сли-
ем: ее приводила в восторг мысль о том, чтобы сделаться женой такого из-
вестного молодого человека. Загадка кроется в нем самом. Да, он всегда и
всей душой любил свою Сис и не раз докажет это на деле. Но любил  ли  он
ее как женщину и почему сделал своей женой? Это было и остается  предме-
том горячих споров. Одна из самых разумных, на наш взгляд,  версий  сво-
дится к следующему: По женился на Вирджинии, чтобы иметь защиту в  своих
отношениях с другими женщинами и чтобы удерживать эти отношения  в  дру-
жеских рамках. Не случайно только после смерти жены  любовные  увлечения
Эдгара обрели былую необузданность, хотя в них всегда было что–то  смут-
ное и двусмысленное. Но от чего же защищал себя Эдгар?  Вот  здесь–то  и
открываются шлюзы, начинают литься чернила. Мы же не станем добавлять  в
словесную реку еще один ручеек.
   Единственно праводоподобным нам видится предположение, что  у  Эдгара
По были какие–то сексуальные проблемы на психической почве, и это, с од-
ной стороны, заставляло его сублимировать свои влечения в мечты, в сферу
идеального, с другой же - настолько мучило, что ему требовалась по край-
ней мере видимость нормальности - а такую видимость и обеспечивал брак с
Вирджинией. Много говорилось о садизме, о нездоровом влечении к незрелой
- или едва вступившей в пору зрелости - женщине... История  эта  рождает
бесконечные версии.
   В марте 1835 года Эдгар переживает невероятный творческий подъем,  но
в то же время у него нет приличного костюма, чтобы  принять  приглашение
на обед. В чем он и вынужден был к стыду своему признаться  в  письме  к
некоему доброжелателю, решившему  помочь  ему  осуществить  литературные
планы. Честное признание оказалось верным шагом.  Джентльмен  немедленно
связал Эдгара с ричмондским журналом "Южный литературный вестник" ("Сау-
терн литерари мессенджер"). Там напечатали "Беренику", а несколько меся-
цев спустя Эдгар в очередной раз вернулся в "свой" город  -  чтобы  сде-
латься штатным сотрудником этого журнала, то есть впервые  поступить  на
постоянную службу. Между тем у него стало явно ухудшаться здоровье. Есть
свидетельства, что именно в балтиморский период Эдгар принимал опий (ла-
уданиум - как Де Куинси и Колридж). Сердце давало  сбои  и  нуждалось  в
стимуляторах - на помощь приходил опий. Опий же, видимо, надиктовал  ему
большую часть "Береники" и надиктует еще много других рассказов. Возвра-
щение в Ричмонд означало мгновенное  воскрешение,  возможность  печатать
написанное и, разумеется,  возможность  зарабатывать  хоть  какие–нибудь
деньги и посылать их Мадди и Сис, которые ждали его в Балтиморе.  Многие
обитатели Ричмонда помнили Эдгара ребенком, потом юношей со  скандальной
славой, теперь они увидели мужчину, выглядевшего  гораздо  старше  своих
двадцати шести лет. Но физическое возмужание очень шло Эдгару.  Неизмен-
ный черный костюм, опрятный, хотя и слегка поношенный, придавал его  об-
лику нечто роковое
   - в байроновском духе, а стиль этот уже укоренился и здесь, нашел се-
бе фанатичных последователей. Эдгар По был  красив,  неотразим,  говорил
блестяще, завораживал взглядом и писал странные стихи и рассказы, от ко-
торых по спине пробегал изумительный холодок, - чего и жаждали подписчи-
ки литературных журналов, идущих в ногу со временем. Плохо было то,  что
Эдгар зарабатывал в "Вестнике"  всего  десять  долларов  в  неделю,  что
друзья юности всегда оказывались рядом и что в Виргинии крепко пьют. При
этом ни Мадди, ни Вирджинии рядом не было. Что тоже сыграло  свою  роль.
Эдгар выпивал первую рюмку - и дальше все  шло  по  заведомо  известному
сценарию. Такое вот чередование срывов и долгих периодов воздержания бу-
дет теперь с удручающей монотонностью повторяться до  самого  конца  его
жизни. Наверное, можно отдать что угодно, лишь бы прекратилось колебание
этого маятника, лишь бы избежать инфернального раздвоения и хождения  по
кругу, подобного хождению узника по тюремному  двору.  После  одного  из
срывов Эдгар в отчаянии пишет другу, хотя, как часто случается, старает-
ся не называть вещи своими именами: "Я чувствую себя несчастным, не знаю
почему... Утешьте меня... ведь вы можете это сделать.
   Только поскорее... или будет слишком поздно. Убедите меня,  что  жить
стоит и дальше, что это необходимо..." Здесь уже звучит  завуалированный
намек на самоубийство, а через несколько лет По предпримет  попытку  по-
кончить с собой.
   Естественно, место в журнале он вскоре потерял, но директор  "Вестни-
ка" ценил По и какое–то время спустя снова взял на работу, правда  посо-
ветовал перевезти в Ричмонд семью, а также держаться подальше  от  любой
компании, где на стол ставилось вино. Эдгар  совета  послушался.  Миссис
Клемм и Вирджиния приехали к нему. Публикации на страницах журнала упро-
чили славу молодого писателя. Его критические  заметки  -  едкие,  язви-
тельные, подчас несправедливые и субъективные, но всегда сверкающие  та-
лантом - пользовались большой популярностью. Более года Эдгар вел  абсо-
лютно трезвую жизнь. В "Вестнике" начала выходить в виде книжки  с  про-
должениями повесть "История Артура Гордона Пима". В мае 1836 года состо-
ялось его второе - теперь уже открытое, в присутствии друзей -  бракосо-
четание с Вирджинией, которая относилась к  нему  с  прежним  восторгом.
Этот период - хотя уже случались срывы, к несчастью, все более частые  -
отмечен появлением невероятного количества его рецензий и эссе.
   Росла слава Эдгара По - критика, и в литературных кругах Севера,  где
с привычным пренебрежением относились к интеллектуальному  уровню  южан,
многие были задеты и даже взбешены этим  самым  "мистером  По",  который
брал на себя смелость обличать их cliques, их кумиров,  а  что  касалось
скверных писателей и поэтов, то он буквально в порошок их стирал, нимало
не заботясь о разгоравшемся скандале. А как бы они разъярились, если  бы
узнали, что Эдгар вынашивает планы покинуть уже ставшую ему тесной  Вир-
гинию и попытать счастья в Филадельфии или Нью–Йорке - двух центрах аме-
риканской литературы.
   Окончательного разрыва с "Вестником" долго ждать  не  пришлось:  дело
ускорилось из–за долгов Эдгара, к тому же иссякло терпение  директора  -
сотрудник слишком часто не являлся на работу,  подолгу  приходя  в  себя
после очередных возлияний.
   И все же журнал не мог не сожалеть о потере такого  автора,  как  По,
ведь с его помощью тираж "Вестника" всего за несколько месяцев подскочил
в восемь раз.
   В Нью–Йорке Эдгар с семьей устроился с трудом, момент был весьма неб-
лагоприятным: в годы правления Джексона страна переживала  экономическую
депрессию и почти невозможно было отыскать работу. Но вынужденная празд-
ность как всегда оказалась для Эдгара благотворной в творческом аспекте.
Он больше не тратил времени на рецензии и заметки и мог  целиком  посвя-
тить себя сочинительству. Так появился новый цикл рассказов. К  тому  же
удалось добиться, чтобы "История Артура Гордона  Пима"  была  напечатана
отдельной книгой, хотя продавалась она из рук вон  плохо.  Вскоре  Эдгар
убедился, что от Нью–Йорка ничего хорошего ждать  не  приходится  и  что
лучше было бы попробовать силы в  Филадельфии  -  литературной  и  изда-
тельской столице США той поры. И вот в середине 1838 года Эдгар По с се-
мейством поселяется в бедном пансионе в Филадельфии. Красноречивым  сви-
детельством того, в каком  положении  они  пребывали,  служит  следующий
факт: Эдгар ставит свое имя под книгой по конхиологии, которая представ-
ляла собой выполненную американским специалистом при участии По передел-
ку известного английского исследования. Позднее  книга  принесла  Эдгару
массу неприятностей: его обвинили в плагиате; он же гневно возражал, что
всякий современный текст пишется на основе других книг.
   Замечание справедливое - и для тех времен, и для нынешних,  -  только
вот в устах такого неистового обличителя плагиата, каким слыл сам  Эдгар
По, оно выглядело слабым аргументом защиты.


   Зрелость

   В 1838 году По написал любимый свой рассказ - "Лигейя". На  следующий
год появилось еще более неожиданное повествование - "Падение  дома  Аше-
ров", пронизанное легко узнаваемыми автобиографическими деталями.  Здесь
уже в полную силу проявилось то, что было только обещано в "Беренике", а
потом мощно громыхнуло в "Лигейе": странная тяга писателя  к  болезненно
садическим и некрофильским сюжетам.
   В этот период судьба, казалось, стала наконец улыбаться ему.  Он  был
принят литературным консультантом в "Бертонс мэгэзин" и страстно  мечтал
открыть собственный журнал, где мог бы воплотить свои идеи как критик  и
сочинитель.
   Денег на такое издание, разумеется, не было (хотя мечта эта преследо-
вала По до конца жизни), так что пока приходилось сотрудничать  с  "Бер-
тонс мэгэзин": там ему платили нищенское жалованье, зато позволяли  выс-
казываться вполне свободно.
   Журнал был невысокого полета, с приходом же Эдгара По быстро преобра-
зился в один из самых оригинальных и смелых для своего времени.
   Получив постоянную работу, Эдгар смог немного улучшить жизнь  Вирджи-
нии и Мадди. Наконец–то их маленькая семья поселилась в более или  менее
приличном жилище - впервые после Ричмонда. Дом  их  стоял  почти  что  в
сельской местности, и Эдгар каждый день проходил пешком несколько  миль,
чтобы добраться до центра города. А Вирджиния вела себя с прежней  детс-
кой непосредственностью и по вечерам встречала мужа, держа в руках букет
цветов. Сохранилось много свидетельств о том, с какой  нежностью  всегда
относился Эдгар к своей жене–девочке, как внимателен и ласков он  был  с
ней и с Мадди.
   В декабре 1839 года вышла в свет его новая книга, в которую были соб-
раны рассказы, по большей части ранее напечатанные в журналах. Книга на-
зывалась "Гротески и арабески". Период был плодотворным,  благополучным,
и на той волне возникли многие замечательные рассказы  и  повести.  Зато
поэзия оказалась в небрежении. "Причины,  не  зависящие  от  моей  воли,
всегда мешали мне всерьез заниматься тем, что в более счастливых обстоя-
тельствах сделалось бы для меня излюбленным полем деятельности",-  напи-
шет он в эпоху "Ворона". Рассказ мог родиться, когда он пробуждался пос-
ле частых теперь "дневных кошмаров".
   Стихотворение - в том смысле, в каком Эдгар По понимал и его природу,
и сам процесс сочинения, - требовало внутреннего покоя, а  его–то  и  не
было.
   Исключительно в этом следует искать объяснение количественному  пере-
весу в творчестве По прозы над поэзией.
   В июне 1840 года Эдгар окончательно расстался с "Бартонс  мэгэзин"  -
по причине весьма сложных разногласий. Приблизительно на это время  при-
ходится тяжелый и темный период его биографии (он  серьезно  болел,  из-
вестно, что у него была нервная депрессия). Вскоре журнал слился с  дру-
гим изданием и стал выходить под названием "Грэмс мэгэзин". По  возобно-
вил сотрудничество и сделался редактором  нового  издания.  У  владельца
журнала Грэма не было причин для жалоб. По сделал  для  "Грэмс  мэгэзин"
невероятное: тираж поднялся с пяти тысяч до сорока...  И  это  всего  за
несколько месяцев - с февраля 1841 года по апрель следующего.
   Жалованье же Эдгар получал скромное, хотя в  других  отношениях  Грэм
вел себя благородно и искренне восхищался талантом По, его журналистским
пером. Но для Эдгара, одержимого мечтой открыть наконец свой  журнал  (а
он заранее разослал извещения об этом и приглашения  к  сотрудничеству),
работа у Грэма превратилась в тяжкую повинность. Своему  другу,  который
подыскивал ему в Вашингтоне место, позволившее  бы  свободно  заниматься
творчеством, он пишет: "Чеканить монеты собственным  мозгом  по  велению
хозяина - на свете для меня не может быть ничего постылее".
   Но приходилось заставлять себя трудиться даже ради сущих грошей. Меж-
ду тем Эдгар переживал блистательную пору. Он начал  работу  над  серией
детективных (или "аналитических") рассказов - словно  отвечая  критикам,
которые обвиняли писателя в пристрастии исключительно к "ужасному".  На-
верняка можно сказать одно: то была перемена не  столько  темы,  сколько
техники письма, что служит доказательством широты его возможностей,  бо-
гатства таланта и остроты ума.
   Прекрасный пример тому - "Эврика". А в "Убийстве на  улице  Морг"  на
сцену выходит chevalier Ш. О. Дюпен - alter ego автора, воплощение его с
каждым днем  растущего  эгоцентризма,  жажды  непогрешимости  и  превос-
ходства, которые принесли ему столько недругов среди  людей,  обделенных
талантами. Следом появился рассказ "Тайна  Мари  Роже"  -  о  хитроумном
расследовании некоего убийства.
   Рассказ этот буквально пленил любителей детективного  жанра,  который
стараниями Де Куинси всего за несколько лет до того был поднят до разря-
да художественных.
   Но у По детективные сюжеты всегда окрашивались в особо зловещие,  бо-
лезненно мрачные тона. Он так никогда и не отказался от  душераздирающих
деталей, от той зловещей атмосферы, что властвовала в первых его расска-
зах.
   Этот замечательный творческий период был трагически прерван. В  конце
января 1842 года семейство По вместе с друзьями сидело на террасе за ча-
ем. Вирджиния, научившаяся играть на арфе, с детской прелестью пела пес-
ни, которые больше всего нравились "ее Эдди". Внезапно, на высокой ноте,
голос ее сорвался, губы окрасились кровью. Горловое кровотечение  счита-
лось верным признаком чахотки.
   Для Эдгара болезнь жены явилась величайшей трагедией. Он  чувствовал,
что она умирает, что она обречена, но и себя тоже чувствовал обреченным.
С какими чудовищными демонами сражался он, оставаясь рядом с Вирджинией?
Теперь отклонения от нормы в поведении По стали проявляться  откровенно.
Он пил - что влекло за собой уже известные нам последствия.  Сердце  его
не выдерживало, алкоголь нужен был для поддержания сил. Потом начинались
адские муки - на многие дни. Грэму пришлось подыскать еще одного сотруд-
ника, чтобы тот занимался журналом в отсутствие По. Им стал некий Грису-
олд, оставивший по себе двусмысленный след в биографии По.
   Есть одно знаменитое письмо, в котором Эдгар утверждает, что  с  узды
он сорвался из–за болезни Вирджинии. Он признает, что  "сделался  безум-
ным" и пил в бессознательном состоянии. "Мои недруги  объясняли  безумие
пьянством, вместо того чтобы объяснять пьянство  безумием..."  Для  него
начинается эпоха, когда он стремится убежать из дома, скрыться,  довести
себя до полного изнеможения. А Мадди тем временем делает  отчаянные  по-
пытки скрыть от него очевидное, стирает запачканное кровью белье и гото-
вит отвары из трав для несчастной больной, которая лежит в бреду и стра-
дает жестокими галлюцинациями. Именно в те дни Эдгара стали преследовать
строки из "Ворона". Слово за словом рождалось стихотворение - еще  смут-
ное, бесформенное, ожидающее тысячи переделок.
   Когда Эдгар чувствовал себя хорошо, он шел работать в "Грэмс мэгэзин"
или нес туда свои заметки. Однажды, войдя в редакцию, он увидал,  что  в
его кабинете расположился Грисуолд. Как известно, он в тот же  миг  раз-
вернулся и больше в журнале никогда не появлялся. Где–то в июле 1842 го-
да, впав в полубезумное состояние,  он  совершил  путешествие  из  Фила-
дельфии в Нью–Йорк, куда его вдруг повлекли воспоминания о Мэри  Деверо,
о той самой девушке, дядю которой Эдгар когда–то отстегал хлыстом.  Мэри
была замужем, и Эдгаром овладело абсурдное желание дознаться,  любит  ли
она своего мужа. Ему пришлось несколько раз туда–сюда переправиться  че-
рез реку на пароме, спрашивая у всех встречных адрес Мэри. Но он все  же
добрался до ее дома и устроил там безобразную сцену. Потом остался  пить
чай (легко вообразить себе лица Мэри и ее сестры,  которым  против  воли
пришлось терпеть его, так как он проник в дом в их отсутствие).  Наконец
гость удалился, но прежде искрошил ножом несколько редисок и потребовал,
чтобы Мэри спела его любимую песню. Только несколько дней  спустя  сбив-
шейся с ног миссис Клемм удалось с помощью отзывчивых  соседей  отыскать
Эдгара, который в полном помрачении рассудка бродил по окрестным лесам.
   В одном из писем Эдгар заметил по поводу потока обвинений в свой  ад-
рес, что всеобщее внимание обращается на него только в периоды  безумия,
а в пору здоровой и напряженной работы он для мира словно не существует.
И По не лукавил, так оно и было. Мало кто из критиков сумел оценить, ка-
кую гору всего он успевал прочесть,  какую  огромную  переписку  вел  и,
прежде всего, сколько рассказов, эссе, рецензий написал. Но, как сам  он
отлично понимал, два дня прилюдного пьянства приносят ему больше извест-
ности, нежели месяц непрерывного труда. И удивляться тут нечему, как  не
должно удивлять нас и другое: По, когда только мог,  обращался  к  опию,
потому что переносил его лучше, чем алкоголь, чтобы забыть о нужде, что-
бы хоть на несколько часов - и не теряя достоинства - исчезнуть из этого
мира.
   Между тем нашелся господин, готовый дать денег на издание журнала.  В
это же время друзья из Вашингтона пригласили его в столицу  -  прочитать
лекцию, провести подписку на журнал, а также нанести визит в Белый  дом,
где его обещали представить президенту. Разумеется, он вышел бы  оттуда,
имея в кармане назначение на приличную должность -  спасение  от  нужды.
Горько думать, что именно так все могло и произойти, но только  по  вине
самого Эдгара не произошло. Приехав в Вашингтон, он не удержался и выпил
с кем–то несколько рюмок, а дальше все закружилось как обычно. Что могли
сделать друзья для человека, который желал во что бы то ни стало  предс-
тать перед президентом Соединеных Штатов в черном плаще,  надетом  наиз-
нанку, и который бегал по улицам, задирая каждого  встречного.  Пришлось
силой затолкать его в поезд и отправить обратно. Но  хуже  было  другое:
господин, согласившийся финансировать журнал,  испугался  -  что  вполне
можно понять - и больше слышать не хотел об этом деле. На  Эдгара  же  в
очередной раз навалился двойной груз: угрызения совести (припадки  пока-
янного отчаяния длились неделями) и нищета, с которой, выбиваясь из сил,
сражалась миссис Клемм. Но вопреки всему и в тот зловещий год  он  сумел
подняться еще на одну ступеньку к славе. В июне  Эдгар  получил  премию,
учрежденную журналом ("Dollar Newspaper") за лучший рассказ.  И  рассказ
этот вскоре стал самым знаменитым из написанного Эдгаром По, от  него  и
до сей поры перехватывает дыхание у наделенных воображением молодых  лю-
дей. Речь идет о "Золотом жуке", где счастливейшим образом сошлись По–п-
сихолог и По - любитель приключений и тайн.
   В конце года По читает лекцию о поэзии и поэтах.  Мало  слушателей  -
мало денег.
   Филадельфийский период завершается прискорбно, хотя именно здесь  Эд-
гар, казалось, подступил к самому порогу вожделенной и окончательной по-
беды. В Филадельфии у него появилось много  верных  друзей,  но  гораздо
больше врагов: то были писатели, которых он обругал в  своих  рецензиях,
завистливые коллеги, вроде Грисуолда. Как это ни  прискорбно,  у  многих
находились веские причины для обиды на него... Начало 1844 года  вырисо-
вывается смутно, самое примечательное здесь - публикация  "Повести  Ска-
листых гор", одного из лучших его творений. Но оставаться в  Филадельфии
смысла не было, а вот в  Нью–Йорке  еще  можно  было  попытаться  что–то
предпринять. Из–за полного безденежья Эдгар  тронулся  в  путь  с  одной
только Вирджинией, а Мадди пришлось жить все в том же пансионе и  ждать,
пока он соберет необходимую сумму ей на дорогу. В Нью–Йорке  супружеская
чета оказалась в апреле 1844 года, и начиналось все в который раз благо-
получно
   - неслыханным успехом пользовался рассказ "Розыгрыш с  воздушным  ша-
ром".
   Название рассказа ясно говорит, о чем он. Эдгар продал его  в  "Нью–-
Йорк сан", и газета посвятила специальный выпуск сообщению  о  том,  что
воздушный шар, управляемый англичанами, толь