразила, что мой сарказм  абсолютно неуместен, и если у меня
есть план получше, я могу  немедленно претворить  его в жизнь. Я потрепал ее
по  откормленной щечке  и велел  ждать в  машине.  Поскольку  доктор Бано не
являлся женщиной, девушка могла быть полностью уверена в  моей стойкости  по
отношению к  нему.  На  это Франсуаз  пробубнила  что-то  про мадам Бабочку,
правда, я так и не понял, к чему это было сказано, а спрашивать не захотел.
     После этого я распустил галстук, снял его  и начал расстегивать верхнюю
пуговицу рубашки. Франсуаз, нахмурившись, посмотрела на  меня и сказала, что
уже вышла  из того  возраста, когда девушка находит что-то особенное  в том,
чтобы  забавляться  на  заднем  сиденье автомобиля.  Но  я не  стал обращать
внимания на ее  слова,  слегка  вз®ерошил волосы,  и,  посмотрев в зеркальце
заднего вида, пришел к выводу, что выгляжу достаточно убедительно.
     Засим я вылез наружу и пожелал красавице приятного времяпрепровождения.
     Найти  доктора  Бано оказалось  вовсе  не  так  сложно,  как я опасался
вначале. У меня  не было ощущения,  что  Стивен Элко солгал мне, называя это
имя,  однако  я мало  рассчитывал на  то,  что  гость из Юго-Восточной  Азии
зарегистрируется где-нибудь под ним. Когда я давал Гарде поручение обзвонить
все отели, мотели и клоповники Лос-Анджелеса, то делал это исключительно для
очистки совести.
     И все же наша секретарша смогла добиться успеха. Я  привык к тому,  что
она  способна на  свершения,  которые на первый  взгляд  находятся далеко за
барьером ее Ай Кью, и потому принял это как должное.
     Отель, в котором  остановился доктор  Бано,  был именно  таким, в каком
средней  руки  иностранец может сложить для  просушки свои усталые косточки.
Разумеется,  я не знал  длину рук приезжего,  возможно, у себя на родине это
был один из боссов Триады, но в этом городе он предпочитал не выделяться.
     Низенький  клерк  с  выпученными  глазами и помятой  форменной рубашке,
воротник  которой уже начал просаливаться,  поднял на меня круглую  голову и
вопросительно улыбнулся.
     --  В вашем  отеле  остановился  один  мой друг,  -- я положил руки  на
стойку. Пусть  не  надеется, будто  мои пальцы потянулся  за чаевыми. --  Мы
договорились встретиться с ним. Доктор Бано.
     Клерк немного  пожевал губами, но то, что находилось у него  во рту, не
вызвало у него прилива энтузиазма, и он решил его не проглатывать.
     -- Я должен позвонить,  -- наконец изрек  он, и его пальцы потянулись к
трубке телефона. Они были такими же мокрыми и липкими, как у Феникс Джордан,
хотя в холле работали два кондиционера.
     Пока он вел переговоры на высшем уровне, я  вертел головой и постукивал
по  стойке. Мне казалось, что в своей теперешней роли  я  должен  вести себя
именно так.
     -- Доктор Бано ждет вас, -- клерк положил трубку,  и с  моего места мне
было  видно,  что  она  покрылась  чем-то влажным,  побывав  в  об®ятиях его
пальцев. -- Номер триста седьмой.
     Я кивнул и засеменил к лифту.
     --   Постойте,  --   донесшийся   сзади  голос   клерка  заставил  меня
остановиться.  -- Если  вы на  самом деле его друг, то не ответите ли мне на
один  вопрос.  --  Он  вертел  в  пальцах  помятый  бланк,  отпечатанный  на
желтоватой бумаге.  -- У меня здесь записано  -- доктор Д. Бано.  Каково его
полное имя?
     -- Диолектиадис, -- без запинки ответил я. -- Его мать была гречанкой.
     -- Вот как, -- хмыкнул клерк. -- А по виду и не скажешь.
     Пока я  поднимался в лифте, я прислушивался к себе, -- не станет ли мне
вдруг стыдно.  Выйдя на  нужном этаже, я  пришел к  выводу, что испытывал  в
последний раз подобные чувства в тот день, когда в пятилетнем возрасте вылил
чашку  вишневого мусса  с цукатами и сливками на брюки британского  консула,
ужинавшего с моими родителями. Несколько недель я не мог простить себя этого
промаха. Моей настоящей мишенью была жена консула.
     Можно было бы написать целую книгу о том, что делают люди в гостиничном
номере,  пока  из  холла  к  ним  поднимается  неизвестный для  решительного
разговора. У меня создалось впечатление, что доктор  Бано  не делал  ничего.
Когда  я  позвонил,  прошло ровно столько времени,  сколько  необходимо  для
марш-броска до двери, а, отперев замок, он просто  отступил назад, давая мне
пройти.
     -- Рад с вами  познакомиться, доктор, -- солгал я. Его рукопожатие было
крепким и  уверенным.  В его номере  было  жарче, чем в холле,  -- наверное,
кондиционер здесь барахлил.  Однако ладонь доктора Бано была идеально сухой,
как высохшая деревяшка.
     -- Новое знакомство обогащает жизнь  человека,  -- в его глазах не было
сарказма. -- Я До Ченг Бано, доктор философии.
     --  Я тоже мог бы стать доктором чего-нибудь, если бы  любил читать, --
поделился с ним я, проходя в комнату.
     У него хватило ума понять, что я не собираюсь называть своего имени.
     --  Книги -- не единственное,  что  можно читать,  -- рука доктора Бано
плавно взмыла в воздух, как бы подчеркивая сентенцию и одновременно указывая
мне  на  кресло.  --  Природа, что  окружает нас,  люди,  и наш  собственный
внутренний мир порой могут научить большему, чем все книги мира.
     Я пожалел, что все-таки  не  взял с собой Франсуаз. Это она у нас любит
говорить благоглупости.
     Он не стал предлагать мне выпить,  то ли понимал, что я  пришел сюда не
утолять жажду, то ли на его родине гостей  принято угощать глубокомысленными
высказываниями.  Погрузись я  в молчание, мой собеседник наверняка выдал  бы
что-нибудь еще, поэтому я произнес:
     -- Дошли до меня слухи, что вас интересует парень по имени Рендалл.
     Я привык  смотреть  в глаза человеку, с  которым разговариваю, однако в
данном  случае  я с  тем же успехом мог бы  этого и  не делать. Темные глаза
доктора Бано были столь же непроницаемы, как мозг колледжского профессора.
     --  Я  прибыл в  вашу страну недавно,  -- голос  моего собеседника  был
бесстрастно  вежлив. -- И не перестаю удивляться ей. Я  уже  успел заметить,
как быстро распространяются здесь слухи -- истинные и ложные.
     Я усмехнулся.
     -- Вам вовсе незачем скрытничать, мистер Бано. Я  ни о чем не спрашиваю
вас. Более  того,  -- это я собираюсь вам кое-что сообщить. Конечно, степени
доктора философии у меня нет, но,  -- я покрутил в воздухе пальцами, входя в
роль мелкого  информатора. --  Кое-что свеженькое. Конечно, это будет стоить
денег.
     Доктор Бано  чуть улыбнулся.  Я поздравил себя с тем, что  не попытался
задавать ему вопросы.
     -- Деньги -- лишь сухой песок в  безжизненной пустыне,  -- произнес он.
-- Так говорят арабы. Но для знания нельзя определить цены.
     Я поднялся и посмотрел на него сверху вниз.
     -- Не знаю, как там делают дела у вас на Востоке, -- резко сказал я. --
У арабов там или еще  у кого. Но у нас, их явно делают иначе. Если товар вам
нужен, я могу его достать. Если нет, -- мы зря теряем время. Итак?
     Возможно, мне  не  следовало  на него давить, но я в  этом  сомневался.
Поднимаясь  в  номер, я рассчитывал прощупать почву  и выяснить, какой длины
зубы  этот  парень  отрастил на Уесли  Рендалла. Но теперь  стало  ясно, что
хитрить  с  ним  было  бесполезно.  То   ли  восточная  философия  не  столь
бессмысленна, как западная, то ли доктор Бано просто не был дураком. В любом
случае,  я  решил  не  прилагать больше усилий.  С тем  же успехом  я мог бы
попытаться закадрить фонарный столб.
     Доктор  Бано  посмотрел  на меня, как  мне показалось, с  осуждением  и
жалостью к уровню моего развития.
     -- Я заинтересован, -- коротко сказал он. -- У вас есть что-то сейчас?
     --  Сперва  надо  договориться,  -- я не  стал  возвращаться  в кресло.
Говорить больше было не о чем, а сиденье оказалось жестким.
     --  Тогда считайте, что это уже сделано, -- теперь, когда я  стоял, мне
было  видно,  что  идеально  ровная спина доктора Бано  не  касается  спинки
кресла. -- Вы знаете, где меня найти.
     Если  бы  описать  моего  собеседника  предстояло поэту,  он  наверняка
сравнил бы его глаза с холодными драгоценными камнями. Я попытался придумать
другое, менее лестное сравнение, но в тот момент ничего подходящего в голову
не пришло. Очевидно, потому, что я не поэт.
     Для  пущей важности я заложил руки в карманы,  послал прощальный  кивок
сидевшему в кресле  собеседнику и просочился через  дверь. Где-то я совершил
ошибку. Я  был  почти  уверен, что он клюнет на  имя  Уесли Рендалла. Теперь
становилось  ясно,  что  если  наживка  и окажется в его животе,  то  только
посредством хирургического вмешательства.
     -- Поговорили  с мистером Бано? -- пучеглазая голова клерка повернулась
ко мне подобно башне танка при приближении цели.
     -- Знаете ли,  -- сказал я, задержавшись  у стойки, -- а ведь его  мать
вовсе не была гречанкой.

        7

     -- Как ты, Кларенс?
     Зубы Джейсона Картера скалились в отеческой улыбке.
     -- Джонатан не смог прийти, ты  знаешь, он все еще в больнице, -- сухие
пальцы банкира  крепко сжимали  голову  племянника. Кларенс чувствовал  себя
несколько неудобно, но ни за какой клад мира он бы не отстранился. --  Но мы
все пришли. Я, Лиза.
     --  Поздравляю,  Кларенс,  --  его кузина приблизилась  к нему и крепко
пожала  руку.  Ее  походка была бы легкой,  не будь  она  столь  пружинящей.
Большие совиные глаза девушки ярко блестели.
     --  Пока  еще рано праздновать победу, --  Джейсон Картер повернулся и,
положив руку на плечо племяннику, увлек его за собой. -- Это только слушание
о выпуске  под залог.  Но здесь мы  победили,  и  скоро  все  будет  позади,
Кларенс. Мы все с тобой.
     Да,  они были  с ним. Даже  Джонатан, поправляющий очки там, далеко  на
больничной койке, он тоже думал о нем. Но только не отец.
     Роберт  Картер не присутствовал  на слушании, и Кларенс знал, что он не
придет.
     -- Мы должны отпраздновать это, не  так  ли, Кларенс, -- рука  Джейсона
Картера была  такой же сухой, как и  его пальцы.  Но Кларенсу казалось,  что
мощная  и  непреодолимая  сила  стоит  за  этой  рукой,  и  он  был  рад  ей
подчиниться.
     Отец не пришел.
     --  Большая  сумма,  мистер Картер, --  этот полицейский любит начинать
разговор, находясь сзади от собеседника. -- Вам сильно повезло, что ваш дядя
-- миллионер.
     -- Невиновному человеку не нужна удача, мистер Маллен, -- голос банкира
прозвучал резче, чем ему бы хотелось.  -- Суд вынес справедливое  решение, и
сумма  залога  тут ни при чем. Я  уверен,  что  моего  племянника оправдают,
поэтому вам лучше сразу забыть о своих нелепых обвинениях.
     Теперь все трое Картеров повернулись к инспектору. Крупные зубы Маллена
были  по-прежнему  оскалены  в  улыбке, но на этот  раз в нее было  намешано
гораздо  меньше   самодовольства.  Его  заменила   озлобленность.  Возможно,
причиной  тому  служил  крупный   синяк,  расплывавшийся  на  правой   скуле
полицейского.
     -- Вы  совершенно правы, мистер Картер, -- Маллен откинул корпус назад,
ччто позволило ему  смотреть  на не уступавшего  ему  ростом  банкира сверху
вниз. -- Удача нужна только  виновным. Знаете ли, -- Маллен  задумчиво потер
нос и  слегка поморщился, задев ушибленное место, -- за время своей службы в
полиции  я  не  раз  и  не  два  наблюдал  за  тем,  как  люди,  виновные  в
преступлениях, изворачиваются и  подтасовывают  улики,  пытаясь  подтвердить
свою мнимую невиновность.
     Произнеся  последние  слова,  инспектор  многозначительно  взглянул  на
Кларенса.  Но  этот  день  явно  оказался  неудачным  для  Маллена,   и  его
отравленная шпилька не достигла цели.
     Пока  речь шла о нем самом, о том, что он  до  смерти  избил девушку, с
которой занимался любовью, Кларенс  Картер комплексовал и расстраивался, и в
этом  состоянии был более  чем  уязвим для психологической атаки со  стороны
полицейских. Однако  с того момента,  когда общими усилиями  окружающих  его
людей  -- от дяди до Коры Хантли -- Кларенс Картер уверил себя в собственной
невиновности, все оставшиеся проблемы он благодушно передоверил дяде.
     Подобно Маллену, Кларенс не раз и не два был свидетелем блестящих побед
Джейсона Картера  --  в банковском  деле, в судебных процессах, которые то и
дело  затевала  его компания,  в словесных  поединках на  деловых ужинах.  И
теперь в сознании молодого человека не было места даже размером с квадратный
дюйм,  чтобы  расположить  на нем  опасение за исход дела,  уладить  которое
взялся дядя. Разделавшись таким образом  со  всеми проблемами,  связанными с
полицией и  судебным  разбирательством,  Кларенс Картер  без  труда  проявил
стоическое спокойствие  в часы  своего задержания.  Теперь его мозг занимала
одна большая детская обида на отца, который не пришел.
     Поэтому  Кларенс Картер  даже  не  посмотрел  на  инспектора, продолжая
печально глядеть в пол.
     -- Когда  виновный пытается  подтасовать  доказательства,  -- продолжал
Маллен, --  вот  здесь ему  и нужна  удача.  Знаете ли,  мистер  Картер,  --
обратился он к банкиру, -- на первый взгляд кажется, что замести следы очень
просто. Но такая иллюзия возникает лишь потому, что преступник не может даже
предположить, сколько