ыло видно даже в этом прозрачном и морозном утреннем воздухе.
   Фурия под Форрестом захрапела. Он сжал ей шенкелями бока  и  заставил
отойти к самому краю дороги, так как навстречу ему, топоча копытцами  по
гравию, текла река серебристо поблескивающего шелка. Он сразу узнал ста-
до своих премированных ангорских коз, у каждой из которых была своя  ро-
дословная и своя характеристика. Их было около двухсот.
   Благодаря тому, что этих породистых коз осенью не стригли, их сверка-
ющая шерсть, ниспадавшая волной даже  с  самых  молодых  животных,  была
тоньше, чем волосы новорожденного дитяти, белее, чем волосы человеческо-
го альбиноса, и длиннее обычных двенадцати дюймов, а  шерсть  лучших  из
них, доходившая до двадцати дюймов, красилась в любые  цвета  и  служила
преимущественно для женских париков; за нее платили баснословные деньги.
Форреста пленяла красота идущего ему навстречу  стада.  Дорога  казалась
лентой жидкого серебра, и в нем драгоценными камнями блестели похожие на
глаза кошек желтые козьи глаза, следившие с  боязливым  любопытством  за
ним и его нервной лошадью. Два пастуха-баска шли за стадом. Это были ко-
ренастые, плечистые и смуглые люди с черными  глазами  и  выразительными
лицами, на которых лежал отпечаток задумчивой  созерцательности.  Увидев
хозяина, пастухи сняли шапки и поклонились. Форрест поднял правую  руку,
на которой, покачиваясь, висел хлыст, и прикоснулся к краю своей широко-
полой фетровой шляпы.
   Лошадь опять заплясала и завертелась под ним; он слегка натянул повод
и тронул ее шпорами, все еще не в силах оторвать взгляд от этих четверо-
ногих клубков шелка,  заливавших  дорогу  серебристым  потоком.  Форрест
знал, почему они появились возле усадьбы: наступало время  окота,  когда
их уводили с пастбищ и помещали в особые загоны, где их  ждали  обильный
корм и заботливый уход. Глядя на них. Дик представил себе все лучшие ту-
рецкие и южноафриканские породы и нашел, что его стадо вполне могло  вы-
держать сравнение с ними. Хорошее, отличное стадо!
   Он поехал дальше. Со всех сторон раздавалось жужжание машин,  разбра-
сывающих удобрение. Вдали, на отлогих низких холмах, виднелось множество
упряжек, парных и троечных, - это его широкие кобылы пахали и  перепахи-
вали плугами зеленый дерн горных склонов, обнажая темно-коричневый,  бо-
гатый перегноем, жирный чернозем, настолько рыхлый и полный  животворных
сил, что он как бы сам рассыпался на частицы  мелкой,  точно  просеянной
земли, готовой принять в себя семена. Эта земля была  предназначена  для
посева кукурузы и сорго на силос. На других склонах посеянный раньше яч-
мень уже доходил до колен и виднелись дружные всходы клевера и канадско-
го гороха.
   Все эти поля, большие и малые, были обработаны так тщательно и  целе-
сообразно, что порадовали бы сердце самого придирчивого знатока.  Ограды
и заборы были настолько плотны и высоки, что являлись надежной защитой и
от свиней и от рогатого скота, а в их тени не росло никаких сорных трав.
Низины были засеяны люцерной; на некоторых зеленели озими, другие,  сог-
ласно требованиям севооборота, готовились под яровые; а на тех,  которые
лежали ближе к загонам для маток, паслись сытые шрошиирские и  французс-
кие мериносы или рылись в земле громадные белые  племенные  свиньи,  при
виде которых глаза Дика радостно блеснули.
   Он проехал через некоторое подобие деревни, где не было,  однако,  ни
гостиниц, ни лавок. Домики типа бунгало были изящной и прочной стройки и
радовали глаз; каждый стоял в саду, где уже цвели ранние  цветы  и  даже
розы, презревшие опасность последних утренников. Среди  клумб  бегали  и
резвились уже проснувшиеся дети, а иные, заслышав зов матерей,  неохотно
уходили завтракать.
   Огибая Большой дом на расстоянии полумили, Форрест проехал мимо вытя-
нувшихся в ряд  мастерских.  Он  остановился  возле  первой  и  заглянул
внутрь. Один из кузнецов работал у горна. Другой, склонившись над перед-
ней ногой уже немолодой кобылы, весившей тысячу восемьсот фунтов, стачи-
вал наружную сторону  копыта,  чтобы  лучше  пригнать  подкову.  Форрест
мельком взглянул на кузнеца и на его работу, поклонился и поехал дальше.
Проехав около ста футов, он остановил лошадь, вытащил из заднего кармана
записную книжку и что-то в нее занес.
   По пути он заглянул еще в несколько мастерских - малярную, слесарную,
столярную, в гараж. Когда он стоял возле столярной, мимо него промчалась
необычная автомашина  -  полугрузовик,  полулегковая  -  и,  свернув  на
большую дорогу, понеслась к  станции  железной  дороги,  находившейся  в
восьми милях от имения. Он узнал грузовик, забиравший каждое утро с  мо-
лочной фермы ее продукцию.
   Большой дом являлся как бы душой и центром всего имения. На  расстоя-
нии полумили его окружало кольцо хозяйственных построек.  Не  переставая
раскланиваться со своими служащими. Дик Форрест проехал галопом мимо мо-
лочной фермы. Это был целый городок с силосными башнями и подвесной  до-
рогой, по которой двигалось множество транспортеров, автоматически  выг-
ружавших удобрения на площадки машин. Некоторые  служащие,  ехавшие  кто
верхом, кто в повозках, останавливали Форреста, желая  посоветоваться  с
ним; по всему было видно, что это сведущие, деловые люди. То были эконо-
мы и управляющие отдельными отраслями хозяйства; говоря с хозяином,  они
были так же немногоречивы, как и он. Последнего  из  них,  сидевшего  на
грациозной молодой трехлетке - дикой и прекрасной, как может быть  прек-
расна еще не вполне объезженная лошадь арабской крови, - и вознамеривше-
гося ограничиться только поклоном, Дик Форрест сам остановил.
   - С добрым утром, мистер Хеннесси, - сказал он. - Скоро она будет го-
това для миссис Форрест?
   - Подождите еще недельку, - ответил Хеннесси. - Она теперь объезжена,
и именно так, как этого хотелось миссис Форрест; но  лошадь  утомлена  и
нервничает, - хорошо бы дать ей несколько дней, чтобы совсем  привыкнуть
и успокоиться.
   Форрест кивнул, и Хеннесси, его ветеринар, продолжал:
   - Кстати, у нас есть два возчика, они возят люцерну... Я полагаю,  их
следует рассчитать.
   - А что такое?
   - Один из них новый, Хопкинс, демобилизованный солдат; с  мулами  он,
может быть, и умеет обращаться, но в рысаках ничего не смыслит.
   Форрест снова кивнул.
   - Другой служит у нас уже два года, но он стал пить и  похмелье  свое
вымещает на лошадях...
   - Ага, Смит - этакий американец старого типа, бритый, левый глаз  ко-
сит? - перебил его Форрест.
   Ветеринар кивнул.
   - Я наблюдал за ним... Сначала он хорошо работал, а теперь  почему-то
закуролесил... Конечно, пошлите его к черту. И этого  тоже,  как  его...
Хопкинса, гоните вон. Кстати, мистер Хеннесси, - Форрест вынул  записную
книжку и, оторвав недавно исписанный листок, скомкал его, -  у  вас  там
новый кузнец. Ну что, как он кует лошадей?
   - Он у нас совсем недавно, я еще не успел к нему присмотреться.
   - Так вот: гоните его вместе с теми двумя.  Он  нам  не  подходит.  Я
только что видел, как он, чтобы получше пригнать подкову старухе  Бесси,
соскоблил у нее чуть ли не полдюйма с переднего копыта.
   - Нашел способ!
   - Так вот. Отправьте его ко всем чертям, - повторил Форрест и, слегка
тронув лошадь, пустил ее по дороге; она с места взяла в карьер,  закиды-
вая голову и пытаясь сбросить его.
   Многое из того, что Форрест видел, нравилось  ему.  Глядя  на  жирные
пласты земли, он даже пробормотал:  "Хороша  землица,  хороша!"  Кое-что
ему, однако, не понравилось, и он тотчас же сделал  соответствующие  по-
метки в своей записной книжке.
   Замыкая круг, центром которого был Большой дом, Форрест проехал еще с
полмили до группы стоящих отдельно бараков и загонов. Это была  больница
для скота - цель его поездки. Здесь он нашел только двух телок с  подоз-
рением на туберкулез и великолепного джерсейского борова, чувствовавшего
себя как нельзя лучше. Боров весил шестьсот фунтов; ни  блеск  глаз,  ни
живость движений, ни лоснящаяся щетина не давали оснований предположить,
что он болен. Боров недавно прибыл из штата Айова и должен был, по уста-
новленным в имении правилам, выдержать определенный карантин. В  списках
торгового товарищества он значился как Бургесс Первый, двухлетка, и обо-
шелся Форресту в пятьсот долларов.
   Отсюда Форрест свернул на одну из тех дорог, которые расходились  ра-
диусами от Большого дома, догнал Креллина, своего свиновода, дал  ему  в
течение пятиминутного разговора инструкции, как  содержать  в  ближайшие
месяцы Бургесса Первого, и узнал,  что  его  великолепная  первоклассная
свиноматка Леди Айлтон, премированная на всех  выставках  от  Сиэтла  до
СанДиего и удостоенная голубой ленты, благополучно разрешилась  одиннад-
цатью поросятами. Креллин рассказал, что просидел возле нее чуть не  всю
ночь и едет теперь домой, чтобы принять ванну и позавтракать.
   - Я слышал, что ваша старшая дочь окончила школу и собирается  посту-
пить в Стэнфордский университет? - спросил Форрест, сдержав лошадь,  ко-
торую он уже хотел пустить галопом.
   Креллин, молодой человек лет тридцати пяти,  рано  созревший  оттого,
что давно стал отцом, и еще юный благодаря честной жизни и свежему  воз-
духу, был польщен вниманием хозяина; он слегка покраснел под  загаром  и
кивнул.
   - Обдумайте это хорошенько, - продолжал Форрест. - Вспомните-ка  всех
известных вам девушек, окончивших колледж или учительский институт: мно-
гие ли работают по своей специальности? А сколько в течение ближайших же
двух лет по окончании курса повыходили замуж и  обзавелись  собственными
младенцами?
   - Но Елена относится к учению очень серьезно, - возразил Креллин.
   - А помните, когда мне удаляли аппендикс, - снова заговорил  Форрест,
- за мной ухаживала одна умелая сиделка - самая прелестная девушка,  ка-
кая когда-либо ходила по земле на прелестных ножках. Она всего за  шесть
месяцев до этого получила свидетельство квалифицированной сиделки. И  не
прошло и четырех месяцев, как мне пришлось послать ей свадебный подарок.
Она вышла замуж за агента автомобильной фирмы. С тех пор она  все  время
кочует по гостиницам и ни разу не имела возможности применить свои  зна-
ния, тем более что и детей они не завели. Правда, теперь у нее опять по-
явились надежды... Но то ли это будет, то ли нет, а пока она и  так  со-
вершенно счастлива. К чему же все ее учение?..
   Как раз в это время мимо них прошел  пустой  удобритель,  и  Креллину
пришлось отступить, а Форресту отъехать к самому краю дороги. Форрест  с
удовольствием оглядел запряженную в удобритель рослую, удивительно  про-
порционально сложенную кобылу, многочисленные премии которой, так же как
и премии ее предков, потребовали бы особого эксперта, чтобы их  перечис-
лить и классифицировать.
   - Посмотрите на Принцессу Фозрингтонскую, - заметил Форрест, указывая
на лошадь, радовавшую его  взоры.  -  Вот  настоящая  производительница.
Только случайно, благодаря селекции во многих поколениях, стала она  жи-
вотным, приспособленным для перевозки тяжестей. Но не это в ней главное:
главное то, что она производительница. И для наших женщин в  большинстве
случаев самое главное - любовь к мужчине и материнство, к  которому  они
предназначены природой. В биологии нет никаких оснований для  всей  этой
современной женской кутерьмы из-за работы и политических прав.
   - Но есть основания экономические, - возразил Креллин.
   - Несомненно, - согласился Форрест и продолжал:  -  Наш  промышленный
строй не дает женщинам возможности выйти замуж и заставляет их работать.
Но не забудьте, что промышленные системы приходят и уходят, а законы би-
ологии вечны.
   - В наше время одной семейной жизнью молодых женщин не удовлетворишь,
- продолжал настаивать Креллин.
   Дик Форрест недоверчиво засмеялся.
   - Ну не знаю! - сказал он. - Возьмем хотя бы вашу жену: получила дип-
лом, да еще университетский по факультету древних языков! А зачем ей это
нужно? У нее два мальчика и три девочки, если не ошибаюсь. А  вашей  не-
вестой она стала - помните, вы говорили? - еще за полгода  до  окончания
курса...
   - Так-то так, но... - настаивал Креллин, хотя в его глазах  мелькнуло
что-то, показывавшее, что он согласен со своим  хозяином,  -  во-первых,
это было пятнадцать лет назад, а во-вторых, мы отчаянно влюбились друг в
друга. Чувство было сильнее нас. Тут, я не спорю, вы правы. Она  мечтала
о великих деяниях, а я мог в лучшем случае рассчитывать на  деканство  в
сельскохозяйственном колледже. И все-таки чувство пересилило, и мы поже-
нились. Но ведь с тех пор прошло целых пятнадцать лет, а за эти  годы  в
жизни, в стремлениях, в идеалах нашей женской молодежи изменилось  очень
многое.
   - Не верьте этому, мистер Креллин, не верьте! Посмотрите  статистику.
То, о чем вы говорите, случайно и очень относительно. Каждая женщина бы-
ла и останется женщиной прежде всего. Пока наши девочки будут  играть  в
куклы и любоваться на себя в зеркало, женщина будет тем, чем была  всег-
да: во-первых, матерью, вовторых, подругой мужчины, женой.  Это,  повто-
ряю, подтверждается статистикой. Я следил за судьбою женщин,  окончивших
учительский институт. Не забудьте, что те из них, кто выходит  замуж  до
окончания курса, исключаются из института. Но и те, кто  успевает  окон-
чить его, преподают в среднем не больше двух лет. А если принять во вни-
мание, что многие из кончающих  некрасивы  или  незадачливы  и  обречены
судьбою оставаться старыми девами и всю жизнь преподавать, то срок рабо-
ты тех, кто выходит замуж, еще сократится.
   - И все-таки женщина, даже девочка, всегда сделает все по-своему, на-
перекор мужчине, - пробормотал Креллин, пасуя перед цифрами, приведенны-
ми Форрестом, и решив на досуге изучить их.
   - Значит, ваша дочка поступит в университет,  -  рассмеялся  Форрест,
готовясь пустить лошадь галопом, - а вы, и я, и все мужчины до скончания
века будут позволять женщинам делать все, что им вздумается?
   Провожая взглядом быстро уменьшавшуюся фигуру хозяина и  его  лошади,
Креллин улыбнулся. Он подумал: "А где же ваши собственные ребята, мистер
Форрест?" - и решил за утренним кофе рассказать жене об этом разговоре.
   Прежде чем вернуться к Большому дому.  Дик  Форрест  остановился  еще
раз.
   Человека, которого он окликнул, звали Менденхоллом; это был управляю-
щий конюшнями и специалист по пастбищам. Про него говорили, что он знает
в имении не только каждую травинку с той минуты, как появился росток, но
и высоту травинки.
   По знаку Форреста Менденхолл остановил  пару  трехлеток,  которых  он
объезжал в пароконной двуколке.
   Окликнул же его Форрест после того, как внимательно вгляделся  в  се-
верный конец долины Сакраменто: там на много миль тянулась волнистая ли-
ния холмов, озаренных солнцем и уже покрытых яркой, свежей зеленью.
   Происшедший затем разговор был краток и свелся к немногосложным  воп-
росам и ответам. Они давно научились понимать друг  друга.  Речь  шла  о
травах, о зимних дождях и возможности поздних весенних дождей.  Упомина-
лись речки - Литтл Койот и Лос-Кватос, холмы Йоло и Миримар, а также Биг
Бэзин, Раунд Валлей и горные кряжи Сан-Ансельмо и Лос-Банос. Обсуждались
теперешние, прошлые и будущие передвижения стад  и  гуртов,  надежды  на
травы, посеянные на горных пастбищах, производился приблизительный подс-
чет сена, оставшегося в отдаленных сараях, укрытых в горных долинах, где
скот зимовал и кормился.
   Под дубами, у коновязи, Форресту не пришлось самому возиться с  Фури-
ей. Подбежавший конюх принял ее. Форрест на ходу бросил  несколько  слов
относительно Дадди, выездной лошади, и вскоре  его  шпоры  зазвенели  на
крыльце дома.
 
 
   ГЛАВА ТРЕТЬЯ
 
   Открыв тяжелую тесовую дверь, обитую железными гвоздями, Форрест  во-
шел в один из флигелей Большого дома. И дверь и помещение за ней, с  бе-
тонным полом и многочисленными дверями, напоминали средневековую  тюрем-
ную башню. Одна из них распахнулась, на пороге показался китаец в  белом
фартуке и крахмальном колпаке, а за ним следом вырвался глухой гул дина-
мо-машины. Этот гул и отвлек Форреста от его  цели.  Он  остановился  и,
придержав дверь, заглянул в освещенную электрическими лампами прохладную
бетонированную комнату, где  стоял  длинный  стеклянный  холодильник  со
стеклянными полками, соединенный с машиной для изготовления  искусствен-
ного льда и с динамо. На полу в засаленном рабочем комбинезоне сидел  на
корточках весь измазанный грязью человечек. Форрест кивнул ему.
   - Что-нибудь не ладится, Томсон?
   - Не ладилось, - последовал Краткий исчерпывающий ответ.
   Форрест закрыл дверь и пошел по длинному, словно  туннель,  коридору.
Узкие окна, похожие на бойницы средневекового замка, пропускали  скудный
свет. Другая дверь привела его в длинную низкую  комнату  с  бревенчатым
потолком; камин был так велик, что в нем можно было бы  зажарить  целого
быка. На рдеющих углях ярко пылал толстый пень.  В  комнате  стояли  два
бильярда, несколько карточных столов, небольшая стойка с напитками, а по
углам - кресла и диваны. Два молодых  человека,  натиравшие  мелом  свои
кии, ответили на приветствие Форреста.
   - С добрым утром, мистер Нэйсмит, - весело обратился Форрест к одному
из них. - Набрали еще материал для "Газеты скотовода"?
   Нэйсмит, молодой человек лет тридцати, в пенсне,  смущенно  улыбнулся
и, подмигнув, указал на своего товарища.
   - Да вот Уэйнрайт вызвал меня...
   - Другими словами. Льют и Эрнестина продолжают сладко спать! - засме-
ялся Форрест.
   Уэйнрайт хотел ответить на шутку хозяина, но не успел: тот уже отошел
от него, на ходу бросив Нэйсмиту через плечо:
   - Хотите ехать со мной в половине двенадцатого? Мы с Тэйером  отправ-
ляемся в машине смотреть шропширов. Ему нужны бараны, десять вагонов;  и
для вас, наверно, найдется подходящий материал по части вывоза  скота  в
штат Айдахо. Захватите фотоаппарат. Вы с Тэйером нынче утром виделись?
   - Он шел завтракать, как раз когда мы уходили из столовой, - вмешался
Берт Уэйнрайт.
   - Если увидите его, скажите, чтобы он был готов к половине  двенадца-
того. Тебя, Берт, я не приглашаю... из сострадания: к тому времени деви-
цы наверняка встанут.
   - Возьми с собой хоть Риту! - жалобно попросил Берт.
   - Боюсь, что не смогу, - ответил Форрест уже в дверях, - мы  едем  по
делам. Да и Риту с Эрнестиной, как тебе известно, водой не разольешь.
   - Вот мне и хотелось, чтобы это  хоть  раз  случилось,  -  усмехнулся
Берт.
   - Удивительно! Братья почему-то никогда не ценят своих сестер, -  за-
метил Форрест. - Мне всегда казалось, что Рита очень славная  сестренка.
Чем она тебе не угодила?
   Не дожидаясь ответа, он закрыл за собой дверь, и звон его шпор донес-
ся из коридора, а затем с витой лестницы. Поднимаясь по ее  широким  бе-
тонным ступеням, он услышал наверху звуки рояля и,  привлеченный  ритмом
веселого танца и взрывами смеха, заглянул в светлую комнату, всю залитую
солнцем. За роялем сидела молодая девушка в розовом  кимоно  и  утреннем
чепчике, а две других, тоже в кимоно, исполняли какой-то  фантастический
танец: его не изучали ни в каких танцклассах, и он отнюдь не  предназна-
чался для мужских глаз.
   Девушка, сидевшая за роялем, сразу увидела Форреста, подмигнула ему и
продолжала играть. Танцующие заметили его лишь  через  несколько  минут.
Они взвизгнули, смеясь, упали друг Другу в объятия, и музыка оборвалась.
Все трое были сильные, молодые и здоровые, и при виде их в  глазах  Фор-
реста засветилось такое же удовольствие, какое светилось в них, когда он
смотрел на Принцессу Фозрингтонскую.
   Начались взаимные насмешки и поддразнивания, как бывает обычно, когда
соберется молодежь.
   - Я здесь уже пять минут, - уверял их Дик Форрест.
   Обе танцовщицы, желая скрыть свое смущение, заявили, что сильно  сом-
неваются в этом, и стали приводить примеры его  будто  бы  общеизвестной
лживости. Сидевшая за роялем Эрн