ного помолчала, потом  произнесла, --  я  слышала,
Кларенса выпустили под залог. Что говорит адвокат?
     Глаза  Лизы  Картер блеснули, как будто  бы  ей  наконец  удалось после
нескольких безуспешных попыток вставить ключ в замочную скважину. Теперь она
знала, какую карту ей придется сбросить, чтобы продолжить игру. И ей не было
жаль этой карты.
     Бедняга Уесли, язвительно подумал я.
     В данной ситуации мне только и оставалось, что язвить про себя.
     --  Старый Торнтон  как  всегда  ни в чем  не уверен,  --  Лиза  слегка
взболтнула вино и поставила бокал на стол. --  Говорит, что у Клара есть все
шансы, но...
     -- Представляю, как вы все себя сейчас чувствуете. -- Если бы я не знал
Франсуаз так хорошо,  то мог бы  подумать, что в  ее  голосе и  в самом деле
звучит участие. -- Бедняга Клар.
     -- Я вот что подумала, Френки, --  зубы Лизы блеснули в свете роскошной
лампы, гордо висевшей под потолком.  --  Кларенс говорил, что  в ту ночь его
выводили из дома двое. Я имею в виду, двое, не считая Уесли. Как ты думаешь,
если бы удалось узнать их имена, это бы помогло?
     В  серых стальных глазах  Франсуаз  туманом клубилось  участие, но я-то
отлично знал, как она довольна. Настал миг ее торжества.
     -- Показаний этих двоих  было бы достаточно,  чтобы обвинить Рендалла в
убийстве, -- голос моей  партнерши звучал почти безучастно. Ведь  ни она, ни
Лиза не хотели зла Уесли, не правда ли.
     --  Пожалуй,  здесь  я могу  помочь,  --  Лиза  старательно  изображала
экспромт. -- Кларенс уверен, что ни один из  этих людей  не был Джеймсом, --
это его лакей или дворецкий,  что-то в  этом роде. Я  уже говорила, что Клар
пару раз брал меня с собой на вечеринки к Уесли. Думаю, я могу назвать имена
этих людей.
     Маленькая  записная книжка в  переплете  из  черной  искусственной кожи
появилась  в руках Франсуаз.  Лиза Картер слегка закатила глаза к потолку  и
назвала два имени.  Наверное,  именно так она  закатывала глаза в те минуты,
когда Уесли Рендалл занимался с ней любовью.
     Все-таки это дрянной мир.

        11

     Серый вечер, серые облака, бурая трава.
     Челюсть  инспектора Маллена вновь начала болеть, а то,  что он в данный
момент   видел  перед   собой,   никак  не   способствовало  его  скорейшему
выздоровлению.
     Леон, всклокоченный и нервный,  постукивал ногой о  гравиевую  дорожку.
Его  правая рука  теребила  брючный  ремень,  открывавшийся  под распахнутой
курткой. Бедняга был уверен, что сейчас в них начнут стрелять.
     Вот  уже  третий  раз  в отяжелевшей  голове инспектора возникло  тупое
желание приказать  Леону  немедленно  прекратить  пинать  гравий, но  Маллен
всякий  раз  заставлял себя сдерживаться.  В конце концов, если парень хочет
испортить себе туфли, то пусть сделает это.
     Однако останавливало  инспектора  вовсе не это соображение. Он  не  был
настолько  тактичен с подчиненными, как бы  ему того хотелось,  и втройне не
был  тактичен   с  ними  так,  как   бы   этого  хотелось  им.   При  других
обстоятельствах, он уже давно рявкнул бы на Леона, и тот перестал бы дергать
и руками,  и  ногами, а еще лучше  --  вернулся  бы в машину  и торчал  там.
Глядишь, и боль в челюсти немного бы утихла.
     Но Маллен не делал этого, и не собирался делать.
     Высокая,  чуть  согнутая спина Джейсона Картера находилась прямо  перед
его носом, а  широкая  тупая рожа  братца миллионера  вот уже  минут  десять
мозолила   инспектору   глаза.  А  устраивать  разборки  с   подчиненными  в
присутствии посторонних не позволит себе ни один уважающий себя полицейский.
     --  Как  ты  не понимаешь, Боб, -- досадливо скривился  банкир. -- Тебе
угрожает опасность. Ты не можешь оставаться здесь.
     Толстое лицо Роберта Картера искривилось  в  самодовольном  презрении к
собеседнику. Расплывавшийся на  нем  синяк  лишь немногим уступал тому,  что
украшал вытянутую физиономию инспектора.
     -- Я знаю, что ты никогда в грош не ставил  ни меня, ни то, как я живу,
Джейсон,  -- сказал он, тщательно прожевав слова, прежде чем  они вывалились
из его  широкого  рта. --  Ты можешь чувствовать себя в безопасности, только
отделившись  от  окружающего  мира  железными  заборами  и  понатыкав  везде
охранников. Простая жизнь  среди  простых людей  кажется  тебе небезопасной,
Джейсон?
     Страдальческая улыбка  исказила  лицо  старого банкира. Несмотря на то,
что говорили о нем другие, он искренне любил своего брата и желал ему добра.
По крайней мере, он сам был в этом уверен.
     -- Это  не  имеет никакого  отношения  к твоему  образу жизни,  Боб, --
умоляюще прокаркал он. Пользуясь тем, что старший из братьев Картер не видит
его лица,  инспектор Маллен позволил  себе  широко ухмыльнуться.  Финансовый
воротила   оказался   совершенно  беспомощным   в  ситуации,  когда  не  мог
воспользоваться  сильным  и  привычным  для  него  оружием  --  деньгами. Он
разучился общаться с людьми  на равных, апеллируя к их чувствам  и логике, а
не  кошельку  и  социальному положению -- и теперь чувствовал себя абсолютно
бессильным перед самодовольным лицом упрямого брата.
     Маллен  наслаждался этой  ситуацией.  Проклятье, в жизни  все  же  есть
справедливость,  и   время   от  времени   можно  позволить   себе  невинное
удовольствие.
     Все-таки улыбка Маллена была немного садистской.
     -- Ты сам прекрасно знаешь, с чем это связано, -- старый банкир  поджал
губы. -- Твой  сын попал в беду, Боб,  а теперь мы  все в  опасности.  Ты не
можешь этого не понимать. Ты...
     Картер развел руками, как будто собирался схватить что-то, ускользающее
от  него,  он  сам не  мог  понять, что.  Это  была  власть  --  власть  над
собеседником, над ходом событий.
     Лицо  Боба расплылось  в  неприятной  торжествующей  улыбке  победившей
добродетели.
     -- Вот видишь,  Джейсон, -- его  пухлый палец потыкал куда-то вниз, как
бы  пригвождая к земле  властолюбивого  брата  и  те  ценности,  которые тот
исповедовал.  -- Твоя неуемная  жадность, твое  стремление подмять  под себя
каждого, кто встречается  на твоем пути -- вот что делает  жизнь опасной. --
Боб  развернулся,  указуя на  расстилавшийся  вокруг  ландшафт,  призывая  в
свидетели всех средних американцев, живущих  в радиусе трех миль. -- А здесь
нет места ни тебе, ни твоим деньгам, ни твоей власти.
     Вдали проехал поезд, инспектор Маллен облокотился на невысокий заборчик
и хмуро посмотрел  на  чахлые цветы, доживающие  свои безрадостные дни перед
фасадом дома Роберта Картера.  Он  с  самого начала знал,  что  эта затея не
стоит и выеденного яйца. Этот  гамбургеропожиратель никогда не согласится на
то, чтобы люди, которым платил его всемогущий брат, охраняли его просаленную
подушку.  Что же касается полицейской  охраны, то  инспектор  Маллен не  мог
придумать,  какая  защита  может  уберечь  человека,  ведущего  обычный  для
среднего американца образ жизни, от пули снайпера. Разве что бункер.
     -- Ты вовлек  моего  сына в  свои дела,  -- Роберт Картер приблизился к
своему  брату, и  тому в нос ударил запах пива  и  каких-то овощей.  Джейсон
Картер  не  знал,  каких  именно.  В  его  доме никогда  не подавали  ничего
подобного. -- Ты соблазнил его легкими деньгами, властью, креслом президента
банка.  И  вот теперь  Клар пошел по  кривой дорожке  -- пошел  из-за  тебя,
заметь, и теперь у тебя начались проблемы.
     Отвислые щеки Боба  Картера встряхнулись,  палец вновь тыкнул куда-то в
землю.
     -- Разве не в этом состоит справедливость, Джейсон? -- радостно спросил
он.
     Леон особенно сильно тыкнул носком ботинка гравиевую дорожку. Несколько
камешков упало на туфли инспектора, Леон этого не заметил.
     Длинные  худые пальцы банкира  провели по прилипшим к  черепу  седеющим
волосам.
     -- Боб, пожалуйста, будь благоразумен, -- сказал он.
     Впоследствии,  сидя  за кружкой  пива  в  любимом  баре  и  разглядывая
блестящее полированное дерево  стойки,  инспектор Маллен  часто задавал себе
вопрос, кто же  оказался победителем в этом споре. Иногда ему казалось,  что
это  был  Джейсон  Картер,  безуспешно  пытавшийся  убедить  брата,  что ему
угрожает опасность.  Но сделав  несколько глотков  и  вновь  опуская кружку,
инспектор  начинал склоняться  к мысли о победе Роберта, утверждавшего,  что
никакая защита ему не нужна.
     Когда последние капли пива стекали в рот инспектора, он обычно приходил
к выводу, что в этом споре победил он, Маллен, так как сейчас может спокойно
сидеть в баре и слушать медленную старомодную  музыку.  И к черту  мысли  об
этом.
     Пуля попала Роберту Картеру в середину лба.
     Его толстый палец, все еще указывавший куда-то под ноги, в самый  центр
преисподней,  неожиданно оказался  гораздо  тяжелее  грузного тела  и  начал
тянуть его вниз.
     Леон ничком упал  за  заборчик, пистолета в  его руках  не было. Он  не
успел его достать, когда падал.
     Джейсон Картер отшатнулся от тела  своего брата, которое еще  стояло на
ногах,  но  уже превратилось в труп. В следующее  мгновение он  почувствовал
сильный  толчок в  плечо  и рухнул  лицом  вперед.  Он  увидел остекленевшие
озадаченные глаза брата и снова почувствовал запах пива.
     Маллен никогда  не питал  иллюзий  относительно своей маневренности, но
через мгновение  обнаружил, что  выглядывает из-за капота  автомобиля,  тыча
пистолетом куда-то вперед.
     В этот  момент он чувствовал себя таким же  бессильным,  как  и Джейсон
Картер несколько мгновений назад.
     Вдалеке вновь послышался шум проезжающего поезда. Где-то справа загудел
мотор от®езжающей машины.
     -- Он уехал, шеф, -- Леон стоял на коленях перед Малленом и тыкал ему в
лицо дулом своего пистолета. Инспектор медленно  выдохнул.  Он осознал,  что
тоже стоит на коленях, это ему не понравилось, и он встал.
     Джейсон Картер  лежал на теле своего брата,  и  ему  показалось, что он
целует  холодеющие  губы.  Если бы  ему  сказали, что  тело не могло  начать
остывать за те несколько секунд, что прошли со времени смерти Боба, он бы не
поверил.
     --  Вы в порядке? -- Маллен  склонился над банкиром и, обхватив его  за
плечи, осторожно приподнял с земли.
     "Старый дурак еще подумает, что получил  пулю  в спину  и окочурится со
страху", -- досадливо подумал инспектор.
     -- Я толкнул вас в спину, когда раздался выстрел, -- пояснил он.
     Леон уже  сидел в машине и горячо рассказывал что-то по  радиотелефону.
Очевидно, он думал, что делает рапорт.
     Джейсон  Картер не стал подниматься  полностью,  оставшись  сидеть  над
телом брата. Маллен засунул пистолет в кобуру  под расстегнутым пиджаком  и,
уперев  руки  в  бока, начал смотреть  на зеленые  кроны деревьев, умываемые
светом заходящего солнца.
     Пол крайней мере, не придется больше  охранять  этого  кретина, подумал
он.
     Угрызений совести он не чувствовал. Только боль в скуле.

        12

     В тот вечер мне безумно хотелось спать.
     И  дело  было  не  в том,  что  я  устал,  или,  начитавшись  с  вечера
политических  обзоров,  всю  прошлую ночь  мучился бессонницей. Расслабленно
наблюдая за  фарами встречных автомобилей, прилежно  вылизывающими темнеющий
асфальт  хайвея, я постепенно приходил к уверенности, что у доктора Тодорика
Мак-Нейра нас ждет фиаско.
     И поэтому я хотел спать.
     --  Ты  полагаешь,  что Дон  Мартин  сможет отыскать тех двух  людей, о
которых нам  рассказала Лиза? --  голос Франсуаз звучал бодро  и деловито, и
это вызвало у меня приступ раздражения.
     -- Естественно, -- буркнул я и прикрыл глаза.
     -- Полагаешь, мы сможем упрятать в тюрьму Уесли Рендалла по обвинению в
предумышленном  убийстве  на  основании  их  показаний?  --  Франсуаз  резко
свернула в сторону, меня качнуло.
     -- Не знаю, -- буркнул я. -- Ты у нас юрист, ты и скажи.
     Не отрывая взгляда от дороги, моя партнерша чуть скосила глаза на меня.
     -- Вижу,  что ты не особенно счастлив, -- заметила она. --  А ведь дело
практически  закончено.  Нам  понадобятся еще  показания  доктора  Мак-Нейра
относительно того,  что  Кларенс Картер не подвержен столь  сильному влиянию
алкоголя, как его пытался уверить Рендалл, и тогда все будет решено.
     Я нахмурился. Я честно собирался молчать всю дорогу до клиники, но ведь
она сама напросилась.
     --  Нет никакого дела, Френки, -- я постарался, чтобы мой голос звучал,
как можно более отстранено. -- У нас было два поручения, и мы  выполнили оба
из них. А теперь мы на ночь глядя гоняемся за химерами, пытаясь посадить  на
электрический стул  парня,  с которым заключили  сделку,  и  который  честно
выполнил свою половину. Если тебе это нравится, то мне -- нет.
     Я  закрыл глаза.  Проезжающая  машина  ярко  осветила  кабину, Франсуаз
что-то сказала, но я ее не слушал. Я не  мог об®яснить ей  своих  чувств,  и
поэтому  решил не пытаться. Певица, чей тонкий грубоватый голос доносился из
радиоприемника,  просила  кого-то  что-то  не  делать,  но  мне  было сложно
сосредоточиться, и я терял нить.
     Если визит  к доктору Мак-Нейру поставит точку в этой истории, решил я,
продам свою часть дела и открою колледж.
     А через год, пожалуй, сопьюсь.
     Франсуаз затормозила слишком резко, меня вновь мотнуло на сиденье.
     -- Клиника доктора Мак-Нейра, -- ее грудной волнующий голос на этот раз
стал сухим и сдержанным. -- Если хочешь, я пойду одна.
     Наверное, она поняла, что я ее не слушал.
     --  Если  я  отпущу  тебя   одну,  ты   заблудишься,  --  пробурчал  я,
выкарабкиваясь из машины. -- Ты уверена, что он все еще здесь?
     Франсуаз припарковала машину сбоку от клиники. Там был знак стоянки, но
ни  одного  фонаря.  Я  не  видел, куда ступают  мои  ноги, и несколько  раз
споткнулся. Я ведь  знал,  что ничего  хорошего  у нас не выйдет. Надо  было
сразу вернуться домой.
     Клиника представляла собой небольшое  одноэтажное строение  с маленьким
уютным  парком  перед  фасадом,  одним из  тех, в которых  маньяки-убийцы из
телесериалов обычно оставляют распотрошенных девочек. Несколько окон все еще
горели, хотя я и не мог себе  представить, что человек, позволивший  втянуть
себя в аферы Уесли Рендалла, способен так долго засиживаться на работе.
     Франсуаз обогнала  меня  и,  поднявшись  на несколько ступенек крыльца,
решительно  толкнула  дверь. Вход освещался ярким  фонарем, изготовленным  в
форме  то  ли  еловой  шишки, то  ли вздувшегося  аппендикса. Лавочек  перед
фасадом не было, и я попытался понять, какие выводы из этого следуют.
     Френки решительно толкнула дверь, и я вплелся в  здание  клиники следом
за ней.
     Низкорослая крепкая  в плечах женщина в белом халате медицинской сестры
предстала моему взору, и, право же, лучше было бы ей этого не делать. У меня
создалось впечатление,  что раньше  она  работала  санитаркой в клинике  для
душевнобольных, но  после того, как один буйный пациент сломал ей  обе ноги,
решила найти себя занятие поспокойнее.
     --  Нам  нужен  доктор  Мак-Нейр,  --  в  голосе  Франсуаз  не было  ни
вежливости, ни участия к людям, которых беспокоили в столь поздний час.
     --  Вам  назначено?  --  толстый  приплюснутый  нос  сестры  завис  над
регистрационной  карточкой,  которую она держала в руках.  Медсестры  всегда
носят  с собой металлическую  пластинку, к которой прижаты какие-то бумаги и
ручка.
     --  Речь идет  об одной  грязной афере, в которую  замешан  доктор,  --
буркнул я. -- Не думаю, что он заносит подобные дела в свой рабочий план.
     Нос сестры вознырнул от бумаги, и ее черные, глубоко посаженные,  глаза
уставились на меня. Несколько секунд  она раздумывала,  не  похожи  ли мы на
парочку пьяных хулиганов, но уж в чем, а в этом меня обвинить нельзя.
     -- Я доложу доктору, -- буркнула она, и я заметил, что в ее голосе тоже
не было ни вежливости, ни участия.
     -- Да уж, пожалуйста, -- ответил я.
     Медсестра  бодро  засеменила  впереди  нас.  Так могла бы передвигаться
утка, прошедшая строевую подготовку в армии США. Франсуаз обернулась ко мне,
и  в ее  взгляде я прочитал осуждение. А ведь  я предупреждал ее,  что у нас
ничего не выйдет, так стоит  ли  теперь обвинять во всем меня. Потом  пышные
каштановые  волосы  вновь взметнулись,  и я поплелся  следом  за озабоченной
красавицей.
     Мне  не  было  известно,  сколько   хрустящих   стодолларовых  бумажек,
отпечатанных   на  лазерном  принтере,  заплатил  Уесли  Рендалл  продажному
доктору, но  большую  часть  из  них  тот  наверняка потратил  на  массивную
мореного дуба дверь, ведущую в его кабинет.
     -- Эти  люди  хотят  видеть  вас,  доктор, --  донесся  до  меня  голос
медсестры. Я решил, что именно  таким тоном она докладывала старшей сестре в
психиатрической клинике, что пациент из  пятой палаты опять  пытался вскрыть
себе вены, и опять неудачно. -- Говорят о какой-то афере.
     Булькающее   бормотание,   донесшееся   в   ответ,  стало  моим  первым
знакомством с доктором  Тодориком Мак-Нейром. Мне  не  удалось  оценить  его
красноречие и мастерство аргументации, так как  ни одного разборчивого слова
до меня так и не долетело.
     --  Вы  лечили пациента  по  имени  Кларенс  Картер? --  резко спросила
Франсуаз. Я не видел,  тыкнула  ли она при этом в  Мак-Нейра пальцем. Доктор
икнул, и в этот момент в кабинет с достоинством вплыл я.
     Тодорик Мак-Нейр оказался маленьким  толстоватым человечком с небольшой
лысиной  и  очками в  тонкой  позолоченной  оправе. Таким  докторам  вы,  не
колеблясь  позволяете  залезать себе  в  горло влажными холодными  пальцами,
прилежно выслушиваете замечания о  том, что ваш язык почему-то  весь черный,
после чего в течение  трех  недель  пьете сладкую микстуру и здороваетесь  с
доктором на улице.
     Одним словом, он выглядел как добропорядочный семейный врач.
     А еще он выглядел напуганным.
     Медсестра  стояла сбоку от своего патрона,  прикрывая левый флаг.  Я не
сомневался, что  она готова  при  малейшей необходимости  пустить в ход свою
металлическую пластинку с документами. Я бы даже не удивился, узнай, что  по
вечерам она затачивает кромку.
     Доктор   Мак-Нейр   стоял  за  своим  огромным  письменным  столом,  и,
взгромоздись он на него сверху, не стал бы казаться от этого выше.  Франсуаз
нависала  над ним,  как  статуя правосудия  в центральном  парке  над  парой
голубей.
     -- Добрый вечер, мистер Мак-Нейр, -- улыбнулся я. -- Прекрасный вечер.
     -- Кларенс Картер  действительно лечится у меня, -- вновь водопроводным
краном забулькал доктор. -- Но какое это имеет отношение...
     -- У вас большие неприятности, мистер Мак-Нейр, -- произнесла Франсуаз,
и всем  в  комнате стало  ясно,  что  именно  мы с ней и  являемся  главными
неприятностями в жизни доктора.
     Произнеся эти слова, моя партнерша откинула корпус назад и сложила руки
на груди, чем окончательно добила несчастного доктора.
     -- Вы должны немедленно об®яснить свое  поведение, -- резко  произнесла
медсестра,  плотно прижав  к телу металлическую  пластинку.  --  В противном
случае я вызову полицию.
     --  Поведение женщин  нельзя об®яснить,  --  устало сказал  я,  поближе
придвигая стоявшее  в  углу кресло. Оно выглядело  неудобным,  но  других  в
кабинете я не заметил. На чем  сидел сам доктор Мак-Нейр, мне видно не было.
-- По крайней мере, рациональными методами. Как вы считаете?
     --  Уесли Рендалл втянул вас в опасную  авантюру,  -- строго произнесла
Франсуаз, не обращая внимание  на то, что медсестра  пытается  флиртовать со
мной.  -- Вы выдали ложное  заключение о состоянии здоровья своего пациента.
Но  неужели вы  думаете,  что  независимая  экспертиза  не  изобличит вашего
обмана?
     -- Бульк, -- возразил  доктор  Мак-Нейр.  -- Я, э,  нет, что  вы  такое
говорите, бульк.
     Пламенная тирада доктора не произвела должного впечатления на Франсуаз,
прошедшую  напряженную  шлифовку  своего  ораторског