, и обернулась: женщина неопределенного возраста, одетая в старое платье
некогда  розового цвета, высовывалась  из-за дверей. Дино что-то  сказал ей,
быстро и непонятно.
 -  Синьорина очень любезна, -  добавил он по-итальянски. -  Пригласи ее
войти, Роза.

 И она, конечно, вошла. Всякий раз, когда нужно чего-то избежать,  можно
обмануть себя.  Life,  lie6. He персонаж ли  О'Нила показал,  что
жизнь и ложь разделяет всего лишь одна безобидная буква?

 Они обедали  в комнате с низким потолком,  что очень удивило Валентину,
уже  привыкшую в  Италии к  просторным помещениям.  Стол  темного дерева был
рассчитан на шесть человек. Дино, который  успел  поменять  рубашку,  но  от
которого все равно пахло потом, сидел напротив Валентины. Роза была слева от
нее. Справа - любимец хозяев -  кот, благородная красота которого помогла им
справиться с  неловкостью  первых минут.  На  столе  были  макароны, большая
бутыль вина и рыба. Валентина нашла все очень вкусным и была почти  довольна
тем, что заторможенное состояние толкнуло ее на это безумство.
 - У синьорины хороший аппетит, - сказала Роза, которая  почти все время
молчала. - Может быть, немного сыру?
 - Да, спасибо.
 Дино жадно  ел, глядя больше в тарелку, чем на  Валентину, однако у нее
все  время  было  ощущение,  что он молча  оглядывает  ее  он  ни  о чем не
спрашивал, даже и о том, какой она национальности,  в отличие от всех прочих
итальянцев.  После  еды,  подумала  Валентина, эта  нелепая  ситуация должна
как-то разрешиться.  О чем  они будут говорить,  когда последний кусок будет
съеден? Ужасный момент любого застолья, в котором участвуют посторонние друг
другу люди. Она  погладила кота,  дала  ему попробовать кусочек  сыру. Тогда
Дино рассмеялся - кот ел только рыбу.
 - Вы давно работаете гондольером?  - спросила Валентина,  чтобы  что-то
сказать.
 - Пять лет, синьорина.
 - Вам нравится?
 - Ничего.
 - Во всяком случае, это не такая уж тяжелая работа.
 - Нет... эта - нет.
 "Значит,  он  занимается  чем-то  еще",  -  подумала  она.  Роза  снова
предложила вина, и  хотя она  отказывалась, оба, улыбаясь,  настаивали и все
равно  наполнили стаканы. "Кот пить  не будет", - сказал Дино, впервые долго
глядя ей в глаза. Все трое рассмеялись.
 Роза вышла и вернулась с блюдом фруктов. Потом Дино предложил "Кэмел" и
сказал, что  итальянский табак никуда  не годится. Он курил, прикрыв  глаза,
стряхивая пепел позади себя по мускулистой, загорелой шее стекал пот.
 -  Мой  отель отсюда  далеко?  - спросила Валентина. -  Я  бы не хотела
обременять вас.
 "На  самом деле я бы должна была заплатить за обед", - подумала она, и,
хотя задала  себе  этот  вопрос, как ответить на него, сама  не  знала.  Она
назвала  отель,  и он  ответил, что отвезет  ее.  Уже какое-то время Розы  в
столовой не было. Кот, развалившись в углу комнаты, дремал  на дневной жаре.
Пахло водой канала, старым домом.
 - Ну что ж, вы были так любезны... - сказала Валентина, отодвигая грубо
сколоченный стул  и поднимаясь.  -  Жаль,  я не  могу  сказать вам этого  на
хорошем итальянском... Но ведь вы понимаете меня?
 - О, конечно, - сказал Дино, не двигаясь с места.
 - Я бы хотела попрощаться с вашей сестрой, и...
 - А-а, с Розой. Она ушла. В это время она всегда уходит.
 Валентина вспомнила короткий  непонятный диалог во время обеда. Это был
единственный  раз,  когда  они говорили на  диалекте, и Дино извинился перед
ней.  Неизвестно почему, она подумала,  что Роза бы не ушла, если  бы не тот
разговор, и немного испугалась, хотя тут же устыдилась своего страха.
 Дино,  в свою  очередь,  поднялся. Только  тогда  она увидела, какой он
высокий.  Он посмотрел  на единственную в комнате дверь. Она  вела в спальню
(брат и сестра извинились, что ей приходится проходить через нее, когда вели
ее в столовую). Валентина взяла сумочку и соломенную шляпу. "У него красивые
волосы",   -  подумала   она   без  слов.  Она  чувствовала  беспокойство  и
одновременно уверенность в себе, словно была занята чем-то очень важным. Все
лучше, чем горькая пустота этого утра: сейчас хоть что-то было, кто-то, кому
она доверилась.
 - Очень  жаль, - сказала она. - Я бы хотела поблагодарить  вашу сестру.
Спасибо за все.
 Она  протянула руку, и  он  слабо пожал  ее, тут же выпустив. Валентине
передалось смутное волнение, которое охватило его, прежде чем  он сделал это
простое, даже робкое движение. Она пошла к  дверям, за ней шел Дино. Вошла в
другую комнату, едва различая в полумраке очертания предметов. Разве направо
не было  двери,  ведущей в коридор? Она слышала,  как  у нее  за спиной Дино
закрыл на ключ дверь в столовую.
 Теперь в  комнате стало еще темнее.  Она невольно обернулась,  надеясь,
что он покажет ей, куда идти.
 На  секунду  ее  обдало запахом  пота,  и руки Дино  грубо сжали  ее  в
объятиях.  Она закрыла  глаза, слабо  сопротивляясь. Если бы она  могла,  то
убила бы  его сейчас,  осыпая  ударами, она вонзила  бы  ногти  ему  в лицо,
разорвала бы эти губы, которые целовали ее шею, тогда как руки шарили  по ее
телу, сжавшемуся в  комок. Она  попыталась вырваться и резко упала навзничь,
на постель, погруженную в темноту. Дино упал на нее, обхватив ее ноги своими
и  целуя  взасос влажными от вина  губами. "Если бы он  хотя бы помылся",  -
подумала она, перестав сопротивляться. Дино  еще  секунду крепко  держал ее,
будто удивляясь  такой беспомощности. Потом, что-то  бормоча и целуя  ее, он
приподнялся над ней и грубыми пальцами стал расстегивать ей блузку.

 Прекрасно, Валентина. Как гласит  английская мудрость, когда вам грозит
смерть от  удушения,  единственное, что вы можете сделать умного в  подобных
обстоятельствах, - это расслабиться и получить удовольствие.

 В  четыре  часа,  когда  солнце было  еще высоко, гондола  причалила  к
площади Святого  Марка напротив собора. Как и в первый  раз,  Дино  протянул
руку,  чтобы  Валентина  могла опереться,  и  чуть  задержал  ее, будто ждал
чего-то, глядя ей в глаза.
 - До свидания, - сказала по-итальянски Валентина и пошла прочь.
 - Вечером я буду там, - сказал Дино, показывая на пристань. - В десять.
 Валентина пошла прямо в гостиницу и попросила сделать ей горячую ванну.
Сейчас  это было самое важное - смыть запах  Дино, его грязный  пот,  слюни,
которые она  чувствовала у  себя на теле, словно  пятна  грязи.  Застонав от
наслаждения, она скользнула  в ванную, над которой клубился пар, и еще долго
была не в  состоянии даже  протянуть  руку, чтобы взять зеленый кусок  мыла.
Потом старательно начала мыться, и ее  движения  соответствовали ее  мыслям,
мало-помалу обретавшим нормальный ритм.
 Воспоминание не  было тягостным. Сам факт  случившегося стер то глухое,
неясное, что мучило ее до того, как все произошло. Ее обманули,  заманили  в
дурацкую ловушку, но она была достаточно умна, чтобы  понимать - сети сплела
она сама. Из всех путаных воспоминаний этого дня самым неприятным была Роза,
участница сговора, чья роль была не совсем ясна, и теперь, окидывая взглядом
происшедшее, с трудом верилось, что она приходится Дино сестрой. Скорее, это
его раба, вынужденная быть любезной, чтобы удержать его хоть ненадолго.
 Она вытянулась в ванне,  истомленная. Дино  вел  себя так, как только и
мог себя вести, яростно требуя своего, не мучаясь никакими размышлениями. Он
овладел ею, как животное, раз и  другой, и, если бы при этом он проявил хоть
какой-то минимум благородства, все  могло  бы быть  не так уж непристойно. И
Валентина не сожалела  ни о чем:  ни затхлый запах развороченной постели, ни
прерывистое, как у собаки, дыхание Дино,  ни его неловкие  попытки загладить
свою грубость, когда все кончилось (он испугался, представив  себе возможные
последствия,  которые может  повлечь за собой  изнасилование  иностранки), -
ничто не вызывало в ней неприятных ощущений. Пожалуй, она сожалела только об
одном - приключению недоставало  изящества. А может, не сожалела  и об этом,
грубость  была  как долька чеснока в еде простолюдина,  необходимое условие,
что-то вроде изюминки.
 Она развеселилась, несколько истерически,

 Да  нет  же,  никакой истерии.  Я  отлично  помню,  какое лицо  было  у
Валентины,  когда  однажды  вечером  я рассказала  ей  историю  одной  своей
одноклассницы  по  имени  Нэнси,  которая  попала  в  Марокко  в аналогичную
ситуацию,  только  еще хуже  она обманула  своего  насильника-мусульманина,
сказав,  что у  нее  в  разгаре  месячные, и тогда он,  надавав  ей оплеух и
выругав, вынудил уступить  ему иным способом. (Реакция  была не такой, как я
ожидала,  однако,  прежде  чем она  перевела  разговор на  другую  тему  под
предлогом усталости и желания уснуть, глаза ее на мгновение сверкнули, как у
волчицы.) Тут мог быть и Адриано, который бы повел себя как Дино, только без
чеснока и  пота, ловкий  и  красивый. Могла быть  и я,  которая, вместо того
чтобы дать ей заснуть...

 вспомнив,  как  Дино,  помогая  ей одеться до  ужаса неловкими  руками,
пытался  изобразить нежность любовника, слишком нелепую, чтобы он сам  в нее
поверил. Так что свидание, вплоть до  расставания у  площади Святого  Марка,
было смешным. Вообразить себе, что  она  может снова  пойти к нему, отдаться
ему, будучи в здравом рассудке...  Она ни в малейшей степени не боялась его,
она была уверена, что Дино - отличный парень, на свой манер, что он не будет
присовокуплять к изнасилованию  еще и кражу, что, впрочем,  не составило  бы
труда,  и в конце концов дошла до того,  что стала  воспринимать случившееся
как нечто более естественное, более логичное, чем ее встреча с Адриано.

 Видишь, Дора, видишь, глупая?

 Было ужасно сознавать, до  какой степени Дино далек от нее -  до полной
невозможности  общения.  Не  успело  кончиться  удовольствие,  как  возникло
молчание,  неловкость, нелепая комедия. Но  было  и  преимущество:  в  конце
концов, от Дино не нужно было бежать, как от Адриано.  Ни малейшей опасности
влюбиться,  и что  он  не влюбится  - это  тоже  наверняка.  Какая  свобода!
Несмотря на всю сальность, приключение не  вызывало у нее  ни отвращения, ни
неприязни, особенно после того как она вымылась с мылом.
 К ужину  из Падуи  приехала  Дора,  распираемая  сведениями  о Джотто и
Альтикьеро.  Она  нашла, что Валентина прекрасно выглядит,  и  сказала,  что
Адриано как  будто говорил, что  в  Лукку он  не  поедет, правда, потом  она
потеряла  его из  виду. "Мне  кажется,  он влюблен  в тебя",  -  бросила она
мимоходом, со своей кривой улыбочкой. Она была очарована Венецией, хотя  еще
ничего не видела, и давала  самоуверенные оценки  о прелести  этого  города,
основываясь на поведении официантов  и носильщиков.  "Все так деликатно, так
деликатно", - повторяла она, лакомясь креветками.

 Прошу прощения  за  грубое слово,  но за  всю  свою паскудную  жизнь  я
никогда не употребляла подобных  выражений. Что за неизвестная разновидность
мести в этом  проявляется? Хотя  (да,  я  начинаю  догадываться и,  пожалуй,
верить  в  это) все  идет  от  работы  подсознательного,  которое  есть  и в
Валентине, и она,  не зная об этом, все время  ошибается, когда поверхностно
судит о  своем поведении и  своих  выводах, но иногда неосознанно попадает в
точку,  "плавая на глубине", - там, где Валентина  не забыла Рим, конторку в
бюро  путешествий,  решение  вместе поехать  и вместе  жить. Во  время таких
озарений,   мелькающих,  будто   глубоководные  рыбы,   которые  на  секунду
показываются  на  поверхности  воды,  меня  сознательно  искажают  и  делают
неприятной, вкладывая мне в уста то, что я якобы говорила.

 Встал  вопрос о  "ночной Венеции", но Дора, изнуренная  художественными
шедеврами, пару  раз обошла  площадь и  отправилась в  гостиницу.  Валентина
выполнила ритуал, выпив  рюмку портвейна  в кафе  "Флориан",  и стала  ждать
десяти вечера. В толпе гуляющих, которые ели мороженое и делали моментальные
снимки,  она осторожно  приблизилась к  пристани. С этой стороны было только
две  гондолы с зажженными фонарями. Дино стоял на молу, опираясь на шест. Он
ждал.
 "Он и впрямь думает, что  я приду", -  подумала она почти с удивлением.
Супружеская чета  английского  вида  приближалась  к  гондольеру.  Валентина
увидела, как он снял шляпу и предложил покататься. Почти  тут же подошло еще
несколько гондол свет фонарика дрожал в ночи, окутавшей лагуну.
 Чувствуя неясное беспокойство, Валентина вернулась в отель.
 Утренний свет смыл  с нее тревожные сны, но  осталось ощущение, похожее
на тошноту, какая-то сдавленность  в груди. Дора ждала ее  в чайном  салоне,
чтобы  вместе  позавтракать,  но  едва Валентина налила  себе чаю,  как к их
столику подошел официант.
 - На улице ждет гондольер синьорины.
 - Гондольер? Я не заказывала гондолу.
 - Он показал мне адрес синьорины.
 Дора с любопытством взглянула на нее, и Валентина  вдруг  почувствовала
себя раздетой. Она с усилием сделала глоток и, секунду поколебавшись, вышла.
Заинтригованная Дора  решила,  что будет  очень забавно понаблюдать за  всем
этим из окна. Она увидела гондольера и Валентину, которая шла ему навстречу,
его  короткое,  но  решительное  приветствие.  Валентина  говорила  почти не
жестикулируя, но вот она подняла руку, будто прося  о  чем-то, - ведь такого
не  могло  быть,  так  делают, когда другой  не  соглашается  с тем, что ему
говорят.  Потом  заговорил он, жестикулируя чисто  по-итальянски. Валентина,
казалось, хотела, чтобы он ушел, но тот  настаивал, и у Доры было достаточно
времени,  чтобы  увидеть,  как  Валентина посмотрела  на свои часы  и слегка
махнула рукой в знак согласия.
 - Я совершенно забыла,  - объяснила она, вернувшись, - но гондольеры не
забывают о своих клиентах. Ты куда-нибудь пойдешь?
 - О,  конечно, - сказала Дора.  - Они что, все такие милые, прямо как в
кино?
 -  Разумеется,  все,  -  сказала  Валентина без улыбки.  Дерзость  Дино
настолько ошеломила ее, что ей стоило труда взять себя в руки. На секунду ее
встревожилa мысль, что Дора захочет к ней присоединиться: это так логично  и
так  в духе Доры. "Зато  все решилось бы само собой, - подумала она. - Каким
бы мужланом он ни был, на скандал он не пойдет. Он истерик, это очевидно, но
не дурак".
 Дора  ничего не сказала, но улыбнулась ей  так вкрадчиво, что Валентина
почувствовала  смутное   отвращение.  Не  понимая  толком   почему,  она  не
предложила ей поехать  вместе на гондоле.  Просто поразительно,  как за  эти
последние недели все важное она делала, толком не зная почему.

 Говори,  говори, моя девочка. То, что казалось  невероятным, сгустилось
до состояния полной очевидности, как только меня не пригласили  на эту самую
прогулку. Понятно, что все  это не  могло иметь никакого значения, ничтожная
вставка в  виде  дешевого  и  действенного  утешения без  всякого  риска  на
будущее.  Однако все  происходящее  опять имело  другой,  глубинный уровень:
Адриано или какой-то гондольер, а я еще раз в аутсайдерах.  Все  это  стоило
того, чтобы заказать еще чашку чая и спросить  себя,  нельзя ли было получше
наладить маленький  часовой механизм, уже запущенный в ход - о, с совершенно
невинными намерениями, - прежде чем я уехала из Флоренции.

 Дино вел гондолу  по Большому Каналу дальше  моста Риальто, почтительно
выбрав самый длинный путь. У дворца  Вальмарана они свернули и пошли по Реке
Святых Апостолов, и Валентина, которая не отрываясь глядела вперед, еще раз,
один за другим, увидела маленькие темные мостики, на  которых  кишел людской
муравейник. Ей стоило  труда убедить себя, что она снова в той самой гондоле
и сидит, откинувшись на старые красные подушки. В  глубине струилась  вода -
пода  канала, вода Венеции. Знаменитые  каналы. Брачный  союз Дворца Дожей и
моря.  Знаменитые дворцы и каналы Венеции. "Я  пришел искать вас, потому что
вы не были искать меня  вчера вечером.  Я хотел  покатать  вас на  гондола".
Брачный союз Дворца  Дожей  и  моря. Несущий  чудную  прохладу. Прохладу.  А
теперь  ее  везут в гондоле,  и гондольер  обменивается  условными  криками,
меланхолическими и мрачноватыми, с другими гондольерами, перед тем как войти
в какой-нибудь внутренний канал.  Вдали, еще очень далеко, Валентине удалось
увидеть  открытое   зеленое  пространство.  Опять  Фондамента  Нуове.  Скоро
покажутся  четыре  замшелые  ступеньки,  место  было   знакомым.  Сейчас  он
засвистит, и Роза высунется из окна.

 Сколько лирики, и  как все очевидно.  Не хватает только писем  Асперна,
барона Корво и  Тадзио, несравненного Тадзио с  его  чумой. Не хватает еще и
некоего телефонного звонка в отель около театра Фениче,  впрочем,  тут никто
не  виноват (я имею в виду  отсутствие конкретной  детали,  а  не отсутствие
самого телефонного звонка).

 Но Дино молча пришвартовал  гондолу и ждал. Валентина обернулась к нему
первый раз с тех пор, как они тронулись в путь, и посмотрела на  него.  Дино
ослепительно улыбался.  У него были великолепные зубы, если их еще и чистить
зубной пастой, они останутся такими надолго.
 "Пропащая  я  женщина",  -  подумала  Валентина и  спрыгнула на  первую
ступеньку, не прибегая к помощи Дино, который протянул ей руку.

 Она действительно  так подумала? Надо быть  осторожнее с  метафорами  и
образными  выражениями или  как они  там называются.  Это тоже идет изнутри:
если бы  она  действительно  отдавала себе отчет  в том, что  делала, может,
ничего бы и не произошло... Но меня тоже не вводили в курс долгое время.

 Когда  она  спустилась к  ужину,  у Доры  была  для  нее  новость (хотя
окончательной уверенности не  было):  она видела Адриано в толпе туристов на
площади.
 - Очень далеко, на одном из рынков,  представляешь? По-моему,  это  был
он, судя  по костюму,  светлому,  немного облегающему.  Возможно, он приехал
сегодня вечером... Мне кажется, он ищет тебя.
 - Оставь, пожалуйста.
 - Почему бы и нет? Ведь это не его маршрут.
 - Ты даже не уверена, что это был он, - неприязненно сказала Валентина.
Новость не слишком удивила ее,  однако  дала пищу для невеселых размышлений.
"Опять это, - подумала  она.  - Опять". Конечно,  они натолкнутся на него, в
Венеции живешь как в  бутылке,  все встречаются со всеми или на площади, или
на Риальто. Опять бежать, но почему? Ей надоело убегать от пустоты, не зная,
от чего она бежит и действительно ли бежит, или  как  те голубки у нее перед
глазами,  которые  притворяются, что  им надоели спесивые атаки  самцов,  но
которые в конце концов кротко уступают им, распушив свинцово-серые перышки.
 - Пойдем выпьем кофе в  "Флориане", - предложила Дора. - Может, там его
и встретим, он отличный парень.
 Они увидели его сразу же, он стоял спиной к площади,  под одной из арок
рынка, рассеянно созерцая ужасающие стеклянные  безделушки с острова Мурано.
Когда Дора окликнула  его  и он  обернулся, его удивление было не более  чем
вежливым и  столь  малым, что Валентина почувствовала облегчение. По крайней
мере, никакой позы. Адриано поздоровался  с  Дорой  с дежурной любезностью и
пожал руку Валентине.
 - Поистине, мир тесен. Никто не может избежать Голубого  путеводителя -
не в этот день, так в другой.
 - Во всяком случае, не мы,
 - А также венецианского мороженого. Могу я вас угостить?
 Почти  сразу  же  разговором  завладела Дора.  У  нее в активе  было на
два-три города  больше,  чем у  них, и, конечно, она принялась уничтожать их
перечислением того, чего  они  лишились. Валентине хотелось, чтобы  эта тема
никогда не кончалась  или  чтобы  Адриано  решился наконец  посмотреть  ей в
глаза, высказать ей самые  горькие упреки, и чтобы в  его  глазах, неотрывно
глядевших  ей в лицо,  было нечто  большее,  чем  обвинения и  упреки. Но он
тщательно поедал  ложечкой  мороженое или  курил,  слегка  наклонив голову -
красивую голову латиноамериканца, - внимательно  слушая  каждое  слово Доры.
Только Валентина могла заметить,  что  его пальцы, сжимавшие  сигарету, чуть
дрожали.

 Я  тоже, дорогая  моя,  я  тоже  это  заметила. И  мне  это  совсем  не