где-нибудь поближе к сторожевым будкам или
на  крыше,  а то и под дверью чьей-нибудь лавки, если хозяин знал нас, - про
кровать,  с  тех  пор  как  скончалась наша кормилица, мы и думать забыли, -
зимою  же забирались в угольные ямы или устраивались под сводом стеклодувной
печи  на  стекольном  заводе  на  Розмэри-Лейн, который назывался Дэллоуский
стекольный завод, а иногда на другом стекольном заводе на Рэтклиф-Хайуэй.
     Такую  жизнь  мы вели несколько лет и мало-помалу не могли не втянуться
в  шайку  воришек,  голых  и  босых,  вроде  нас  самих,  уже в столь нежном
возрасте  коварных,  как  истинные ученики дьявола, а с годами созревших для
любых скверных дел.
     Помню,  как однажды холодной зимней ночью наш сон нарушили констебль со
своим  дозором,  они требовали некоего Вертишейку, который, видимо, совершил
какую-то  кражу,  и  за  ним  выслали  погоню,  а властям было известно, что
искать его надо среди юных бродяжек под печной дугой на стекольном заводе.
     Посреди  ночи  нас  разбудил шум и крики: "А ну, вылезайте, дьявольское
отродье!  Выходи  на  свет!"  Вызвали нас, стало быть, наверх, одни вылезали
сами,  протирая  глаза  и  скребя  затылки, других выволакивали силой, всего
человек  семнадцать,  однако  Вертишейки  среди  нас не оказалось; наверное,
речь  шла о здоровенном детине, который частенько разделял с нами ночлег; он
был  замешан  в  краже,  совершенной  прошлой  ночью,  о  чем сообщил его же
товарищ,  который  попался  и,  в  надежде  избежать  наказания, выдал его и
донес,  где  тот  ночует; однако тот, видимо, был предупрежден и скрылся, по
крайней  мере,  на  время;  итак, нам разрешили вернуться в наши апартаменты
под  укрытие  теплой  золы, где я провел немало студеных зимних ночей. Какое
там  ночей  -  много  зим  подряд.  И спалось там так крепко, так уютно, как
потом и на пуховых перинах никогда не спалось.
     Такую  жизнь  мы  вели  довольно  долго,  пожалуй, года два, и ни о чем
дурном  даже не помышляли. Обычно мы трое держались вместе, иначе Капитан со
своим  отталкивающим  характером и неспособностью ладить с людьми помер бы с
голоду  без нашей поддержки. А поскольку мы всегда держались вместе, нас так
и  прозвали  Три  Джека;  однако  Полковник  Джек  во многом перед ними имел
преимущество;  как  я уже говорил, Майор был малый веселый и общительный, но
беседы  с людьми почтенными, я имею в виду тех из них, которые снисходили до
разговоров  с  нищим  мальчишкой, обычно вел Полковник. Я любопытствовал обо
всем  на  свете,  расспрашивал о делах и государственных и частных, особенно
же  любил  поговорить  с  матросами  и  солдатами о войне, о великих морских
сражениях  или  битвах  на  суше, в которых они побывали, а так как я помнил
все,  что  они мне рассказывали, то вскоре, ну, скажем, через несколько лет,
я  мог  описать  войну  с голландцами или там морские бои, битву во Фландрии
или  взятие  Маастрихта  и  тому  подобное не хуже самих очевидцев, и потому
бывалые  солдаты  и моряки не прочь были потолковать со мной; от них я узнал
разные  истории,  не  только  о  современных войнах, но и о сражениях времен
Оливера Кромвеля, и про смерть Карла I, и всякое прочее.
     Вот  каким манером я, еще совсем мальчишка, стал своего рода историком,
и  хотя  я  вовсе  не  читал  книг,  никогда даже таковых не имел, я обладал
изрядными  познаниями  о  делах минувших и давно прошедших, в первую очередь
наших  отечественных.  Я  знал  название каждого корабля в нашем флоте и имя
его  командира, и все это еще до того, как мне исполнилось четырнадцать, или
чуть позже.
     Между  тем  Капитан  Джек  попал в дурную компанию и бросил нас; прошло
немало  времени,  пока  до  нас  дошли  о нем какие-либо слухи и толки; лишь
спустя  примерно  полгода  я  узнал, что он орудует в шайке киднэпперов, как
тогда  говорили, самых отъявленных негодяев, которые похищали детей, то есть
хватали  их под прикрытием темноты, затыкали им рты, относили в дома, где их
уже  поджидали  другие мошенники, а потом переправляли на борт какого-нибудь
судна, идущего в Виргинию, и продавали там в рабство.
     Вот  к этакому ремеслу наш Громила Джек, как я его стал звать, когда мы
выросли,  был  как  нельзя  более  годен,  особенно если надо было применять
силу;  когда ребенок попадал в его лапы, он готов был заткнуть ему не только
рот,  но  и  глотку, ничуть не беспокоясь, что тот может задохнуться, только
бы  он  не  подымал шума. Кажется, именно в то время их шайка совершила одно
гнусное  дело:  то  ли  придушила  ребенка,  попавшего к ним, то ли по-иному
искалечила  его,  главное,  что  это  оказался  ребенок  одного  из именитых
граждан,  и  отец  каким-то  образом  напал на след; ребенка нашли, хотя и в
прискорбном  виде,  еле  живого; я был тогда еще слишком мал, да и случилось
это  много  лет  тому  назад,  так что подробностей истории я не помню, знаю
только,  что  вся  шайка  была  схвачена и отправлена в Ньюгетскую тюрьму, и
Капитан  Джек  в том числе, хотя лет ему тогда было совсем немного, не более
тринадцати.
     Какое  наказание  положили этим негодяям, я сейчас не могу вам сказать,
что  же касается Капитана Джека, то, поскольку он был подростком, его решили
трижды  подвергнуть  строгой  порке  в Брайдуэлле; и то, как заявил лорд-мэр
или,  может,  главный  судья,  ему  еще  смягчили  наказание,  а  стоило его
вздернуть;  впрочем,  они не преминули заметить, что если судить по виду, то
виселица  по  нему  уже  плачет,  и  посоветовали учесть это на будущее; вот
какова  была  внешность  у Капитана, даже в отроческие годы; впрочем, ему не
раз  об  этом  говорили  и  после, по самым разным поводам. Я проведал о его
беде,  когда  он сидел в Брайдуэлле, и вместе с Майором отправился навестить
его.
     В  тот  день,  когда  мы  пришли  к  нему,  его  как  раз  вызвали  для
"исправления",  как  они  это  называли,  а  поскольку  по  приговору  порка
полагалась  строгая,  то согласно приказу и действовали; сам олдермен, он же
начальник  Брайдуэллской тюрьмы, звавшийся, как помнится мне, сэром Уильямом
Тернером,  прочел  ему  целую проповедь о том, как он юн и сколь это горько,
когда  такой еще молодой человек, а уже заслужил виселицу, и дальше в том же
духе,  что  все  это  должно служить ему грозным предупреждением, ибо красть
бедных  невинных  детей  - это злодейство и так далее и тому подобное; а тем
временем  человек  с  голубой  кокардой  нещадно  сек  его  и  не имел права
остановиться, пока сэр Уильям не ударит своим молоточком по столу.
     Бедняга  Капитан и ногами бил, и дергался, и орал, как безумный; должен
признаться,  я  был  напуган до смерти, и хотя близко подойти не мог - никто
бы  не подпустил какого-то там мальчишку-оборванца - и сам не видел, как его
отделывали,   зато   увидел  потом  спину,  всю  исполосованную  плетьми,  в
нескольких  местах  даже до крови, и подумал, что не перенесу этого зрелища;
однако позднее мне приходилось быть причастным подобным экзекуциям.
     Я  утешал  бедного  Капитана,  как  мог,  всякий  раз,  как меня к нему
пускали.  Но  худшее  было у него впереди, ибо, прежде чем выйти на свободу,
ему  полагалось  вытерпеть  еще две таких порки; ох, и отделали же они его -
так  крепко,  что  надолго  отбили у него всякую охоту похищать детей; но он
все  равно  не  порвал  с  киднэпперами  и  держался  с  ними до конца, пока
несколько лет спустя не накрыли всю шайку.
     Несмотря  на  то  что  Майор  и я были еще совсем мальчишками, жестокая
расправа  с  Капитаном  произвела  на  нас  заметное впечатление, можно даже
сказать,   что   она   послужила  исправлению  не  только  его,  но  и  нас,
непричастных  к  этому преступному делу. Однако не прошло и года, как Майор,
отличавшийся  легким,  покладистым  характером,  поддался  на  уговоры  двух
воришек,  из тех, что часто пользовались гостеприимством стекольного завода,
и  отправился  с ними, как они выражались, на прогулку; компания подобралась
отменная:  Майору  было  около  двенадцати, старшему из тех двоих, что увели
его,  не  более четырнадцати; решено было идти на Варфоломеевскую ярмарку, а
цель путешествия - если в двух словах - обчищать карманы.
     Майор  был  новичком в этом деле, поэтому от него ничего и не ждали, но
обещали  равную  долю,  как  если  бы  он был мастером не хуже их. Итак, они
пустились  в  путь;  парочка  юных жуликов оказалась такой ловкой, что уже к
восьми  часам  вечера  все благополучно вернулись в свои пыльные апартаменты
на  стекольном  заводе  и,  усевшись  в уголку, в отблеске огня стеклодувных
печей,  принялись  делить  добычу. Майор выложил все добро, потому что, хотя
шарили  по  карманам  те  двое, они тут же сбывали краденое с рук, передавая
его Майору, так что, если бы их и поймали, все равно ничего бы не нашли.
     День  оказался  для  них чертовски удачным, точно сам дьявол подкидывал
им  богатую  добычу  на  радостях, что ему удалось завлечь молодого игрока и
поощрить  его к действию, когда он уж было совсем отступился после несчастья
с Капитаном. Список наворованного в первый вечер был таков.

     I.  Белый носовой платок деревенской девушки, засмотревшейся на сдобный
пудинг;  в  нем  было  завязано  три шиллинга шесть пенсов, да еще в один из
углов платка было воткнуто несколько булавок.
     II.  Пестрый  шейный  платок  из кармана у молодого деревенского парня,
пока тот покупал апельсины.
     III.  Плетенный  из  тесьмы  кошелек  с одиннадцатью шиллингами и тремя
пенсами  да серебряным наперстком в придачу, вытащенный из кармана у молодой
женщины  как раз в ту минуту, когда какой-то молодой человек пытался завести
с ней знакомство.
     Примечание.  Она  тут  же  хватилась  своего  кошелька и, не видя вора,
обвинила  молодого человека, который только что заговаривал с нею, и подняла
крик:  "Держите  вора!",  так что бедняга попал в руки толпы, но, к счастью,
его  все  знали  на  этой  улице,  и потому ему удалось выпутаться, хотя и с
большим трудом.
     IV.  Нож  с  вилкой,  только  что купленные двумя мальчуганами, которые
собирались  уже идти с покупкой домой; воришка стянул их через секунду после
того, как один из мальчуганов опустил их к себе в карман.
     V.  Серебряная  коробочка  с  семью шиллингами серебряными монетками по
одному пенни, по два, три и четыре песа.
     Примечание.  Судя  по  всему,  какая-то  служанка вынула ее из кармана,
чтобы  заплатить  за  вход  в балаган на представление, и маленькому воришке
удалось  запустить  туда  руку в тот самый миг, когда она положила коробочку
обратно.
     VI. Еще один носовой платок, шелковый, из кармана у джентльмена.
     VII. Еще платок.
     VIII.  Кукла  на  пружинах  и ручное зеркальце, украденные на ярмарке с
прилавка торговца игрушками.
     Принести  домой  такую  добычу,  полученную всего за один день, точнее,
даже  за  один  вечер,  для  двух малолетних воришек, скажу вам честно, дело
просто  невероятное; с этого дня Майор весьма высоко поднялся в глазах своих
дружков.


     Рано  утром  он  пришел  прямо  ко  мне,  я  спал неподалеку от него, и
сказал:  "Полковник Джек, мне надо с тобой поговорить". - "Да, - сказал я, -
а  в  чем  дело"?  -  "Дело  серьезное,  -  сказал  он,  -  здесь  я не могу
разговаривать".  Мы  вышли. Как только мы очутились в узком проходе рядом со
стекольным  заводом,  он и говорит: "Смотри!" - протягивает мне ладонь, а на
ней полная горсть монет.
     Увидев  их,  я  очень  удивился, а он их спрятал, потом снова показал и
говорит  мне,  что  часть  денег моя, и дает шестипенсовик и мелкое серебро,
всего  на  шиллинг. Мне это было особенно приятно, так как, хотя я и родился
дворянином  и  всегда помнил об этом, все же ни разу в жизни не располагал я
сразу целым шиллингом, который мог бы назвать своим.
     Я  настойчиво  расспрашивал,  откуда у него такое богатство; оказалось,
что  его  доля составляет семь шиллингов шесть пенсов, не считая серебряного
наперстка   и   шелкового  платка,  что,  право  же,  было  для  него  целым
состоянием, ибо у него, как и у меня, в жизни не водилось даже шиллинга.
     "Что  ты с ними собираешься делать, Джек?" - спросил я. "Перво-наперво,
-  говорит он, - пойду в Ветошный ряд и куплю себе пару башмаков и чулки". -
"Дело,  -  говорю  я,  - пожалуй, я тоже". И мы с ним отправились в Ветошный
ряд  и  купили  там  каждый по паре чулок за пять пенсов, не пять за пару, а
пять  за  обе;  и хороши же были чулочки, куда лучше остальной нашей одежды,
это уж точно.
     Подходящие  башмаки найти оказалось много труднее; наконец, потратив на
поиски  уйму времени, мы набрели на лавку с большим выбором и купили там две
пары за шестнадцать пенсов.
     Мы  тут же надели их и испытали истинное удовольствие, ибо давно уже не
было  у  нас  целых  башмаков  и  чулок в придачу. Надев пару теплых чулок и
недраные  башмаки,  я почувствовал себя как бы обновленным; повторяю, ничего
подобного  я  не  испытывал  уже  очень  давно, и снова мне на ум пришло мое
дворянское  происхождение,  и  я  подумал,  что  вот  оно  наконец  начинает
показывать  себя;  после  того как мы приоделись, я сказал: "Послушай, Майор
Джек,  ведь  у  нас  никогда  в  жизни  не было ни гроша, ни разу в жизни мы
толком  не  пообедали, а что, если нам пойти да поесть где-нибудь? Я голоден
как волк".
     "Что  ж,  возьмем да пойдем, - сказал Майор, - я сам голоден как волк".
И  мы  отправились  в  настоящую харчевню на Розмэри-Лейн, где угостились на
славу;  про  себя  я  даже  подумал,  вот это жизнь, достойная дворянина. Мы
взяли  на  три  пенса вареной говядины, двухпенсовый пудинг, хлебец за пенни
(или  булку,  как  еще  говорят)  да  вдобавок пинту крепкого пива, итого на
шесть пенсов.
     Примечание.  Сверх  того  каждый  из  нас еще выпил изрядное количество
восхитительного  мясного  бульона;  но более всего порадовало меня за обедом
то,  что  служанка  и мальчик, прислуживавшие в этом заведении, проходя мимо
открытого   кабинета,  где  мы  сидели,  каждый  раз  заглядывали  к  нам  и
спрашивали:  "Вы  звали,  господа?" - или: "Господа, вы звали?" Для меня это
было дороже самого обеда.
     Ни  один  добрый  домохозяин  во  всем  нашем  приходе  Степни,  ни сам
лорд-мэр  Лондона,  ни  величайший  из  людей  на  земле  не испытал, даже в
воображении  своем, столь чистого и полного блаженства, как я от свалившейся
на  меня  вдруг  удачи,  хотя  на  мою  долю  выпала лишь малая толика ее по
сравнению  с  Майором Джеком, который обладал теперь целым состоянием, и все
же  сам  я  тоже получил целое состояние по сравнению с тем, что было у меня
прежде.  Одним  словом, ничто не дарует такого счастья, как полное неведение
о   еще   больших  благах,  так  что,  хотя  из  всей  добычи  мне  перепало
каких-нибудь жалких восемнадцать пенсов, я был до крайности доволен и этим.
     В  эту  ночь  Майор  и  я,  насладившись  нашим  первым  успехом, спали
спокойно,  не  потревоженные  никем,  на  нашем  обычном  месте, согреваемые
теплом   от   стеклодувных   печей,   расположенных  над  нами,  что  сполна
вознаграждало нас за угольную пыль и золу, в которых мы валялись.
     Кто  знаком с устройством стекольных заводов и с печами, где производят
отжиг  уже  изготовленных  бутылок,  знают, куда сбрасывают золу и шлак, вот
там-то  и  спит  бедная  ребятня - в проемах кирпичной кладки, очень узких и
расширяющихся  только  при  входе; в них всегда тепло, словно в предбаннике,
холод  туда  не  проникает, будь то в Гренландии или на Новой Земле, поэтому
мальчишкам  там  спать  и безопасно, и очень уютно, если не считать, что все
они перемазываются золой, но, впрочем, им до этого горя мало.
     На  другой  день Майор со своими приятелями опять ходили в поход, с еще
большим  успехом;  беда  обходила  их  стороной  и довольно долго, во всяком
случае,  не  один  месяц.  Майор Джек так усердно старался следовать всем их
наставлениям,  что заделался не менее искусным карманником, чем они, и долго
играл  с  судьбой,  слишком даже долго, чтобы здесь останавливаться на этом,
поскольку  я  спешу  поведать  вам  мою  собственную  историю,  что является
главной целью повествования.
     Майор  дня  не  пропускал,  чтобы  не  поделиться со мной своими новыми
успехами,  и  был  так  щедр, что частенько подбрасывал мне шестипенсовик, а
случалось,  и  шиллинг;  и  я  стал замечать, что он уже начал одеваться как
подобает  владельцу  приличной квартиры (описание которой, если позволите, я
дам  в другом месте), более того, он даже завел себе рубашку, чего ни он, ни
я не позволяли себе вот уже три года.
     Однако  во  все  это  время  я не мог не заметить, что, хотя Майор Джек
преуспевал  и  дела его процветали и по доброте своей и великодушию он давал
мне  при случае денег, все же, несмотря на это, он ни разу не пригласил меня
в  свою  компанию  и  не предложил вступить с ним в дело, что составило бы и
мое счастье, не тут-то было, он даже не посвящал меня в него.
     Признаться,  меня  немного обижала такая скрытность, я уже знал, что их
занятие  -  обчищать  чужие  карманы,  и  был уверен, что успеха в этом деле
можно  добиться,  если у тебя легкая рука, достаточно ловкости и смекалки, а
всему  прочему  не так уж трудно выучиться. И как подумаешь, сколько удобных
случаев  представляется  им на каждом шагу, ибо все деревенские, приезжающие
в  Лондон,  до  того  глупы,  такие все разини, только знай себе по сторонам
глазеют,  так что никакого риску, как мне казалось, в этом промысле не было,
да  и  постигнуть его не так уж трудно, усвой я хотя бы главные приемы и как
их применять.
     Лукавый  дьявол,  который  никогда  не  дремлет и готов воспользоваться
любым  поводом, чтобы соблазнить верных слуг своих, отмел все затруднения на
моем  пути  и  свел  меня  близко  с  одним  из искуснейших щипачей, то есть
карманников  города:  вот как возникла наша с ним дружба, а поскольку во мне
ничуть  не менее, чем в прочих его дружках, замечалась порочная склонность к
воровству,  то  еще  моему  наставнику  приходилось  заботиться,  как  бы не
разочаровать меня.
     Он  был  на  голову  выше  тех  юнцов,  что воровали на Варфоломеевской
ярмарке  всякую мелочишку, пустяки разные и рисковали угодить в руки властей
за  каких-нибудь  три  или четыре шиллинга, тогда как он зарился на большее,
уж во всяком случае, на кругленькую сумму денег или векселя.
     Он  сам настоял, чтобы я вышел с ним "прогуляться", и добавил, что, как
только  меня  немножко поднатаскает, я начну работать на собственный страх и
риск,  -  иными словами, он мне только поможет освоиться, а дальше, если мне
будет  угодно,  я  смогу  уже  действовать сам по себе, а ему останется лишь
пожелать мне удачи.
     Все  было  точно,  как  с  Майором  Джеком, который отправился со своим
наставником,  чтобы  поучиться  у  него  приемам  и прятать краденое, но все
равно  получил  свою долю, так и со мной: если ему повезет, сказал он, я все
равно  получу  свою  долю,  как если бы я был равным участником в этом деле;
таков  их  обычай,  заверил  он меня, для того чтобы поощрять юных новичков,
которым  следует действовать безо всякого страха с самого начала, ибо в этом
деле успех ожидает только того, у кого сердце льва.
     Я  долго  колебался,  меня  пугал  риск,  я  даже рассказал ему историю
Капитана  Джека,  моего  старшего  брата, если его можно так назвать. "Э-ге,
Полковник,  -  сказал  он мне, - да ты, я вижу, малость трусоват, а трусам в
воровском  цехе  не место, нет, только отвага помощница в нашем деле. А и то
сказать,  пусть  тебе  оно  и  не подойдет, все одно риску тут нет никакого,
потому  как,  если меня схватят, - сказал он, - тебя все равно отпустят, раз
ты  тут  ни при чем, а доказывать это проще простого: раз виноват я, значит,
не ты это сделал".
     Поддавшись  на  уговоры,  я  наконец  отважился  выйти  с ним; вскоре я
убедился,  что  мой новый друг был вором самого высок