Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
Нет, спасибо. Завязывать, так завязывать.
Как писал Юрий Нагибин - русскую литературу создавали трезвые головы.
Грею на плитке миску с Ольгиным вегетарианским овощным супом. Отличный
она варит суп по маминому рецепту. Умница. К нему припасена веточка петрушки
и полголовки чеснока (Дима Вавилов угостил). Чеснок сочный и особенный. Вся
головка целиковая, без разделения на зубцы. Обнаруживается, что нет большой
ложки. Кто-то увел. Придется есть суп чайной.
Написал и отпечатал юмореску "Психотерапия". Мне нравится. По крайней
мере - смешно.
26 сентября 1982г.
Я уже в комендатуре. Прошел проверку, собираюсь ложиться спать. Сегодня
после дежурства смотался домой, и мы с Ольгой съездили в зеленогорский лес
на несколько часов.
Вместо Коли Максимова к нам в квартиру поселили паренька - Сашку
Померанцева, 3 года. Работал фотографом в НИИ, пропил что-то из казенной
фототехники. Интеллигентного вида, небольшого расточка, очки.
3 октября 1982г.
Второй день в отпуске, но пришлось выйти на дежурство за Славку
Вчера были у Эли. Там собирались все наши. Сестры, их дети. И Татьяна с
Маришкой.
Ольга не поехала, узнав, что будет Татьяна. Та в свою очередь вела себя
подчеркнуто-непринужденно, много хохотала, и мне показалось, что моя химия,
мое нынешнее угнетенное состояние ей в радость: вот, дескать, муженек мой
бывший, я то весела и свободна, а ты в дерьме.
Под окнами ходит черная, как копировальная бумага, ворона. Она ходит
медленно и важно. Торкается в воздух головой. Похожа на человека с
завязанными за спиной руками.
5 октября 1982г.
Начал читать В. Маканина. Прочитал два рассказа. Симпатично. Но не в
прямом смысле. В прямом смысле - тяжело на душе после них, но поэтому и
хорошо.
9 октября 1982г.
6 октября ездили на Северное, к Валере.
Джексон поехал со своей новой знакомой. Дура лет 22-х. Из города
Кировска. Живет в Л-де по лимитной прописке, работает сторожем. Модно одета.
Козочка. Сельский говорок. Капризная, нетерпеливая, как ребенок. Зачем он ее
повез к Валере? Она его знать не знает.
Ребята на кладбище выпили бутылку водки. Я не пил. Потом взяли в
Парголово 2 бут. венгерского вермута и стали решать - куда податься? Я
пригласил к себе. Мих соглашался. Джексон с козочкой рвались в пивной бар. Я
их понимаю. Там знакомые, мальчики, шуточки, разговорчики. Там не поговоришь
- там поболтаешь. А нам с Михом хотелось продолжить начатый разговор - давно
не виделись.
Тогда я предложил в мороженицу. Кофе, мороженое. Поговорим. Выяснилось,
что Джексон никогда не ходил в такие заведения, а козочка заявила, что
мороженое не любит. И хоть была, как я понимаю, без права голоса в нашей
компании, пыталась верховодить и помыкать Джексоном. У нее получалось и
получилось.
Мы с Михом и литровой бутылью вермута поехали в наш старый район -
Смольнинский, где достаточно морожениц, а Джексон с козой и второй бутылью -
в пивной бар на канал Грибоедова.
Мы посидели в кафешке на углу Суворовского и 3-й Советской (там в
четвертом классе Сашка Майоров на спор выпил пять стаканов газировки без
сиропа) и побродили по улицам, где прошло наше детство. Подошли к школе, где
учились до 8-го класса. Там теперь снабженческая организация. Вспомнили, как
Сашка Майоров вылил после урока рисования ведро с водой, в которой мы
промывали кисточки, на дядьку, стоявшего на крылечке у квартиры завхоза.
Говорят, Сашка играет на своей флейте-пикколо в оркестре Мариинки. Стали
вспоминать, кто с кем дрался в школе. Мих насчитал пяток одноклассников,
включая меня. Выяснилось, что я передрался со всеми пацанами из нашего
класса, кроме Сашки Авидона и Марика Темкина. И каких-то двух клопов,
которые временно учились в нашем классе. Вспомнили, как нарвались на битки в
Парке Ленина после школьного бала в Театре Ленинского комсомола. Я там на
спор пригласил чемпионку мира по гимнастике Наталью Кучинскую. Мих этот спор
почему-то не помнил.
Нашли глазами карниз, по которому ходили, стараясь не наступить на
голубиный помет, чтобы не оскользнуться.
Зашли в школьный двор. Темно, парень гулял с собакой. Сараи, по крышам
которых мы бегали на переменках, снесены. В одном из сараев стоял трофейный
"опель-капитан" с кожаным откидным верхом, и мы жадно ели его глазами, если
хозяин выводил его из стойла и копался в моторе. Иногда нам разрешали по
очереди посидеть за рулем. Незабываемый запах бензина, масла, железа, кожи.
Парень поглядывал на нас и прислушивался к разговору. Вполне может
быть, что я или Мих вручали ему, первоклашке, цветы в этом дворе на
торжественной линейке 1-го сентября. И я подумал, что если он вырос здесь,
то надо спросить про наших учителей, и кто преподавал ему, например,
арифметику и физику. Он и сам, похоже, хотел вступить в разговор, но
собака-боксер с фырканьем потрусила к овчарке на газоне, и он побежал за
ней. Нашли окна нашего 1 "Г" класса на четвертом этаже. Вспомнили Ольгу
Константиновну - нашу первую учительницу, ребят, девчонок. Хорошо бы снова
собраться, как в 1974, десять лет назад. Тогда собирались в моей комнате на
Петроградской, я продал джинсы-колокола за 50 рублей, привезенные из
Венгрии, и организовал костяк стола - ждал Ирку Епифанову. И она была,
принесла бутылку рислинга и пластинку Тухманова - лично мне. Я нес какую-то
умную ерунду, станцевал с ней пару танцев, вел себя сковано, и она ушла рано
- ждали муж и малыха-дочка.
Зашли во двор дома, где жил Мих. Повспоминали.
В своем дворе Мих и допил вермут.
Я посадил его на автобус на Лиговке и поехал домой.
Я не пил, но от компании и разговоров захмелел вместе с ним. Ольга
удивилась, что я приехал трезвый. Еще посидел на кухне и попытался писать.
10 октября 1982.
Ездили с Ольгой в Зеленогорск. Ходили за грибами. Странно, но нашли.
Горькушки, финские зеленые сыроежки.
Максим у дедушки с бабушкой.
Денек выдался солнечный, но с прохладцей. Золотая осень. Запомнились
сумерки в лесу.
Солнце село за дальний лес, а у нас, на горе, светились золотом
верхушки берез. Под ногами темно, в воздухе густеет мрак, а посмотришь
наверх - свет, золотистый свет. Мертвые, угрюмые муравейники. Как круглые
шляпки дотов. Ходы еще не закрыты, но жильцов не видно.
Ольга сказала:
- Наверное, все дела за день сделали и отдыхают.
- Телевизоры смотрят, - поддержал я.
Поговорили о том, есть ли в муравейнике главный муравей - начальник
муравейника. И есть ли у него замы. Сколько, по каким вопросам? И как у
муравьев с женами и квартирами.
Зашли на кладбище. Посидели, помолчали. Я ждал белочку с черными
глазами и сиреневой холкой, но она не пришла.
Вечером ходили на залив. Темно. Маяки хорошо видны. Вода чуть слышно
плещется о стенки ковша. Посреди моря, но на взгляд близко, зажигались по
очереди два рубиновых фонаря. И гасли медленно. Кронштадт светился неясно,
как из-под воды.
11 октября 1982г.
Я в отпуске.
Рассказал Ольге эпизод из своей молодости, когда мы с покойным Валерой,
дав в кафе "Рим" рубль гардеробщику, сдавали свои куртки в забитый гардероб.
Валера при этом трепался с двумя девицами, которым тоже хотелось в бар. Но
мест в гардеробе не было. Девицы канючили, обращаясь к Валере как к более
представительному из нас: "Повешайте пальто. Повешайте пальто..." Валера
трепался просто так, по привычке, без дальнейшего прицела - было видно, что
девчонки лимитчицы и сидеть с ними весь вечер не входило в наши планы. Мы
уже были слегка поддатые и, как всегда, обсуждали аспирантские дела.
"Повешайте пальто" стало потом нашей фразой для внутреннего пользования. Об
этой выдающейся фразе я и рассказал Ольге.
Ольга усмехнулась и сказала, что во всех моих рассказах, где
присутствуют девушки, я нахожусь на втором или даже третьем плане. Мои
друзья беседуют с девушками, куда-то их приглашают, а я стою себе тихонечко
- равнодушный, как буфет, и в лучшем случае улыбаюсь невинно. Вот что
сказала мне Ольга.
Отпуск летит. Стремительно мчится к финишу. Работал до часу ночи.
Долбал статью "Записки книгонелюба". Ольга завтра работает. Макс приболел -
простуда. Первую половину дня буду с ним один. Потом придет теща. Поеду по
редакциям и в другие места. Дел много.
Ничто так не угнетает меня, как отсутствие денег и насморк, сказал я
однажды. На сегодняшний день оба компонента угнетения вольной души налицо.
Клен под нашими окнами облетел за считанные дни. На кривых ветвях
остался десяток желто-зеленых листочков и стрекозиные крылышки семян. Тоже
желтые. Но с красноватым оттенком.
Через дорогу, напротив нашего дома, заброшенное Смоленское кладбище.
Река Смоленка. Вода в ней кажется зеленой от заросших травой берегов и
нависших крон деревьев. По зеленой воде плавают серые утки. Церковь. По
вечерам слышны колокола. За Смоленкой - многоэтажное здание НИИ с шаром. В
шаре, говорят, конференц-зал. Неподалеку, на берегу залива, фешенебельная
гостиница "Прибалтийская", строили шведы. Я был там в ресторане, когда
ухаживал за Ольгой. Попросил принести мне стакан молока - не пил и
выпендривался. Ольга с подружкой пили шампанское. Молоко принесли, накрытое
салфеткой. Я объяснил девушкам, что у меня завтра важный доклад на заседании
кафедры, боюсь напиться. Улицы - Кораблестроителей, Нахимова, Детская
(наша). Раньше здесь дымили паром болота и охотники палили в уток.
На Смоленском кладбище затерялась могила няни Пушкина. Там же художник
Маковский и прочие герои России. Могила родителей Косыгина - ухоженная,
охраняемая милицией. Я водил Ольгу по темному кладбищу, когда ухаживал за
ней, и мы заходили в заброшенные склепы и часовни. Целовались. Темные ограды
обелисков на белом снегу. Черные дырочки собачьих следов. И теплая шуба
Ольги, под которой я грел после снежков руки.
14 октября 1982г.
Ездил к Аркадию Спичке в редакцию. Из восьми предложенных мною юморесок
взял четыре. Остальные, как он выразился, хороши, но не пройдут. Цензура,
коньюнктура и прочие соображения, в которые он меня не посвятил, но сказал,
что сам от них устал. Есть простые понятия, сказал он - смешно, не смешно,
умно или пошло; мне твои вещи нравятся, но начальство везде видит подвох и
подкоп, потому и проблемы с печатанием. Если я тебя сейчас засвечу, как
критикана и очернителя, от тебя шарахаться будут, даже если ты принесешь
сказку про Курочку Рябу. Одним словом, терпи, казак - атаманом будешь. Так,
кстати, любил поговаривать мой покойный родитель...
16 октября 1982г.
Сегодня ездил к Молодцовым под Тосно - помогал копать траншею для
фундамента. Моросило. Промокли. Во время сильных шквалов прятались в
туалете. Это пока единственное строение на их участке.
Молодцов рассуждал о музыкантах, дирижерах и прочих творческих
работниках. У них, дескать, лица одухотворенные, творческие. Конечно... Он с
утра встанет, кофе выпьет, коньячком опохмелится, на свое хреновине поиграет
(муз. инструмент) и думает - какую бы бабу ему сегодня притиснуть? К кому бы
под юбку залезть? И все заботы. А посади его управляющим трестом и увидишь,
какое одухотворенное лицо у него будет к концу квартала или года, когда
придет время за объемы отчитываться. Главк жмет, Обком теребит, исполком
вздохнуть не дает, народный контроль на хвосте сидит. Да... Критиковать
строителей все любят... "Жизнь, как у графина - всяк норовит взять за
горло", - пошутил Саня.
Написал рассказик "Как поступить в театральный", для конкурса об
искусстве в газете "Смена". В понедельник надо сдать. Писал два часа, ночью.
Писалось легко, потому что сюжет видел от начала и до конца. Дело было за
словами.
Купил книгу "Литературные заботы" С. Залыгина. Читаю. Это сборник
статей и речей о литературе. Самого Залыгина, автора романов и повестей о
гражданской войне в Сибири и др. сибириад, не читал.
Ольга сделала мне выговор за эту покупку - нет денег! Отдал за нее
заначеный рубль.
Написать рассказик, как некто, инженер Имярек писал рассказы для
многотиражки о своих коллегах. И что из этого получалось.
Концовки пока не вижу. Но завязка есть. Буду ждать озарения.
Не даются мне "Записки книгонелюба". Отпуск на исходе, а я не добавил к
ним ни одной толковой строчки. Разгребаю текучку, пишу юморески и успокаиваю
себя тем, что коль не лежит душа, то нечего и браться. Только испортишь.
Написал "Концерт" несколько дней назад. Сейчас прочитал - показалось
вяло. Требуется сокращение.
24 октября 1982г.
Последний день отпуска. Приболела Ольга. Температура, кашель.
Договорился с Яковом Соломоновичем Липковичем, что пошлю ему "Записки"
в конце недели или начале следующей, но пока материал не готов. Надо
дописать страниц 7-8 и перепечатать.
Сегодня весь день провел в домашних хлопотах.
Что я сделал?..
Дважды гулял с Максимом. Сходил с ним же в магазин.
Консервировали с Ольгой помидоры, которые я случайно купил.
Накормил ее и себя и обедом.
Поколдовал с домашним вином из черноплодки.
Заквасили капусту.
Отделал для "Литературки" шутливый экономический проект "В резерве -
бревно". Завтра отошлю.
Правил текст "Книгонелюба".
Развесил сушиться пеленки.
Разобрал антресоли в туалете.
Все...
Ушел весь день и два часа следующих суток. Сейчас начало третьего.
Ложусь спать.
30 октября 1982г.
На прошлой неделе ходили с Ольгой в Дом писателя на вечер сатиры и
юмора в Белый зал. Устроил билеты Аркадий Спичка. Он же посоветовал мне
ходить в клуб сатириков при Дворце культуры железнодорожников - общаться. На
мой взгляд, это следовало сделать давно. Творческое общение еще никому не
мешало.
"Книгонелюбы" идут со скрипом. Смущает очевидность излагаемых фактов и
нелады с компоновкой. Бытовые сценки и высокие рассуждения плохо вяжутся.
В комендатуре особых новостей нет. Мышиная возня. Но гнетет она,
комендатура. Махоркин предложил мне место в Совете общежития - председателя
учебной секции - то, с чего я начинал. С удовольствием согласился.
Удовольствие вижу в том, что гораздо меньше хлопот чем у председателя. А
эффект для личного дела одинаковый - занимался общественной работой.
Генка пьет, прогуливает работу.
Балбуцкий - неизвестно где.
Читаю одновременно: А.Житинского - его первую книгу прозы "Голоса",
"Редактирование отдельных видов литературы", книгу "А.Ф. Кони" (о нем), "Это
простое и сложное кино" Д. Булишкина и Сергеева-Ценского - "Трудитесь много
и радостно", сб. статей.
Коля Максимов прислал письмо с зоны (No5). Еще не читал - оно у
начальника отряда.
У нас в комендатуре, в нашей квартире, когда обнаруживается какая-то
неаккуратность, то виновником ее обязательно оказывается отсутствующий
жилец. Я спросил: кто повесил мое полотенце для ног на кухню?
- Балбуцкий, наверное. Кто же еще? - в один голос ответили Коля, Гена и
Сашка. (Сашка живет у нас пятым, но т.к. кто-нибудь всегда отсутствует, то
спать ему находится где).
Когда Коля Лысов болел дома, найденный под столом окурок приписывался
его неаккуратности.
- Коля, наверное. Он здесь на днях сидел, курил. Известный разгильдяй.
Нет Генки, и грязная посуда - его рук дело.
- Генка... Кто же еще!.. Он никогда посуду за собой не вымоет!
Так как я чаще других отсутствую, то наверняка держу первенство по
разгильдяйству и неаккуратности в нашей квартире. А как же иначе?..
Толстой высказывал мысль, что в каждом литературной произведении
следует различать "три элемента:
самый главный - это содержание,
затем любовь автора к своему предмету
и, наконец, техника.
Только гармония содержания и любви дают полноту произведению, и тогда
обыкновенно третий элемент - техника - достигает известного совершенства сам
собой."
По словам Кони, Толстой сказал, что в произведениях Тургенева, в
сущности, немного содержания, но большая любовь к своему предмету и
великолепная техника.
Достоевский - огромное содержание, но никакой техники.
Некрасов - есть содержание и техника, но нет элемента действительной
любви.
3 ноября 1982г.
Рассказ А.Житинского "Прыжок в высоту" состоит из одного предложения.
Точнее, написан с одной заглавной буквой - в начале. Рассказ на четырех
книжных страницах. Хороший текст. И название символическое.
Вспомнил, как Коля Максимов рассказывал о своем сидении в "Крестах".
1) Переговоры между камерами через унитазы. Надо вычерпать воду и
кричать в унитаз, как в микрофон - звук идет по трубам. Охрана делает так,
чтобы из бачка всегда лилась вода.
2) Как чифирят, если есть чай и кружка. Из одежды дергают нитки,
скручивают фитиль, и на нем кипятят чай.
3) Распускают капроновые носки на разноцветные нитки, и плетут из них
оболочку-корпус для шариковых ручек.
4) Старые зеки рассказывали, как раньше делали в камере карты (стирки).
Из кожаного ботинка извлекали железку, которая соединяет каблук с подошвой -
супинатор. Затачивали ее о каменный пол и получали косой нож. Из размокшего
хлеба готовили клейкую массу. Из газет и журналов выбирали чистые куски
бумаги, размером с крупную почтовую марку и склеивали из них заготовки для
карт. Из резинового каблука вырезали штампы карточных мастей: пики, буби...
Коптили их на спичке и печатали на картах. И т.д. Очень сложный и долгий
процесс.
Прочитал в "Лит. учебе" рассказ Михаила Веллера - "Учитель". Веллера я
встречал на страницах "Искорки", у него там печаталась фантастическая
повесть.
Веллеру - 33.
В "Учителе" Веллер описывает наставления старого литератора, Мастера,
молодому подмастерью.
Вот некоторые поучения, позволяющие сберечь время, азбука.
- Выкидывай все, что можно выкинуть. Своди страницу в абзац, а абзац -
в предложение!
- Никаких украшения! Никаких повторов! Ищи синонимы, заменяй
повторяющиеся на странице слова чем хочешь!
Никаких "что" и "чтобы", "если" и "следовательно", "так" и "который".
(Еще "был" - запретное слово)
Не суетись и не умствуй: прослушивай внимательно свое нутро, пока
камертон не откликнется на истинную, единственную ноту.
Не нагромождай детали - тебе кажется, что они уточняют, а на самом деле
они отвлекают от точного изображения. Скупость текста - это богатство
восприятия.
Синтаксис. Восемь знаков препинания способны делать с текстом что
угодно. Изменяй смысл текста на обратный только синтаксисом. Пробуй,
перегибай палку, ищи. Почитай Стерна (?), Лермонтова.
Акутагава - японец. Прочитать!
Стерн - англичанин?
Экклезиаст. Древний?
Обязательно найти и прочитать!
Прием асов: ружье, которое не стреляет.
"Лишняя деталь". Умение одной деталью давать неизмеримую глубину
подтексту, ощущение неисчерпаемости всех факторов происходящего.
- Вставляй лишние, ненужные по смыслу слова. Но так, чтобы без этих
слов пропадал смак фразы. Пример - "Мольер" Булгакова.
- Вещь должна читаться в один присест. Исключение - беллетристика:
детектив, авантюра, ах-любовь.
2 ноября 1982г.
Я в казарме. Максим у бабки с дедкой. Ольга, надо полагать, дома?..
Завтра мною затыкают д