ало в школе. Варя
сильно переживала за брата и все размышляла как сделать так, чтобы с ним все
было хорошо. С Ангелины Григорьевны она взяла клятвенное обещание доработать
до Сережки, поэтому в первый класс он пошел к ней. Теперь Варя была уверена,
что хоть три класса брат поживет как человек, до тех пор, пока не  попадет в
руки к Семеновне.
     Заводя брата на этаж младших классов, она со скрытой завистью наблюдала
за своей первой учительницей, окруженной самой мелкой сопливой  ребятней. Ей
очень хотелось прижаться к толстому боку Ангелины Григорьевны, или повиснуть
на ней  так  же, как  висли  малыши, но,  честно говоря,  ей  бы это  уже не
удалось, она переросла Ангелину на целую голову.  И, конечно,  даже Ангелина
Григорьевна ничего бы не смогла посоветовать ей на счет Волкова.
     Звонок в дверь раздался ровно в девять. Такой  пунктуальности Варька от
Волкова не ожидала, поэтому затеяла неспешную  уборку квартиры. Она закинула
веник в туалет и побежала открывать.  Волков стоял  без  своего девчоночьего
пальто, только в пиджаке. Видать, такие и в марте не мерзнут.
     - А пожрать что-нибудь есть? - спросил он вместо "здрасте".
     - Руки в ванной помой, борщом накормлю. Пельменей нет, извините-с!
     - Да уже все мозги прополоскали из-за этих пельменей!
     -  Не знаю,  Волков, как  это  можно  чужое кушать? Их ведь еще  варить
надо...
     - А ты чо, до сих пор не умеешь газ включать, что ли?
     - Умею.
     - Ну, а тогда их  варить-то надо пятнадцать минут! У нас в тот раз дома
совсем ничего  не было, а эти пельмени три  дня на балконе у старухи лежали.
Сама бы ты стала терпеть три дня? А я терпел!
     - Ладно, жри и давай с математики начнем.
     - Ботанику и географию учить не буду.
     -  Будешь,  тебя  сейчас  по всем предметам  с моего буксира спрашивать
начнут. Все училки захотят  на  холяву свои показатели подправить. Пока бери
тряпку и воду, пол на  кухне мыть будешь, а я тебе в это  время рассказывать
вслух буду,  потом спрошу,  потом мы  тебе шпаргалки напишем на  закрепление
материала.  Ты  ведь сначала мало что  запомнишь,  поэтому у  доски  тебе не
продержаться. А чтобы не вызвали  к доске, будешь руку поднимать и дополнять
ответы с места. Вкладывать шпаргалки за откидную доску парты я тебя научу.
     - Не буду я руку поднимать! Я не девчонка! И полы мыть не буду!
     - Даже  не  спорь,  если  я  разозлюсь  на  тебя сейчас,  то ничего  не
получиться, кроме мордобоя.

     Варя была  права. Волкова  спрашивали на всех уроках. Но  выбранная ими
тактика  сработала отлично. Учительницы просто ошалели от  того,  что бандит
Волков, вместо гадких  шалостей на уроках,  вдруг стал тянуть руку. Везде он
получил четверки  за  дополнения, хотя  на физике тянул даже  на пятерку. Но
самостоятельные ответы  у доски ему пока  могли выйти боком, Варя обнаружила
множество  пробелов  в его слабых познаниях.  Хотя  и голова  у него варила,
особенно  по физике. Он  даже починил два выключателя у  Варьки в  квартире,
висевшие на искрящихся  соплях. Теперь за лабораторные  по электротехнике за
Волкова  можно было быть спокойной. Только по  английскому она помочь ему не
могла,  потому что учила немецкий. Варя еще раз убедилась, что на  буксир ей
Лешку подцепили только  из подлости, обычно прикрепляли к ребятам, изучавшим
один и тот же иностранный язык.
     Она основательно  подготовилась к тому, что  ее начнут  дразнить  из-за
Волкова,  но удар  получила совершенно с  неожиданной стороны.  Дразнить ее,
конечно, стали, но  из-за Леньки Коробейникова - спокойного, уравновешенного
мальчика, прославившегося  только тем, что в четвертом классе он  совершенно
всерьез  решил  замочить  Кольку  Железника.  Первые  три  класса  они  были
закадычными  друзьями, а  потом вдруг  не просто  разошлись,  а  разодрались
вдрызг.  Их первая  драка  случилась после  того, как  Железник  выступил на
пионерском сборе, где, к  удовольствию Валентины Семеновны, заклеймил Варьку
за  мещанскую идеологию. Что-то  некстати она  процитировала тогда  в классе
бабушкины  идеи о  том, что коммунисты, когда жрать захотят,  всем  им землю
обратно вернут.  Из Колькиного выступления  и  последующего резюме Валентины
Семеновны  Варя с горечью  поняла, что  возврат  земель  в  планы партии  не
входит. Влетело  ей тогда по первое число. Но после  уроков  она  все  равно
отбила Кольку от озверевшего Леонида. Что теперь  было кулаками махать, если
бабкиной землицы ей все равно никто не возвернет?
     Варя потом даже провожала месяца три Коляна до дома после школы, потому
что по пятам за  ними крался мстительный Коробейников. Коля тоже не понимал,
почему вдруг Леня так изменился по отношению к нему, они так  здорово вместе
выпиливали  лобзиком  полочку для  Колиной  мамы! А  Варю  Железник все-таки
продолжал  критиковать  на  собраниях,  потому  что  у него  были  принципы.
Принципов у Железника было  удивительно  много,  на каждый жизненный случай,
поэтому  провожать  его  было  даже интересно. Иногда  они подолгу  стояли у
фонаря  возле  Колькиного  дома,  и Варя  поражалась  его  сложной  душевной
организации. Но потом ее стали утомлять эти длинные нравственные обоснования
собственных поступков, да  и Коробейников как-то охладел к Кольке, опасность
Железнику  уже  никакая не грозила, поэтому Варя с легкостью послала  Коляна
подальше.
     И теперь  этот Коробейников вдруг  в один  день схватил  три двойки! По
мнению одноклассников, сделал он это явно нарочно. Двойку он получил даже по
любимой литературе! Поэтому все тут же решили, что этот хлюст тоже захотел к
Варьке на буксир. Девочки на переменках  обсудили эти новости в параллельных
классах, и Варваре сразу стало нельзя появиться  в  столовой. Одно  утешало,
что ее буксир с Волковым практически не обсуждался.
     После уроков Варя собирала  портфель.  Ни Волкова,  ни Коробейникова ей
просто видеть не хотелось! Тут-то к ней и подошла Танька Слепцова.
     - Варя! Скажи, пожалуйста, Волкову, чтобы он ко мне не приставал.
     - Сама скажи.
     - Варя, я говорю,  говорю,  а  он  все равно лезет. Плохо  очень лезет,
щиплется везде,  хихикает все! Я не  могу, мне страшно.  Пойдем  с  тобой из
школы, а? Он меня под лесенку все тащит каждую переменку.
     - Вот скотина! Что же ты мне вчера не сказала?
     - Я боюсь. Он  сказал,  что  сделает со мной это, если скажу кому. Надо
мною уже и так девочки смеются.
     - Не реви, пошли домой.
     - Варя, а можно я с тобой за партой сидеть буду? Ты ведь все равно одна
сидишь... И пожалуйста, не болей до конца года больше!

     Утром Волкова  вместо  борща  ждал  небольшой  сюрприз в виде  Варвары,
вооруженной солдатским ремнем отца. Уворачиваясь, он пытался  ухватить узкую
полоску свистящей кожи,  но это никак не  получалось. Варьку хорошо  обучили
управляться  с кнутом  при  хуторском  стаде,  и  еще год назад она спокойно
выходила одна против годовалых бычков, взъяренно дравших дерновину копытами.
     -За что, у-у... Больно! Не надо больше!
     -Надо-надо!  Получай, гад! Ух-ха!  На сладкое с пельменей потянуло? Я в
другой  раз пряжку надену с  крючком, это  будет  больно!  А вот  это -  так
просто, семечки! Ух-ха!
     - Да что я сделал-то такого? Не надо! Мне  пиджак только на будущий год
выдадут!
     - К Таньке еще лезть будешь?
     - Ты за эту овцу бьешь, что ли? Дура!  Да тихо ты! Не  буду я!  Честно!
Совсем с ума сошла... Больно-то как...
     Волков сидел в коридоре и плакал по настоящему.
     - Я домой пойду...
     -  Не  бойся, больше не  буду. Но только до того момента,  как ты опять
Таньку под лесенку потащишь. Такие, как ты, с первого раза не понимают.
     - Не  думал я, что ты такая!  Дерешься еще... Саму-то за эту лесенку за
ухо к Кларе таскали!
     - Ох, Волков,  не зли меня!  И когда это было-то? Да и не было  вообще,
наверно... Ладно, успокойся, пойдем суп из курицы кушать.
     -  Из  курицы?  И  там  даже  курица  есть?  Кусками  или  по  ниточкам
распущенная?
     - Кусками, Волков, кусками! Чай,  не к  жлобам  пришел!  Тебе ножку или
крылышко?
     - Я белое мясо, Ткачева, люблю. В столовке дают иногда.
     - Садись, жри! Тут тебе не столовка.
     После второй тарелки  Волков  поднял на  Варьку  глаза:  "Нравится  мне
Танька очень. У меня все горит, как ее увижу".
     - Так неужели, Волков, можно так? Это же гадко, очень-очень плохо.
     - А она по-хорошему все равно со мной ходить не будет. Сама знаешь, обо
мне  даже Клара сказала, что у меня одна дорожка -  в тюрьму. Но ведь  и без
меня Танька выйдет за какого-нибудь тихого алкаша с завода, как наш сосед по
площадке. Он  ее будет всю жизнь  мордовать,  она  будет терпеть,  сидеть на
окошке в подъезде, синяки цинковой мазью замазывать. Что хорошего? А меня бы
Танька не  так часто и видела. У меня  вот про отца мать говорит, что он все
равно хороший, он между отсидками успевает ей кусочек счастья отломить.
     -  Что ты несешь?  Тихие алкаши,  отсидки,  кусочки счастья! Ты  учись,
Волков! У тебя вся жизнь впереди!
     - Ага,  "спереди", как моя мамаша  говорит! Это  у тебя что-то  наперед
можно загадывать, а мне - очень трудно. Мне кажется, что я  ничего не смогу,
я в какой-то колее, не вырваться мне уже.
     - Это  все от человека зависит, Волков. Тебе надо бороться, я помогу! Я
же должна тебе помочь, Волков!
     -  Мне  кажется,  что  ничего  от  меня  уже не  зависит,  что все  уже
определилось для меня  давно, когда я  родился после очередных каникул моего
папы между двумя отсидками. Я  ненавижу эти ботинки!  Я вот  у твоего папы в
коридоре видел такие же, но он их сам купил, а мне их дали задаром. Я думаю,
что в дармовых ботинках далеко не уйдешь. Нет, не могу объяснить...
     - Это  потому,  Волков,  что  с литературой у тебя  очень-очень  плохо.
Сейчас  стихи будем учить, это память развивает и речь. А ты унитаз починить
можешь?
     - Попробую...
     - А говоришь, что  ничего у  тебя в жизни не выходит! Вот  у нас унитаз
полгода не  смывает  - это что, жизнь?  Короче, приступай, инструменты вон в
том ящике. В будущем году у Пушкина юбилей,  меня уже на конкурсы не пустят,
поэтому пойдешь ты. Я тебя в декламации поднатаскаю.
     - С ума сошла?
     - Молчи лучше, и не зли меня! "Медный всадник"! Вступление!
     - Кто это у вас такое с бачком сделал?
     - Да папа, пытался отрегулировать. Ему рабочих для себя просить стыдно.
У него  самого руки только на сельское хозяйство настроены, а в  деревне это
делают иначе.
     Варя и сама не понимала, как это у нее вышло, но Волков стал ей хорошей
подмогой в налаживании  домашнего быта.  Она даже начала строить грандиозные
планы по  перестилке рассохшегося паркета. После мелкого  ремонта окон,  они
ободрали и прошкурили все рамы, а к их окраске  Волков с удивлением для себя
прочел  наизусть все вступление к "Медному всаднику" широко разводя руками с
трудовыми мозолями. Пока Варя громко читала вслух про  муссоны и  завоевание
Мексики, выписывая на шпаргалку для Волкова памятные даты из  борьбы народов
Латинской Америки, он, вооружившись огромными ключами, которые они стащили у
пьяного сантехника, спавшего  на площадке пятого  этажа, что-то  регулировал
под ванной.  Иногда  он подавал оттуда  голос. В основном, его  высказывания
касались  Вариного папы:  "Конечно, зато у нас папочка -  инженер-строитель!
Наверно, только в муссонах  и  борьбе пеонов  понимает.  Но  ведь он все  же
мужик, унитазом-то он вашим пользуется? Или как в деревне на двор выходит?"
     - Не ворчи, Волков! Ты  видишь, как у меня родители много работают?  Им
домом заниматься некогда. Крути краны давай, и дверь открой пошире, чтоб про
муссоны услыхать.

x x x
     -  Откуда у  тебя циркули  такие? Я такие  только в  папиной готовальне
видела, так он мне их даже потрогать не дал.
     -  Бери,  Ткачева,  это  я для  тебя у учителя  черчения  спер.  Да  не
расстраивайся  ты,  он  их  сам  в  школе  схимичил. Теперь - трогай  их  на
здоровье!
     - Волков, нехорошо красть-то.
     - А вот ты сама-то никогда ничего не хотела украсть?
     -  Хотела один раз,  но не  смогла. Я  тогда так продумала все  хорошо,
месяц готовилась,  проверялась и все-таки даже украла... Потом, помню, вышла
из магазина,  немного  прошлась по улице, вернулась и все  незаметно обратно
подсунула. Не смогла!
     - Одна на дело пошла? Даже на стреме никого не было?
     - Одна. Не могла я никому такого сказать про себя.
     - Это потому, что у тебя кореша хорошего нет. А что сперла-то?
     -  Книги  из  нашего  книжного  магазина.  Там  только-только  завезли,
продавщицы под прилавок спрятали для блатных, а я все у них оттуда вытащила.
Я часто в книжный раньше ходила,  всю эту кухню хорошо  изучила. Приглядела,
где они товар прячут, все по минутам рассчитала. Они бы мне все равно книжки
из-под  прилавка не  продали,  даже если бы у меня такие деньги были. Матери
все детективы достают, а я их читать не могу.
     - Да что толку от книжек?
     - А от пельменей?
     - Ну, спросила!  Я ими обоих братьев младших накормил! А  книжки  твои,
небось, про Васька Трубачка были, враки  какие-нибудь  пионерские. Видел  я,
какие  наши  девки  книжки  читают,  самая  толстая  книжица  -  про  борьбу
итальянских пионеров с наводнением на реке По. Дуры!
     -  Нет, в  том-то все и дело, что эти книжки были чудесные: Стругацкие,
"Испанская баллада" Фейхтвангера, "Три товарища" Ремарка. Я, Волков, если на
дело  пойду,  то  не  из-за  пельменей,  поверь.  Особенно,  до  боли  жалко
здоровенную книгу "Мифы Древней Греции" с гравюрами Гюстава Дюре. Ее трудней
всего было тащить из-за формата.
     - Так что было казниться-то так, Ткачева? Ты ревешь, что ли? Сперла бы,
и  никто бы на тебя в жизни  не подумал!  Учишься хорошо, не хулиганишь  уже
совсем,  папа -  инженер,  мама - врач, на буксире всякую сволочь тянешь,  в
хоре поешь! Я бы на твоем месте все магазины в округе обчистил!
     - Не смогла, значит. Не приучены мы красть-то.
     -  Зато задатки у тебя хорошие, немного  только поработать над собой, и
как по маслу пойдет! Ткачева, с твоей головой ты можешь и паханом, и вором в
законе быть!
     - Не уговаривай, не смогу.
     -  Сытая ты,  Ткачева! А вот посидела бы  голодом,  как  я.  А  каково,
думаешь, мне было, когда у меня прошлой осенью вшей при всем классе нашли? А
когда я сытый, ко мне ни  одна вша не подходит! А  в этом пальто девчоночьем
ходить? Таньку в таком пальто в кино не поведешь, только под лесенку.
     - Опять ты за свое. Так,  геометрию закончим,  историю учить начнем. Ты
эту  рубашку снимай,  она  у  тебя  грязная,  и все  равно  тебе  сейчас  не
понадобится, сейчас ты  свитер  папин наденешь и  на дело пойдешь, пока я ее
стираю.
     - Ты чо, Ткачева?
     - Пойди  и аккуратно  выстави стекло из двери  нашего  подъезда. Вместо
него эту фанерку вставь. Стекло только вчера поставили, у нас такие девочки,
что уже вечером выбьют. А  у меня  в  фортке  на кухне наружного стекла нет.
Давай, давай шевелись! Размеры я все прикинула, проходит -  идеально! Рубаха
на балконе к школе высохнет, я  ее  вместе с  брюками поглажу, заодно и тебя
научу.

     За  кражу стекла, водопроводных  ключей и еще кое-чего по  мелочи  Варя
испытывала неудобство не столько за сам факт  воровства, сколько за  то, что
Волков теперь вовсю над ней потешался  и звал обтрясти кошелки с питательной
снедью,  которые, за неимением у  подавляющих масс  холодильников,  украшали
почти все  окна кухонь их дома. Правда, на  некоторых окнах, вместо кошелок,
были набиты фанерные ящики, из них Волковским металлическим крючком уже было
бы  трудно  что-то стащить.  Варя пригрозила  Волкову,  что  проведет с  ним
профилактическую   беседу  ремнем  на  этот  раз  о  вреде  воровства.   Это
развеселило мерзавца еще больше. Волков доказывал,  что когда он крадет еду,
то это вовсе и не воровство, а  способ жизни. А когда Варя крадет стекло, то
это воровство настоящее, пусть стекло  и как бы ничейное. Так пусть ничейное
стекло  лучше врачихины близнецы  выбьют? А так - в  подъезде теперь фанерка
аккуратная  от  ящика  посылочного,  адрес  на  ней Варя  аккуратно  срезала
ножиком. И на фанерку никто не позарится.  Нет, в этом Варя не видела ничего
особенного, и душа ее была тут совершенно спокойна. Все ничейное должно быть
чейным,  иначе пропадет! Никакое это не  воровство! И пройти мимо  стекла  в
подъезде, когда  сами всю зиму на кухне  без него мерзли, это глупость. И ее
самая  честная  в мире  бабушка даже ругалась  как-то на ихнего председателя
колхоза: "Дурак! Как есть дурак! Ни украсть, ни покараулить!"
     От сложных размышлений у  Вари все перепуталось  в голове,  поэтому она
нашла компромисс: "Ты,  Волков,  захочешь пожрать, так  больше  не  воруй, а
лучше ко  мне заходи. У нас  всегда  борщ  есть и  картошка.  Яйца матери  с
птицефабрики достают, там вся бухгалтерия беззубая. Я  буду сразу готовить и
на тебя, я маме объясню, что это - для дела".
     - Ткачева! Ты как-то  сортируй братву! Я с первого  дня нашей Семеновне
пригрозил, что журнал классный сожгу,  если  она твоей мамке расскажет,  что
меня к тебе на буксир сунули. Ты, надеюсь, предкам еще про меня не сказала?
     - Ну, я не  сказала, что это конкретно ты. Я просто сказала, что ко мне
ходит  одноклассник  уроки  учить. Они воспринимают  положительно,  особенно
после того, как ты вставил плафон в ванне. И они  все  время  на работе. Нет
их! Так что приходи просто так, покушать.
     - Ненормальная ты, Ткачева. Ладно, зайду. Но я, на  всякий случай, всем
говорю, что к Афоне иду на пятый этаж в карты резаться.

x x x
     - Все, Ткачева, больше не буду  к тебе ходить. Вроде, все у тебя теперь
тут  путем: стекла битые  вставил, линолеум подклеил, сантехника в норме, но
ремонт, Ткачева, делать надо. Ну, что у тебя папаша за строитель такой, если
плитки глазурованной  украсть не может?  Чья  она там, на стройке?  Ничья! А
была  бы  твоя! Одевайся,  в школу пойдем, вызывают нас.  Видишь, я в пальте
пришел.
     - А  что случилось-то,  Волков? Ты  в учебе  выправился, за что  же нас
вызывают?
     - Да может тебя зовут, чтобы похвалить, шоколадную медаль выдать.
     -  Не ври, наши училки до этого не додумаются.  Опять какую-то  гадость
придумали?
     - И не  говори. Ко  мне тут пионервожатая наша опять цеплялась на  счет
того,  что я  не в комсомоле, а галстук пионерский уже не ношу.  Так вот она
попутно  сказала,  что  на  педсовете решили,  что  раз  ты  на  меня  очень
благотворно  влияешь,  то  надо  к  тебе еще  и  Вадика Вахрушева на  буксир
подцепить.
     - Да ты что? Он  же не просто дурак, он - идиот.  Он в своем дворе всех
кошек перевешал!
     - Он просто тренируется. Может  он с  кем-то хочет бороться? Может  ты,
Ткачева, должна ему помочь?
     -  Волков, прекрати! С  ним ни одна девочка  сидеть не станет, как же я
это чудо  буду дома принимать? И в  школе  после  занятий вечером я с ним не
останусь.  Ведь педсовет может понять,  что есть педагогические  отбросы, на
которые просто не надо время тратить. Они сами себя изведут.
     -  Они, наверно, Ткачева,  решили,  что  мы с тобой эти самые отбросы и
есть, а раз мы друг друга не извели, то  к нам надо Вахера добавить до ихней
полной победы.
     - Волков, у него даже ножик есть!
     - Тихий такой мальчик,  учится только  неважно. Про ножик молчи  лучше,
тут тебе ни я, ни ремень твой  не помогут. Зато у Вадика родители на обувной
базе работают! Короче, я  пошел. Ты иди  в  комитет комсомола,  проси, чтобы
тебе перед вступлением в ряды другое  задание дали, что Макаренко из тебя не
получился, что я  тебя бью ремнем  и таскаю под  лесенку.  А у меня там свои
дела, я их сюсю-пусю слушать не собираюсь.
     - А ты куда?
     -  Пойду пока  в школе  пару окон выбью, может унитаз удастся  сломать.
Надо дать  понять педагогам, что таким,  как мы с  Вахером,  буксиры  - не в
масть!