е отказались и от вечной жизни,
отказались от  своей  души. Они забыли,  чем  живет их душа. Они  испытывали
страх за каждый свой миг, а время  все  сеяло и  сеяло сквозь их беспомощные
пальцы...
     Страх  перед жизнью  убил  в  человеке  страсть.  Страх  рождает только
зависть  и ненависть. Страсть -  это то,  что движет  человеком, открывающим
новые миры, невиданные земли, страсть притягивает мужчину к женщине, толкает
женщину в его  объятия. Блажен тот, чье появление на  свет осеяно  страстью!
Страсть делает мужчину мужчиной, вкладывает блеск в его глаза, смех в уста и
разум в голову. И если нет в тебе  огня страсти - ты  не мужчина! Так стоило
ли   проливать  столько   крови,   ветром   разнося  бесчисленные   песчинки
человеческих  жизней,   которым  никто  и  никогда  не  назовет  цену,  ради
беспомощной,  не  имеющей жизненной правоты идеи, если  все  эти  философии,
вместе  взятые, не  помогут  найти тонкую тропку  к  звездам? Так  стоит  ли
цепляться за ужас прошлого, если душу зовет днем земля, а ночью - небо!

     ВАРЬКУ ЗОВЕТ ЗЕМЛЯ

     По весне знакомые Вари помогли ей взять землю под коттедж в  живописном
месте,  и  она,  так  тосковавшая  в  городе,  всеми правдами  и  неправдами
захватила себе около тридцати соток.
     Помочь ей  было некому,  и она  стала одна  поднимать  свой запущенный,
заполоненный  дерновиной  участок.  На  соседнем   участке  работал  крепкий
немолодой мужик. Варя знала, что очень нравится ему.
     Он всегда  выходил при ней работать на  их границе, голый по пояс. Варя
исподтишка любовалась его загорелым торсом, военной выправкой и представляла
его  в  любви.  Но Федор  Фомич  не заговаривал  и держался  с ней  хмуро  и
неприветливо. Глядя,  как  она, не разгибаясь, ковыряется в земле, он только
неодобрительно  вздыхал. Но  он не понимал,  что  земля  давала Варе гораздо
больше,  чем  брала  от  нее.  Земля  наполняла  ее  жизнь  давним  смыслом,
успокаивала ее душу, отодвигала  от  нее,  пусть  ненадолго,  все сомнения и
тревоги.
     Как-то он  выкатил  большой мотоблок  и стал обрабатывать оставшиеся на
своем участке куски дерновины. Варя  стыдливо попросила его позволить,  в то
время,  когда  он  обедал или работал с вилами, немного попахать и ей. Федор
Фомич был крайне удивлен ее предложению.
     Мотоблок был очень тяжелым, для пахоты нужна была недюжинная сила,
     да и  само  его обслуживание требовало крепкой мужской  руки. Но  Варя,
наблюдавшая за ним, уже приметила все особенности работы с этим страшилищем.
К хохоту  всех соседей, соломенная вдовица стала  с мужицким матом пахать на
своем участке. Ей и самой было смешно. Она вспоминала хуторские рассказы про
женщин-трактористок. Паша Ангелина,  например, поставила  свой первый рекорд
потому, что забыла, как глушить  трактор, поэтому пахала до тех пор, пока не
закончилось в баке горючее.
     Мотоблок выворачивал дерн, который Варя потом трусила вилами. Запускать
участок  было  нельзя,  потому что откинутый мотоблоком  сорняк  все норовил
прирасти,  и  засеять все вновь своим крапивным семенем. Перекуривая на куче
сорняков, Варя соображала, как  лучше  ей  вырыть компостную  яму,  терять в
качестве удобрения выращенную ее землей траву не хотелось. Она  глядела, как
судорожно  пытались  выжить вывороченные ею  из земли сорняки, и ее зажигала
эта жизненная страсть, пусть и проявляемая хотя бы только сорняками.
     Варе  представлялось,  что  она  -  такой  же  сорняк  с   перепутанным
обрубленным корневищем. Отброшенный на обочину дороги, втоптанный в землю, с
палимыми  солнцем  корнями,  ухватившими  все  же толику  родной  земли,  он
медленно, упорно выправлял свои листья, привыкая и к такому их положению, и,
не смотря не на что, выкидывал цветущий семенной стебель.
     Теперь ее манила и  земля, раскинувшаяся  под блеклым  северным  небом.
Какая же она родная,  близкая ей! Как же  ей  хорошо с ней! Они так понимали
друг  друга... Ведь  Россия, по ее  представлению,  тоже была  женщиной, что
лежала, раскинувшись, под  бескрайним звездным небом. Что была ей Вселенная?
Она  сама -  Вселенная!  Что  ей  мир  вокруг  нее?  Она  сама  -  огромный,
многокрасочный мир! Какую сказку они  все  пытались  ей  рассказать?  Что не
видела еще она на своем веку? Ну, с какой философией можно было подступиться
к ней,  такой! Ничего ей не  надо:  ни чужих мыслей,  ни чужих денег, ничьей
жалости. Ей  не надо и свободы из наших беспомощных рук. Она, как в зеркало,
испокон  веков вот  так же  смотрелась в сверкающий небосвод, и все ее грезы
были только о любви...

x x x
     К  лету Федор Фомич построил на своем участке небольшой кирпичный дом с
камином и крошечной банькой.  Соседи тоже потихоньку застраивались. Это была
заводская   элита   одного   из   крупных   оборонных   заводов,   деятельно
растаскивавшая свое предприятие на  садовые участки и коттеджи.  Федор Фомич
вообще  ходил на  работу  с  набором отверток и,  из хозяйских  соображений,
скрутил даже  ручки от  ящиков столов  в своем конструкторском бюро.  Варька
тоже   приволокла   со   студентами-заочниками  на  свой  участок  списанный
строительный вагончик. Но ночевать там  было все равно  нельзя, поэтому  она
каждый  день  отправлялась  грязная,  потная домой. Иногда она брала с собой
дочку  и  свою  собаку,  которую завела к огромному  неудовольствию  Исайки.
Маленькая  сидела на  травяной куче и играла с куклами,  а  Варька понемногу
приводила  свои  сотки в  божеский  вид.  Она  совершенно всерьез  решила  в
одиночку устроить для отдельно взятой дочери отдельно взятый хутор.
     Федор Фомич давал Варе всякие саженцы, он подолгу подробно объяснял ей,
как лучше их выращивать. При этом  он почему-то не глядел ей в глаза. У него
на участке  был колодец  и скважина,  он  провел ей нитку водопровода,  и ей
теперь не надо было возить воду из пруда в большой фляге с колесиками.
     Однажды, когда  среди  недели  он  был на участке  совсем один, а  Варя
приехала  без  своих  домочадцев, оставив  дочку  у родителей,  Федор  Фомич
подошел к ней и сказал: "Варвара, у меня вода горячая в бане осталась, поди,
сходи  ополоснуться!".  У  Вари  ослабели  колени, но она пошла. Когда  она,
помывшись, вышла завернутая в полотенце в предбанник, он  уже ждал ее голый,
расстелив байковое одеялко  на  широкой деревянной скамье.  Варя  подошла  к
нему, обвила его мощную шею руками и стала с жадностью целовать.
     Приезжая  теперь  на участок, она шла в ельник, что рос неподалеку, там
уже ждал ее Федор Фомич со своим байковым одеялком. Он оказался неутомимым и
искушенным  любовником. Со  своего завода он  притащил  плащ-палатку, и  они
занимались этим  и под  проливным дождем.  Потом они порознь расходились  по
своим  участкам и,  обрабатывая землю,  с  улыбкой обменивались откровенными
взглядами. А потом лето  закончилось, они  собрали урожай и в  последний раз
сходили вместе с ним в его баню.
     Жена  Федора Фомича, как начались холода, почти  не ездила на  участок.
Это было самое чудесное лето в ее жизни. Земля, жаркие полдни, тихие вечера,
и  этот  немолодой  мужчина  просто  спасли  тогда  ее от  смертного кошмара
одиночества  и увядания. Она хотела бы, чтобы  в  ее жизни  было много-много
таких вот огородных сезонов, когда бы она могла отдаваться Федору Фомичу под
каждой елкой.

x x x
     Всю зиму Варя провела в борьбе за кусок хлеба насущного, а когда она по
весне отправилась  на свой  участок,  душу  ее  теснило  от  неясных мрачных
предчувствий.
     Федора Фомича на участке не  было, там ходила  только его  жена, Галина
Петровна. Она все поглядывала в ее сторону, не решаясь заговорить. К полудню
она все же  крикнула Варьке:  "Варя, зайди в дом, поговорить надо, не бойся,
бить не буду!" И Варя пошла, уже зная, что никогда не увидит Федора Фомича.
     - На, вот, выпей! Помянем Федора!
     - Земля пухом.
     - Я все про вас знаю, да поздно уже теперь об этом. Погиб он. Ехал сюда
на  машине,  колесо  спустило, а  когда перебортовывал,  самосвал его  сбил.
Парень за рулем был восемнадцатилетний, в дымину пьяный. Вот так, нет теперь
Федора.
     Варька заревела, она знала, знала.
     - Ты не реви,  а то я  тебе, сучка, врежу! Вон, уже все соседи говорят,
что дочка твоя от него!
     - Ага, и собака у меня тоже от него, раз я - сучка!
     - Ой, не смеши, - грустно рассмеялась Галина Петровна, - у нас ведь две
дочки, в другом городе обе живут, такие, как ты, будут. Тоже, не поймешь что
у них с мужьями, ладно, что не жалуются, а то - хоть вой! Я, ты знаешь, даже
довольна была. Мне это не надо уже, болею очень,  Федор хоть от меня отстал.
В  семью ты мою не  лезла,  а при тебе он  пить  бросил  и огород поднял. Из
меня-то уже работник никакой.
     - Да вашего Федора Фомича на батальон бы таких, как я, хватило бы.
     - И не говори, ласковый был мужик, с понятием...
     Они снова выпили, закусывая янтарным пластиками капусты.
     - Варь, мне без тебя землю  не  обработать, давай,  я тебе,  как  могу,
помогу, а ты  бери мотоблок из  гаража и паши. Ты ведь умеешь... Прошу тебя,
Федьке будет больно, если все тут заглохнет.
     - Я и сама хотела предложить, да, думала, опять обматерите.
     - У меня картошка хорошая  сортовая, а у  тебя ведь и ямы-то нет! Потом
семена мне подруга с опытной станции все время возит, ладно, справимся! Пей!
     И  Варька, пьяная, обливаясь  слезами, пахала огород Федора  Фомича. На
другой  день  она  перешла  с  мотоблоком  на свой  огород. Галина  Петровна
водилась  с ее  дочкой,  помогала садить,  пропалывать.  Тяжелая  работа  по
поливке  легла теперь  целиком  на  Варьку, которая научилась  управляться с
насосом и вычистила  колодец. Они подружились с вдовой Федора  Фомича, стали
просто не разлей вода.

     ТРИ ДИАЛОГА, НАВЕРНОЕ, О ЛЮБВИ, ХОТЯ, КОНЕЧНО...

     - Варь,  ну,  сними  ты, что-нибудь, а  то ведь как  двойная защита  от
кариеса! Дай хоть потрогать!
     - Отстань, Андрей! И прекрати при мне свою ширинку расстегивать!
     - Слушай, как вы с мужем  живете? Он - в  Москве, а ты - здесь. Варька,
дай! От такой, как ты, не убудет!
     - Оно и тебе ничего не прибудет!
     -  Это  просто смешно.  Мне тебя  искренне  жаль.  Ты, в  конце концов,
понимаешь, что  такое  женская  физиология?  Женщине  долго  без  мужика  не
протянуть!
     - Я не хочу заниматься физиологией, если бы хотела - стала бы доктором.
Хватит, не  лезь ко мне! Не щипайся! О деле давай! Вот здесь все, что у меня
есть,  я  без этих денег  полгода проживу. Смотри, не  обмани только! Да, не
трогай ты меня!
     - Варь, зачем ты так? Почему ты меня отталкиваешь? Я думал, что у нас с
тобой что-то будет, надолго...
     - Ага, и в твоем банке стали бы о нас говорить: "Он ей помогает!".
     - Ты вечно что-то требуешь от меня,  но если я стану другим, то где  ты
будешь крутить свои деньги?
     - Это резонно! Вот поэтому и стараются не смешивать селедку со взбитыми
сливками.
     - Как ты была гадиной, так ею и осталась!
     - Особенно необыкновенно гадкой я была в двадцать лет!
     - Сколько можно этим попрекать?
     - Поверни время, и не услышишь от меня ни одного упрека...

x x x
     - Варенька, Варюша!  Наконец-то я с тобой! Послушай, разведись с мужем,
я хочу жениться на тебе.  Я хочу, чтобы ты встречала меня в  обед, хочу идти
домой, и знать, что ты меня ждешь...
     - Н-да, батенька... Дела-а... Только, милый Онегин, еще ни одна женщина
не  стала  лучше за  десять лет.  Тебя не было дома, когда я звонила  тебе в
девятнадцать, в  двадцать  лет,  последний  раз  твоя  мама  сказала  мне по
телефону, что тебя нет дома, когда мне уже стукнул уже двадцать один год.
     - Варенька, ты же все понимаешь! У меня папа служил  в КГБ, он  ведь не
там  работал, где  ты думаешь.  А  меня  только-только  пригласили  в  обком
комсомола!  И  я бы  стал ездить с тобой  в  ресторан аэропорта  вместо того
фотографа и прилюдно целоваться, изображая расставание на всю жизнь?
     - Ты вообще  его не  трогай! Даже не  заикайся! Он  бы меня никогда  не
оставил так, как ты!
     - Варька, если бы ты хотя бы светилась поменьше! Но нет, тебе ведь надо
было  на лекции по философии  при всем потоке заявить, что ты лично, заметь,
разговаривала с  Гегелем, который сказал тебе, что "Философские  тетради"  -
муть в  синей  обложке! Он,  видите ли, просил  тебя передать, что не желает
быть никаким источником и составной частью! Он, понимаешь ли, был до глубины
души  возмущен,  что  его  религиозную,  теософскую  философию  соединили  с
каким-то  придурком  Фейербахом,  которого бы  он  не  допустил  ватерклозет
чистить!
     -  Андрей, да ты бы только видел  этого Людвига с  его учениками, когда
они  в  ночных  рубахах  до  обеда  таскались  по деревне  и  из  вульгарных
материалистических соображений щупали девок! И это ведь все происходило не у
нас, в колхозе "Красный луч", а в немецкой деревне девятнадцатого века!
     - Ва-а-ря! Сколько же можно! Тебя даже к нам банк не взяли! Ты зачем на
собеседовании  по  аналитике пассива  баланса с  вопросами к  заму  полезла?
Сейчас у нас проверка, все думают, что это ты навела.
     -  Так ведь они сами попросили  сделать  финансовый анализ  баланса!  А
проверку ваш управляющий вызвал, ты же сам мне это сказал!
     - Неужели  на собеседовании  нельзя было хотя  бы раз вести себя как-то
иначе? Мы могли бы вместе работать, ведь у тебя  такая светлая голова! У нас
там тренажерный зал, комнаты отдыха! Я бы хоть среди дня к тебе не срывался!
     - А ты знаешь, боюсь, что тебе  бы вряд ли удалось посетить со мной эти
самые  комнаты   отдыха  среди  дня.  Из  пяти  членов  комиссии  мне  после
собеседования звонили трое  и  просили о свидании. Я  думаю,  что они  не  о
финансовом анализе хотели со мной пообщаться. Занимаемые ими посты несколько
выше твоего, а ты у нас всегда был такой послушный мальчик!
     - И Доденко звонил?
     - Его Вячеславом зовут?
     - Да...
     -  Мне  звонил  приятный  мужской  баритон и  представился  Вячеславом.
Успокойся, я сказала, что меня нет дома.
     - Сука!
     - Доденко или я?
     -  Нельзя было одеться поскромнее? На собеседование  ведь шла!  Как  ты
выглядела, что они все тебе звонили?
     -  И не говори! Меня утешает только то,  что я не выглядела лесбиянкой,
потому  что оставшиеся  члены вашей комиссии  были  женщины, они  мне, слава
Богу, не звонили.
     - Что мне делать с тобой, Варька? Что мне делать с собой?
     -  Андрейчик!  Мне казалось, что ты  уже  это решил для себя много  лет
назад.

x x x
     - Варя, почему ты перестала приходить тогда ко мне в сны? Знаешь, я все
время жил, считая часы до сумерек. Ты не слышала, как я тебя звал?
     - Слышала, но после того, как ты с мальчишами-плохишами применил против
нас баллистические ракеты... Нет, мои больше к тебе не пошли!
     -  А почему всегда я был Мальчишом-Плохишом? Скорее  я должен был  быть
Мальчишом-Кибальчишом! А им была все время ты, какой-то китайский батальон с
тобой, они вообще-то были китайцы?
     - Нет, они  - австралийские  землекопы.  А впрочем,  кто  их  разберет,
узкоглазых!  Ты  чего такой хмурый сегодня,  Андрей? Ах, да, у тебя же отчет
филиалов был сегодня...
     - Варя, куда мы все идем?
     - Это зависит  от того, откуда мы идем и кто мы такие.  Почему тебя это
так волнует, Андрюш? Куда-нибудь все равно придем.
     - У нас разговор,  как у Алисы  с чеширским  котом.  Она у него  дорогу
узнает, а он  ее спрашивает, куда она  идет. Если,  говорит, тебе все  равно
куда попасть, то все равно и по какой дороге идти.
     - Ну, ты совсем взрослый мальчик! А сон-то понравился?
     - А ты откуда знаешь? Может я читал про Алису?
     - Брось, читал он! А то я не знаю, что ты читал!
     - Так  это ты там была черной королевой? Значит, ты меня все-таки взяла
в свой сон!
     - Нет, это был уже не наш сон, а Алискин!
     -  Алиса  - твоя дочь? Красивая  девочка!  Я бы мог отправить  ее потом
учиться за границу.
     - Нет, ей пока без меня не  выжить. Она  еще слишком  во  мне. И, кроме
того, вряд ли Алиса согласиться поехать на деньги  чужого дяди,  а не своего
папы. По-моему, ты ей активно не нравишься.
     -  А  почему  я  был белым  кроликом?  Даже чеширским  котом  был  твой
узкоглазый, кстати, а где второй?
     - У тебя сплошные вопросы!  Не думала,  что финансисты такие  мятущиеся
личности.  Для чеширского кота в тебе  так мало  огня!  А потом,  ты же  сам
принес  мне  подшивку  "Плейбоев"  с  кроликом,   у  меня  возникла  сложная
ассоциативная цепь: ты - кролик, а кролик  - это ты! Не надо было растлевать
меня, милый!
     - Выходи за меня замуж. Я ведь год назад развелся  с женой. Я серьезно.
Я хочу, чтобы ты была только моей.
     - Да, все  так  начинают.  Потом  они  хотят,  чтобы я не  смеялась, не
говорила, не  думала, не шаталась по  чужим снам, чтобы  я любила только два
раза в неделю и так далее. Остановимся. Это мы уже проходили.
     - Почему ты мне не веришь, ведь ты же видишь, что я совсем другой!
     -  Вот это меня всегда в вас,  партийных функционерах, умиляло до слез!
Вы так  органично вписались в джипы и брокерскую  деятельность, что кажется,
будто вы  родились в итальянском пиджаке с мобильником на ухе! Поверни время
назад, милый, пусть мне опять будет двадцать, а ты будешь все время дома для
меня!
     -  Ты  так и не успокоилась? Прошло десять  лет, а  ты не простила? Все
изменилось вокруг, а ты все живешь вчерашним!
     -  Я всех предам  ради тебя, я  буду жить только тобой, я стану  такой,
какой хочешь, я вся стану твоей, если ты только ответишь мне на вопрос: "Где
же заканчивается вчера, и начинается сегодня?".

     ПОСЛЕДНЯЯ ВСТРЕЧА

     К началу лета Варя и Галина Петровна немного разобрались с огородами. В
институте у Вари распределяли  путевки на базу отдыха. Галина Петровна очень
советовала ей ехать туда, обещая последить три недели за Варькиным участком.
Она высказала предположение, что Варвара там себе кого-нибудь встретит. Но у
Вари были какие-то нехорошие предчувствия, ехать она все не хотела, наконец,
Галина Петровна  просто выгнала  ее, забрав ее ключи от  бытовки на участке.
Варя  собрала дочку, определила  собаку  на время  к  брату,  покидала  свои
вещички  и  двинула  в путь.  Предчувствия  ее  оправдались на все  сто. Она
встретила там  себе Иванова. Правда, она с облегчением поняла, что это уже в
последний раз в жизни.

     Варя создала вокруг себя небольшой  дружеский мужской кружок. Это  было
не  совсем  то,  что  вы  подумали.  Они  пели  хором  под гитару,  сочиняли
остроумные спичи  для  выступлений у костра, ловили рыбу, ночью ели уху.  До
Вари  мужики  пели скабрезные  сюжетные  туристические  песни  и  напивались
запасенной  водкой, но,  подчиняясь  Вариному обаянию, стали  гнусаво тянуть
печальные песенки  Окуджавы  и белогвардейские романсы.  Бестселлером сезона
стала тогда "Песня у  новогодней елки": "Синяя крона, малиновый звон", слова
которой они с ошибками списали себе под Варину диктовку.
     Все эти достаточно  прожженные в институтских интригах  и  искушенные в
жизни матерые мужики возле Вари  на краткий миг чувствовали себя шалящими на
приволье  детьми.  Прекрасный  сосновый лес,  житье  с минимальным комфортом
приблизило людей  к  природе. Не надо  было большого колдовства или ворожбы,
чтобы  на время краткого  летнего отдыха вернуть этим  взрослым  мальчуганам
ощущение  личной свободы,  они и  сами рождали вокруг  себя ауру легкости  и
веселья.
     "Варька! Давай к  нам!"  -  раздавался каждое  утро  чей-нибудь  зычный
голос.  И  Варя,  пристроив  дочку к какой-нибудь детной  мамаше, неслась на
клич.  Недовольство  жен,  их ворчание  и  подозрительные взгляды  никого не
останавливали.  За  этой  странной веселящейся компанией  из Варьки  и  семи
мужиков  за сорок таскался повсюду и холостой тогда Иванов.  Варю  поражало,
как  старательно он