о  таланта  в  Йелльском
университете.  Я понимал, что она выглядит  глупо, что  не  надо  было  сюда
приезжать,  и что вместе с  ней  глупо выгляжу  и  я, но  не мог же я просто
вынести ее оттуда на руках.
     Я же не хотел надорваться.
     Поэтому я продолжал сидеть.
     --  Уесли  Рендаллу  угрожает  обвинение в  предумышленном убийстве, --
Франсуаз продолжала напирать, ее голос поднялся на октаву. Медсестра открыла
рот,   желая  что-то   сказать,  но  при  словах  "предумышленное  убийство"
щетинистые створки  ее  рта вновь  сошлись.  -- Первым же делом  прокуратура
потребует проверки вашего заключения. Как вы думаете, каким будет результат?
У вас  есть только один шанс, мистер  Мак-Нейр. Вы должны  рассказать правду
прямо сейчас.
     И вот тут доктор Мак-Нейр меня удивил.
     Нет, он не стал выше ростом. Он даже не стал казаться выше ростом.  Его
маленькие  очки  в  тонкой оправе  все  так  же  неавторитетно  блестели,  а
маленькие ручки теребили  толстый, граненый  карандаш с  синим стержнем.  Но
голос  Мак-Нейра  неожиданно  выровнялся  и  окреп,  и  в глазах засветилось
неожиданное уважение к самому себе.
     -- Я лечу  мистера  Кларенса Картера,  и готов пригласить какого угодно
врача  для подтверждения моего диагноза,  -- резко произнес доктор. -- Я  не
знаю, кто  вы  и откуда пришли,  но вам  лучше  убираться обратно со  своими
безумными обвинениями. Если это какой-то  шантаж,  то я на него не поддамся.
Убирайтесь.
     Вы  мне  не  поверите,  но  Франсуаз  замолчала,  опустила  руки и,  не
прерывая, слушала доктора, пока он говорил. А ведь мне было хорошо известно,
что ее  вокальных данных с лихвой хватит для того, чтобы переговорить и его,
и стоявшую сбоку  медсестру,  даже  заговори они хором. Однако  я видел, как
длинные крепкие пальцы моей партнерши, которые теперь были скрыты от доктора
краем его стола, в бешенстве сжимаются и разжимаются. Я пожалел, что не вижу
ее лица, но через мгновение нашел, что так гораздо лучше.
     Зазвонил телефон.
     Франсуаз  резко обернулась ко мне,  в серых  облаках ее  глаз  сверкали
молнии. Доктор Мак-Нейр потянулся к своему аппарату, но короткопалая в белом
рука медсестры остановила его.
     Я вынул из кармана свой сотовый телефон и открыл крышку.
     -- Надеюсь, вы не возражаете? -- я вновь улыбнулся  доктору Мак-Нейру и
поднес трубку к уху.
     Несколько минут  я  слушал молча,  и мрачное  удовлетворение  Кассандры
согревало мою израненную душу. Дослушав до конца,  я кратко ответил "Да",  и
сложил телефон, уже поднимаясь на ноги.
     -- Мы уходим, дорогая, -- обратился я  к Франсуаз. -- Скажи доктору "до
свидания".  --  Я  постарался не встречаться  с ней взглядом  и повернулся к
Мак-Нейру. -- Простите меня, это целиком моя вина.
     Маленький  человечек в позолоченных  очках беспомощно  поднял  на  меня
глаза. Глядя на него в тот момент, никто  бы не мог предположить,  что  этот
испуганный  и  подавленный  доктор  вообще  способен  кому-нибудь  приказать
убираться, а уж тем более двум людям, каждый из которых явно превосходил его
физически. Но к тому  времени я уже  знал, на что он способен, и не дал себя
так просто обмануть.
     -- Мне сказали, что вы крупный специалист по психическим расстройствам,
-- как можно мягче пояснил я. -- Поэтому я привел к вам свою жену. Но теперь
вижу,  что уже поздно. Пожалуй, я помещу  ее в какую-нибудь клинику. Еще раз
простите.
     Мои  ладони  легли   на  талию  Франсуаз,  которую  стоило  бы  назвать
чувственной, так как она явно не является осиной, и плавными, но энергичными
движениями выпихнул ее в приемную, а потом и в сумрак предфасадного сквера.
     В темноте  она пару раз споткнулась, но не потому, что я ее подпихивал,
а от ярости.
     Когда я осторожно свел ее вниз по лестнице, Франсуаз обернулась ко мне.
Я знал, что она хочет мне сказать --  все слова были написаны на ее лице. Но
моя партнерша считает себя слишком хорошо воспитанной, чтобы держать в своем
лексиконе подходящие для таких случаев слова, поэтому я знал, на этот раз ей
сказать нечего.
     -- Мы возвращаемся  домой, --  сказал  я. --  Полчаса  назад застрелили
Роберта Картера.

        13

     Где-то далеко заиграло радио.
     Быстрая веселая мелодия,  щедро  разбавленная бодрым подвыванием певца,
родилась где-то вдалеке и начала медленно приближаться.
     Я думал.
     Немедленно убирайтесь отсюда, сказал нам доктор  Мак-Нейр. А ведь он не
мог не  понимать,  что обмануть  назначенного  судом врача не  в его  силах.
Роберт  Картер получил  пулю прямо  в центр  лба. Его племянник Джонатан был
ранен дважды, оба раза несерьезно.  Полиция ищет Юджина Данби в течение  уже
пяти часов, и безуспешно.
     Я  пнул  пальцем  кнопку телефона,  встроенного  в приборную панель,  и
отрывисто произнес:
     -- Гарда? Дона и немедленно.
     Музыка заиграла громче,  машина приближалась.  Теперь я  мог  разобрать
слова. Серые глаза Франсуаз были прищурены, зубки прикусили нижнюю губу.
     --  Дон? Я хочу, чтобы ты  немедленно  выяснил, служил  ли когда-нибудь
Юджин Данби в армии. Если да, то где. Если нет, то имел ли дело с оружием --
в спортивном клубе, охота, я не знаю. Да.  Это срочно. Пусть твои люди сядут
на  хвост доктору Бано  и  не  отпускают  его  даже в  том случае, если  ему
взбредет в голову вернуться к себе в Азию. Ты понял?
     Дон побубнил немного относительно того, что он, дескать, только что мне
звонил, и я мог  бы передать все поручения  сразу, а не дожидаться, пока он,
наконец,  сможет задремать на кушетке, но ежели мне некуда девать деньги, то
я могу обращаться к нему и дальше.
     Я сидел,  постукивая  пальцами по  рулю.  Я насчитал ровно  одиннадцать
ударов, прежде чем из динамика вновь раздался голос Дона Мартина.
     -- Юджин Данби не  служил в  армии,  Майкл.  И  если ему  и приходилось
держать в руке пушку иначе как пластмассовую в возрасте пяти лет, то об этом
нигде не  упоминается. Двое  моих  парней  сейчас направляются к  мотелю,  в
котором остановился доктор Бано. Что-нибудь еще?
     -- Позвони мне,  когда они прибудут,  --  буркнул  я.  Я знал, что  они
никого не найдут, и не мог понять, радует меня это или нет.
     Я  не заметил, когда смолкла музыка.  На  этот раз  я не стал  считать,
сколько раз мои пальцы ударили по шершавой поверхности руля. Окна в соседнем
доме погасли, думать было уже не над чем, оставалось ждать.
     Мне хотелось верить, что я умею ждать.
     --  Этот тип покинул  мотель несколько часов назад.  Адреса не оставил.
Искать его?
     -- Да.
     Я завел мотор, и машина  медленно тронулась  с  места. В это время ночи
автомобилей бывает  немного, но почти в каждом доме, мимо которого проползал
мой вайпер, горело хотя бы  несколько окон. Лос-Анджелес никогда не засыпает
полностью.
     Я мог не бросать детективный  бизнес и не открывать колледж. Я оказался
прав. Оставалось только надеяться, чтобы и следующий шар вошел точно в лузу.
     Я все еще хотел спать.
     -- Насколько я могу понять, Майкл, с тебя уже сошло  озарение, -- голос
Франсуаз напомнил мне,  что в салоне кроме  меня сидит  еще один человек. --
Тебе не кажется, что кому-то следует извиниться?
     Лос-Анджелес никогда не спит полностью, и тем, кто лишается нормального
сна почти  каждую  ночь,  чаще  всего оказываюсь  я. А  возможно,  я  просто
становлюсь брюзгой.
     Стрелки   моих  часов  показывали   половину   одиннадцатого,  когда  я
затормозил  автомобиль перед домом Уесли  Рендалла. Должен признать, что при
свете звезд он выглядел ничем не  хуже,  чем  днем.  Несколько окон  все еще
горело, я вышел из машины и позвонил.
     Франсуаз подошла  ко  мне сзади, и  я  почувствовал  на  шее ее горячее
дыхание. Становилось холодно.
     Дверь медленно двинулась ко  мне, я сделал  шаг назад. Яркий свет холла
ударил мне в лицо, заливая небольшое пространство перед домом. На лице Уесли
Рендалла улыбки не было.
     -- Почему не  в городе, Уес?  -- я  аккуратно  отодвинул  его  плечом и
прошел внутрь. -- Говорят, у Родни сегодня неплохое шоу.
     Я  ожидал, что при этих словах мой новый друг широко улыбнется, как это
было ему  свойственно,  но  он не  стал  этого делать. Очевидно,  добродушие
медленно оставляло его, и мое сердце сжалось от острой боли при мысли, что я
несу за это ответственность.
     Несмотря на позднее время, он был полностью одет.
     -- Я как-то не привык ходить по  борделям в компании незнакомых парней,
-- буркнул Уесли за мой спиной. -- В этом есть что-то извращенное.
     -- Вижу, мои люди мешают тебе спать, -- я остановился посредине холла и
задрал голову вверх, пытаясь понять, сколько лампочек ввернуто в люстру. Мои
глаза быстро устали смотреть прямо на свет, и я вновь повернулся к Рендаллу.
В тот момент я мог смело держать пари, что знаю его самую большую  мечту. Он
хотел увидеть люстру, падающую на мою голову.
     --  У  нас  есть к  вам  несколько вопросов, мистер Рендалл,  --  резко
произнесла  Франсуаз, несколькими широкими  шагами  проходя  вглубь комнаты.
Решительное заявление, если учесть, что она не знала, о чем пойдет речь.
     Небольшие потаенные глаза Уесли исподлобья смотрели на меня.
     --  Так какие же у тебя возникли вопросы, дружище Майкл?  --  будь он в
состоянии угрожать мне, в этих словах звучала бы угроза. Он не был.
     --  Видишь  ли, -- я понял, что так и не  дождусь от  него  приглашения
опуститься на диван, и проделал это сам. -- Я вот  тут подумал, -- я скривил
губы и склонил голову  набок. -- И  мне показалось,  что  с  тобой  обошлись
немного несправедливо.  Столько хлопот, трудов,  с трупом пришлось возиться.
-- Я провел пальцами в воздухе. -- Много расходов и большой облом в конце.
     -- У тебя благородная душа, Майкл, --  Рендалл присел напротив.  По его
голосу я  понял,  он не верит  в то, что говорит. Это меня расстроило. -- По
крайней мере, я набрался опыта и могу смело наниматься в похоронное бюро.
     Алые  губы  Франсуаз  были слегка приоткрыты,  серые  глаза  пристально
следили за мной. Я неискренне улыбнулся.
     -- Похоронная  контора -- это  мрачно,  Уес. У меня  вот  тут  возникли
некоторые идеи на твой счет, относительно,  так сказать, твоего будущего. --
В зрачках Рендалла мелькнуло  беспокойство,  я продолжал. -- И понял я, друг
мой, что будущее это -- в твоих руках. Деньги от тебя уплыли, верно, но ведь
такие вещи легко исправить. Ты знаешь, связи у меня большие. Про способности
твои рассказывать мне тоже не надо. Ты улавливаешь мысль?
     --  Я подожду, пока  она подойдет  чуть ближе,  --  хмыкнул Рендалл. Он
сидел,  согнувшись и уперев  локти в  колени. Волевой подбородок опирался на
сцепленные пальцы. Я откинулся на спинке дивана и продолжал:
     -- Все  зависит  от  того, как  ты станешь двигать фишки  на этот  раз,
Уесли. Подвинешь правильно, -- мы сыграем с тобой  вместе, и  тебе будет, на
что залатать крышу в этом пряничном домике. Если нет, -- ты останешься  ни с
чем, а остаться ни с чем в Лос-Анджелесе -- это грустно.
     -- Итак? -- я почувствовал, что в голосе Рендалла было больше резкости,
чем  он  хотел  в  него  вложить. Он  тоже это  почувствовал, и  его  голова
наклонилась чуть ниже.
     -- Мне нужно доказательство твоей дорой воли, Уес, -- я слегка нахмурил
брови, но мои губы продолжали улыбаться. Это всегда  производит впечатление,
по крайней мере, я  так считаю.  -- И тогда  мы доиграем эту партию  вместе.
Деньги будут большие, перспективы -- еще больше.
     Я помолчал, но потом счел нужным пояснить:
     -- Шантажировать доблестными  джи ай, оскорбленными в  лучших чувствах,
тебя больше  никто не  будет. Этот счет ты оплатил, и забудем  об этом --  в
знак серьезности наших дальнейших отношений. Итак, Уес, перед тобой выбор --
играть дальше с нами или пасовать. Но тогда пирог будут делить уже без тебя,
-- извини.
     Мне было видно, что сцепленные пальцы Рендалла сжались чуть сильнее, но
глубоко в его  глазах загорелись огоньки. Пока что  они были очень далеко от
меня, как Рождество в новогоднюю ночь, но с каждой секундой  становились все
ближе. На лбу Уесли появилось несколько глубоких складок.
     --  Прекрасное введение, -- хмыкнул он.  Его губы  сложились в  то, что
могло бы со временем стать улыбкой, но он еще не знал, стоит ли. -- И что же
я должен сделать?
     Я склонил голову  набок, внимательно рассматривая его. Мне  определенно
нравилось, какой оборот принимает наш разговор.
     -- Мне нужна  история, -- ответил я, и улыбка на моем лице погасла.  --
История об императорских реликвиях. Особой миссии. Секретном грузе. Джейсоне
Картере. И человеке, который называет себя доктор Бано.
     Рендалл забыл сложить губы в улыбку. Он тяжело распрямился, его рот был
приоткрыт, а в глазах читалось искреннее изумление.
     -- И это все? -- спросил он.
     -- Пока все, -- я кивнул.
     Сбоку от меня раздался легкий скрип. Франсуаз элегантно переложила ноги
и слегка откинулась  назад. Это была ее единственная реакция на  мои  слова,
серые глаза ничего не выражали. Но меня-то она не могла обмануть.
     Рендалл полностью выпрямился. Он чувствовал себя уже более уверенно, но
все еще не знал, куда девать руки. После секундного колебания  он положил их
на  колени, соединив  кончики пальцев, это ему не понравилось, и  он заложил
руки за голову.
     -- Ты и так знаешь  всю историю, Майкл, --  его голос звучал почти  так
же, как и в день нашего знакомства. -- Зачем тебе слушать ее еще раз?
     --  Я  люблю подробности,  -- хмыкнул я.  -- Разные  такие подробности.
Некоторые из них я знаю,  и  это позволяет мне понять, слушаю  ли я  правду.
Итак? Как  насчет небольшой сказочки на ночь?  Однажды  давным-давно жил-был
человек по имени Уесли Рендалл?
     --  Отлично, --  впервые  за  вечер  довольная  улыбка пробилась  через
плотный грунт напряженных размышлений  моего собеседника. Он расправил плечи
и  потянулся.  -- Я хочу остаться  в деле, хотя и плохо представляю,  какого
рода дело вы оба затеяли. Но это не имеет для меня значения. Хотите выпить?

        14

     В дипломатических кругах это называется сломать лед, и я поздравил себя
с тем, что уроки хорошего тона не прошли для меня даром.
     Джеймс  вошел в комнату столь же незаметно, как и всегда, и опять я  не
смог уловить момента,  когда Рендалл вызвал его. На подносе стояло несколько
бокалов, хозяин дома принял один из них из рук Джеймса и произнес:
     --  Это  началось  с  того  времени, когда  я  служил в  армии.  --  Он
ухмыльнулся, как будто находил в  этом  нечто  забавное. -- Я был на хорошем
счету, вы знаете, и командование дорожило мной.
     Он пригубил бокал и продолжал.
     -- Обратной стороной этого были разные  поручения.  За  время  службы я
сменил несколько  командиров, но каждому из них было известно, что лейтенант
Фокс умеет делать  всякие разные  полезные вещи, на  которые  обычный солдат
просто  не  способен.  Нечто  вроде  дрессированной  собачки, которая  умеет
жонглировать  мячом. В конце концов, мне все это  надоело, я бросил  армию и
сменил имя. Но это было потом.
     Поручения, которые мне приходилось выполнять, были самыми разными. Чаще
всего они имели мало общего с обычной гарнизонной жизнью. Помню, однажды мне
пришлось вламываться в  местный бордель и отыскивать там наградной пистолет.
Одна пьяная  шлюшка ради смеха умыкнула его у заезжего  полковника. Забавная
была история.
     Рендалл весело улыбнулся  своим мыслям, но в этой улыбке не было тепла.
В Рендалле вообще не было тепла.
     --  Но далеко  не все  поручения были  такими  легкими.  Чаще всего мне
доставалась какая-нибудь дрянь, где одновременно требовалось быть и умным, и
смелым. Такое сочетание встречается редко, а среди военных особенно.
     Однажды меня  вызвали к командиру, --  я  только  что  получил капитана
после одной истории с пьяным сержантом, разбившим полковой грузовик. Погибло
двое штатских, и дело улаживал я.
     Мне сообщили,  что я немедленно вылетаю в  одну богом забытую страну  в
Юго-Восточной Азии. Я  знал,  что  официально мы не вели там  никаких боевых
действий, но мне также было хорошо известно, что фактически мы их там ведем.
     Это меня не удивляло, когда служишь в армии, то  перестаешь чему-нибудь
удивляться.  Странным было  другое  --  почему меня  вообще  посылают  в эту
страну.
     Полк, к которому  я  был приписан, стоял  расквартированным в  Северном
Техасе и  проводил  бесконечные учения. Мне не было позволено взять  с собой
кого-нибудь из тех,  кого я  знал и  кому мог доверить. Я  просто должен был
лететь  в  джунгли, принимать  под командование  черт знает кого  и в  срок,
проявив отвагу и доблесть, выполнить черт знает что.
     Уесли Рендалл  невесело  усмехнулся,  и  я подумал,  что эта усмешка, с
разными   оттенками,  сопровождала  авантюриста  на   протяжении  всей   его
неспокойной жизни.
     -- Я понял одно, -- продолжал  Уесли.  -- Мне предстояло сделать что-то
такое, о чем никто не должен был не только знать, но и догадываться. Что-то,
в тоже время очень важное,  раз для его  выполнения вызывают меня  с другого
конца света... Тогда я был гораздо менее скромен, чем теперь.
     Перелет  был  коротким,  но  донельзя  изматывающим. Меня  запихнули  в
маленький убогий  самолетишко, который наверняка  числился списанным еще лет
десять назад. Нас трясло и болтало всю дорогу. Я сидел на ящиках с какими-то
боеприпасами  и  понимал, что  если  нас  подобьют повстанцы,  выбраться  из
самолета уже не сможет никто.
     Можете   мне  не  верить,   но  тогда  я  не  боялся.  Я  был  храбрым,
самоуверенным, и мне было плевать. Это теперь я привык к богатой жизни, стал
скромным и трусливым.
     Я старательно смотрел сквозь Уесли Рендалла и  старался, чтобы мое лицо
ничего не выражало. Выслушивать боевые воспоминания отставного вояки входило
в мои планы меньше всего, но я понимал, лучше его не прерывать.
     -- Прибыв в часть, явился к местному полковнику, прожженному вояке, его
кожа  давно  стала  желтой  от  тропического солнца, а затылок  не  просыхал
никогда. Он прекрасно знал, что вокруг него происходит, и еще лучше создавал
впечатление  полного  неведения, потому как происходящее  шло вразрез с  его
представлениями  о воинской  чести.  Забавная  эта  штука,  представления  о
чести...
     На первый взгляд, миссия была крайне простой. Мне придавалось несколько
солдат, даже меньше взвода, а  вместе с ними -- их сержант. Это было хорошо,
так как он знал ребят  и имел представление о том, на что способен каждый из
них. Но это было и плохо, так как  у отряда оказывалось два командира сразу,
а это всегда плохо.
     В бою особенно.
     Но  изменить  я  ничего  не мог.  Наша  задача  состояла в  том,  чтобы
отконвоировать груз --  большой, тяжело нагруженный ящик --  из расположения
части  к морскому берегу.  Это  составляло два дня пути. Пустяк, но не в том
случае, когда твой путь лежит сквозь лес, наполненный партизанами.
     Рендалл небрежно взболтнул содержимое своего бокала, медленно опустошил
его  и на  мгновение замер, глядя на стоящую  на  столике перед ним бутылку.
Придя к отрицательному решению, он отставил бокал, и продолжал:
     --  Вы,  конечно, спросите,  почему нельзя было переправить этот чертов
ящик на  самолете.  Я тоже  хотел  это  знать,  и  сразу  после разговора  с
полковником немного поболтался по части, расспрашивая  помаленьку то там, то
здесь.
     Солдаты  очень  любят   разбалтывать  военные  тайны,  если  вы  умеете
правильно задавать  вопросы. Так я узнал, что где-то  неподалеку  находилась
база ВВС, захваченная  повстанцами  еще в самом начале мятежа. Базу  строили
Советы, и на ней все еще находилась всякая советская техника.
     Говорили,  что  там стоят  около двадцати флэнкеров, а  летает  на  них
оттренированный  этими  же  советскими  экипаж.  Может, это  были  и  пустые
разговоры,  н