небосклоне
огненным жемчугом высыпают  звезды.  На  серьезном  лице  Полины  отражалось
спокойное   восхищение   здорового,    уравновешенного    ребенка.    Лазар,
взбудораженный сборами к отъезду и бесконечными метаниями  между  различными
проектами, был нервен, беспокойно моргал глазами.
     - А ведь звезды красивые! - задумчиво проговорила Полина после  длинной
паузы.
     Он  ничего  не  ответил.  Недавняя  беспечная  радость  покинула   его;
затаенная печаль туманила его большие, широко открытые  глаза.  А  в  темном
небе загорались все  новые  и  новые  светила,  мерцая,  словно  сноп  искр,
брошенный в бесконечность.
     - Ты же про них еще не учила, - прошептал он  наконец.  -  Ведь  каждая
звезда - это солнце, и вокруг него вращаются такие же земли,  как  наша;  за
ними - мириады других планет, а за ними еще и еще.
     Он помолчал, затем сказал дрогнувшим голосом:
     - Не люблю смотреть на них... Страшно.
     Надвигался прилив, из морской дали  слышался  глухой  ропот,  казалось,
будто толпы людей оплакивают свой горестный удел.  На  необъятном  небосводе
сияла летучая пыль миров. И вдруг Полине почудилось, что к горестному  стону
земли, затерявшейся в сонмах бесчисленных звезд, присоединились  еще  чьи-то
рыдания, где-то совсем близко.
     - Что с тобой? Ты болен?
     Лазар не отвечал; он продолжал рыдать, крепко прижав руки к  лицу,  как
бы не желая ничего больше видеть.  Наконец  к  нему  вернулась  речь,  и  он
пробормотал:
     - О, умереть, умереть!
     Полина не раз с  изумлением  вспоминала  этот  вечер.  Лазар  с  трудом
поднялся на ноги, и они в темноте  возвратились  в  Бонвиль;  волны  прилива
катились за ними по пятам. Ни он, ни она не знали, о  чем  говорить.  Полина
смотрела, как Лазар шел впереди нее.  Он  казался  ей  теперь  ниже  ростом,
словно его согнул западный ветер.
     Вечером  они  застали  у  себя  дома,  в  столовой,   гостью,   которая
разговаривала  с  родителями  Лазара.  Ее  уже  ждали  целую   неделю;   эта
одиннадцатилетняя девочка, Луиза, ежегодно проводила в Бонвиле  недели  две,
Шанто посылали за нею дважды в  Арроманш,  но  она  не  приезжала  и  теперь
явилась внезапно, когда ее уже перестали ждать. Мать Луизы умерла на руках у
г-жи Шанто, вверив ее попечениям девочку. Отец, г-н Тибодье, был банкиром III

     Два дня спустя сильный отлив обнажил прибрежные скалы.  Лазар,  который
сначала горячо брался за осуществление каждой своей новой затеи,  и  тут  не
пожелал ждать ни минуты и,  накинув  поверх  купального  костюма  полотняную
куртку, босиком отправился к морю; в этом  обследовании  приняла  участие  и
Полина, тоже надевшая купальный костюм  и  грубые  башмаки,  в  которых  она
ловила креветок.
     Отойдя на километр от прибрежных утесов, они  очутились  в  самой  гуще
водорослей, еще мокрых после отлива, и Лазар пришел в  восторг  от  богатого
урожая морских растений, открывшегося перед ними словно  впервые,  хотя  они
сотни раз уже здесь бродили.
     - Смотри, смотри! - кричал он. - Сколько материала! А все  это  до  сих
пор лежало без употребления!.. Море полно водорослей и здесь  и  дальше,  на
глубине ста метров.
     Затем  он  весело  принялся  перечислять  все  виды   и   разновидности
представленных здесь морских водорослей: вот морская  трава,  нежно-зеленая,
похожая на тончайшие волосы, которая стелется по дну, образуя  ряд  огромных
лужаек; вот мешочница с тонкими, прозрачными листьями  цвета  морской  воды,
похожая на салат-латук; вот зубчатые фукусы, а  вот  пузырчатые  фукусы,  их
такое множество, что они покрывают скалы сплошным ковром; но по  мере  того,
как Лазар и Полина продвигались дальше, следуя за отливом, им попадались все
более крупные и  диковинные  растения,  -  ламинарии  и  особенно  "перевязь
Нептуна", похожая  на  зеленоватые  ремни,  отделанные  бахромой,  и  словно
предназначенная для груди гиганта.
     - Ну, что скажешь? Какое богатство погибает! - продолжал  Лазар.  -  До
чего ж глупо!  Шотландцы  умнее  нас:  они,  по  крайней  мере,  употребляют
мешочницу в пищу. Мы же только пользуемся морской травой для набивки, да еще
фукус применяем при упаковке рыбы. Все прочее не  что  иное,  как  удобрения
весьма сомнительного качества, которые предоставляют  местным  крестьянам...
Подумать только, наука находится на таком низком уровне, что  для  получения
горсточки соды приходится сжигать эти водоросли возами!
     Полина, стоя по колени в воде и упиваясь  свежим  соленым  воздухом,  с
живым интересом слушала объяснения кузена.
     - Значит, ты все это будешь дистиллировать? - спросила она.
     Слово "дистиллировать" рассмешило Лазара.
     - Да,  если  хочешь,  дистиллировать,  очищать.  Но  это  штука  крайне
сложная, дорогая моя, увидишь... И все-таки, запомни мои слова:  мы  освоили
все растения и деревья на суше, обратили их себе на  пользу,  употребляем  в
пищу их плоды. Быть может, нас еще больше  обогатит  морская  флора,  когда,
наконец, за нее возьмутся.
     Оба принялись с величайшим усердием собирать  образцы  водорослей.  Они
набрали  целые  охапки  и,  увлекшись,  забрели  так  далеко,   что,   когда
возвращались, вода доходила им до  самых  плеч.  Молодой  человек  продолжал
объяснять, повторяя слова своего  учителя  Герблена:  море  -  это  обширный
резервуар сложных химических веществ. Водоросли имеют огромное значение  для
промышленности, они впитывают из морской  воды  соли,  содержащиеся  там,  в
небольшом количестве, и концентрируют их  в  своих  тканях.  Таким  образом,
задача  заключается  в  том,  чтобы  извлечь  из  этих  водорослей  наиболее
рациональным способом все  полезные  составные  части.  Лазар  говорил,  что
прежде всего следует сжечь водоросли, от пепла отделить неочищенную  простую
соду, затем извлечь в наиболее чистом виде  бром,  йод,  калий,  сернокислый
натр, железистые и марганцевые соли.  Сырье  должно  быть  использовано  без
остатка.  Благодаря  обработке  холодным   способом,   открытой   знаменитым
Гербленом, не пропадет ни одна  полезная  частица.  Это  особенно  восхищало
Лазара: тут можно нажить целое состояние.
     - Господи, на кого вы похожи!  -  воскликнула  г-жа  Шанто,  когда  они
вернулись.
     - Не сердись, мама, - весело ответил Лазар, бросая  на  террасу  охапку
водорослей. - Погоди только, скоро вместо  травы  мы  будем  приносить  тебе
денежки!
     На следующий день за водорослями отправили крестьянскую  повозку,  и  в
большой  комнате  Лазара  начались  исследования.  Полина  получила   звание
лаборанта. Целый месяц велась усиленная работа. Комната  быстро  наполнялась
сухими растениями, банками, где плавали водоросли, инструментами причудливой
формы. На столе стоял микроскоп, рояль  был  весь  заставлен  спиртовками  и
ретортами, шкаф ломился от специальных книг и справочников, в которые  то  и
дело заглядывали Лазар и Полина. В итоге опыты, произведенные хотя и в малом
масштабе, но очень тщательно, дали благоприятные результаты. Метод  Герблена
- обработка холодным способом - был основан на том принципе,  что  некоторые
тела кристаллизуются при низкой температуре, неодинаковой для различных тел.
Все сводилось к тому, чтобы получить и поддерживать желательную температуру,
при которой различные составные части постепенно выпадали  в  осадок  и  тем
самым отделялись от прочих частей.  Лазар  сжигал  водоросли  в  яме,  затем
охлаждал золу с помощью особого устройства, основанного на быстром испарении
аммиака. Но этот процесс должен был происходить в большем  масштабе,  а  для
этого  следовало  перенести  опыты  из  лаборатории  на  завод,   установить
соответственные аппараты и добиться, чтобы они работали максимально выгодным
образом.
     В тот день, когда Лазару впервые удалось получить из  морских  растений
пять различных элементов, он огласил  комнату  победными  криками.  Особенно
много получилось бромистого калия. Это модное лекарство  должно  было  найти
такой же сбыт, как хлеб. Полина от  радости  прыгала  вокруг  стола,  как  в
детстве, затем, быстро сбежав по лестнице, шумно ворвалась в столовую;  дядя
читал газету, тетя метила салфетки.
     - Ну вот! - воскликнула девушка. - Теперь можете болеть, мы  вам  будем
давать бром!
     Г-жа Шанто, страдавшая с некоторых пор расстройством нервов,  принимала
бром по предписанию доктора Казэнова. Она улыбнулась и сказала:
     - А у вас хватит его на весь мир? У всех теперь больные нервы.
     Молодая девушка, сильная, радостная,  сияющая  здоровьем,  распростерла
руки, словно неся исцеление всем странам света.
     - Да, да, на всех хватит... Да сгинут  все  неврозы  мира!  Внимательно
осмотрев побережье, Лазар решил устроить
     свой завод у "Бухты Сокровищ". Она представляла все удобства:  обширный
берег, взморье, словно  вымощенное  плоскими  камнями,  что  облегчало  сбор
водорослей; прямая дорога через Вершмон, дешевизна земельных участков, сырье
под руками, достаточная, но  не  чрезмерная  отдаленность.  Полина,  смеясь,
вспоминала, что они когда-то прозвали этот залив  за  его  золотистый  песок
"Бухтой Сокровищ"; они и не думали, что подобрали такое подходящее название:
здесь  они  поистине  обретут  сокровище  на  дне   морском.   Начало   было
исключительно удачным; они купили двадцать тысяч квадратных метров пустынной
земли по весьма сходной цене. Разрешение от префектуры  удалось  получить  с
задержкой всего на два  месяца.  Наконец  рабочие  приступили  к  постройке.
Приехал Бутиньи. Это был краснолицый человек лет тридцати, маленького  роста
и самой заурядной наружности. Он очень не понравился старикам Шанто. Бутиньи
отказался жить в Бонвиле; по его словам, он нашел в Вершмоне  очень  удобную
квартиру; антипатия родителей Лазара к Бутиньи усилилась, когда они  узнали,
что в этой квартире он поселил женщину, особу легкого поведения, несомненно,
вывезенную из  какого-нибудь  парижского  притона.  Лазар  пожимал  плечами,
возмущаясь  такими  провинциальными  предрассудками:  очень  милая  женщина,
прелестная блондинка, и уж наверное привязана к  Бутиньи,  если  согласилась
забраться с ним в этакую дыру. Однако Лазар из-за  Полины  не  настаивал  на
переселении компаньона в Бонвиль.
     В  сущности,  от  Бутиньи  требовался  только  бдительный   надзор   за
постройкой завода и разумная организация работ. В этом отношении он  проявил
себя с самой лучшей стороны: был очень энергичен, с увлечением вел дело. Под
его руководством здание росло на глазах.
     Все четыре месяца, пока шли работы по постройке  корпусов  и  установке
аппаратов, Лазар и Полина  совершали  свои  ежедневные  прогулки  только  по
направлению к заводу "Сокровище", как его прозвали.  Г-жa  Шанто  не  всегда
сопровождала детей, и  Лазар  с  Полиной  опять  вернулись  к  своим  старым
странствиям. Спутником их был один Матье. Он  быстро  уставал,  еле  волочил
свои громадные лапы и в конце пути  растягивался  на  песке,  высунув  язык,
часто и тяжело дыша, словно у него в груди был кузнечный мех. Матье  один  и
купался теперь. Если ему кидали в море палку, он бросался в воду и  приносил
палку обратно; при этом он  был  так  умен,  что,  стараясь  не  наглотаться
соленой воды, ждал, когда палку вынесет волна. При каждом посещении  стройки
Лазар торопил подрядчиков. Полина  решалась  иногда  высказать  какое-нибудь
практическое соображение, подчас довольно дельное. По чертежам Лазара в Кане
были заказаны аппараты, и мастера приехали их устанавливать.  Бутиньи  начал
выражать  беспокойство,  видя  постоянное  увеличение  сметы  первоначальных
расходов. Почему бы  не  ограничиться  на  первое  время  самым  необходимым
помещением и непосредственно нужными машинами?  К  чему  сейчас  же  строить
обширные корпуса, заводить громадные аппараты?  Гораздо  разумнее  расширять
дело постепенно, тщательно ознакомившись с условиями производства и продажи.
Лазар выходил из себя. Он  мыслил  в  грандиозных  масштабах,  ему  хотелось
придать строению монументальный фасад, который гордо возносился бы над морем
и необъятной далью, воплощая величие  его  замысла.  И  свидание  с  Бутиньи
завершалось в атмосфере пылких надежд и ожиданий; к чему скаредничать, когда
у нас в руках такое богатство? Возвращение домой всегда было очень  веселым,
тут-то и вспоминали о Матье, который  постоянно  отставал;  Полина  и  Лазар
прятались за какую-нибудь ограду и хохотали, как дети, когда пес,  оставшись
один и думая, что заблудился, начинал их искать, потешно бросаясь из стороны
в сторону.
     Дома их каждый вечер встречали одним и тем же вопросом:
     - Ну, как идут дела? Вы довольны?
     На что следовал всегда один и тот же ответ:
     - Да, да... Но они, кажется, никогда не кончат.
     Это были месяцы подлинней, близкой дружбы. Лазар питал к Полине горячую
привязанность и был благодарен ей за денежную поддержку,  которая  дала  ему
возможность начать дело. Мало-помалу он снова перестал видеть в ней женщину.
Она по-прежнему была для него мальчиком, младшим братом, чьи  достоинства  с
каждым днем привлекали его все больше. Она была так умна,  так  мужественна,
так весела и добра, что Лазар невольно проникся к ней молчаливым  уважением,
почти  тайным  благоговением,  с  которым  даже  пытался  бороться,  нарочно
подшучивая над  Полиной.  Она  спокойно  рассказала  ему  о  своих  занятиях
медициной, об ужасе г-жи Шанто, когда та  увидала  иллюстрации  в  книге  по
анатомии. Лазара в первый миг поразило и даже  несколько  смутило,  что  эта
девушка, уже посвященная в тайны бытия, продолжает смотреть на него  прежним
чистым взглядом. Но затем они еще больше сблизились, и по ходу их совместной
работы Лазар свободно говорил с ней обо всем, называя вещи своими именами, с
простотой, дозволенной наукой, как  будто  и  не  существовало  общепринятых
условных обозначений. Да и она сама забрасывала его всевозможными вопросами,
побуждаемая любознательностью и желанием  быть  полезной  кузену.  Но  в  ее
образовании было много пробелов, и Лазара порой забавляла эта пестрая смесь:
с одной стороны понятия, почерпнутые из уроков тетки, которая  истолковывала
все явления жизни с целомудрием питомицы пансиона для девиц, а  с  другой  -
научные сведения из медицинских книг, где излагались правильные  взгляды  на
физиологию  отношений  мужчины  и  женщины.  Когда  Полина  проявляла   свою
наивность, Лазар так хохотал, что девушка приходила в негодование: не  лучше
ли указать на ошибку,  чем  издеваться?  И  спор  часто  кончался  серьезным
уроком, Лазар объяснял все, что ей было непонятно. Как  молодой  ученый,  он
ставил себя выше всяких предрассудков. Полина достаточно много знала,  и  от
нее незачем было что-либо скрывать. Правда,  в  ней  происходил  постепенный
процесс развития, она по-прежнему много читала, размышляла обо всем виденном
и слышанном, но, тем не менее, продолжала почтительно и серьезно выслушивать
благопристойные вымыслы г-жи Шанто. И только в  большой  комнате  наедине  с
кузеном она становилась мальчишкой,  лаборантом,  которому  старший  товарищ
свободно говорил:
     - Послушай-ка, ты видела эту флоридею? Она однополая.
     На что Полина отвечала:
     - Да, да, мужские органы в этом растении собраны в большие букеты.
     Временами,  однако,  ею  овладевало  смутное  волнение.   Когда   Лазар
по-братски тормошил ее, она чувствовала, что дыхание  у  нее  стесняется,  а
сердце бьется непривычно  сильно.  Женщина,  о  которой  оба  они  забывали,
пробуждалась в ее теле, в биении крови. Однажды Лазар, обернувшись, нечаянно
толкнул Полину локтем. Она вскрикнула и схватилась руками  за  грудь.  Лазар
очень удивился. Что такое? Больно? Да ведь он едва до нее дотронулся! И  он,
не задумываясь, хотел приподнять косынку на ее груди,  чтобы  посмотреть  на
ушибленное место. Девушка отпрянула. Оба смотрели друг на друга,  смущенные,
с  неловкой  улыбкой.  В  другой  раз,  производя  опыт,  Полина  отказалась
погрузить  руки  в  холодную  воду.  Лазар  был  сперва  удивлен,  а   потом
рассердился. Почему это? Что за капризы? Если она не хочет  помогать,  пусть
убирается. Но увидав, что девушка покраснела, Лазар догадался и посмотрел на
нее изумленным взглядом. Так значит этот  мальчишка,  этот  младший  брат  -
все-таки женщина? При малейшем прикосновении она  вскрикивает,  бывают  дни,
когда на ее помощь нельзя рассчитывать.  Каждое  новое  наблюдение  поражало
Лазара и было неожиданным открытием,  которое  смущало  и  волновало  обоих,
внося разлад в их товарищеские  отношения.  У  Лазара  это  вызывало  только
досаду: совместная работа становилась невозможной, потому что она не мужчина
и всякий пустяк в любую минуту может ее  расстроить.  Полина  же  испытывала
смутное беспокойство и страх, что придавало ей особое очарование.
     С той поры в девушке проснулись новые ощущения, о которых она никому не
говорила. Она не лгала - она  просто  таила  их  в  силу  какой-то  пугливой
гордости, а быть может, и стыда. Временами она чувствовала  себя  плохо,  ей
казалось, будто она серьезно  заболевает.  Она  ложилась  спать  лихорадочно
возбужденной,  страдала  от  бессонницы,  ее  томила  глухая  тревога  перед
неизведанным. А утром она просыпалась совершенно  разбитая,  но  никогда  не
жаловалась даже тетке. Ее бросало в  жар,  охватывало  нервное  возбуждение,
приходили в голову какие-то неожиданные мысли, преследовали неотвязные  сны,
после которых она  всегда  была  собой  недовольна.  Несмотря  на  увлечение
анатомией и  физиологией,  душа  ее  осталась  девственно  чистой  и  многое
по-прежнему изумляло ее, как ребенка. Но, подумав, Полина успокаивалась: она
не исключение и должна, как и все, испытать на себе действие законов  жизни,
пройти путь  естественного  развития.  Однажды  вечером,  после  обеда,  она
заговорила о  нелепости  снов:  разве  это  не  обидно  -  быть  немощной  и
беззащитной перед причудливой игрой воображения? Больше всего  возмущало  ее
то, что воля человека во сне парализуется и он  совершенно  бессилен.  Лазар
тоже считал сны бессмыслицей с точки зрения своих мрачных,  пессимистических
теорий, ибо они нарушают блаженство небытия, в  котором  пребывает  человек,
когда спит. Старик Шанто заметил, что он  любит  приятные  сны  и  ненавидит
кошмары. Но Полина говорила с таким раздражением, что удивленная г-жа  Шанто
опросила, что же ей, собственно, снится по ночам. Полина  пробормотала:  "Да
так, всякий вздор, его и не упомнишь". И она не лгала: сны  ее  протекали  в
какой-то  полумгле,  мимо  проносились  смутные  видения,  женщина   в   ней
пробуждалась  к  плотской  жизни,  но  чувство  никогда  не  воплощалось   в
определенных образах. Она никого не видела;  порой  ей  казалось,  будто  ее
ласково коснулся морской ветер, ворвавшись летом в открытое окно.
     Между тем любовь Полины к Лазару с каждым днем  становилась  все  более
пылкой. Это  было  не  только  неосознанное  пробуждение  женщины  после  их
семилетней дружбы, но и потребность посвятить свою жизнь другому человеку, -
в ее ослеплении Лазар казался ей  умнее  и  мужественнее  всех.  Сестринская
привязанность мало-помалу переходила в любовь; то был первый,  чистый  лепет
зарождающейся страсти, трепетно звенящий смех, беглые, жадные касания - все,
что ждет любящих, когда они вступают в зачарованную страну чистых  радостей,
куда их влечет извечный инстинкт человеческого рода.  Но  для  Лазара  после
разгульной  жизни  Латинского  квартала  ничто  уже  не  было  внове,  и  он
по-прежнему видел в Полине лишь сестру, она  не  возбуждала  в  нем  никаких
желаний. Для нее же, чистой и целомудренной, выросшей в глуши и не  видавшей
никого другого, Лазар стал предметом  страстного  обожания,  и  она  целиком
отдалась этому чувству. Находясь  с  утра  до  вечера  вместе  с  ним,  она,
казалось, жила только его присутствием, старалась встретиться с ним глазами,
готова была все для него сделать.
     Г-жа