бку. При этом уронил в трубу молоток - оборвалась веревка.
     Саша Дергач пел под гитару. Андреев привез спирт  с лимонными корочками
в красивой бутылке. Пили. Танцевали. В  6 утра легли спать. В 8-30 из гаража
прибежал  сторож  Иван  -   как  бы  за  мной,  но  первым   делом  попросил
опохмелиться.
     - Что случилось? - спросил я. Мы договаривались, что он меня прикроет.
     - Да просто... Хотел узнать, как у тебя дела...
     Выпивки уже  не  было.  Пошли в гараж. Я  отпустил Ивана  домой,  а сам
дождался сменщика, подремывая.
     Пришел сторож Коля, принес  бутылку одеколона  "Бемби", предложил  мне,
нахваливая полезные качества  напитка, но  я, естественно,  отказался.  Коля
выпил четверть стакана  - в будке запахло,  как в парикмахерской. Он сказал,
что теперь,  после  подорожания  спиртного,  "Бемби" его любимый напиток. Он
брал на Новый год три флакона.
     Бывший  военный  моряк,  живет  один  в  жактовской  комнате  на  улице
Строителей. Дом  деревянный, кругом  щели, пол  проваливается,  ходить можно
только в валенках. С женой давно в разводе. В блокаду был мальчишкой, жил на
Петроградской.
     Морозы стоят 30-40. Обещают такую Якутия еще дней пять.
     Вновь пишу "Шута". Взял новую композицию - ретро.

     11 января 1987г. Сегодня -32.
     Вечером идем с Ольгой  в театр "Эксперимент", чтобы посмотреть  артиста
Олега   Зорина,   который,  возможно,  будет   инсценировать  моего  Кошкина
("Маленькая битва...")

     17 января 1987г. Деж. в гараже.
     Из рассказов Ивана Ермилова.
     Подмосковье. Шатура. Покров. Деревни с ткацкими фабриками - остались от
Саввы Морозова
     Неграмотная баба Нюра сидела в 37-м году "за агитацию".
     Отцу  Ивана  дали в 36-м  году  4 года, член партии,  начальник базы. В
тридцать девятом он  вышел,  сделал Ивана, младшего, пожил немного с семьей,
началась война, и  его  направили, как врага народа и контрреволюционера, на
трудовой   фронт  во   Владивосток,   где   он  работал  завхозом  в  лагере
военнопленных японцев (их было много после Халхин-Гола).
     Мать умерла от  водянки в 1949  году.  Она лежала на печи,  Иван спал с
ней, и она просила: "Ванюша,  походи по мне". Худенький десятилетний Иван на
коленках ползал по ее спине, делал массаж.
     Из дер. Мелисово посадили 136 мужиков, вернулись лишь двое; один из них
- Иван Петрович Ермилов - Ванин отец.
     Через год после высылки отца, к  ним приехали с  обыском.  Конфисковали
истлевшую  конскую  сбрую,  висевшую на чердаке,  и  каменные жернова ручной
мельницы,  валявшиеся  под крыльцом - два круглых камня с дыркой  посередине
для засыпки зерна - "кулацкие средства производства".
     Когда мать  умерла,  а отец  жил в Покрове,  Иван  мыкался  с сестрами.
Старшая работала на фабрике, младшие учились в школе. Спали на полу. Русская
печь дымилась, когда ее растапливали,  и дети ложились на  полу, на  тюфяки.
Дым не опускался до пола, стоял на уровне колен.
     Ваня ходил  в гости к  соседям, которые его  подкармливали.  У них была
корова  и  участок с  картошкой.  Хозяйка  числилась в колхозе,  и  им  дали
участок. Муж приторговывал ворованными с фабрики нитками и тряпками.  Сам не
воровал - лишь спекулировал.  Возил мануфактуру в Поволжье и привозил оттуда
постное масло  и другие продукты. Они  жарили  картошку на огромной чугунной
сковороде, а что не доедали, сушили на противне в духовке, ссыпали в мешки и
вешали между  русской печкой и стенкой. Ваня с  хозяйским  сыном залезал  на
печку.  "Серега,  жрать хочу!" - "А вон, бери из  мешка, вот из этого, здесь
масла побольше". Иван набивал  рот сушеной картошкой и не мог разговаривать,
только мычал.
     Ваня после 7-го  класса поступил в  ремесленное на электрика. Только  в
"ремесле" и стал  есть хлеб, до этого отдавал свой  хлеб матери, а после  ее
смерти  голодали, хлеба  почти не  видели.  Ваня стал расти,  немного окреп.
Ремесленное училище было для него как санаторий.

     24 января 1987г.
     Сегодня Ольге 30 лет. А я работаю, подмениться не удалось. Вчера вручил
ей подарки: нитку  бус из  голубого кварцевого  переливта и агатовый брелок,
купленные в магазине "Полярная звезда"  на  Старо-Невском.  Максимка написал
маме открытку, которую вручил сегодня утром.
     В  газетах  - сплошная  критика.  Все  бросились  критиковать  прошлое:
формализм,  казенщину,  приписки.  Комсомольские   секретари,  зажиревшие  в
креслах, усердствуют в новых призывах к обновлению, ускорению и перестройке.
     Беспокоят меня кишечник и изжога с резью в желудке.  Хожу по врачам, но
дело это  настолько  долгое,  что  скорее  помрешь,  чем  поставят  диагноз.
Анализы,  очереди, теперь врач болеет. Хожу почти три месяца. Пью лекарства,
вроде легче, но сейчас резь в желудке и опять изжога.
     Тонус  скачет по синусоиде. Работаю над "Шутом" урывками. Вчера за пять
часов напечатал только три абзаца.

     28 января 1987г.
     Настроение хреновое  - беспокоит живот.  Ходил к  врачу -  добавили еще
один диагноз,  правда, с вопросительным  знаком: язвенная  болезнь желудка и
двенадцатиперстной  кишки. Выписали  новые лекарства. Нужен  рентген и новые
анализы. Слабость, вялость, тяжесть в животе, пишется плохо.
     Песни Бориса Гребенщикова уже звучат по радио и ТВ.

     5 марта 1987г.
     Больше месяца не писал в дневник.
     7-го февраля случилось в нашей семье "чп".
     Я отвез  Ольгу  на "скорой помощи" в больницу с перитонитом. И  получил
обратно  лишь  28-го.  Делали тяжелую  операцию. Как сказали потом врачи, ее
жизнь была  на волоске: привези мы ее несколькими минутами позже, и операция
бы не понадобилась.
     У нее  побаливал  живот  - женские  дела. Сходила  к врачу - определили
воспаление придатков, прописали  уколы.  Все равно болит. В  тот вечер  я, к
счастью,  был  дома. Она лежала на тахте,  я  сидел  на  кухне за  машинкой.
Заходил к ней -  "Как дела?" -  "Ничего..." Смотрю - угасает, потом слезы из
глаз  и  все:  "Ничего...". Я  накрутил  номер  "скорой", меня  отправили  в
"неотложку" - машина будет в течении часа.  Я опять  в  "скорую" - поговорил
резко - приехали. Молодой парень, пока  руки мыл, пока осторожно выспрашивал
историю недуга - Ольга бледнеет, хотя и храбрится.
     - Ну что, - спрашивает врачишка, - поедете в больницу?
     Ольга пожимает плечами.
     - Поедет! - говорю. - Забирайте немедленно. Вы что, не видите?
     - Сейчас вызовем транспорт.
     Вызвал.  Я  быстро   одел  Максима,   собрался   сам.   Приехал  парень
грузинистого вида, принес носилки. Я сразу дал ему две пачки индийского чая:
"Давай, кацо, быстро! Мы с тобой поедем".
     - Не положено, - говорит.
     - Знаю, что не положено. Я ее одну не оставлю. Едем!
     Повезли нас в больницу Коняшина, на Московский проспект.
     Ольга уже зеленеет. Как в приемном покое  ее увидели  - одежду сорвали,
одеялом прикрыли и на тележку. Я с этой тележкой  и бежал, помогал на пандус
въехать,  в  лифт,   до  самой   операционной.  Один   раз  прямо  на  улице
остановились,  медсестра у нее  быстро кровь  взяла  -  и  дальше! Максима в
приемном покое нянечкам оставил.
     До четырех ночи по больнице бродил. Максима тесть забрал.
     Прооперировали. Перитонит. Что-то там лопнуло, и гной уже растекался.
     -  Хорошо, - говорят,  -  что операционная была не  занята.  Вовремя вы
успели...
     Вернулся  домой, поспал  немного,  утром тапочки  взял и поехал к ней в
реанимацию.  С  медсестрами договорился,  дал шоколадок,  они  показали, где
вход. "Пять  минут, - говорят, - не  больше.  И мы  ничего не знаем, вы сами
пришли". Вхожу  - сумрачный  свет из окон, капельницы блестят, лицо на койке
бледнеет. Остановился у двери - одно ухо в палату, другое в коридор.
     - Привет! - говорю. - Жива?
     - Жива...
     - Как себя чувствуешь?
     - Ничего... - И что-то голос у нее изменился, не ее голос.
     - Ольга, - говорю, - это ты?
     - Нет, я не Ольга. Тут рядом еще одна комната есть...
     - Извините. Поправляйтесь...
     Нашел  Ольгу,  поговорили  чуток. Лицо  в  капельках  пота,  но  уже не
бледное. Чмокнул. Ушел. Дождался лечащего врача. Поговорили...
     Три недели жили вдвоем с Максимом. Ольга поправлялась плохо,  доставали
дефицитные лекарства, нервничали, приводили  знакомых врачей из ВМА, подняли
на ноги всех, кого могли, ежедневно ходили в больницу.
     Вспоминать неохота - тяжело.
     Максим вел себя  образцово: помогал  мне, рано  ложился  спать  и  рано
вставал  без  капризов,  в  семь  часов,  т.к.  меня  послали  на  курсы  по
эксплуатации  газобалонных  автомобилей,  и я десять дней ездил на  Болотную
улицу к 9 утра.
     Вечерами, когда стало спокойней с Ольгой, срочно  перепечатывал повесть
для  сборника  - сокращал со 140 стр. до  90.  Спал мало и отоспался  лишь с
окончанием курсов и возвращением жены. Слава Богу!
     Морозно.
     У меня обнаружили гастрит и  колит.  Глотал зонд  с лампочкой на конце.
Это было 10 февраля, когда Ольга еще лежала в больнице.
     Сейчас Ольга дома, ходит еле-еле. Но уже лучше.
     Много интересного в журналах "Новый мир" и "Нева".

     16 апреля 1987г. Зеленогорск.
     Вчера перебрался на дачу. Полдня устраивался: закупал продукты, наносил
в баки воды, сменил постельное белье, прибрался в доме, затопил печку.
     Потом  обложил кирпичами  буржуйку  в  теплице,  сделал  дополнительные
стеллажи.   Обледенелые   кирпичи   откапывал  из-под   снега  -   некоторые
раскололись.
     Вечером сажал рассаду: капусту,  астру. Пытался топить буржуйку углем -
получается плохо. Много воды, хожу в сапогах.
     "Шут" стоит на 125 стр.

     "Вода  такая  чистая,  что  белье  можно стирать",  -  сказала женщина,
проходя мимо ручья с талой водой.

     Дядя  Вася (Василий Захарович Евстигнеев)  рассказывал, как в 1939 году
он опоздал  на работу - фабрика "Красный  партизан" на  6-й  Красноармейской
улице, там делали гармони и прочий музыкальный инструмент.
     Законы были такие: 21 минута  опоздания  - 6 мес.  тюрьмы; 3  раза по 5
минут - тюрьма; 15 минут - принудительные работы.
     Вася пошел к знакомым ребятам на соседний участок - через улицу, и  они
привезли  его  на фабрику мимо вахтера в  ящике для гармоней. Рост дяди Васи
сейчас - 150 см. Тогда был еще меньше. Начальнику Вася сказал,  что все утро
сидел в  туалете на горшке. У него был  свой ключ от помещения, где он варил
лак из спирта. Марку с доски он никогда не брал, потому что всегда  приходил
раньше и шел через ворота, а  не мимо вахтера. Его вызвали на комиссию - был
допрос, и он давал показания. Он учился в  вечернем техникуме. Его ценили за
трезвость - он восемь  месяцев  отработал на соблазнительной  должности, где
люди не держались и восьми дней.
     Сегодня  дядя  Вася  дежурит последний раз - его увольняют  за пьянку в
предыдущее дежурство.

     17 апреля 1987г.
     Полетели, поскакали денечки. Утро - вечер. Вечер - утро.
     Сегодня привез за два раза рассаду с веранды Шуры В. из Лахты. Везли на
старой  "Волге"  с  оленем  на капоте,  сняв  заднее  сиденье.  Примерно  40
помидорных ящиков.
     Чтобы  узнать человека,  надо с ним поработать за деньги. А  потом  эти
деньги поделить.
     Шура,  узнав  зимой, что  в прошлом  году я занимался рассадой, и отдал
солидные долги, загорелся идеей и предложил свою веранду на втором этаже для
раннего  засева  рассады. Попросился в  долю. Он  живет в жактовском доме  с
женой и дочкой-подростком, площадь досталась ему от бабушки, сам он закончил
институт физкультуры. Пишет неплохие рассказы. В мастерской прозы его ругали
- я хвалил. Подружились.
     И вот Шура стал моим компаньоном. Я привез пленку, и мы натянули ее для
утепления поверх рам на  веранде.  Шура принес бруски  из  сарая - сколотили
стеллажи.  Я  отнес  коробку  конфет  девчонкам в оранжерею, что на  окраине
поселка, и  привез на  санках пустые ящики  и два  мешка с  торфяной смесью.
Девчонкам я сказал, что будем выращивать цветочную  рассаду для школы. Шура,
узнав об этом, схватился  за голову: "Кто тебя  просил так  говорить! У меня
жена  работает в школе! Мы  пропали! Они  могли видеть, в какой дом ты повез
санки, нас все знают... Это же нетрудовые доходы!"
     Я огорчился своей случайной оплошностью и попытался его  подбодрить. Не
вышло  - Шура убивался целый  день, пока мы перекладывали  землю  в ящики, и
даже обронил фразу:  "Да, зря я  в это ввязался..."  Нехороший такой сигнал,
который я расценил как  случайный.  Но нет. Скоро сигналы посыпались, как из
телетайпа.
     - Послушай, старик,  мне хотелось бы  твердо знать, сколько я получу за
все свои неудобства.
     - Не знаю,  -  честно отвечал  я.  - Не  будем  делить  шкуру неубитого
медведя. Рассаду надо вырастить, а потом продать.
     - Не, ну хотя бы примерно... Тысчонка-то выйдет? Чтоб мне как раз долги
отдать.
     Я призадумался.
     - Ты посмотри... - Шура стал перечислять свои расходы и неудобства.
     Повышенный расход угля в котле, потому что открыта  дверь из комнаты на
веранду.  Бруски,  которые  он  дал  для  стеллажей,  гвозди. "А  они  денег
стоят!.." Два раза в день  надо  греть воду для поливки  рассады - он мешает
жене на кухне, расходует газ. Надо поливать - это каждый день по часу, он не
может никуда  уйти вечером. Дочку пришлось перевести в комнату жены... А это
мешает личной жизни супругов...
     - Сколько стоит уголь? - Я хотел взять эти расходы на себя.
     -  Стоит  он  не  много,  шестнадцать рублей тонна,  но надо  привезти,
разгрузить, перебрать, просеять... Это все труд. Машину надо оплатить  - как
минимум тридцатка...
     Я понял, что  Шура  зануда, но  обратного пути  не было  - рассада  уже
подрастала, и деть мне ее было некуда. На даче не  разместить. Темно на даче
- нет солнечной веранды. Если только в ударном темпе теплицу выстроить...
     - А сколько ты считаешь, уйдет дополнительно угля на рассаду? - До чего
мне не хотелось лезть в эти разговоры, но пришлось.
     - Ну,  старик, я не  знаю... Тут надо смотреть  все  в комплексе. Такая
веранда, если ее  сдавать  вместе  с  комнатой, потому что  они смежные, как
минимум пятьсот за лето. У меня же телефон, водопровод... И место классное -
залив недалеко.
     -  Шура,  прикинь, пожалуйста, свои  прямые  расходы  на  бумажке, и мы
поговорим. Аренда помещения на месяц, расход газа, угля, электричества, свои
труды...
     - Не, ну так ты чего,  хочешь  меня краем обнести? - заныл Шура. - Я же
не просто тебе  сдаю,  я  в  процессе  участвую...  Тут же  надо  и  прибыль
учитывать...
     - Нет еще прибыли! Что о ней говорить!
     - Не, ну ты не горячись, я же понимаю... Я человек житейский. Но ты мне
приблизительно скажи, за что я  горбачусь -  тысчонка-то будет? Мне же долги
отдавать надо. Жена уже запилила...
     Достал он меня с этой тысчонкой! Никак, по моим понятиям, тысчонка  ему
не  светила.  Ну  никак.  От силы  - рублей  триста,  за  тот  месяц,  что я
планировал держать у него рассаду.
     Шура звонил мне пять раз на дню и рассказывал,  как ведет себя рассада.
Три  раза в неделю  я  приезжал один  или  с Ольгой  подкармливать  растения
селитрой,  фосфатами  и калием.  Щура ходил рядом  и бубнил  в свою  пользу:
"Только  я  вчера  собрался сходить  в  теннис поиграть,  как вспомнил,  что
поливать надо.  А  партнер такой  интересный  намечался... Сорвалось".  Даже
дочка стала хуже учиться  из-за рассады. И пианино, от раскрытой  на веранду
двери стало фальшивить - придется настройщика вызывать. А это деньги...
     И  вот я с Иваном в темпе выстроил вторую теплицу и увез рассаду. Можно
было  бы и перетерпеть  скулеж,  но  Шура  сказал, что  соседи  на него  уже
косятся, могут настучать участковому... А с ним надо разбираться... Счет мне
Шура так и не выставил. Наверное, соображал - что еще кроме  пианино, взятки
участковому и разлада в семейной жизни следует туда включить.
     Шура выпросил у меня сто рублей авансом.
     В конце марта начали совместное дело - в середине апреля закончили.
     Пленку я оставил ему для парников - если соберется сделать.
     Лично мне это сотрудничество  - если считать по  методу Шуры - принесло
убытки:   строительство   теплицы,  буржуйка,  перевозка  рассады  (пришлось
нанимать  легковушку,  чтобы  не  заморозить растения)  плюс  разъединение с
семьей. Может, у меня теперь тоже  начнется разлад в личной  жизни? А Максим
станет плохо  вести себя в садике, потому что папа свинтил на дачу? В случае
чего - выставлю Шуре встречный счет.
     Сейчас  23-40.  Помидорную рассаду  я занес на ночь  в  дом,  остальную
оставил  в теплице,  которую  топлю  углем.  На  всякий случай поместил туда
трамвайную  печку - резервное тепло.  Ночью надо встать,  подкинуть уголька.
Четыре ведра угля я принес от железной дороги - собирал между шпал.
     По  телевизору  - концерт  для  делегатов  комсомольского  съезда. Поет
Леонтьев, остро шутят "КВН-щики", но их шутки воспринимаются как должное.
     Подкормил помидорную рассаду селитрой, вид у нее дохловатый.
     Пью боржоми, ем яблоки, мясо, которое привезла мне Ольга, и кофе пью, и
чай. Писать некогда при такой жизни. "Шут" лежит, машинку не распаковывал.
     Вчера  лег спать в  1-30. Сегодня  даже  не побрился, чего давно уже не
случалось.
     Завтра на работу в гараж.
     Пожалуй, побреюсь сейчас - потрогал щетину, и стало противно.
     Побрился. Снял, наконец-то, сапоги, приладил сушиться на колья у печки,
голенищами вниз.
     Скоро вновь пришлось надевать. Они были теплые.
     Вышел на крыльцо, смотрел на низкие звезды и увидел движущуюся с Юга на
Север светящуюся точку. Постоял,  не отрывая  взгляда от звезд, и увидел еще
одну: она  двигалась с  Севера на  Юго-Восток.  Может, спутники,  освещенные
солнцем,  может,  высоко  летящие  патрульные самолеты  - кто их  знает.  Но
падающей звезды не дождался.
     Вставать завтра  рано. И  ночью  вставать.  Учусь  топить  печку углем.
Сложное дело, если нет учителя.

     21 апреля 1987г. Зел-к.
     Нет  времени.  Ужинаю  и  пишу:  одной  рукой  держу  ложку,  другой  -
авторучку.
     Приходил телемастер, приятель Ивана. Работал 6 часов и рассказывал, как
работают и живут в Финляндии, в кот. он побывал  в 1980г. Других  разговоров
он  почти  не  вел,  все сворачивал к Финляндии.  За 6  часов  он успел  мне
надоесть.  Сделал ТВ еще хуже - полоса экрана  превратилась в щелочку: виден
только  живот  человека,  головы  и ног нет. Говорил,  что  двоюродный  брат
приглашал его остаться в Финляндии телемастером или радиомехаником - "Деньги
бешеные!"
     Ушел, взяв 5 руб. на покупку какой-то детали.
     Весь день болела  голова  - от дыма, наверное. Спал ночью 3 часа. Днем,
после  ухода ТВ-мастера - лег  подремать. Пришел пьяненький  Ваня  со  своей
женой  Тамарой,  которой  сегодня  40  лет,  и  стал объяснять,  что ее надо
обязательно  поздравить  -  у  нее  день рождения.  С  ним была Чернышка  на
поводке.
     - С Чернышкой-то поздоровайся!
     - Привет, Чернышка, - сказал я, держась за больную голову. В ней что-то
пульсировало. - Извини, Ваня - я нездоров. - И пошел в кровать.
     Ваня попросил "какой-нибудь бокальчик", намереваясь выпить за столом на
улице.
     - Да и ты давай, брось придуривать. Сухого надо выпить.
     Я знал, что  после выпивки начнутся  бесконечные разговоры и мне от них
будет не избавиться.
     - Ваня, ты что, ко мне за стаканом пришел? У меня разве распивочная?
     Пришла Тамара  из туалета и защебетала - ой,  какой потолок интересный,
его надо покрыть лаком, почему вы не покрываете лаком? Я лежал под одеялом -
больно было открыть глаза.
     - Пойдем, пойдем, нас не принимают, - обиделся Ваня. - Чернышка, пошли.
     Заснуть уже не удалось. К вечеру голове стало полегче.

     23 апреля 1987. Зеленогорск.
     Вдоль забора  ползает и шуршит сухими листьями давнишний знакомый - еж.
Папа-еж, должно быть.

     9  мая 1987г.  Зел