жму ему руку, тот тоже улыбается, и на следующий же
день является  ко  мне  и рассказывает  о своих чудовищных  проблемах.  И он
уверен, что  я их решу! Глядя  на  меня  в тот момент,  уверенного  в  себе,
мужественного  и,  главное, донельзя честного -- никто не может представить,
что большую часть дня я обычно провожу в подобных предурацких ситуациях.
     То-то посмеялись бы мои потенциальные клиенты, видя меня в этот момент!
     А ведь мне и вправду обычно удается улаживать их проблемы.
     Но в то мгновение я никак не мог справиться со своей.
     Само  собой,  я не  нуждался ни в  какой карте, чтобы  покинуть  здание
Альфреда Джей Ховитцера. Однако моя партнерша вылетела из кабинета Теннисона
столь довольная собой, что наверняка успела потеряться.
     Если  бы дело  было в аэропорту, я бы  обратился к  диктору, чтобы дать
об®явление через громкоговорители. А ведь на  лацкане  пиджачного  костюма у
Франсуаз  находится пропуск,  а это  значит, что она сможет беспрепятственно
ходить по всему зданию.
     Семнадцать  лифтов,   семьдесят   три   этажа,  пятнадцать  кафетериев,
девяносто три киоска, не говоря уже об эскалаторах.
     --  Мне нужна карта здания, -- буркнул  я. -- И хорошо, чтобы  там были
помечены места, где всегда стоят охранники.
     Надо же у кого-нибудь спрашивать.
     -- Пойдемте, Майкл, -- предложила дама и повела меня по коридору.
     Я прослушал ее имя, поэтому не мог к ней обратиться.
     Она свернула не туда, куда собирался я,  но это уже не имело  значения.
На  углу  стоял охранник, посмотрев на мой пропуск, он уважительно кивнул. Я
заговорил с ним:
     -- Вы  не видели  девушку в  темно-зеленом  пиджачном  костюме?  У  нее
пропуск того же класса, что и у меня.
     -- Только что прошла мимо,  -- ответил он. -- В направлении тех лифтов.
Один из них ведет наверх, другой вниз. Третий неисправен. Не думал, что люди
из ЦРУ имеют привычку терять друг друга.
     --  А я  и  не знала, что  вы из ЦРУ, Майкл, --  обратилась ко мне  моя
спутница. -- Вы такой скрытный.
     Я  бросил  взгляд на часы.  Не хватало еще,  чтобы инспектор  Маллен не
дождался меня и отменил операцию. С него ведь станется.
     Может,  об®явить Франсуаз  в  розыск  с  помощью  системы  безопасности
здания? Но ведь она потом обидится.
     Моя спутница открыла передо мной  дверь кабинета  прямо напротив  поста
охранника.
     -- Хотите кофе, Майкл, -- произнесла она, проходя внутрь.  -- Сейчас  я
вам помогу. Здесь все вначале теряют дорогу. Даже если они из ЦРУ.
     Она подошла к своему столу, потянулась  за каким-то листком, лежащим на
нем, и ее портфель выпал  на пол. Машинально я присел,  чтобы поднять его, и
ее затянутые в чулки ноги оказались прямо перед моим лицом.
     -- Я правильно поняла, что вы пригласили меня провести этот вечер?
     Ее ноги  были стройными и красивыми, а в словах  прозвучали чувственные
нотки.  Это  несколько  сбило меня с  толку,  поэтому я  не  успел  достойно
отреагировать.
     --  Ты не слишком  занят, Майкл,  --  раздался  за моей спиной знакомый
голос.
     Я обернулся и попытался встать, но в этот момент телефон в моем кармане
снова начал звонить.
     -- Я нашел ее, сэр, -- радостно сообщил  охранник. -- Знаете, я  всегда
мечтал работать в ЦРУ. Может, замолвите за меня словечко? Меня зовут Сэмюэль
Роксли, сэр.
     -- Это и  есть ваша помощница?  -- спросила моя провожатая,  насмешливо
глядя на Франсуаз. -- Очень, очень впечатляет.
     Телефон продолжал  звонить, я выхватил его  из кармана, чуть не  порвав
пиджак, и громко рявкнул:
     -- Кто это?
     -- Привет, Майкл, это Хэл, -- я  узнал голос владельца бара  на окраине
города. -- Тут у меня проблема, и люди говорят, что они -- твои гости.
     Здесь  я сказал несколько  слов, которые говорить не следовало вдвойне,
поскольку в комнате находились две дамы. Впрочем, их это  мало побеспокоило,
так что ночью совесть меня не беспокоила.
     -- Какие к чертям гости ?
     -- Тебе это лучше знать, -- флегматично ответил Хэл и повесил трубку.
     -- Нет времени на кофе ? -- участливо спросила моя новая знакомая.
     -- У меня никогда не  хватает времени  на кофе,  -- злобно пробурчал я,
направляясь к двери.
     -- Подумать  только,  а я  уже пятнадцать минут жду  тебя у  лифта,  --
произнесла Франсуаз,  которая размашисто шла рядом  со мной. -- Я уж думала,
что ты заблудился. А ты -- кокетничаешь с  этой стиральной доской, затянутой
в синий чулок. И еще соврал, что ты из ЦРУ.

        7

     Узкие  крепкие  бедра  Коры Хантли были  плотно сжаты, голени  скрещены
между  длинными лакированными  ножками  табуретки.  Коротенькие  темно-синие
шортики  перехватывал  пояс.  Пальцы девушки  с  накрашенными  алым  ногтями
держали  большую  наполненную  горячим  чаем  чашку,  голова в  задумчивости
наклонена вперед.
     Кора Хантли думала.
     Она узнала  о смерти Роберта  Картера  случайно, когда слушала вечерний
выпуск новостей. Сообщение было коротким, журналисты не располагали сколько-
нибудь значимыми фактами, а полиции нечего было сообщить.
     Пытаясь  хоть   как-то  компенсировать  собственную  неосведомленность,
телекомментатор минут десять  болтал о том, о сем, в то время, как на экране
вертели старые записи, относящиеся к семейству  Картеров. Приемы, конгрессы,
официальные мероприятия.
     Кларенс так и не позвонил ей.
     Кора понимала, что бедняжка чувствует сейчас. Последнюю неделю  он едва
не  потерял рассудок из-за всего,  что с  ним произошло. Кларенс всегда  был
человеком слабым, неуверенным  в себе, а вечное противостояние упрямого отца
и властного дяди еще больше сбивало парнишку с толку.
     И вот теперь его отец убит.
     Наверняка  полночи  его   продержали   в  полиции,   задавали   глупые,
бессмысленные  вопросы. Потом были  соболезнования  --  еще  более глупые  и
бессмысленные. Смог ли он вообще уснуть этой ночью?
     Чай  Коры начинал понемногу  остывать,  но  девушка не  замечала этого.
Наверняка он придет сегодня, она ему нужна.
     Кларенс нуждается  в человеке, который  бы понимал его, мог поддержать,
утешить. Человек, с которым ему было бы хорошо.
     Будет не так  уж сложно подтолкнуть его  жениться  на  ней.  Уже и  так
сделано практически все.  Теперь,  когда  ему плохо, он  приходит к  ней. Он
рассказывает ей о своих проблемах, просит совета, помощи. Она нравится ему в
постели.
     Он зависит от нее.
     Табурет был высоким, и ноги Коры,  обутые  в изящные туфли  на  высоком
каблуке, не  доставали  до пола. Конечно, обычно она носила шлепанцы,  когда
была одна в своей маленькой квартирке. Но сейчас она ждала его.
     Чай в чашке уже совсем остыл, а она не успела выпить и половины.
     Она думала о словах, которые он скажет ей, о том, что  она ответит. Как
осторожно  обнимет его  и поцелует в  губы.  Как в  ее жизни,  в которой  до
недавнего времени было  не так-то  уж много светлых мгновений, все  начинает
меняться.
     Миссис Кларенс Картер.
     Мысли Коры  постепенно становились все более бессвязными, но оттого они
казались еще приятнее.  Тело  девушки наполняла  какая-то блаженная  истома,
ничего не хотелось  делать, только сидеть, все крепче сжимая табурет ногами,
обхватывать пальцами теплую чашку. И думать.
     Миссис Кларенс Картер.
     Бедняжке Кларенсу наверное так плохо сейчас. Только бы он не попробовал
снова напиться.
     Раздался звонок. Кора  разжала ноги, поставила чашку на  край кухонного
столика.  Одна  туфля  заломилась, когда  она  вставала,  и девушка едва  не
опрокинулась.
     Звонок прозвучал снова.
     Несколько  быстрых  шагов  к  зеркалу,  пригладить  прическу,  провести
ладонями  по  платью. Сжать  губы,  чтобы выправить слегка  размазавшуюся от
соприкосновения  с  краем  чашки  помаду,  улыбнуться. На  мгновение девушка
замирает,  чтобы успокоиться. Теперь к  двери,  но  уже другой  походкой  --
неторопливой, уверенной в себе. Она должна выглядеть как человек, у которого
можно получить поддержку.
     Замок щелкает.
     Кларенс  Картер  стоит  напротив,  темный пиджак  небрежно  расстегнут,
светлая рубашка под ним успела запотеть.
     -- Как же я устал, Кора.
     Он  идет внутрь мимо нее. Его правая рука касается ее лица, он берет ее
за подбородок, легко целует в губы. Потом проходит дальше.
     -- У тебя есть что-нибудь холодное?
     На  кухне,  в  холодильнике  есть  апельсиновый  сок.   Кларенс  тяжело
опускается на  диван, на котором они в первый  раз занимались любовью. В его
полузакрытых глазах девушка читает усталость.
     В нем есть что-то, что беспокоит ее.
     Это  все тот же Кларенс, которого  она так  хорошо знает -- и  в  то же
время он совсем другой.
     Что же не так?
     Она идет  на  кухню  -- старается  идти  как  можно  быстрее, чтобы  не
оставлять его  одного  надолго.  В то  же  время походка  должна  оставаться
уверенной. Графин с  соком заставлен двумя пакетами.  Чистый стакан стоит на
столе.
     -- Сделаешь мне массаж?
     Он берет из ее рук запотевший стакан, жадно приникает к нему.
     -- На улице чертовски жарко, Кора...
     Она становится  позади него, наклоняется. Ее пальцы касаются  его плеч,
обхватывают их, начинают массировать.
     -- Так хорошо.
     Она молчит, не знает,  что ему сказать. Кажется, он  даже  не думает  о
ней. Его  губы,  испачканные  желтым апельсиновым  соком,  начинают медленно
улыбаться.
     -- Утром  дядя ввел меня в состав правления, Кора, -- говорит тихо, как
бы про себя. В его голосе звучит глубокое, почти полное удовлетворение. -- Я
сижу справа от него, сразу после Джонатана.
     Он еще ничего не сказал -- ничего такого.
     Лицо  Лизы медленно начинает утрачивать  подвижность. Короткие пальцы с
ярко-алыми ногтями все сильнее сжимают плечи Кларенса, глубже впиваясь в его
плоть,  причиняя  боль.  Тепло,  столь  приятно  охватывавшее  ее  тело  еще
несколько  минут   назад,   начинает   медленно  стекать   куда-то   вниз  и
растворяться.
     Ощущение безнадежности.
     -- Вот так хорошо.
     Кларенс нагинается,  чтобы  поставить стакан  на  пол.  Пальцы  девушки
повисают  в воздухе, они  больше  не  касаются  его.  Он  находится  вне  ее
досягаемости.
     Смогла ли она  понять все  уже  в  тот момент? Питала  ли  еще какие-то
надежды? Или же ей осталось только поверить в то, что произошло?
     Острый горький ком начинает  формироваться где-то глубоко внутри, чтобы
потом безжалостно подступить к горлу, помешав говорить.
     --  Бедняга Джонатан  совсем выбит из седла, -- Кларенс тихо усмехается
каким-то  своим  мыслям. -- Даже  не может двигать рукой. На меня  свалилось
столько работы... Но, что ты остановилась, -- продолжай.
     Он снова сидит перед ней, глаза закрыты, губы неопределенно улыбаются.
     Ее пальцы вновь опускаются ему на плечи, она опять начинает массировать
его, но делает это  уже, не задумываясь, без внимания, без чувства. Он этого
не замечает.
     -- Все пожимали мне руки, Кора,  -- говорит он, и ее неожиданно коробит
от  того, сколько самодовольства  звучит в его  словах. -- И  каждый склонил
голову, когда их представляли мне. Я собираюсь скупить побольше акций, чтобы
увеличить свой пакет.
     Скупить  побольше  акций.  Конечно, ведь  деньги отца теперь перейдут к
нему.
     -- Я слышала о том, что произошло вчера вечером, -- говорит Кора,  пока
острый угловатый ком  горечи  еще не успел полностью  перекрыть ее горло. --
Мне очень жаль. Я...
     -- Вчера вечером?
     Кларенс осознает, что совсем забыл  о смерти отца. Ему сообщили об этом
уже  поздно  ночью,  он успел  заснуть. Он приехал  в  морг, несколько минут
постоял над металлическим столом, на котором лежало тело. Потом быстро ушел.
Больше он не видел тела отца.
     Заснуть он больше не смог, думал,  сам уже не помнит,  о чем. Заплакать
он тоже так и не смог.
     А утром к нему пришел дядя, торопливый, озабоченный,  говорил  о делах,
они поехали в банк. Может, надо было что-то сделать, попрощаться с отцом как
следует...
     Впрочем, дядя и так выполнил  все  формальности, опознал  тело по  всем
правилам, позаботился о похоронах ...
     Эти мысли ему не нравится, он спешит их отогнать.
     -- Я  в порядке,  Кора, -- отрывисто говорит  он и резко поднимается на
ноги. -- Какое утро, какое утро. А ведь еще нет и одиннадцати.
     В самом деле, еще столько необходимо успеть. В полдень совещание, потом
надо изучить отчеты о состоянии рынка...
     В его движениях теперь  снова сквозят озабоченность,  торопливость -- и
бесконечное довольство собой.
     --  У меня всего где-то полчаса, ничуть не  больше, -- говорит  он. Его
взгляд прикован к  часам,  он  рассматривает  их  с  таким вниманием,  будто
впервые в своей жизни видит нечто подобное. -- Мы должны с тобой поспешить.
     -- Я могу заказать  обед сюда, -- неуверенно говорит она, чувствуя, что
говорит совсем не то, что нужно.
     Да и что сейчас нужно говорить?
     -- Не беспокойся, Кора, -- он смеется, и это снисходительный смех. Этот
смех  коробит  ее,  а  может  быть,  виной  тому  его  слова.  --  Мы плотно
позавтракали, пока  обсуждали с дядей положение дел в  банке.  У банкира нет
времени на роскошные рестораны.
     Он счастлив ощущать себя банкиром.
     -- Иди сюда.
     Она делает  несколько шагов к  нему, ее  руки опущены. Она уже не может
ничего произнести.
     -- Я вырвался совсем ненадолго, -- сообщает он ей.
     Его  ладони ложатся на бока  девушки,  медленно проводят  по ним. Потом
одним резким движением он сбрасывает с себя пиджак и небрежно бросает его на
диван.
     -- Мне еще надо будет заехать домой переодеться, -- вспоминает он. -- Я
же не могу присутствовать на совещании без галстука. Но мы успеем.
     Он привлекает ее к  себе, целует в губы.  Она  отвечает  автоматически,
делая это по привычке.
     Она ощущает себя человеком, который шел  встречать Рождество. Маленькие
снежинки   играли  в  морозном  воздухе,   и   настроение  было   радостным,
праздничным.  А  ее  встретили  на  пороге  и  вручили  засохшие  об®едки  в
промасленной картонной коробке из-под торта. Потом пожелали всего хорошего и
захлопнули дверь.
     И снежинки больше не играют.
     Он начинает расстегивать  ее блузку, его  губы  касаются ее  шеи, потом
плеча.  Он хочет ее, ему нужен быстрый  секс, чтобы  снять напряжение  этого
наполненного событиями утра. А потом он побежит.
     Ее голова  откидывается  назад  привычным  движением. Он пришел  к  ней
только для  секса. Ее руки  обнимают его. Это уже было,  --  было много раз.
Секс ради секса,  ради небольших денег, что  он заплатит. Жизнь проститутки.
Жизнь, которая, как ей казалось, осталась далеко позади.
     Он  возбужден,  его  дыхание   стало  неровным  и  тяжелым.  Ее  блузка
расстегнута  наполовину,  и  он  видит ее  маленькие  острые  груди,  плотно
затянутые  в черную  паутинку лифчика. Это возбуждает  его,  член, скованный
плотным  корсетом брюк, начинает подниматься. Его  ладони ложатся на розовую
плоть девушки и ласкают ее.
     Но  можно  ли это  назвать  лаской. Он активен, его  движения быстры  и
уверены, но в них нет ни нежности, ни тепла.  Тогда, раньше, не раз и не два
ей приходилось брать на себя  все, она вела его, медленно и искусно распаляя
в мужчине  страсть, доводя сначала до исступления, а затем до оргазма. Порой
ей приходилось почти насиловать своего инертного и растерянного любовника.
     Но даже тогда, когда он не был способен почти  ни на что, когда даже не
пытался  доминировать, когда  его участие в любовной игре сводилось  лишь  к
финальной агонии между ее плотно сжатых бедер,  -- даже в те  моменты он был
более ласков с нею.
     Он касается ее  губ и продолжает целовать  их,  пока быстрыми, нервными
движениями расстегивает  пуговицы  на  своей  рубашке.  Эти движения  хорошо
знакомы Коре  --  движения  торопящегося мужика,  который хочет урвать  свою
крупицу постыдного удовольствия и вернуться --  к своей работе, своей семье,
к своей жизни, частью которой она, Кора, не является и никогда не будет.
     Она почти не двигается, он все делает за нее.
     Смятая рубашка отправляется на пол.
     -- Я хочу тебя, Кора, -- отрывисто произносит он.
     Налившийся член мешает  ему, он расстегивает  молнию на  брюках,  чтобы
освободить его. Вновь касается ее тела.
     А ведь раньше он говорил: "Я люблю тебя".
     Ей хочется плакать.
     Он  слегка отстраняется от  нее, чтобы  снять майку.  На  мгновение  ей
кажется, что сейчас она упадет,  ее  тело  немного покачивается. Он этого не
замечает.
     Ей хочется послать его к черту.
     Теперь он  обнажен  до пояса.  Черная полоска часов все  еще продолжает
охватывать  его запястье. Раньше она всегда  снимала часы перед тем, как они
занимались  любовью.  Это  начинало  превращаться  в их маленький ритуал. Он
забыл об этом.
     Он стоит  перед нею,  ее глаза полузакрыты, голова чуть откинута назад.
Она  кажется  ему  очень  сексуальной. Маленькие  розовые  груди  наполовину
обнажены под распахнутой блузкой. Надо послать его к черту, думает она.
     Она знает, что никогда не сделает этого.
     Его взгляд направлен на  ее  грудь, руки касаются молнии  на брюках. Он
забыл, что  уже расстегнул ее. Она  не в  силах пошевелиться. Миссис Кларенс
Картер.
     Дура, дура.
     Он наклоняется, чтобы  снять брюки и  трусы.  Острые ногти  правой руки
глубоко врезаются в ладонь девушки, но  она не чувствует, что сама причиняет
себе боль. Ты всего лишь жалкая проститутка, Кора. И навсегда останешься ею.
     Миссис Кларенс Картер.
     Он уже успел  снять с себя все,  он подходит к ней и  легко, но властно
опрокидывает  на  диван. Теперь  она  лежит перед  ним,  призывно  раздвинув
крепкие бедра, голова слегка запрокинута на диванной подушке. Она готова ему
отдаться, он хочет ее. Ей хочется умереть -- прямо сейчас.
     Его   губы  вновь   начинают  покрывать  поцелуями   ее   плечи,   шею,
полуобнаженную грудь. Руки продолжают расстегивать блузку.
     Думал ли он о чем-нибудь в тот момент?
     Наверное, нет.
     Блузка расстегнута, но он не утруждает себя  тем, чтобы снять ее с тела
своей  любовницы. Она распахнута, и молодая розовая плоть  девушки вызывающе
открыта перед ним. Этого достаточно. Он запускает руку под ее спину, нервные
пальцы быстрыми движениями разыскивают застежку лифчика.
     Вторая  рука ласкает  ее  бедро, проходит под шортиками, через  ажурную
ткань трусиков сдавливает ягодицы. Он чувствует свою силу.
     Тело Коры холодное  -- почти как у  трупа. Да и иметь с ней секс в этот
момент почти то же самое, что изнасиловать труп.
     Лифчик расстегнут, пальцы Кларенса резким движением выдергивают его. Он
делает  это неловко,  вместо того,  чтобы осторожно совлечь  ткать с розовых
грудей девушки, он просто дергает за один его конец. Он торопится,  изнывает
от возбуждения.
     А еще он спешит в банк.
     Ткань  резко полосует тело,  задевая соски, но девушка не ощущает боли.
Единственное, что она чувствует в тот момент -- это бесконечную горечь.
     Ты  навсегда останешься дешевой шлюшкой, Кора. Так возвращайся же туда,
откуда тебе не стоило пытаться вырваться.
     Его ладонь  вновь властно ложится на  грудь  девушки. Затвердевший член
касается ее бедер, проводит  по ним обжигающим прикосновением. Он говорит ей
какие-то слова, но  она  их не  слышит. Правая рука  начинает теребить  пояс
шорт.
     У него горячее тело, он возбужден. Пояс шортиков не поддается, тогда он
берется  за  него двумя руками. Его колени  упираются в край дивана,  голова
Коры  бессильно  покоится на валике. Ее  мысли вновь  становятся  путаными и
бессвязными -- почти как в тот момент, когда она  сидела на высоком табурете
и пила горячий чай из большой чашки
     Чай, наверное, совсем остыл, думает она.
     Почему-то эта мысль кажется ей  чрезвычайно  важной, полностью заполняя
сознание девушки