е-куда  зайдут  выпить пива.  У  папы с мамой  просто гора  с  плеч
свалилась!  Сережину тираду  они восприняли  как  невинную детскую шутку.  С
Серегой  торговля пошла веселее.  Никто  на них пальцем не  показывал,  все,
наоборот,  вокруг умилялись  на деток, которые уложили ягодки одна к другой,
да  еще пошли  и  продали. Серега  быстро вошел  во вкус  и не  давал Варьке
сбивать  цену. Он бегал  за мороженым, и они стояли до самой настоящей цены.
Вначале Варька  думала, что к ним подходят чаще других только из-за отборной
ягоды, но потом поняла, что даже  в своих  маках она очень выгодно смотрится
на  фоне  старух в платках. Поэтому  она расправила плечи,  подняла грудь  и
стала  радостно  всем  улыбаться. А  до этого  она  на каждого,  кто  к  ней
подходил,  смотрела настороженно,  из-подо  лба, будто  готовилась  к драке.
Стоявший  рядом Сережка никаких вольностей по отношению к сестре  от  вольно
шатающихся по базару  мужчин не допускал, билетное рыло к ним больше ни разу
не подходило, поэтому клубника в тот сезон прошла самым выгодным образом. На
пиво они, конечно, не тратились, потому что других нужд и  хозяйственных дыр
у мамы оказалось очень много.  А в августе  они с Серегой даже вишни продали
ведра три на школьное обмундирование. Но почему-то  Варе не понравилось, что
ее  домашние,  похоже,  вошли во  вкус.  По осени папа вырубил две яблони, и
освободившееся пространство они всей семьей принялись засаживать клубникой в
ожидании предстоящих барышей.

x x x
     С приобретением  машины у них  появился самый настоящий семейный досуг.
Раньше  для выездов  на  природу  их семья  пользовалась  папиной  служебной
машиной,  но  ездить  на рыбалки  с  папиными  сослуживцами  маме  было  уже
невмоготу. Строители сильно напивались, им было безразлично в какой водоем и
в каком виде лезть  за рыбой с сетями, в которых они все время запутывались.
Рыбу  они вылавливали крайне  редко,  утверждая,  что их  влечет сам процесс
рыбалки. Рыбу они покупали у местных  жителей за недорого, потому, что уха к
водке была весьма  кстати. Вместе с  ними пил  и шофер,  поэтому  мама очень
беспокоилась о безопасности их дорожного движения.
     Теперь они отдельно от горластых нетрезвых мужчин, громко  рассуждавших
о центральных коллекторах и осадках фундаментов, ездили только своей  семьей
за  грибами.  Папа, правда, попытался  увлечься охотой,  подбиваемый к этому
планово-техническим отделом своего  управления, но  мама решительно пресекла
эти поползновения от семейного отдыха.
     Варя и  папа  ничего  не понимали в  грибах.  На Дону  водились  только
шампиньоны и  бледные поганки.  После  того, как несколько  семей  у  них на
хуторе отравились  бледными поганками, перепутав их с шампиньонами, в обилии
росших  на коровьих лепехах, папа вообще решил грибы в рот не  брать. Что, в
самом деле, жрать нечего, что ли? Но мама по своей Сибири помнила, какая это
славная  штука, если пожарить с масличком. Она  вырвала  страничку из  книги
"Домоводство"  и  заставила  Варьку  и  папу внимательно  изучить картинку с
белыми, груздями,  рыжиками,  маслятами, подосиновиками  и  подберезовиками.
Другие грибы  она  срывать  им запретила. Но перед отъездом  из лесу ей  все
равно  приходилось внимательно  перебирать  их корзины, поганок там было все
равно очень много.  Кроме  того,  отдых  несколько омрачался  тем,  что маме
приходилось  подолгу  выкликать  их   из   лесу.   Варя  и  папа,  прекрасно
ориентировавшиеся в степи, но совершенно терялись в лесу. Варя ходила вместе
с отцом, потому что  слух у нее был отличный, и она сразу различала  нервные
мамины крики, да  и  сама  могла  заорать  так,  что  отвечали  из  соседних
деревень.
     Однажды  они  вышли  к  болоту,  на  котором  росло  множество  крупных
ярко-красных бусинок клюквы. Клюкву  мама покупала на  базаре,  поэтому  они
решили собрать для нее немного, чтобы она лишний раз  не  тратилась. Собирая
клюкву,  Варя  почувствовала,  что  на  нее  кто-то внимательно смотрит. Она
подняла  голову и  рядом  с  собой  увидела смешную  мокрую птицу,  которая,
наклонив головку,  уставилась на нее блестящим  черным глазом.  Они смотрели
друг на друга, наверное,  с  минуту. Было тепло, опускались сумерки,  где-то
стрекотала какая-то пичуга, у Вари во рту  таяла созревшая клюква,  и на нее
пялилась  серая  птаха!  А рядом  стоял  сосновый бор  с перешептывающимися,
клонившимися друг к другу соснами.  И в какой-то миг цапля вся собралась  и,
сделав несколько шажков ножками-палочками, распахнув крылья, взлетела...
     Никогда  так  близко  Варя  не  видела,  как  начинается  полет.  В это
мгновение  она вдруг поняла, что тоже сможет летать,  если только  чуть-чуть
оторвется от  земли... Все прежние  сны заговорили в  ней, как же  долго она
была на земле! Она подошла к отцу и заявила,  что ей нужна  палка, с которой
бы  она  ходила  по  лесу.   Она  задумчиво   приглядывалась   к   деревьям,
прислушиваясь к своим голосам, заполнившим вдруг ее душу. Наконец, по дороге
к машине она нашла небольшой осинник.
     У папы был нож,  и  он  срезал ей требуемую ветвь. Варя  ножом  сделала
зарубку на  ее основании,  ей это  для  чего-то  было очень  надо. Дома  она
тщательно, любовно  обрабатывала  зеленоватую с  терпким запахом  древесину.
Потом установила палку  для  просушки, следя, чтобы  рядом  с ней  почти  не
открывали  форточку.  Родители  не  обращали  на  это  внимание,  потому что
считали, что самое опасное в жизни их дочери далеко позади.

x x x
     Когда обильными  мостами пошли грибы, наступила  осень, и Варя пошла  в
девятый класс.  Но что-то  не то с ней сделало общение с природой. Она стала
рассеянной, невнимательной  на уроках, а в переменку, пристроившись у окна в
школьном коридоре, тихонько бурчала себе что-то под нос, царапала на листике
бумаги неровные строчки.  В  те  годы  она все время так писала стихи, потом
складывала  их  в кармашек фартука,  из которого  они выпадали,  и  терялись
безвозвратно.

     Тихо, капелька за каплей
     Наш земной уходит срок
     Серою болотной цаплей
     Средь нехоженных дорог.

     Думаю, что все успею,
     А остался только миг,
     Крыльев взмах - и, выгнув шею,
     Посылает птица крик.

     Неуклюжая нескладность
     С несуразностью в крови,
     Почему всего лишь странность
     Не прощается людьми?

     Серая сырая цапля,
     Как смешна она в болоте!
     Ничего не увидать в ней,
     Птицу видно лишь в полете.

     Навсегда ты улетаешь,
     Слез о нас не льешь напрасно,
     С нами ты родства не знаешь
     И земному не подвластна.

     В Царстве Божьем всех нас примут,
     "Прочь, юродивый!" - не скажут,
     И терзанья не отринут,
     В утешеньи не откажут.

     Сожалея об ушедших,
     Чья душа уже крылата,
     Нам с терпением и верой
     О живых подумать надо.

     КОЕ-ЧТО О ЧИСТОПИСАНИИ

     Зимой Варя заболела по правде. У нее была высокая температура, опять  к
ней  пришли  странные сны. Они были очень отчетливые, красочные,  осязаемые.
Варька  никак не могла отделаться от мысли, что все  происходящее  по-своему
реально. Очень мешала мама, сидевшая возле ее кровати ночами.
     В конце концов,  Варька  возмутилась  и  прогнала ее, попросив дать  ей
поболеть без надзирателей. У них  теперь была большая квартира. Сережу  Варя
тоже отселила  от себя,  сказав,  что она уже взрослая  и должна иметь  свою
комнату. Сережка плохо засыпал на своем складном кресле.  Он жаловался,  что
ему страшно, что он видит кого-то, кто всю ночь сидит у Варькиной кровати. В
детстве  папа набивал им на косяк  двери большой гвоздик и приоткрывал дверь
так,  чтобы лучик света из большой  комнаты падал  на  его  шляпку.  Гвоздик
блестел в  темноте  комнаты холодной голубоватой искоркой,  и Варя  говорила
брату, что это звездочка, на которую  надо  смотреть, чтобы заснуть. Но в ту
зиму никакие звездочки Сереже уже  не  помогали,  он уверял, что этот кто-то
еще и  поет по  ночам, мешая ему спать.  После  болезни Варя  и  мама неделю
дежурили у  мебельного магазина по наводке одного  из  грузчиков, который  у
мамы поставил себе  мост через весь рот, и купили для Сережи красивую тахту,
которую Варька предложила поставить в большую комнату. Туда же она перенесла
все  модели его корабликов и аквариум  с водяной черепахой. Сережины капризы
тут же прекратились,  ему понравилось быть хозяином  собственной комнаты, из
которой  можно было даже выставить Варьку. И поэтому теперь ей уже никто  не
мешал уходить в свои сны.

x x x
     Во время  болезни Варвара написала роман из индейской жизни. Его читали
запоем почти  все девочки в классе.  Там описывалась пряная  жгучая  страсть
американской  девушки  и  простого  индейского  парня.  Главная идея  романа
заключалась в том, что мужчина, который скачет на коне, ночует в диком лесу,
один  на один борется с  медведем и плещет виски в гнусные  физиономии своих
противников,  оказывается  беззащитным и  трогательным  в  любви,  проявляя,
однако,  высокий  профессионализм  в  постельных сценах.  Девочки передавали
роман друг  другу,  ссорились, если кто-то  из них задерживал его на  лишнюю
ночь, и даже всем классом чуть-чуть  не  побили одну умницу, которая взяла и
выдрала самую  чувственную любовную сцену  из  него, поленившись переписать.
Эта  возня  не осталась незамеченной мужской частью  класса. Как девчонки не
скрывали Варькину писанину, ребята все-таки ее выкрали. У них  началось тоже
самое,  но теперь девочки  их  класса,  вместо просьб о списывании  домашних
заданий, получали записочки непристойного  содержания с  зарисовками женских
гениталий.  Дошел роман и до Иванова,  он читал его прямо на уроках и громко
смеялся.

x x x
     Итак,  повторяю  еще раз!  Клевкин,  перестань  ржать! В  выданных  вам
тетрадках  с  фамилией вашего одноклассника вы  пишете  ему все,  что о  нем
думаете, подписываться не  надо,  пусть все  останется в тайне. Чья тетрадка
кому достанется, даже я не знаю. Я  их тщательно  перетасовала, сейчас  всем
раздам. Значит так, в пятницу вы пишете в чужой  тетрадке правду о других, а
в субботу вы получаете у меня свою тетрадку и читаете правду о себе.
     - Кто писал - не знаю, а я, дурак, читаю! - громко сказал Иванов.
     -  Вот  ты,  Иванов,  почитал  бы  о  себе  много  интересного,  но, по
распоряжению педсовета, я, к сожалению,  не имею права ни писать в тетрадях,
ни читать ваши записи.
     - Зоя Алексеевна! А чего тайны-то разводить? Если надо что сказать, так
и пусть в лицо говорят! - подключилась Варька.
     -  Никто  не  сомневается, Варвара, что  ты  в лицо можешь сказать  что
угодно,  любую гадость, но  не  все такие невоспитанные, как  ты. Некоторые,
знаешь ли, стыд и совесть имеют!
     -  Она,  Зоя  Алексеевна,  и  по морде  дать  может!  Пусть  уж лучше в
тетрадках пишет! - выкрикнула какая-то серая математическая личность.
     - Я напишу, напишу! Только я подпишусь, я не анонимщица.
     -  А чо это  она, дык, будет подписываться, когда  другие  не  хотят? -
заволновался другой математик.
     -  Варвара!  Тебе  сказано - не подписываться!  Все считает себя  лучше
всех! Может тебя на  педсовет отвести, чтобы тебе там объяснили, если я тебе
объяснить не могу?
     Конечно, это была  совершенно  глупая затея. Педсовет школы  решил, что
формирование личности  нового  человека  не может проходить без учета мнения
окружающих  людей, прежде всего,  сверстников. Эти  соображения  должны были
излагаться в обстановке полной  секретности и безопасности каждого абонента.
Слишком много драк случилось за последнее время в школе, которая должна была
готовить  интеллектуальную  элиту  города.  В вот  пусть-ка  они  на  бумаге
повоюют,  как  это  и   положено  нормальным  воспитанным  людям.  При  этом
определенный азарт вносила перетасовка  тетрадей по  известному  рулеточному
принципу: "На кого Бог пошлет!".
     Как уж там тасовала Зоя Алексеевна эти тетрадки, но Варе которую неделю
одна и та же сволочь писала левой рукой: "Варька! Пойдем е...ся!".

     СОПЕРНИЦА

     Еще  с  восьмого  класса  ее  посадили   за   одну  парту  с  ничем  не
примечательной девочкой Ларисой. Она не  мешала Варе писать на уроках стихи,
выполнять задания, даже преданно отдавала ей тетради с конспектами классиков
марксизма,  которые  Варвара   не   могла   даже   прочесть,  не   то,   что
законспектировать.
     Поэтому Варя давала ей списывать математику и химию. "Призрак бродит по
Европе...",  -  еще в  прошлом  году  прочла как-то Варька  и  заранее  было
настроилась  на  захватывающее, полезное  в практике общения  с  призраками,
чтиво. Но  дальше почему-то шло  толкование, что европейские  призраки, все,
как один,  являются  призраками коммунизма. Из этого  бородач  делал выводы,
совершенно не сообразующиеся с нормальным мыслительным процессом. Нет, чтобы
написать нужную  детям книжку о призраках! В библиотеках она  ничего  толком
найти не могла ни о левитации, ни о призраках. Сплошная борьба пролетариата,
которая  Варьку  уже начала  утомлять. И  ведь  смешно,  когда  на собраниях
некоторые  проникновенно  говорят об  этой  самой борьбе, а  потом по  углам
рассказывают, что  бабушка у них - графиня! И  сам бородач не  на пролетарке
женился с  обгрызенными ногтями.  Бороться они собрались,  а  у  самих нутро
гнилое, завистливое...
     Брехня все это! И ничего у Варьки из этих философских тетрадей в голове
не  задерживалось,  хотя  она  по  -  честному  несколько  раз  пыталась  их
конспектировать.  У  нее  в  голове была  какая-то преграда  тем  знаниям, в
истинность  которых  она  не верила.  Поэтому ее  здорово  выручали Ларькины
конспекты, составленные без особой логики и ума, на одном девичьем старании.
Лариса  специально для  нее стала  их  писать под копирку. Она запоем читала
Варькины романы, по товарищески  поправляла  перекрученные  лямки Варькиного
фартука  и  снабжала  ее  отточенными  карандашами. Кроме того, Варьке  было
спокойнее с Ларисой, которая постоянно  шептала  ей какие-то  незначительные
глупости.  Ларискин  шепот  создавал  вокруг  нее некоторый  круг  интимного
общения,  иллюзию дружбы. Именно  сейчас это было нужнее всего, потому что в
Варькину жизнь незваной вошла соперница.
     Варя  уже   хорошо  узнала   по  личному   опыту   эту  особую   породу
девочек-школьниц,  что   являлись  непременными  любимицами   всех  классных
руководительниц. Конечно,  колготки у  них были без штопки и  морщинок, а на
рукавах  школьной  формы  -  аккуратные  стрелочки  свежей утюжки. Это  была
капризная школьная элита - вежливая, улыбчивая,  с безукоризненно выученными
уроками.  Как  правило,  эти  достоинства  были  исключительной  заслугой их
хлопотливых  бабушек. Варька же могла полагаться только на себя.  Была такая
девочка и в новом классе - Марина. Она скоренько попыталась сколотить вокруг
себя подходящий  кружок,  в одиночку подобные ей не  ходили,  им  непременно
нужен был соответствующий фон. Шестым чувством  такие ласковые кошечки сразу
и точно определяли, что Варвара - самая подходящая  мишень для их нападок, и
что их невинные развлечения за  ее счет очень  понравятся взрослым. Это  был
уже  иной  девичий возраст, в  котором маленькие женщины кокетничают  даже с
учителем  черчения,  и  с  каждым  молодым  человеком  дальновидно  начинают
говорить  застенчивым  полушепотом.   Для  Варьки  было  особенно  опасно  и
невыносимо стать теперь классным изгоем.
     В этот класс их  собрали из разных школ.  В прежние времена эти девочки
были  устоявшимися,  незыблемыми  отличницами.  А  теперь  им,  на  равных с
какими-то   Варварами,   приходилось   доказывать   свою  принадлежность   к
определенным, отнюдь  не элитным прослойкам. Требования  были очень жесткие,
особенно по естественным наукам, в которых бабушки с утюгами особо помочь не
могли. Поэтому Марина,  не смотря на титанические усилия, имела успеваемость
гораздо ниже Варьки. И это перечеркивало в  данной обстановке буквально все!
Варька понимала, что пока она  хорошо тянет в учебе, она полностью  защищена
от  нападок Марины. А опасаться было чего! Марина придумала бы что-то почище
истерического рева после  уроков,  если  даже ничего не  зная  о Варьке, она
моментально  прочла  всю ее  предысторию. Варьке повезло,  что  в этой школе
непохожесть на других почему-то поощрялась. Вытекало это, наверно,  из чисто
прагматических задач школы, потому  что  люди,  мыслившие  нестандартно, и в
математике  добивались  гораздо более высоких  результатов. Поэтому  никакие
бойкоты и разборки после уроков Варе здесь не грозили. После уроков  они шли
не на диспуты,  а на факультативы, чтобы там доказывать  кто  из них  лучше.
Поэтому  Марине  оставалось только  ненавидеть Варю  и изводить  ее колкими,
обидными насмешками.
     Надо сказать, что возникало еще одно обстоятельство, которое вызывало к
Варьке враждебные чувства девчонок. Варя  выросла в стройную смуглую девушку
с выразительными зеленоватыми глазами и пропорциями храмовой танцовщицы. При
удачном стечении обстоятельств  она была бы  не просто  конкуренткой Марине,
она могла бы оставить ее  далеко позади. Поэтому Марина высмеивала каждое ее
слово,   каждый   жест,   заранее  возводя   вокруг   Варьки  некий   барьер
отрицательного  общественного  мнения,  создать  которое   она  была  редкая
мастерица.  Любой, кто выразил бы сейчас к Варьке живой интерес,  должен был
иметь смелость  этот барьер преодолеть. Особенно выгодно  Варя  смотрелась в
гимнастической  форме.  Но она  стеснялась  ходить на уроки физкультуры, где
занятия их проходили вместе с мальчиками. Она очень плохо прыгала и скакала.
Ее тело,  казалось, было создано для плавных  движений ритуальных танцев. Но
оно  еще  и  распаляло,  волновало  растущие  мужские   организмы.  Мальчики
внимательно следили именно  за ней. Дошло до того, что и из соседних классов
мальчишки  стали  сбегать со  своих  уроков,  чтобы  подглядывать за  Варей.
Старания Марины  не  пропали даром,  каждый из них  при этом  вслух  говорил
гадости про Варю.  Они  поднимали  на смех каждую  ее ошибку на физкультуре,
гогоча ломкими каркающими голосами.  Однажды  они так достали ее, что  она в
отчаянии  даже  пожелала им всем  зла, причем,  довольно  профессионально  и
осознанно. Мальчик  из соседнего  класса, который  более  других донимал ее,
громко доказывал свою беспредельную ненависть и крайнее презрение к ней всем
встречным и поперечным, в тот же день был госпитализирован прямо из  школы с
острым приступом инфекционной желтухи. После тщательной медицинской проверки
всех  его соратников, болезненных уколов гама-глобулина, у них  надолго угас
интерес к ее длинным ногам  и спелой груди. Более  того, у многих, прошедших
через городское инфекционное отделение, почему-то возник инстинктивный страх
перед Варькой.
     После этого случая и у Варьки  на руках с неделю не проходили  какие-то
белые пятна,  а  по  ночам снились кошмары. Она вдруг вспомнила душную южную
ночь,  кружку воды  в своей руке, странный полет по  ночной степи и ведьмины
скапажи на дедушкиной  племяннице. Ни черта подобного! Варя решила, что если
ей удастся,  то  она будет  только летать,  но  ведьмой не станет ни за что!
Поэтому больше на глупость мальчишек и Марины выпады она не реагировала.
     Лариса любила молча,  неотрывно смотреть на Варю,  которой было на  это
как-то наплевать.  Но однажды она спросила, почему та  так пялится  на  нее.
Лариса  засмущалась  и  сказала,  что  она  очень бы  хотела быть  такой  же
красивой, как Варя,  что, наверное, Варя будет артисткой. Марина, услышав их
диалог, тут же повернулась к ним и громко, на весь класс прошипела, что Варе
с такой смуглой рожей только по радио выступать. Класс зашелся в смехе.  Это
уже  надо  было  карать.  Варя внимательно взглянула  на  Маринину  спину  и
задумалась.

x x x
     Для  начала следует выявить все слабые