я  уже знал, что именно мне предстоит увидеть, и не ошибся в своих
ожиданиях.  Руки  моей  партнерши  были сложены  на  груди,  в серых  глазах
клубился туман, что бывает с ней крайне редко.
     Я сел во вращающееся кресло, заложил руки за голову и слегка повращался
сперва направо, потом налево.
     --  Никогда бы  не  подумала,  что  ты способен  на  такое,  -- наконец
прошипела  Франсуаз. Я отметил  про  себя, что  был  абсолютно  прав,  когда
сравнивал ее со змеей. Впрочем, я всегда бываю прав.
     -- Да,  --  скромно  ответил  я.  --  Никто  не мог бы  ожидать  такого
блестящего  успеха за  столь  короткое  время.  Только днем  к  нам приходит
несчастная испуганная девушка и со слезами в голосе и  на глазах умоляет нас
спасти из тюрьмы ее возлюбленного. Отважный и благородный детектив бросается
на помощь бедняжке.  И  что  же? Не проходит  и пары часов, как темные тучи,
собравшиеся   над   головой   парня,  рассеиваются,  и   вовсю   торжествует
справедливость.  -- Я на  мгновение задумался  и продолжал. --  Да.  Любящие
сердца соединяются, оркестр  играет свадебный марш, а мальчики из церковного
хора  несут обручальные кольца  на  бархатных подушках.  Как  это похоже  на
красивую сказку, не так ли?
     -- Красивую сказку,  -- в голосе Франсуаз яда было больше, чем слов. --
Сначала  к тебе приходит смазливая шлюшка,  извивается перед тобой и просит,
чтобы  ты  помог ей  набросить  аркан на  племянника  миллионера.  Потом  ты
нанимаешь  бандитов -- самых  низких  и самых мерзких,  которых только можно
было вообще найти, и поручаешь им  изнасиловать несовершеннолетнюю девчонку.
Такие сказки ты читал в детстве, Майкл?
     Я решил, что пора обидеться.
     -- Ты всегда была несправедлива ко мне, -- сказал я поучительно. -- Как
и в тот раз, когда кто-то подложил  тебе мороженое  на  стул и  ты испортила
фиолетовое платье. Тогда ты  тоже утверждала,  что это моих рук дело, хотя я
был чист  и невинен,  как кандидат в президенты Соединенных Штатов.  Джейсон
Картер выписал нам чек  на кругленькую  сумму,  и я был готов  отказаться от
любых действий, но ты настояла,  чтобы мы его продолжили. Я согласился, и  в
поте лица  стал  претворять  в жизнь твою  прихоть. Меня  чуть  не  прирезал
кинжалом хитрый китаец  в сомнительном  отеле. Пуля,  попавшая  в  Джонатана
Картера, вполне  могла  предназначаться  мне. И где  же  благодарность?  Где
горячий поцелуй растроганной красавицы?
     -- Я не знаю, что с тобой делать, -- резко ответила она.
     Я скромно потупился.
     -- Такие  вещи не принято говорить вслух, Френки. Где  твое французское
воспитание.
     Франсуаз издала звук, который представлял нечто среднее  между рычанием
раз®яренного льва и свистом воздуха,  выпускаемого  из надувного шарика. Она
терпеть не  может, когда  я  напоминаю ей о якобы французском происхождении,
поскольку  эту  благословенную   страну  моя   партнерша  видела  только  на
фотографиях.
     --  Чертовски  странная  штука,  эта  справедливость,  --  вздохнул  я.
Франсуаз  стояла в противоположном конце  комнаты,  и теплый  вечерний  свет
бережно ласкал ее фигуру. Я встал и сделал несколько шагов.
     -- Меня всегда ставили в тупик рассуждения о справедливости, -- заметил
я,  ни к кому не  обращаясь.  --  День за днем мне подсовывали толстые тома,
написанные на добром десятке языков  несколькими  сотнями  авторов. Забавно,
сколько людей сразу могут считаться классиками...
     Я подошел  к  окну и засунул в карманы большие  пальцы рук. Внизу лежал
сад, притихший перед наступлением сумерек, но я не видел его.
     --  Я  читал  одну  историю  за  другой,  Френки,  --  произнес  я,  не
поворачиваясь к ней. -- И в каждой из  них были свои герои и свои негодяи. А
в  длинных лекциях  умудренные жизнью профессора подробно об®ясняли мне, кто
из них есть кто и почему.
     Я не видел, слушает ли она меня, но был уверен, что да.
     --  Возьмем  нашего недавнего знакомца, Сэма Роупера, -- произнес я. --
Отважный солдат, герой войны. Тысячи подобных  ему американцев  сражались во
Вьетнаме, в Корее, в Панаме. И знаешь, как их называли там, Френки?
     Я помолчал. Мне было известно, что я не дождусь ответа.
     -- Оккупантами, Френки, -- сказал я. -- Оккупантами. Они пришли в чужую
страну и начали  стрелять. Сколько мирных  людей  убили ветераны Вьетнама? А
теперь они ходят к психоаналитикам и жалуются на плохой сон.
     Я развернулся к ней и прищурился.
     -- А вот те женщины и дети, которых сваливали в ямы  и засыпали землей,
не жалуются на сон, -- я хмыкнул. -- Ни один из фильмов Стоуна о Вьетнаме не
получил  столько  наград, сколько  бы мог.  Если  бы  немного не приоткрывал
правду.
     Мне всегда  хотелось знать, не испытывает ли Франсуаз неудобства, когда
держит руки, сложенными поверх груди. Я много раз имел возможность заметить,
что  обычно  женщины  складывают  руки под  грудью.  И  обычно это  выглядит
некрасиво.
     -- Но мы ведь  не назовем ветераном Вьетнама убийцами, Френки?  Они  --
герои, более того -- они жертвы. Они выполняли свой долг и защищали интересы
своей страны. Но  вот забавно --  о людях, которые сидели по другую  сторону
простреливаемого пространства, в окопах, напротив, -- о них можно сказать то
же  самое.  Они защищали свою родину,  право решать свою  судьбу без  нашего
участия. Так, где же справедливость, Френки?
     -- Любое преступление должно быть наказано, Майкл, --  резко произнесла
Франсуаз. -- И тебе прекрасно это известно.
     -- Конечно,  --  я  кивнул. -- Когда  человек  убивает  другого  -- это
преступление. Но  если он сбрасывает  на  него  бомбу,  находясь в  самолете
вооруженных  сил  своей страны, тогда это убийство превращается в  подвиг. А
если  он  поворачивает  рубильник,   распределяющий  питание   в  комнате  с
электрическим стулом -- в таком  случае  убийство становится восстановлением
справедливости. Скольких человек убил наш друг Сэм Роупер? Десять? Двадцать?
Бери  выше,  Френки,  бери  выше... Или  они  приехали  к  нам,  в  Америку,
высадились в  центре Манхеттена  и стали резать  прохожих? Нет,  они жили  в
своей  стране,  и  все,  чего они  хотели  --  это оставаться  жить  в  ней.
По-своему, а  не так, как  решит  Капитолий.  Так  разве не справедливо, что
Роупера убили? Не в этом ли и состоит высшее воздаяние, Френки?
     Франсуаз  молчала.  Какая-то птица  защебетала в саду,  и я вновь  стал
смотреть в окно.
     -- Я так и не смог понять, что  такое справедливость, Френки, -- сказал
я. -- Сотни  историй разворачивались  передо мной  в прочитываемых книгах, и
каждая говорила о справедливости. Поэтому я не люблю читать книги.
     Медленный звук  шагов, и дыхание девушки опалило мне шею. Я услышал  ее
голос:
     -- По-моему, справедливость состоит  в том,  чтобы каждому человеку был
дан  шанс проявить  все лучшее, что в нем есть, Майкл. Каждый имеет право на
счастье,   на  удавшуюся  судьбу.   И  именно  в  этом   и  состоит   высшая
справедливость,  Майкл,  а  вовсе  не  в  воздаянии,  о котором ты все время
толкуешь.  У Сэма Роупера  и  его  товарищей не было такого шанса.  Те,  кто
послал их воевать, забрали себе их право быть счастливым. Солдат должен либо
убивать, либо быть убитым. Выбора у него нет.
     Птица  в саду снова начала  щебетать.  Длинные  тени  деревьев  легкими
мазками ложились на светлый холст аллей.
     -- Сэм Роупер и его товарищи были героями, -- в голосе Франсуаз  уже не
было резкости. Она не  спорила со  мной,  а я не собирался ей  возражать. --
Именно  потому, что  кто-то  отнял  у  них право  на  счастье. На них надели
военную форму и заставили убивать.
     Я продолжал смотреть в сад. Мне нравилось слушать ее голос, а  птице на
одном из деревьев подо мной нравилось петь.
     --  Возможно,  они  были даже  большими  жертвами, чем  те,  другие, --
произнесла Франсуаз. -- Они не только должны были воевать, они еще не знали,
за что. А теперь  они ходят среди нас, живут среди  нас, и нам  кажется, что
они такие же, как и мы. Но они -- герои,  Майкл. Герои  потому,  что  смогли
вернуть себе право на счастье.
     Я повернулся, она стояла прямо передо мной.
     -- У нас вышла пламенная речь в  защиту пацифизма, Френки, -- задумчиво
проговорил я.
     Она  встряхнула  волосами,  и  они рассыпались  по ее  плечам,  отражая
вечерний свет.
     -- Возможно, ты и правильно поступил относительно этой девушки, Феникс,
--  произнесла она. -- В  конце концов, ты дал  ей еще один шанс начать жить
по-новому. Но человек, который убил Сэма Роупера  и Мериен Шелл, должен быть
наказан,  Майкл. Даже если во всем мире  не найдется никого, кто  захотел бы
оплатить наш счет.
     -- Возможно, я читал не те книги, Френки, -- сказал я. -- Не те.

        10

     Лиза Картер  заложила ногу  за ногу и направила на меня большие совиные
глаза.  Легкий ветерок, втекавший из открытого окна, донес до меня ее запах,
--  почему-то я был  уверен, что  это аромат  именно  ее гибкого тела, а  не
духов.   Длинные  пышные   ресницы   напоминали   мохнатые  крылья  огромной
тропической бабочки,  а  в  центре  зрачков мерцало  что-то таинственное.  Я
решил,  что  это  мысль,  так  как  с  самого  начала  был  готов  проявлять
беспристрастность   по  отношению   к  девушке,   которой   предстояло  быть
препарированной во имя справедливости.
     --  У  меня  еще  не  было возможности  познакомиться  с  вами,  мистер
Амбрустер, --  голос Лизы был  немного хриплым и в то же  время мурлыкающим.
Наверное, именно так должен звучать голос существа, полученного в результате
скрещивания совы и кошки. -- Но я хорошо знаю вашего отца. Как он?
     -- Называйте меня просто Майкл, -- я криво улыбнулся. -- Раз  уж вы так
хорошо знакомы с моим отцом.
     Крупная  голова  Лизы,   оперенная  великолепными  волосами,  совершила
величественный кивок  в  мою сторону. Она  была похожа на  королеву, которая
только  что  даровала  великую милость паладину, отличившемуся  в  последнем
сражении.
     -- Нам необходимо переговорить с вами, -- резкий голос Франсуаз нарушил
интимность ситуации.
     Лиза  Картер  развернулась  в  кресле  и  вновь  чуть  склонила голову.
Стройные  загорелые  ноги  чувственно  натягивали подол  короткого изысканно
сексуального  платья от кутюр  --  из тех, что принято носить  на  приемы  в
ансамбле с  кожаной  сумочкой и перчатками. Ее  бедра  были бы действительно
хороши, не будь на  них так много мускулов. Впрочем, таковым было только мое
мнение,  но я  счел, что  обсудить  позднее эту тему с  Франсуаз было бы  не
совсем уместно.
     --  Мой брат сегодня был выпущен  под  залог,  мисс Дюпон, --  медленно
произнесла Лиза.  -- Как вам известно. Мы все очень благодарны вам и  Майклу
за помощь.
     Все это было чрезвычайно мило, и единственное, чего недоставало в  этой
пасхальной картинке, так это чая с ванильными сухариками. Однако Лиза Картер
была  дочерью  своего  отца,  -- если,  конечно, покойная  миссис Картер  не
придерживалась  особых  взглядов  относительно супружеской  верности, -- а в
крови семьи банкиров главную физиологическую роль играла скаредность. Расход
на угощение гостей не был предусмотрен в статьях бюджета.
     После  получаса  обсуждения  --  столь  же  бессмысленного,   сколь   и
напряженного --  мы с Франсуаз  пришли к единственно возможному выводу. Пока
стаи  полицейских прочесывают  город  и  окрестности,  высунув  язык,  виляя
хвостами и разыскивая незадачливого стрелка  Юджина Данби, единственное, что
могли  сделать  двое  хитроумных  детективов --  это  потрепать  нервы  юной
невинной девушке, строящей козни против собственного отца.
     Только  Лиза Картер могла дать  показания, обвиняющие Уесли Рендалла  в
смерти  Мериен   Шелл.   Кларенс  Картер  говорил  о  каких-то  таинственных
сообщниках   своего   друга-блондина,   которые   помогали  обставить  место
преступления  в  ту  злополучную ночь, но эти  люди наверняка  знали слишком
мало, да и впечатление, которое  они  могли бы произвести на присяжных, вряд
ли было бы достаточно весомым.
     Кроме того, мы не знали, где их искать.
     Само  собой,  здесь  вставал еще один  вопрос -- захочет ли Лиза Картер
давать показания, с помощью которых  ее верный любовник получит  возможность
полной грудью вобрать  в себя аромат газовой камеры. Да и  сама совиноглазка
наверняка  была   замешана   в  убийстве   по  самую   макушку,   украшенную
великолепными блестящими волосами.
     Поэтому я настоял на том,  что мы не должны выкладывать перед Лизой наш
главный  козырь, запись, сделанную в  квартире Рендалла --  по крайней мере,
пока.  Для  начала, мне  хотелось немного потыкать палкой в чахлый, травяной
коврик и определить, что скрывается под ним -- плотный грунт или болото.
     --  Мы  уверены,   что  ваш  брат  стал  жертвой  хорошо   продуманного
мошенничества, -- Франсуаз не стала заострять  внимание на том, что семейные
узы, связывавшие Лизу Картер  с Кларенсом, были немного  менее тесными. -- И
нам известно, кто за ним стоит.
     -- Вот как? -- Лиза Картер полностью повернулась к Франсуаз и поставила
обе ноги на пол. Я еще глубже откинулся в кресле и отключился от разговора.
     Если  бы я пришел к совиноглазке один, беседа приняла  бы совсем другой
оборот.  Лиза  Картер оставила  бы  свои загорелые ноги заложенными друг  за
друга  --  тем более, что  она не знала, какое  неблагоприятное  впечатление
произвели  на  меня  ее  бедра, рассмотренные  вблизи.  Возможно,  она  даже
расщедрилась бы на бокал вина, в ее голосе прибавилась хрипотца, и в воздухе
запахло сексом.  Женщина поступает так всегда, когда хочет как можно быстрее
составить  впечатление  о мужчине, с которым  только что познакомилась.  Это
подобно тесту на прочность и устойчивость нервной системы.
     Если мужчина не проходит этого испытания,  он навсегда теряет свое лицо
в  прекрасных  глазах,  в  которых  ему  довелось утонуть. Поэтому  в  таких
ситуациях  всегда  полезно  отыскать   у   своей   собеседницы  какой-нибудь
физический из®ян и сфокусировать на нем свое внимание. Очень  помогает, если
у нее, к примеру, лошадиные зубы.
     Однако  на  этот  раз  мне не  удалось  померяться  силами  с  коварной
красавицей, так как присутствие Франсуаз нарушало интимность нашего общения.
Поэтому  разговор окрасился  иным  стилем.  Мне предстояло стать  свидетелем
беседы  двух современных деловых  женщин,  каждая из которых прекрасно знает
себе цену и ни в грош не ставит мужиков.
     Поэтому я откинулся в кресле и прикрыл глаза.
     --  Этого  человека  зовут  Рендалл,  некто  Уесли Рендалл,  --  голова
Франсуаз  была  слегка  наклонена  книзу,  а  в  серых  глазах теплилось  то
выражение,  которое ни  разу  не  получалось у меня,  хотя я  несколько  раз
пытался его повторить, стоя перед зеркалом.  -- Вам  приходилось слышать это
имя, Лиза?
     Это была первая изгородь, которую предстояло перемахнуть нашей лошадке.
Билли  Уорнтон,  судебный  репортер,  чья  колонка  несколько  раз  в  месяц
появляется в "Геральде", подробно поведал нам о том, как Кларенс Картер  был
выпущен под залог. Совиноглазка  присутствовала  в зале суда,  когда адвокат
старого банкира размахивал перед подслеповатыми  глазами судьи  подписанными
показаниями Уесли Рендалла.
     К  сожалению, Билли не  упомянул о том,  что именно в этот  момент Лиза
Картер  упала  в обморок,  истошно  закричала  или  бросилась  вон  из зала,
заливаясь слезами.  Возможно, на  его  маленькие хитрые  глазки  и  попалось
что-нибудь с помощью чего можно  было бы догадаться  о  реакции красавицы на
предательство  любовника  --  жест,  вполголоса  оброненное  слово,  поворот
головы, -- но репортер не упомянул ни о чем подобном, а я счел за  лучшее не
задавать ему  наводящих  вопросов, чтобы не дать проныре понять больше,  чем
ему полагалось.
     -- Этот человек  выдавал себя  за друга Кларенса, не так ли? -- длинные
пальцы Лизы  подперли подбородок, в голосе звучало праздное любопытство.  --
Клар несколько раз  брал меня в его дом, -- она чуть  приподняла и отбросила
назад плечи. -- Но мне там не понравилось. Этот  Рендалл не произвел на меня
впечатления. Он слишком влюблен в самого себя, мне так показалось.
     А тебе бы хотелось, чтобы он был влюблен в тебя.
     -- Вы были любовниками, -- констатировала Франсуаз.
     Лиза слегка приподняла брови, потом кивнула.
     -- Какое-то время. Он может  быть довольно мил, если этого захочет. Нам
было хорошо вдвоем, но потом он мне наскучил. Как  я уже сказала, он слишком
влюблен в самого себя.
     Прекрасно, не правда ли. А теперь представьте, что это я вот так просто
говорю ей в глаза, что человек, который организовал широкомасштабный  шантаж
по отношению к ее семье, в то же самое время является ее любовником. Сначала
она  бы возмутилась, может быть,  рассмеялась, потом стала бы расспрашивать,
откуда у меня могли возникнуть  такие  нелепые подозрения,  а  закончила  бы
вопросом, нахожу ли  я  ее сексуально привлекательной.  Можете мне поверить,
все произошло бы именно так.
     Причина  этого,  пожалуй, кроется  в  том, что каждая женщина в глубине
души слишком низко оценивает мужчин.
     Но раз такой  вопрос ей  задала другая  женщина,  -- тогда дело обстоит
совершенно иначе. Если вопрос был задан в лоб, значит, для этого были веские
основания.  А поскольку  в обычной  сексуальной связи  нет и не  может  быть
ничего постыдного, ее следует просто признать и поставить на этом точку.
     -- Именно он убил Мериен  Шелл,  Лиза, -- сказала Франсуаз. -- Он, а не
ваш брат.
     И  вот  здесь  что-то произошло.  Возможно,  Лиза  Картер не  настолько
пропиталась  ненавистью  к  своему  рыцарю  в  сверкающих  доспехах,   чтобы
отправить его  на  электрический стул, или же таила в глубине своей девичьей
души какие-то особо коварные  планы относительно его  судьбы, по сравнению с
которыми  судебный приговор выглядел  бы  просто  счастливым избавлением.  А
может  быть,  она  была  рада,  что  затонувший  обломок  правды  всплыл  на
поверхность  без ее  непосредственного  участия.  Или же ее  просто  укусила
блоха.
     Большие совиные глаза Лизы Картер блеснули, она произнесла:
     --  Мне  не  хотелось  верить в это, Френки.  Все же  я  с  ним  спала.
Однако..., -- она снова приподняла плечи  и отбросила  их назад,  но  теперь
сделала это  более решительно, чем в первый раз. -- После того,  что Кларенс
рассказал нам всем, у меня не могло не возникнуть подозрений.
     --  Как вы понимаете, Лиза, я вовсе не  собираюсь рассказывать  об этом
вашему отцу,  -- голос  Франсуаз  звучал ровно, как  будто она  обговаривала
выполнение само  собой разумеющейся  светской  условности. -- Женщина должна
иметь право на личную жизнь.
     Уверен, что меня обвинят в  мужском  шовинизме, но всякий раз,  когда я
слышу эту фразу, у меня возникает стойкое ощущение, что  мужчины этого права
не имеют. Впрочем, обычно это же явствует из контекста.
     -- Эта страница моей жизни давно перевернута, -- ответила  Лиза. -- Уес
оказался маленьким гаденышем, как и... как и следовало ожидать.
     Держу пари, она хотела сказать "как и все мужчины". Пожалуй, мне стоило
остаться дома, -- здесь я только мешал.
     -- Он причинил вам боль? -- участливо спросила Франсуаз.
     Конечно же, он причинил ей боль. Он не просто продал ее -- он продал ее
нам. Какая восхитительная вещь -- женская солидарность.
     Лиза задумчиво покачала в воздухе ножкой бокала.
     -- Я бы не назвала это  болью, Френки, --  здесь  ей стоило бы добавить
что-нибудь вроде "милочка". --  Просто  этакое гадливое  чувство, неприятный
осадок.
     Она задумчиво вставила острие своего взгляда в самый центр  бокала, как
обычно  делают пьяницы со  стажем.  Она хотела  знать, на  сколько шагов  ей
придется отступить.
     -- Мне знакомо это  чувство, -- поддакнула Франсуаз. Хотел бы  я знать,
откуда. Моя  партнерша нем