, питаешься плохо?
Нет, мужику надо питаться хорошо. Передай жене...
     Володя  тяпнул,   закусил  куриной   ножкой  и  стал  пересказывать  на
украинском языке бородатую историю, выдавая ее за свою.
     Иван Исаакович махнул  рукой:  "Тебе просто захотелось  на  своем языке
побалакать. Мы, финны, когда выпьем, тоже начинаем..."
     Окривевший  Фомич,  грузный, как  пингвин, сидя на диване,  рассказывал
что-то свое, тоже с украинскими словечками.
     - Во!  Слушай,  Дима!  Запоминай, как  надо писать  для народа.  Так  и
запомни,  запиши:  "Усе девки". Живая речь! Живое слово! Запоминай! Ах,  как
хорошо рассказывает! Здесь большой  восклицательный знак! -  Подпальный, как
дирижер взмахивал рукой после  ругательства Фомича. - А здесь - маленький...
- плавно опускал он руку и блестел покрасневшими глазами.
     Я сказал, что оставил на плитке чайник, и, вежливо попрощавшись, побрел
на свою  площадку по тропинке  в  снегу.  Пытался подбодрить себя  тем,  что
писательская стезя такова. Коль встал на нее - крепись. Сколько еще придется
выслушать отзывов.
     Щенки,  когда  я  открыл  дверь,  бросились  мне  под  ноги  с визгом и
попискиванием.

     12 января 1984 г.
     Дежурю в ОТХ. Позавчера был  в "Неве",  разговаривал с литконсультантом
Б.  Говорили о  моей  повести  "Феномен  Крикушина".  Начал  он с того,  что
впившись в меня немигающим взглядом следователя, спросил, что  такое счастье
в  моем понимании.  Я  ответил, что в моем понимании, это состояние  души  и
поинтересовался,  как он понимает эту  сложную морально-этическую категорию.
Литконсультант  бодро  выпалил  несколько  цитат  из  классиков,  но  своего
отношения к ним не проявил.
     Побегав глазами,  он спросил, какой бы сбывающийся рассказ  я  написал,
будь на месте  героя моей  повести  -  Крикушина. "Не  знаю", - сказал я. Он
хмыкнул  и стал делать замечания по тексту  повести.  Я записывал. Кое с чем
согласен. Повесть  он  назвал грамотной,  профессионально  написанной, но не
лишенной изъянов и промахов. Пообещал  отдать ее Самуилу Лурье -  сотруднику
отдела прозы. Звонить тому не раньше, чем через месяц.
     Разговор мне не понравился.  Б. словно уличал меня в недоброжелательном
отношении к  происходящему  в нашей  стране. Особенно, когда я  заметил, что
правду почему-то не любят, предпочитая ей трескучую ложь.
     - Боюсь,  что с такими настроениями ваша повесть может не состояться, -
сухо сказал он. - Наше общество любит, ценит правду и стремится к ней. Да!
     Потом  я разговаривал  по  телефону  с Яковом Липковичем.  Мы  когда-то
вместе работали в ЛИВТе. Он болеет. Повесть хвалил, но сказал, что  шансы ее
напечатать: 50:50. Как  повезет. Советовал ехать  в Москву,  обивать  пороги
редакций, пить, если потребуется, с нужными людьми, заводить знакомства.
     - Старайтесь проникнуть в издательства. С писателями дружить хорошо, но
они ничем вам не помогут.
     И работать, работать, работать. С вершины его 60 лет я для него страшно
молод, и все у меня впереди. "Года два-три, и вы, я думаю, добьетесь успеха,
- подбодрил он. - Ищите свою тему..."
     С Нового года вновь начал бегать  по Смоленскому кладбищу. Когда бежишь
по дорожкам и читаешь их названия, переносишься  в прошлый век. Пошехонская,
Первая Кадетская, Вторая Кадетская, Петроградская...
     Пробегаю мимо могилы  исследователя морей Вилькицкого и его сына,  мимо
могилы художника Маковского...
     Отдышавшись, делаю зарядку и подтягиваюсь на турнике, который нашел меж
двух стареньких  берез.  Пока  только 5 раз.  Позор!..  Хочу достичь  десяти
подтягиваний, как в недавние годы.

     24 января 1984г.
     Сегодня у Ольги день рождения. 27 лет. Подарил ей кеды. Хочу, чтобы она
бегала вместе со мной. А Максимка бы гулял с  нами  в это время.  Можно и по
очереди бегать. Семья должна быть спортивной.
     Приснился  сон. Я  - участник первой мировой войны,  командир какого-то
корпуса. Я - современный  человек - попадаю в среду 1914 года и понимаю, что
это шутка провидения, фантастический сдвиг в пространстве и времени.
     Военные  действия ведутся в  Прибалтике. Хутора,  узкоколейка, заросшая
травой.  Я  хочу  бежать,  мне страшно, я понимаю  бесперспективность войны.
Летают  аэропланы и  сбрасывают  железные стрелы. Они стаей впиваются  мне в
голову, но не  глубоко  -  я  вытаскиваю  их.  По  узкоколейке едут  солдаты
кайзера,  они  сидят  на  танках - веселые, крепкие.  Въезжают в  тыл нашего
корпуса.  Паника среди  командования. Мой зам отпросился домой  в  отпуск. Я
понимаю, что  это  хитрость.  Хочу спрятаться в погреб,  но я  на  виду, все
следят  за мной. Невнятная  мысль о большевиках, тяжелые  взгляды солдат - я
для них офицерская сволочь, спасающая свою шкуру.
     Солдаты   кайзера   начинают  сгонять   народ   в   толпу,   никто   не
сопротивляется, прибалты даже рады... Кошмар, одним словом.

     27 января 1984г.
     Забавные рассуждения Сергея Залыгина в "Известиях":
     "В историческом  плане  русская классика явилась России и  миру  в одно
безусловно чудесное мгновение:  год рождения  Пушкина - 1799, Гоголя - 1809,
Белинского - 1811, Гончарова и Герцена  - 1812, Лермонтова - 1814, Тургенева
-   1818,    Некрасова,   Достоевского   -   1821,   Островского   -   1823,
Салтыкова-Щедрина - 1826, Толстого - 1828.
     Одна женщина могла  бы  быть  матерью  их всех,  родив старшего  сына в
возрасте семнадцати, а младшего - в сорок шесть лет.
     Необыкновенное   явление,   вероятно,   можно   объяснить   несколькими
обстоятельствами: пробудившимся самосознанием России  в войне  1812  года, а
вслед за этим  - социально-демократическим движением декабристов, которые не
только воодушевляли новорожденную литературу своими идеями, но и принимали в
литературной жизни  того времени самое  непосредственное и живое  участие и,
наконец,  тем,  что  очень  условно  можно  назвать  определенным  стечением
обстоятельств культурного развития России..
     Такие   писатели,  как  Пушкин,   Гончаров,  Тургенев,  Толстой,  кроме
исключительной   природной   одаренности,   были,   вероятно,   и   наиболее
образованными людьми своего века.
     ...Гении это непредусмотренное "вдруг"! Их  объясняют  после  них,  при
жизни - они величины неопределенные".

     Горький, Маяковский,  Есенин, Шолохов...  Все? Где  "Война и  мир" 1941
года? Нет ее. Надо думать,  пока.  Хотя есть  "В  окопах Сталинграда".  Зато
много бытописателей: В. Маканин, А. Ким, В. Курчаткин, Р. Киреев, Бежин...
     Правда, есть  В.  Конецкий  и А. Житинский - писатели честные и острого
взгляда.
     Шолохов недавно умер. Похоронили в Вешенской. Последний из могикан?...

     Сюжетик или эпизод. "Неразбериха".
     Вскоре  началась   форменная  неразбериха.  Все  замкнуло,  закоротило,
перепуталось.
     Петров  включал  телевизор,  а в унитазе  водопадом шумела вода. Петров
поворачивал рычажок газовой плиты - газ не шел,  но зато в спальне загорался
свет.  Втыкал  в розетку электроутюг  -  звенел замок.  Но когда нажимал  на
кнопку звонка, надеясь проследить взаимосвязь двух  электрических устройств,
электроутюг не включался, а открывалась форточка.
     Вскоре эпидемия неразберихи охватила  подъезд No 3, а затем весь дом No
6 по Большой  переплетной  улице.  Гущин из  соседней  квартиры с  кряканьем
выпивал стакан водки,  морщился, занюхивал хлебом и  огурцом и в продолжение
получаса  сидел  в  недоумении -  ни в  одном глазу!  Петров  же за  стенкой
неожиданно пьянел  и скандалил с  женой;  но от него не  пахло. Рябушкин  из
пятой квартиры съедал несвежий творог после соленых  огурцов, а вегетарианец
Костромин  из  двенадцатой всю  ночь  маялся  животом,  хотя  питался весьма
осмотрительно: сыр, кашка, тертое яблочко.
     Доцент Сакин, к  фамилии которого  хохмачи-студенты прибавляли еще одно
"с", в начале, заполночь возвращался домой,  отговариваясь приемом экзаменов
у вечерников, и  ему верили, а  фрезеровщика Кузьмина жена выгоняла из дома,
подозревая  супружескую измену.  Честный  фрезеровщик клялся и  божился, что
нигде, кроме садика с доминошным столом не был, бил  себя в волосатую грудь,
а потом зло сплевывал, надевал флотский бушлат и хлопал дверью. Правда,  тут
же возвращался и требовал трешку.
     Сидорову  давали  под  глаз,  а у  Иванова  вспухал  синяк  размером  с
венгерскую сливу.
     Творилось, черт знает что, в доме No 6 по Большой переплетной улице.
     Казалось,  нарушились  все причинно-следственные  связи,  установленные
людьми и природой.
     Один  врал, а краснел другой. Петров говорил  на работе правду, называл
вещи своими  именами,  но  от  него  шарахались,  шикали,  махали  руками  и
советовали поостеречься. Кусков  лгал  - о, как лгал Кусков!  - и все знали,
что он лжет,  но  красиво жали ему  руку,  одобрительно кивали, заносили его
фамилию в разные важные списки, и он лгал дальше: мощнее, циничнее и смелее.
     В  доме No6 уже никто не удивлялся, если кастрюля с супом, поставленная
разогреваться  на плиту, покрывалась  зимним инеем, и  считалось  за  пустяк
обнаружить в холодильнике ковшичек с кипящим молоком. Стоит  ли обращать  на
такие  мелочи  внимание, если  во  время  показа  по  телевизору  известного
детектива  на экране  появлялся  водопроводчик  Кузьмин,  известный байбак и
пьяница  и манил пальцем Джигарханяна - главного преступника,  соблазняя его
на  выпивку.  И  Джигарханян радостно бросал пистолет и, проклиная надоевшие
детективы, шел за  Кузьминым на задний  двор пить маленькую. Дальше, правда,
не  показывали. Кузьмин  же на  расспросы жильцов  отвечал, что  может и пил
вчера с Джигарханяном, но ничего не помнит. Вот кабы сейчас опохмелиться, то
память,  может,  и  восстановится.  Кузьмину наливали стакан,  но он  вместо
ожидаемых  воспоминаний   ложился   спать,  уложив   под  подушку  разводной
ключ-шведку.
     Жильцы смирились с происходящим неожиданно быстро и тихо... (Развить)
     Ученые,  ползавшие по  дому с  приборами, микрофонами и схемами,  могли
только  сдержанно  крякнуть,  когда  в  какой-нибудь  квартире их  не сильно
дергало током  от деревянной  табуретки, но  не  объяснить  этот антинаучный
факт.  Они двигались  по дому  опасливо, как в темноте, и  держались кучкой.
Жильцы,  привыкшие  к  неожиданностям,  и  махнувшие  рукой  на  свалившуюся
неразбериху: "Так даже интереснее!",  позволяли себе подшучивать над учеными
и попугивать их рискованными предложениями.
     - А вот возьмитесь здесь рукой. Возьмитесь, возьмитесь, - говорили они,
загадочно улыбаясь. Или: - А вот  включите это.  Включите,  включите! Сейчас
увидите.

     8 февраля 1984г. Дома.
     В  Ленинградской   писательской  организации  около  400  писателей.  В
Ленинграде проживает  4 млн.  человек. Получается, 1  писатель  на  10  тыс.
человек. Редкая профессия.
     Я пока  известен пяти-шести  писателям. Они, если напрягутся,  вспомнят
мою  фамилию.  А  читателю  и  вовсе не  известен.  Если только  по газетным
публикациям... И то сомнительно.
     Печатаю "Шута". Звонила Ольга  с работы. Ее обидел  начальник. Попросил
отнести какие-то бумажки. Как девочку. Я посоветовал ей два варианта:
     1. Выбросить бумажки и сказать, что отнесла.
     2. Отнести бумажки, но сказать, что потеряла. Пусть испугается и больше
не попросит.

     На  сегодняшний день перепечатал 58  стр.  "Шута". Или  "Не  хочу  быть
ангелом"?
     В джемпере, который мне связала Ольга, вплелись ее волосы.

     Вспомнил   случай.  Дед  в   электричке  давал  всем   посмотреть  свой
рентгеновский  снимок.  С  гордостью  давал.  Он  ехал  в  санаторий.  После
просмотра  снимка угощал  самогонкой  и  кружочком соленого огурчика. "Надо,
надо,  - говорил  дед. - Такое, понимаешь, дело. -  И  кивал  уважительно на
снимок".

     17 февраля 1984 г.
     Был в "Неве". Разговор с А.С. Лурье по поводу "Феномена Крикушина"
     1. Текст рассказов Крикушина - не давать.
     2. Ваш интересный замысел реализован не полностью.
     3. Повесть печатать не  будем.  В нашем портфеле есть нечто похожее  по
жанру, что мы готовим к печати. Это редакционная тайна.
     "Не  робей и,  главное,  не горбись", - как  пел  Высоцкий. А  мы  и не
робеем. И  не  горбимся. Делаем  зарядку и  трем к носу, чтобы проморгалось.
Писать надо так, чтобы редактора сами к тебе в очередь стояли.

     8 марта 1984 г. Дежурю в ОТХ.
     "Записки  шута"  закончил   перепечатывать   в  20-х  числах   февраля.
Получилось  130  стр.  Ольга  читала, сказала, что начало слабое,  остальное
интересно.  Отдельные главы  читал в  Клубе сатиры и юмора.  Мнения  разные.
Много советов. "Шутом" я  недоволен. Это еще не повесть. Пусть вылеживается.
Пока пишу рассказы.
     Вчера с Максимкой ходили в парикмахерскую. Для него - первое посещение.
Летом ему будет три года.  "Папа,  ты первый...",  - тихо сказал он, когда я
подошел  с  ним к  креслу. Стригся с карамелькой  за  щекой, серьезный,  как
взрослый.  Даже  не  пикнул.  А  когда выскочил  к маме  в  коридор,  сказал
восторженно:  "Мама, меня  самолетиком  стригли!"  - про электромашинку.  На
улице же признался: "Я боялся..." Я взял его на руки неподалеку от дома.  Он
радостно показал рукавичкой на месяц: "Ой, мемен!"

     16 марта 1984г.
     Заезжал Б.  Он - секретарь похоронного треста Ленинграда. Три года, как
не  пьет.  Сказал,  что  могильщики  -  с  веревками  и  лопатами - пишут  в
заявлениях: "Прошу  принять меня в КПСС. Хочу быть в первых рядах строителей
коммунизма".

     24.03.84. Деж. в ОТХ.
     Бывают дни, когда с  самого утра  чувствуешь  -  должно произойти нечто
приятное. Иногда ошибаешься. Не знаю, как сегодня.
     Морозы стоят  утром и вечером до 20. Днем  - солнце и  прохлада. Сейчас
дело к полночи, и по всему гаражу стреляют лужи, будто по ним  резко ударяют
доской. Именно доской, плашмя, а не палкой.
     Закрыл  ворота,  пересчитал  машины,  выписал заявки  на ремонт.  Попил
крепкого чаю.
     Радостное предчувствие оправдалось. Звонил сегодня в журнал "Звезда", и
старший  редактор  Н.А. Чечулина похвалила мой "Феномен", выразила  надежду,
что его, скорее всего, будут печатать. Тьфу, тьфу, тьфу, не сглазить бы.
     Сбывшееся  предчувствие - хорошо, но настроение препоганое. В чем дело?
И сам не знаю.
     Пил  два  дня.  Ольга  дулась.  Не писалось.  Перечитал  сегодня своего
"Шута".  Плохо!  Подозрения  разные:  Ольга с Максимом гуляли где-то долго -
звонил, их  не было дома. Это в такой-то мороз. Говорит, что гуляли... Утром
и вечером.
     Сторож не пришел.  На  работе  намечаются печальные изменения -  грозят
перевести механиков на другой режим работы, по 12 часов вместо суток.
     Сегодня  приезжал на разведку Коля Жильцов  - хочет устроиться к  нам в
гараж.  Пробыл  несколько часов. Пили  чай, говорили  о литературе,  о Клубе
сатиры и юмора, который нам изрядно надоел - ходим редко и с неохотой.
     У Коли язва желудка. Отчасти доволен - не пьет больше года и пишет. Его
миниатюры по-настоящему  смешны.  Начал  писать  недавно  -  до  этого  была
затянувшаяся  бурная  молодость.  Работал  электриком  в  театре,  учился  в
эстрадно-театральном училище, год шоферил в "горбушке", долго  пил, играл  в
кабаках на гитаре  и т.п. Теперь работает в  морской радиогазете,  учится на
журфаке.  Страстно  хочет писать и пишет.  Но нужны  условия - на  работе не
разбежишься, дома -  тесно, комната 15 метров  на  троих. Жена, дочка.  Теща
живет в этой же квартирке, пилит, что мало получает. Жена на стороне матери.
     Коля  ищет норку. Иногда мы  по  часу разговариваем с ним по телефону -
читаем  друг  другу  свои вещи  и  обсуждаем.  "Димка,  ты корифей!  Классно
загнул!" или: "Дохловатая фраза, дохловатая... Попробуй заменить".
     У  меня в вагончике  стояла чья-то  гитара - Коля  спел несколько своих
песен.  Никогда  не  любил  авторскую песню (за  исключением  Высоцкого), но
Колины песни понравились. Вырос на  улице Желябова - "центровой" асфальтовый
мальчик. Но  не  жулик,  не хам, не жлоб. Просто детство  и юность  прошли в
определенных условиях.  По поводу завязки  с  выпивкой сказал  так:  "Гвоздь
забил и шляпку откусил!"

     В нашем обществе  - упадок  трудовой морали. Чем богаче становимся, тем
больше  паразитов. Никто не хочет работать. Или  хотят, но  только на  себя.
Личные и общественные интересы совпадают редко.
     Идеологи мечутся между экономическими реформами и репрессивными актами,
которые  с каждым годом ужесточаются, но результатов не приносят.  Нет идеи,
объединяющей общество. Безвременье, как сказал Высоцкий, когда я брал у него
интервью. Интересное слово, впервые услышал от него.
     Может быть, потом этот  период  назовут довоенными годами?  К  надеждам
уцелеть в войне, которой отчетливо  пахнет, относятся  снисходительно: "А-а,
куда ты денешься...". И поэтому:  "Работай, не работай,  все равно ничего не
изменится. Пожить хоть немного в свое удовольствие."
     Комсомольско-молодежная  пресса  пыхтит  и  тужится,  тщится  заставить
юношей  и девушек поверить хоть во что-то. Но хрен там -  не верят... Читают
одно, а  видят другое.  Литература и искусство усиленно ищут новых героев  -
современного Павку Корчагина или Маресьева. Но не находят.  Их попросту нет.
Вынуждены  кормить публику суррогатами: плакатными секретарями  райкомов или
ударниками-бамовцами.   Телефильмы   -   если   это   не   детектив   и   не
семейно-любовная драма - никто не смотрит. Исключая тех, кому все равно, что
смотреть. Телевизор  называют ящиком для дураков.  В нем  все хорошо.  И  от
этого большинству зрителей - плохо.
     Заканчиваю на такой кислой ноте и ложусь спать.  Пески мои уже дрыхнут,
подергивают во  сне лапами  и скулят. Смотрят  свои собачьи сны -  с битвами
против  дачных псов, куском колбасы, упавшим на пол,  и рычащими "камазами",
норовящими отдавить хвост или даже лапу.

     5 апреля 1984г. Дежурю в ОТХ.
     Тепло, тает снег.  Около бетонного забора вылезла травка - еще чахлая и
бледная. Но душу радует. В соседней рощице - снег выше колена.
     Купил  книгу  Александра  Михайловича  Левидова  -  "Автор  -  образ  -
читатель", о  которой  много слышал и которую  давно хотел прочитать.  И вот
купил случайно в "Академкниге" на Литейном.
     С жадностью читаю.
     Из  книги:  "Оптимизм произведения не  создается подбором "счастливого"
конца для положительного и "несчастного" для отрицательного персонажа. Такая
обязательность  может  удовлетворить  только людей,  обладающих  примитивным
художественным вкусом".
     Бомарше: "Драматические произведения...  подобны детям. От них, зачатых
в миг  наслаждения, выношенных с трудом,  рожденных в  муках и редко живущих
столько времени, чтобы успеть отблагодарить родителей за их заботы  - от них
больше горя, чем радости".
     12-го  апреля будет  год,  как  я свободен. А сделано  мало -  сплошные
литературные   заготовки.   Нет   готовой   продукции,   если   не   считать
юмористической.
     Еще  ремонт  в  квартире  сделал.  И десять  банок огурцов собственного
урожая засолил. Отменные огурцы.
     Пригрело солнышко, и по вагончику летает разная мелкая сволочь: комары,
мухи, мошкара. Сонная и полупьяная от весны.
     "Я сказал, что с таким же  успехом можно долбить ломом льды на Северном
полюсе".
     "Это  то  же  самое,  что  пытаться   быстро  выкрасить  Литейный  мост
акварельной кисточкой", - сказал я.
     У Стругацких герой цитирует: "Только тот достигнет цели,  кто не  знает
слова страх..."

     13 апреля 1984г.
     Получил 13-ю  зарплату. Не пью. Вокруг все пьют.  Читаю и  пишу. Пишу и
читаю. Делаю некоторые выводы.
     Надо  учиться давать события,  явления  и  пейзаж  не от  автора,  а по
впечатлениям   героев.   Так   экономичнее.   Можно   показать,   что
воспринимается героем и  как воспринимается.  Следовательно, виднее и
сам герой.
     Толстой говорил: верное средство  быть  скучным  - вс