я,  но  приходил  в  такое
уныние, что не мог заставить себя раскрыть книгу! А теперь  он  смеялся  над
собственной глупостью: ведь это идиотство - закабалиться навек, чтобы писать
потом какие-то романы или драмы! Нет, он займется политикой, это решено;  он
немного знаком с канским депутатом  и  поедет  с  ним  в  Париж  в  качестве
секретаря, а там за несколько месяцев сумеет пробить  себе  дорогу.  Империя
сейчас особенно нуждается в людях с  головой.  Когда  Полина,  встревоженная
такой бурной сменой планов, старалась  охладить  пылкую  фантазию  Лазара  и
советовала ему лучше заняться небольшим, но верным делом, он  потешался  над
ее благоразумием и называл ее старой бабушкой. Снова  поднималась  возня,  в
доме царило неестественно шумное веселье, за которым скрывалось тайное горе.
     Как-то утром, когда Лазар с Луизой отправились вдвоем в Вершмон, Полине
понадобился рецепт для чистки бархата. Она вошла в комнату  Лазара  и  стала
рыться в шкафу, ей помнилось, что рецепт был заложен в  какую-то  книжку.  И
тут, среди брошюр, ей вдруг  попалась  старая  перчатка  подруги,  та  самая
забытая  перчатка,  которой  так  часто  упивался  Лазар,  доходя  порой  до
чувственных галлюцинаций. Полину озарила внезапная догадка: так вот  что  он
прятал в таком замешательстве в  тот  вечер,  когда  она  внезапно  вошла  и
позвала его обедать! Она  упала  на  стул,  убитая  своим  открытием.  Боже!
Значит, он страстно желал эту девушку еще до того,  как  она  вернулась!  Он
мысленно жил с Луизой, он грезил о ее поцелуях,  прижимаясь  губами  к  этой
тряпке, потому что она  сохранила  ее  запах.  Рыдания  сотрясали  все  тело
Полины, а полные слез глаза были прикованы к перчатке, которую она  все  еще
держала в дрожащих руках.
     - Ну что, барышня, отыскали рецепт? - раздался на лестнице зычный голос
Вероники, - Говорю вам, лучше всего почистить куском сала.
     Она вошла в комнату. Увидев, что Полина заливается  слезами,  судорожно
сжимая в руках какую-то старую перчатку, Вероника сперва не  поняла,  в  чем
дело. Но потом она почувствовала легкий запах  духов  и  догадалась,  в  чем
причина такого отчаяния.
     - Что вы хотите! Этого и надо было ожидать! - грубо заговорила  она;  с
каждым днем она становилась все более резкой. - Я вас предупреждала.  Вы  их
свели, вот они и тешатся... А  может  статься,  хозяйка  была  права  -  эта
кошечка нравится ему больше, чем вы.
     Она покачала головой и прибавила мрачным тоном, будто разговаривая сама
с собой:
     - Да, хозяйка все видела, несмотря на свои недостатки... Я до  сих  пор
не могу свыкнуться с мыслью, что она умерла.
     Вечером, войдя к себе в комнату, заперев  дверь  и  поставив  свечу  на
комод, Полина присела на край постели и  сказала  себе,  что  должна  женить
Лазара на Луизе. Весь день у нее так шумело  в  голове,  что  она  не  могла
собраться с мыслями и принять какое-нибудь решение. Только теперь, в  ночную
пору, когда она могла  наедине  отдаться  своему  горю,  она  нашла  наконец
неизбежный выход. Их надо женить. Слова  эти  звучали  как  приказание,  как
властный голос  разума  и  справедливости,  который  она  была  не  в  силах
заставить замолчать. На миг ей  даже  почудилось,  будто  она  слышит  голос
тетки, приназывающей ей повиноваться, и,  несмотря  на  всю  свою  смелость,
Полина с ужасом оглянулась. Затем, не раздеваясь,  бросилась  на  кровать  и
зарылась головой в подушки, чтобы заглушить невольные крики. Как! Отдать его
другой, знать, что он в объятиях соперницы и никогда, никогда не вернется  к
ней! Нет, у нее не хватит мужества, она лучше будет вести эту жалкую  жизнь;
он не достанется ни ей, ни Луизе и сам иссохнет от  ожидания!  Полина  долго
боролась с собой, ее терзала жестокая ревность, вызывая  перед  нею  ужасные
чувственные образы. Сначала кровь одерживала верх,  ни  годы,  ни  жизненный
опыт не могли  унять  ее  кипения.  Затем  Полина  почувствовала,  что  силы
покидают ее и плоть смирилась.
     Лежа на спине, не в  силах  раздеться,  Полина  долго  размышляла.  Она
убеждала себя, что Лазар будет счастливее с Луизой, нежели с нею. Разве  эта
хрупкая девочка,  ласковая  и  пылкая,  не  сумела  развеять  скуку  Лазара?
Конечно, ему нужна именно такая женщина, которая постоянно  будет  висеть  у
него на шее и своими поцелуями прогонит его мрачные мысли, его вечный  страх
смерти. И Полина умаляла собственные достоинства, находила, что она  слишком
холодна, что в ней нет женского обаяния. Правда, она добра, но для  молодого
человека этого мало. Еще  одно  соображение  окончательно  убедило  ее:  она
разорена, а планы Лазара, которые так беспокоили ее, потребуют много  денег.
Имеет ли она право обрекать его на бедность, в которой живет теперь семья  и
от которой он, видимо, страдает? Это было бы ужасное существование -  вечные
сожаления, взаимные придирки, горечь ущемленного самолюбия. Она внесла бы  в
семью только озлобление, связанное с бедностью,  тогда  как  Луиза,  богатая
невеста, откроет Лазару широкую дорогу, о которой он так  мечтает.  Говорят,
будто отец девушки уже  приготовил  место  для  будущего  зятя.  Речь  идет,
вероятно, о месте в банке, и хотя Лазар уверял, что презирает финансистов, -
ничего, это пройдет. Полина не имеет права колебаться. Ей  казалось  теперь,
что с ее стороны будет просто преступлением, если она  не  женит  Лазара  на
Луизе. За долгие часы бессонницы этот брак показался ей такой естественной и
необходимой развязкой, что она решила ускорить  его,  боясь  иначе  потерять
уважение к самой себе.
     Вся ночь прошла в этой борьбе. Когда забрезжило  утро,  Полина  наконец
разделась. На сердце у нее было тихо, и,  лежа  в  постели,  она  испытывала
глубокий покой, хотя спать все-таки не могла. Никогда еще не чувствовала она
себя так легко, так свободно, не переживала такого  душевного  подъема.  Все
кончено - она отрешилась от своего эгоизма, ни на кого и ни на что больше не
надеялась; в глубине души она упивалась сознанием принесенной жертвы. Она не
находила в себе даже  прежнего  желания  -  быть  источником  радости  своих
близких; это настойчивое стремление  было  последним  оплотом  ее  ревности.
Теперь у нее исчезла всякая гордость при мысли  о  своем  самопожертвовании,
она примирилась с тем, что близкие могут быть счастливы  и  помимо  нее.  То
была вершина любви к ближнему: обезличиться, всем пожертвовать, считая,  что
этого еще мало, любить другого так сильно,  чтобы  радоваться  его  счастью,
хотя не тебе он им  обязан  и  никогда  с  тобой  не  разделит.  Солнце  уже
всходило, когда Полина наконец уснула крепким сном.
     В это утро она сошла вниз очень поздно.  Проснувшись,  она  с  радостью
убедилась, что принятое накануне решение твердо  и  непоколебимо.  Затем  ей
пришло в голову,  что  она  совершенно  забыла  о  себе,  нужно  подумать  о
завтрашнем дне и о новом положении, в котором она окажется. Женить Лазара на
Луизе - на это у нее хватит сил, но никогда она не сможет остаться с ними  и
быть свидетелем их супружеского счастья. Самопожертвование тоже  имеет  свои
пределы, и она боялась,  что  вернутся  порывы  горя,  боялась  какой-нибудь
ужасной, убийственной сцены. Да, наконец, разве мало того, что она делает? У
кого хватило бы жестокости обречь ее на такую ненужную пытку? Полина тут  же
приняла твердое решение: она уедет, она покинет этот дом  -  с  ним  связано
слишком много мучительных воспоминаний. Вся жизнь ее круто  переменится,  но
теперь она не отступит.
     За завтраком Полина была весела и спокойна, и  настроение  это  уже  не
покидало ее. Лазар и Луиза сидели рядом, перешептываясь и смеясь, но  Полина
не теряла бодрости, оставаясь по-прежнему веселой, только сердце  ей  сковал
ледяной холод. Была суббота, и она решила отправить их на далекую  прогулку,
чтобы остаться одной, когда приедет доктор Казэнов. Они ушли, а  Полина,  из
предосторожности,  отправилась  по  дороге  навстречу  доктору.  Увидев  ее,
Казэнов предложил ей сесть в кабриолет и доехать вместе. Но Полина попросила
его выйти к ней, и они пошли медленным шагом, а впереди, метрах в ста,  ехал
Мартен в пустом кабриолете.
     Полина в немногих бесхитростных словах поведала ему все, что было у нее
на сердце; она сообщила о своем замысле женить Лазара на Луизе и  о  желании
уехать из Бонвиля. Такое признание казалось ей необходимым:  она  не  хотела
действовать сгоряча, а старый  доктор  казался  ей  единственным  человеком,
который может ее понять.
     Вдруг  Казэнов  остановился  посреди  дороги  и  обнял  Полину   своими
длинными, тощими руками. Дрожа от волнения, он крепко поцеловал ее в  голову
и заговорил с нею на "ты".
     - Ты права, девочка... И знаешь, я очень  рад  -  все  могло  кончиться
гораздо хуже. Меня уж давно это мучает; я чувствовал, что  ты  несчастна,  и
всякий раз  возвращался  от  вас  совсем  больной...  Да,  славно  они  тебя
обобрали, эти добрые люди:  сначала  отняли  деньги,  а  потом  и  сердце...
Девушка старалась его остановить:
     - Друг мой, не надо, умоляю вас... Вы о них строго судите.
     - Возможно, но это не мешает мне порадоваться за тебя. Ничего,  ничего,
отдавай своего Лазара, не  больно  это  завидный  подарок  для  Луизы...  О,
разумеется, он очень мил и преисполнен благих намерений, но  я  предпочитаю,
чтобы не ты была несчастна с ним,  а  другая.  Эти  молодчики,  которым  все
приедается, - тяжелые люди, и даже такие  крепкие  плечи,  как  у  тебя,  не
выдержали бы этой ноши. Я желаю тебе лучше выйти замуж за мясника,  да,  да,
за здорового, молодого мясника, который хохотал бы день и ночь без умолку.
     Но видя, что у Полины слезы на глазах, он прибавил:
     - Ну, хватит! Ты его любишь, не будем больше говорить об  этом.  Обними
меня еще раз. Ты умница и храбрая девочка... Дурак тот, кто тебя не ценит!
     Он привлек ее к себе, взял под руку, и они двинулись в путь,  продолжая
спокойно беседовать. Да,  конечно,  она  поступит  разумно,  если  уедет  из
Бонвиля. Он берется подыскать  ей  занятие.  Как  раз  его  пожилой  богатой
родственнице, живущей в Сен-Ло,  нужна  компаньонка.  Девушке  будет  у  нее
хорошо, тем более, что у дамы нет детей, она может привязаться  к  Полине  и
впоследствии даже сделать ее своей наследницей. Они условились обо  всем,  в
доктор обещал через три дня дать окончательный ответ, а пока  решили  никому
не говорить о предполагаемом отъезде. Боясь, чтобы в этом не усмотрели  лишь
угрозу с ее стороны, Полина хотела сначала устроить брак Луизы и  Лазара,  а
потом, когда она уже не будет никому нужна, уехать как можно незаметнее.
     На третий день Полина получила письмо от доктора: ее ждут в Сен-Ло, как
только она сможет приехать. В тот же день, когда Лазара не  было  дома,  она
увела Луизу в огород, к старой скамье, стоявшей  в  тени  тамарисков.  Перед
ними за невысокой оградой виднелись только море и небо - бесконечное голубое
пространство, пересеченное ровной чертой горизонта,
     - Дорогая моя, - материнским тоном начала Полина,  -  давай  потолкуем,
как две сестры. Ведь ты меня немножко любишь...
     Луиза прервала Полину и обняла ее за талию:
     - О да!
     - Ну вот! Почему же ты не хочешь поведать мне  всего,  если  ты  любишь
меня? Зачем у тебя завелись от меня тайны?
     - У меня нет никаких тайн.
     - Нет, есть, подумай хорошенько... Послушай,  Луиза,  открой  мне  свое
сердце.
     Обе с минуту так  близко  смотрели  друг  другу  в  глаза,  что  каждая
чувствовала теплое дыхание другой. Взор Луизы становился все более смущенным
перед ясным взором Полины. Молчание делалось тягостным.
     - Скажи мне все. То, о чем говоришь открыто,  всегда  можно  как-нибудь
уладить, а скрытность в конце концов  приводит  к  дурным  поступкам.  Ведь,
правда, было бы нехорошо, если бы мы начали ссориться и снова дошли до того,
о чем так сожалели?
     В ответ Луиза громко разрыдалась. Она судорожно обхватила стан  подруги
и, уронив голову ей на плечо, проговорила сквозь слезы:
     - Ах, не вспоминай - это нехорошо с твоей стороны! Никогда, никогда  не
будем говорить об этом... Отправь  меня  лучше  скорее  отсюда,  чем  мучить
упреками!
     Полина тщетно пыталась ее успокоить.
     - Нет, я отлично понимаю, - продолжала Луиза. - Ты все  еще  не  веришь
мне. Зачем ты говоришь о каких-то тайнах? У меня нет тайн от тебя,  я  делаю
все, что могу, чтобы тебе не в чем было меня упрекнуть. Не  моя  вина,  если
что-то тебя беспокоит. Я слежу за каждым своим движением, даже за тем, как я
смеюсь, хотя это и незаметно... А если ты мне не веришь, - хорошо,  тогда  я
уеду, сейчас же уеду.
     Они были одни среди  широкого  простора.  Огород,  высушенный  западным
ветром, лежал у их ног, словно невозделанная почва, а  за  ним  простиралась
бесконечная водная гладь, неподвижная, как зеркало.
     - Но послушай! - воскликнула Полина. - Я ведь ни в чем тебя не упрекаю,
а, наоборот, хочу успокоить.
     И, взяв Луизу за плечо, она заставила ее поднять глаза и  заговорила  с
нею нежно, словно мать, выведывающая у дочери сердечную тайну:
     - Ты любишь Лазара?.. Он тоже тебя любит, я знаю.  Краска  залила  щеки
Луизы. Она задрожала еще сильнее,
     пытаясь вырваться и убежать.
     - Боже мой! Какая же я неловкая, если ты меня не понимаешь! Ты думаешь,
я заговорила об этом, чтобы мучить тебя?.. Вы любите друг друга, правда?  Ну
вот, я и хочу, чтобы вы поженились, больше ничего.
     Луиза, растерявшись,  перестала  отбиваться.  Изумление  остановило  ее
слезы, и она замерла, бессильно уронив руки.
     - Как? А ты?
     - Видишь ли, дорогая моя, за  последние  недели,  по  ночам,  когда  не
спится и когда многое видишь яснее, я не раз серьезно допрашивала себя...  Я
поняла, что с Лазаром мы только  добрые  друзья.  Разве  ты  сама  этого  не
замечаешь? Мы с ним товарищи и дружим как двое юношей, но влюбленности между
нами нет...
     Полина с трудом подыскивала выражения, стараясь сделать эту ложь  более
правдоподобной. Но Луиза не  спускала  с  нее  пристального  взора,  как  бы
проникая в тайный смысл ее слов.
     - Зачем ты говоришь неправду? - прошептала  она  наконец.  -  Разве  ты
способна разлюбить того, кого полюбила?
     Полина смутилась.
     - Ах, это не важно! - отвечала она. - Вы любите друг друга, и он должен
на тебе жениться, - вполне естественно... Я  с  ним  росла  и  останусь  ему
сестрой... На многое начинаешь смотреть иначе, когда так  долго  ждешь...  А
кроме того, есть еще много других причин...
     Полина чувствовала, что почва уходит у нее из-под ног, что она начинает
путаться, но продолжала в порыве откровенности:
     - Дорогая моя, предоставь все мне! Если я еще настолько  люблю  Лазара,
что хочу сделать его твоим мужем, то потому, что только ты можешь  составить
его счастье. Разве тебе это неприятно? Разве ты на моем месте  не  поступила
бы так же?.. Давай поговорим спокойно. Хочешь действовать  со  мною  заодно?
Хочешь, соединим свои силы и заставим Лазара быть счастливым? Даже  если  бы
он рассердился или считал себя в долгу передо мною,  ты  должна  помочь  мне
убедить его, потому что любит он тебя и нужна ему ты, а не я... Умоляю тебя,
стань моей сообщницей, обдумаем все, пока мы одни...
     Но Луиза чувствовала, что Полина вся дрожит, что в мольбах  ее  сквозит
мука, - и в последний раз ее охватило возмущение.
     - Нет, нет, я не согласна!.. То, что ты задумала, - ужасно, невозможно!
Ты все еще любишь его, я  отлично  вижу,  и  устраиваешь  себе  еще  большую
пытку... Вместо того, чтобы помогать тебе, я сейчас же все  ему  скажу.  Да,
да, как только он вернется домой...
     Полина крепко обняла Луизу своими добрыми руками и, прижав ее голову  к
своей груди, не дала ей договорить.
     - Замолчи, злая девчонка!.. Так нужно, подумаем лучше о нем.
     Наступило молчание. Девушки по-прежнему сидели обнявшись.  Истощив  все
свои доводы, Луиза, томная и  беспомощная,  наконец  уступила.  Из  глаз  ее
полились слезы, но то были слезы счастья, медленно струившиеся по щекам. Она
молча прижималась к подруге, не находя слов и не умея выразить свою глубокую
признательность.  Она  чувствовала,  что  истерзанная,  великодушная  Полина
неизмеримо выше ее, и  не  смела  поднять  глаза,  боясь  встретиться  с  ее
взглядом. Однако несколько мгновений спустя Луиза решилась и,  робко  подняв
голову, с радостной, застенчивой улыбкой, не  сказав  ни  слова,  поцеловала
подругу... Вдали под безоблачным небом расстилалось безбрежное море; ни одна
волна не рябила его спокойной синей глади. Все кругом дышало такой чистотой,
такой ясностью, что девушки долго не могли произнести ни слова.
     Когда вернулся Лазар, Полина отправилась к нему в комнату, в ту большую
любимую комнату, где оба они выросли. Девушка хотела в тот же  день  довести
свое дело до конца.  С  Лазаром  она  заговорила  прямо  и  решительно,  без
обиняков. Комната была  полна  воспоминаний  прежних  лет:  там  и  сям  еще
валялись сухие водоросли, рояль был заставлен моделями волнорезов, на  столе
лежали груды научных книг и нот.
     - Лазар, - обратилась она к нему, - мне  нужно  серьезно  поговорить  с
тобой,
     Он с удивлением подошел к Полине.
     - Что такое?.. Папе нехорошо?
     - Нет, не то... Послушай, надо наконец решить один вопрос,  -  молчание
ни к чему не поведет. Ты помнишь, конечно, что тетя хотела нас женить; мы об
этом много  толковали,  но  вот  уже  несколько  месяцев  прекратили  всякие
разговоры. Так вот, я думаю, что теперь самое правильное вовсе отказаться от
этой мысли.
     Молодой человек побледнел, но не дал ей договорить и гневно закричал:
     - Что еще за глупости!.. Разве ты не  моя  жена?  Да  завтра  же,  если
хочешь, мы можем отправиться к священнику... И это  ты  называешь  серьезным
вопросом!
     -  Очень  серьезным,  раз  ты  сердишься...  -  ответила  Полина  своим
спокойным голосом. - Повторяю тебе, нам надо поговорить. Правда, мы с  тобой
старые  друзья,  но,  боюсь,  между  нами  нет  того,  что  связывает   двух
влюбленных. К чему же нам тогда упорно настаивать на том, что,  может  быть,
не принесет счастья ни тебе, ни мне?
     Тут Лазар разразился целым потоком  слов.  Что  она,  ищет  повода  для
ссоры, что ли? Не может же он постоянно висеть у нее на шее! Если так  долго
откладывали  свадьбу,  то  не  по  его  вине,  она  отлично  знает.  И   она
несправедлива к нему, когда говорит, будто он ее не любит. Разве она забыла,
как хорошо им жилось в этой самой комнате? Он так сильно любил  Полину,  что
боялся пальцем  дотронуться  до  нее,  чтобы  не  забыться  и  не  натворить
глупостей. При воспоминании о минувшем румянец проступил на щеках Полины: он
прав, она  помнила  его  недолгую  страсть,  коснувшуюся  ее  своим  горячим
дыханием. Но как далеки те сладостные,  волнующие  часы  и  какую  холодную,
братскую дружбу он проявляет к ней теперь! И Полина грустно проговорила:
     - Бедный мой друг! Если бы ты любил меня по-настоящему, то не  стал  бы
оправдываться, как теперь: ты уже держал бы меня в объятиях, ты заплакал  бы
и нашел другой способ убедить меня в своей любви.
     Лазар побледнел еще больше,  попытался  что-то  возразить  и  бессильно
опустился на стул.
     - Нет, - продолжала Полина, - это ясно: ты меня больше не любишь... Что
делать, мы, верно, не созданы друг для друга. Когда мы жили здесь вместе,  в
четырех стенах, ты невольно начал думать обо мне. А потом это прошло,  да  и
не могло долго тянуться: мне нечем было удержать тебя.
     Новый порыв гнева  охватил  Лазара.  Он  ерзал  на  стуле  и  бессвязно
бормотал:
     - К чему ты клонишь наконец? Что все это значит, хотел бы  я  знать?  Я
спокойно, ни о чем не думая, возвращаюсь домой, иду к себе в комнату  надеть
туфли, а ты  вдруг  накидываешься  на  меня  и,  не  давая  мне  опомниться,
затеваешь какую-то нелепую историю... Я будто тебя не люблю, мы