алы, и в конторах "Эллис & Аллан"  ма-
ленький Эдгар рано приохотился к шотландским и английским иллюстрирован-
ным изданиям и окунулся в их особый мир. А в  этом  мире  сосуществовали
эрудиция и резонерство, "готика" и фантастика, критика и злословие.  Там
прах великих свершений XVIII века смешивался с набирающим силу романтиз-
мом, там тени Джонсона, Эддисона и Попа медленно отступали перед ослепи-
тельным явлением Байрона, поэзией Вордсворта, романами  ужаса.  Так  что
многое в культурном развитии Эдгара По, вокруг которого в дальнейшем ве-
лись нескончаемые споры, вышло из тех самых прочитанных в раннем детстве
журналов.
   Его покровители своих детей не имели. Фрэнсис Аллан стала  первой  из
женщин, коим суждено было сыграть благую роль в жизни По. Она сразу  по-
любила Эдгара, и это неудивительно, ведь ребенок был на диво красив,  он
и прежде приводил в восторг подруг и почитательниц несчастной миссис По.
Что касается Джона Аллана, то он прежде всего желал  угодить  супруге  -
только оттого и принял в дом мальчика, но усыновить его законным образом
так никогда и не согласился.
   Первые биографы По объясняли это эгоизмом и черствостью  Аллана;  те-
перь мы знаем, что он имел внебрачных детей и тайно оплачивал их  обуче-
ние. Кстати, сын его был однокашником Эдгара, так что мистер Аллан ежек-
вартально вносил в кассу учебного заведения двойную плату. Он принял Эд-
гара, потому что тот был "замечательным мальчуган", и в конце концов да-
же привязался к нему. Аллан по натуре был сухим и жестким  человеком,  а
годы, всякого рода испытания - да и богатство - мало–помалу  сделали  из
него тирана. К обоюдному несчастью, характеры Джона Аллана и Эдгара ока-
зались абсолютно несовместимыми. Через пятнадцать лет это обернется жес-
токим столкновением, и оба совершат не только непростительные, но и  не-
поправимые ошибки.
   Годам к четырем–пяти Эдгар превратился в  очаровательное  существо  с
темными кудрями и большими сияющими глазами. Очень рано он знал наизусть
модные в ту пору поэмы (Вальтера Скотта, например), и дамы, собираясь на
чай у миссис Аллан, таяли от умиления, когда  он  торжественно  и  пылко
декламировал длиннющие сочинения. Супруги Аллан разумно  руководили  его
образованием, но окружавший Эдгара в Ричмонде мир дал ему не меньше, чем
книги. Его mammy, чернокожая нянька - непременная принадлежность всякого
богатого дома на Юге, - конечно же, ввела его в мир негритянских ритмов.
Наверно, отчасти и этим объясняются позднейший интерес По к  декламации,
почти одержимость ею, а также  ритмическая  магия  "Ворона",  "Улялюма",
"Аннабель Ли". Но нельзя забывать и о море - посланниками  его  станови-
лись капитаны парусников; они наведывались в контору  Эллиса  и  Аллана,
чтобы обсудить дела фирмы. Они выпивали с  ричмондскими  компаньонами  и
подолгу рассказывали о своих приключениях. Маленькому Эдгару, ненасытно-
му слушателю, должно быть, еще тогда явились образы, перекочевавшие  по-
том в "Историю Артура Гордона Пима". Еще тогда он глотнул морского  вет-
ра, который много лет спустя станет гулять по его сочинениям  и  который
По сумеет направить прямо в паруса, так что они до сих пор несут  вперед
придуманные им корабли–призраки.
   Правда, вскорости вполне реальный корабль  открыл  Эдгару  волшебство
морского путешествия. В 1815 году Аллан, его жена и их воспитанник  поп-
лыли в Англию и Шотландию. Аллан хотел укрепить и расширить свои деловые
связи, а также повидать  многочисленных  родственников.  Эдгар  какое–то
время прожил в Эрвине (Шотландия),  а  потом  перебрался  в  Лондон.  Из
школьных воспоминаний 1816-1820 годов суждено было родиться той странной
и таинственной атмосфере, что царит в начале "Уильяма Уильсона". Повлиял
на него и шотландский фольклор. Словно предугадывая жажду универсальнос-
ти, которая однажды обрушится на По, судьба помогает ему впитать в  себя
самые разные пейзажи, жизненные ситуации и умонастроения. Он  ничего  не
упускает, все принимает с благодарностью, хотя тень презрения уже ощуща-
ется в его взгляде на мир. Настанет день, когда он напишет: "Весь мир  -
сцена, необходимая лицедейке–литературе".
   В 1820 году семья вернулась в Соединенные Штаты. С корабля  на  берег
сошел окрепший, резвый  мальчик,  ведь  в  английском  колледже  гораздо
большее значение, чем в Ричмонде, придавалось спортивным занятиям и  фи-
зической закалке. Скоро Эдгар стал верховодить среди товарищей по играм.
Он прыгал выше и дальше всех, умел бить или быть битым  -  как  повезет.
Пока еще нет особых знаков, по которым его можно было бы отличить от ро-
весников. Правда, ему нравится рисовать, нравится собирать цветы и  изу-
чать их. Но делает он это чаще украдкой, быстро возвращаясь к прерванным
играм. Он покровительствует маленькому Бобу Салли, защищает его от стар-
ших ребят, помогает готовить уроки. Порой он куда–то исчезает  и  часами
пропадает, поглощенный загадочным делом: в тайне  от  всех  он  сочиняет
первые стихи, переписывает их красивым почерком набело и прячет в укром-
ное место - поглощая при этом хлеб с мармеладом.


   Юность

   Но года с 1923-го или 1924-го Эдгар начинает отдавать стихам весь пыл
своей пятнадцатилетней души. Стихи посвящались  девочкам,  прежде  всего
ученицам известной элитарной школы. Сестра Эдгара Розали - она тоже вос-
питывалась в одной из ричмондских семей -  служит  посредницей,  помогая
посланиям попасть в руки красавиц. Но у юного сердцееда остается время и
на другие подвиги. В те годы образцом для всех молодых поэтов  был  Бай-
рон, и Эдгар желает подражать ему во всем. Так, он поразил  товарищей  и
учителей, проплыв шесть миль против течения по реке Джеймс,  и  на  один
день сделался истинным героем. Теперь он мог похвалиться  отменным  здо-
ровьем, хотя в детстве был довольно хилым. Отягощенная  наследственность
проявлялась пока лишь в некоторых признаках преждевременного  взросления
и исключительных способностях. При этом гордый нрав, повышенная возбуди-
мость и вспыльчивость (порожденная на самом деле слабоволием) заставляли
его во всем рваться к первенству и ненавидеть соперников.
   Именно тогда он познакомился с "Еленой" - своей первой и недостижимой
любовью.
   Но это был еще и первый урок покорности судьбе, а именно  под  такими
знаками будет протекать вся его дальнейшая жизнь. Мы назвали это  покор-
ностью судьбе, но лучше сразу объяснить, что имеется в виду.  В  длинной
галерее женщин "Елена" стала первой, в кого Эдгар По влюбился, наверняка
зная, что это идеал - только идеал, и влюбился он именно потому, что она
была идеалом, а не просто  женщиной,  которую  можно  завоевать.  Миссис
Джейн Стэнард, молодая мать одного из школьных  товарищей,  явилась  ему
как олицетворение всех смутных детских мечтаний и жадных юношеских пред-
чувствий. Она была красива, нежна, обладала самыми изысканными манерами.
"Елена, красота твоя, / Как челн никейский легкокрыла..."  -  напишет  о
ней Эдгар в одном из самых загадочных и восхитительных своих стихотворе-
ний. Встретиться с ней значило для него переступить порог взрослой  жиз-
ни.
   Подростка, спешившего к приятелю всего лишь ради игр, встретила Муза.
И здесь нет ни капли преувеличения. Эдгар отступил, ослепленный,  увидав
женщину, которая протягивала ему руку для поцелуя и вовсе  не  догадыва-
лась, что это означало для него. Сама того не  зная,  "Елена"  заставила
его вот так сразу войти в новый мир. Эдгар подчинился. Любовь  его  была
тайной, идеальной и длилась всю жизнь - витая над прочими увлечениями  и
одновременно таясь под ними. Разница в возрасте и  социальном  положении
определила внешний характер их отношений, придала им форму дружеских бе-
сед, и они продолжались до того дня, когда Эдгару больше нельзя было по-
сещать дом Стэнардов. "Елена" заболела, безумие - еще один роковой  знак
в мире поэта - отгородило ее от друзей. В 1824 году она умерла - в трид-
цать один год. Существует некая "бессмертная легенда", согласно  которой
Эдгар ночами приходил на могилу "Елены". Но сохранились и  более  досто-
верные свидетельства, столь же "бессмертные", хотя и менее  романтичные,
- они доносят до нас его растерянность, загнанные внутрь боль и тоску. В
школе Эдгар по большей части молчал, бежал развлечений, охладел к шалос-
тям, все его товарищи заметили это, не подозревая о причине, и лишь мно-
го лет спустя, когда узналось, кем он  в  действительности  стал,  былые
друзья наперебой принялись вспоминать о том периоде в своих  мемуарах  и
письмах.
   В доме Алланов (который для Эдгара, уже трезво  глядевшего  на  соци-
альную реальность, не был родным домом) он редко находил утешение.  При-
емная мать всегда нежно его любила, но ее начал одолевать загадочный не-
дуг. Джон Аллан становился с каждым днем все более суровым,  а  Эдгар  -
все более строптивым.
   Кажется, именно тогда мальчик узнал, что у  его  покровителя  имеются
внебрачные дети, и понял, что сам он никогда не будет  усыновлен  офици-
ально. Скорее всего, сперва Эдгар почувствовал жгучую обиду за  Фрэнсис:
Аллан нанес ей оскорбление своей изменой. Сама она тоже обо всем  узнала
и, вероятно, жаловалась Эдгару, который решительно взял ее сторону. Раз-
лад усугубился и тем, что как раз в эти дни Джон Аллан сделался  миллио-
нером, унаследовав дядюшкино состояние. Как ни парадоксально это звучит,
но именно теперь Эдгар потерял последнюю надежду на усыновление. К  тому
же весьма рано начала проявляться его редкостная  неуживчивость.  Он  не
умел сглаживать шероховатости в общении или подлаживаться, чтобы  завое-
вать любовь покровителя, то есть вести себя так, как тому нравится. Нет,
он путь анархический, на который его толкали природный темперамент и ду-
ховные склонности. Джон Аллан начал понимать, что значит  иметь  в  доме
поэта - или человека, желавшего стать поэтом. Он мечтал сделать из Эдга-
ра адвоката или хорошего коммерсанта - как он  сам.  Думается,  нам  нет
нужды добавлять что–то еще, суть их будущих ссор и  столкновений  и  так
ясна.
   Кризис вызревал медленно. Эдгар еще был ребенком, баловнем  "мамы"  и
добрейшей "тетушки", и слыл блестящим учеником -  к  удовольствию  Джона
Аллана. В те дни маркиз де Лафайет по случаю  пятидесятилетия  Войны  за
независимость задумал объехать места своих боевых подвигов. Эдгар с  то-
варищами организовали почетную гвардию - одетые в военную форму и воору-
женные мальчишки сопровождали французского генерала.
   Эти военные забавы не мешали Эдгару жадно читать  все,  что  попадало
под руку; но счастливым он в ту пору не выглядел, и даже переезд в новый
великолепный дом - соответствующий огромному  богатству  покровителя,  -
где мальчик получил прекрасную и удобную комнату, не доставил ему радос-
ти. Легко догадаться, что горделивые заявления Эдгара о намерении  стать
поэтом наталкивались на холодные иронические комментарии и презрительные
гримасы Джона Аллана. Между тем Эдгар вырос, "военные" же увлечения сде-
лали его еще более задиристым и своенравным.
   К тому же в доме  Алланов  теперь  царила  тревожная  атмосфера,  что
только подстегнуло развитие событий. Покровитель видел в Эдгаре взросло-
го человека, то есть говорили они меж собой как мужчина с мужчиной.  Од-
нажды Эдгар упрекнул воспитателя в том, что он изменял  "маме"  Фрэнсис.
Аллан, в свою очередь, видимо, бросил в ответ слова, которые глубочайшим
образом ранили юношу. Теперь мы знаем, какие это были  слова:  порочащий
миссис По прозрачный намек на то, кто был истинным отцом младшей  сестры
Эдгара - Розали. Можно вообразить себе реакцию Эдгара. Но  привязанность
к Аллану все еще оставалась слишком крепкой, и  наступила  новая  мирная
передышка. Передышка приятная, потому что Эдгар влюбился  в  молоденькую
девушку с красивыми локонами - Сару Эльмиру Ройтер, которой было суждено
сыграть в его жизни странную роль: она рано исчезла из  нее,  чтобы  под
конец, словно воскреснув, снова оказаться рядом. Пока же любовь их пере-
живала рассветную пору, и Эльмира весьма пылко отвечала на чувства Эдга-
ра, что вполне характерно для девушек из Виргинии. В планы Джона  Аллана
вовсе не входила женитьба Эдгара на Эльмире, кроме того, пора  было  ду-
мать о поступлении в университет. Несомненно, он имел беседу с  мистером
Ройтером, и результатом беседы стал гнусный и вероломный сговор:  письма
Эдгара к Эльмире перехватывались, а девушку со временем заставили  пове-
рить, будто возлюбленный забыл ее, и согласиться выйти замуж за  некоего
Шелтона - тот гораздо более соответствовал представлениям Аллана и роди-
телей Эльмиры о том, каким должен быть настоящий супруг. Но это дело бу-
дущего, а пока, в феврале 1826 года, Эдгар прощается с Фрэнсис и  Джоном
Алланами и отправляется на учебу в  университет.  С  дороги  он  написал
письмо Эльмире и доверил для передачи извозчику, который вез его в  Шар-
лотсвилл. Это письмо, скорее всего, и стало последней  весточкой,  полу-
ченной от него девушкой.
   Существует много воспоминаний о студенческой жизни По, и  они  рисуют
тот климат свободы нравов и анархии, который царил в новоиспеченном уни-
верситете, на который такие надежды возлагал его основатель Томас  Джеф-
ферсон, и то, какое влияние университет оказал на поэта, сыграв роль ка-
тализатора для подспудно уже  наметившихся  склонностей.  Студенты,  как
правило дети из богатых семей, картежничали, бражничали, устраивали дуэ-
ли, бросали деньги на ветер, делали долги, ибо были уверены, что родите-
ли в конце учебного года их погасят. С Эдгаром случилось то,  что  легко
было предвидеть: Джон Аллан посылал ему ничтожно  мало  денег,  их  едва
хватало на самое необходимое. Эдгар упорно пытался жить так  же,  как  и
товарищи,  чему  нетрудно  найти  оправдание,  учитывая  время  и  место
действия, - ведь и сам покровитель воспитывал его в  обычаях  социальной
среды с определенными материальными потребностями. С одной  стороны,  он
давал ему отличное образование наилучшее из возможных в ту  эпоху,  а  с
другой - отказывал в средствах, нужных, чтобы не стыдиться перед товари-
щами–южанами. И в этом проявлялась не только скупость, но  и  недостаток
здравого смысла - вообще ума - у Джона Аллана. Эдгар в  письмах  "домой"
часто просил небольшие дополнительные суммы; он  скрупулезно  сообщал  о
всех своих тратах, стремясь показать Аллану,  что  получаемых  денег  не
хватает на самое элементарное. Легко предположить, что в то время  Аллан
уже обдумывал, как бы окончательно отделаться от  Эдгара,  ведь  Фрэнсис
чувствовала себя все хуже, а мальчишка мог стать препятствием  для  осу-
ществления его дальнейших планов. И надо  сказать,  поведение  Эдгара  в
университете развязывало Аллану руки. Во всем  доходящий  до  крайности,
неспособный хладнокровно взвешивать свои поступки,  Эдгар  сам  невольно
помогал ему. Добавим сюда и отчаяние: он не получал ответа от Эльмиры  и
боялся, что она забыла его или что какая–то интрига Ройтеров  и  Алланов
разлучила его с невестой - а именно невестой считал он тогда Эльмиру.
   К той же поре относятся первые упоминания об алкоголе: По играл,  не-
изменно проигрывал и пил - чему университетская  атмосфера  весьма  спо-
собствовала. В этой связи вспоминают Пушкина - "русского По". Но Пушкину
спиртное не шло во вред, а на По оно с самого начала действовало ужасным
и странным образом, и есть тому лишь одно приемлемое объяснение:  гипер-
чувствительность (он являл собой "клубок нервов") и дурная  наследствен-
ность. Ему довольно было выпить стакан рома - а выпивал он его непремен-
но залпом, - чтобы наступила сильнейшая реакция. Хорошо известно, что от
одного стакана он впадал в состояние исключительного  умственного  прос-
ветления: превращался в блестящего собеседника, душу общества, "гения на
миг". От второго стакана Эдгар совершенно  пьянел,  а  пробуждение  было
медленным и мучительным. Он маялся многие дни, прежде чем возвращался  к
нормальному состоянию. Естественно, в семнадцать  лет  это  переносилось
гораздо легче, а вот после тридцати все осложнилось. Тогда–то, в  Балти-
море и Нью–Йорке, подобные эпизоды и породили легенду о нем -  самую,  к
сожалению, стойкую и известную.
   Студентом Эдгар был блестящим. Судя по воспоминаниям  соучеников,  он
быстро сделался интеллектуальным лидером в группе золотой молодежи  Вир-
гинии. Без видимого труда он говорил на классических языках и  переводил
с них, выучивал уроки, пока кто–нибудь из товарищей читал вслух, и заво-
евывал авторитет у преподавателей и студентов. Ненасытно глотал книги по
естественной и древней истории, математике,  астрономии  и,  разумеется,
стихи и романы. Его письма к Аллану дают весьма живое  представление  об
опасной атмосфере, царящей в университете, где студенты  пускают  в  ход
пистолеты, устраивают отнюдь не безобидные поединки, а в остальное время
пируют на природе или в ближайших трактирах. Все  идет  колесом:  учеба,
карты, попойки, рискованные забавы. И вот наступил момент, когда картеж-
ные долги Эдгара достигли значительной  суммы,  а  Аллан,  придя  в  бе-
шенство, наотрез отказался оплатить их. Эдгару пришлось покинуть универ-
ситет. В те времена из–за  неуплаченного  долга  можно  было  угодить  в
тюрьму или оказаться выдворенным из штата, где долг был сделан.
   Эдгар разломал всю мебель в своей комнате и возжег прощальный  костер
(шел декабрь 1826 года). Домой он ехал вместе с товарищами по  универси-
тету - для них начинались каникулы.
   Дальше события развивались очень быстро.  Блудный  сын  был  встречен
Фрэнсис с всегдашней нежностью, а вот "дорогой папа" (так Эдгар  называл
его в письмах) задыхался от гнева, оценивая результаты учебного года.  К
тому же, едва вернувшись в Ричмонд, Эдгар обнаружил, что на  самом  деле
произошло с Эльмирой, которую предусмотрительные родители теперь  услали
из города. Естественно, обстановка в доме Алланов воцарилась напряженная
и шаткое примирение, достигнутое на рождественские и новогодние праздни-
ки, быстро рухнуло. Разлад между двумя мужчинами вспыхнул с новой силой.
Аллан возражал против возвращения Эдгара в университет, не желал  оказы-
вать ему содействие в поиске работы, но в то же  время  упрекал  в  без-
делье. В ответ Эдгар тайком написал в Филадельфию, пытаясь  договориться
о месте. Узнав об этом, Аллан дал ему двенадцать часов  на  размышления:
Эдгар должен подчиниться его воле (то есть начать изучать  юриспруденцию
или готовить себя к любой другой полезной деятельности). Эдгар размышлял
всю ночь и наотрез отказался; последовала бурная сцена со взаимными  ос-
корблениями, и непокорный воспитанник, хлопнув дверью, ушел  из  дома  и
тем самым еще больше разгневал Джона Аллана. Несколько часов Эдгар  бро-
дил по городу, потом написал из  какого–то  трактира  письмо  "домой"  с
просьбой передать ему баул с вещами, а также деньги на билет в  Нью–Йорк
и на прожитие до устройства на работу. Аллан не ответил.  Эдгар  написал
снова - с тем же результатом. Наконец "мама" сумела отправить ему вещи и
немного денег. К немалому своему удивлению, Аллан убедился, что голод  и
невзгоды не сломили Эдгара, как он рассчитывал. Эдгар сел на  корабль  и
отправился в Бостон на поиски счастья, и между 1827 и 1829 годами в  его
жизни возникает пробел, который позднее неуемные биографы  примутся  за-
полнять, придумывая фантастические заокеанские путешествия и романтичес-
кие приключения
   - в России, Англии и Франции. Стоит ли говорить, что помогал им - да-
же после смерти - сам Эдгар, ведь он же в первую очередь и измышлял  ро-
мантические подробности, призванные оживить и украсить  его  жизнеописа-
ние. Сегодня мы знаем, что он не покидал Соединенных  Штатов.  Зато  вел
себя так, как и должен вести себя человек, исполненный решимости  следо-
вать за своей звездой. Едва прибыв в Бостон, он, благодаря случайно  за-
вязавшейся дружбе с молодым владельцем типографии, опубликовал свою пер-
вую книгу - "Тамерлан и другие стихотворения" (май 1