последний раз. Вот он и оделся в последний раз. И вчераш-
няя утренняя ванна была последней. Разве чистая  вода  может  остановить
посмертное тление? Но побриться все-таки придется. Последняя дань земной
суетности. Ведь после смерти волосы продолжают некоторое время расти.
   Он вынул из вделанного в стену несгораемого шкафа свое завещание, по-
ложил перед собой на стол и внимательно прочел. Ему пришли в голову раз-
ные мелкие дополнения, и он вписал их от руки, предусмотрительно  поста-
вив дату на полгода раньше. Последняя приписка обеспечивала общину  муд-
рецов в составе семи человек.
   Он просмотрел свои страховые полисы и в  каждом  с  особым  вниманием
прочел параграфы о дозволенном самоубийстве. Подписал письма,  ожидавшие
его с прошлого утра, и продиктовал в диктофон  письмо  своему  издателю.
Очистив стол, он наскоро подсчитал актив и пассив, сбросив с актива  за-
топленные рудники; этот баланс он тут  же  заменил  другим,  максимально
увеличив расходы и до смешного сократив доходы. Все же  результат  полу-
чился удовлетворительный.
   Затем он разорвал исписанные цифрами листки и набросал план того, ка-
кую следует, по его мнению, вести линию в отношении мексиканских  рудни-
ков. Он набросал этот план небрежно, в общих чертах, чтобы, когда запис-
ку найдут среди бумаг, она не возбудила подозрений. Таким же образом  он
составил на несколько лет вперед программу  улучшения  породы  широв,  а
также внутрипородного скрещивания для Горца, Принцессы и лучших  экземп-
ляров их потомства.
   Когда в шесть часов О-Дай принес кофе. Дик  излагал  последний  пункт
своего проекта рисовых плантаций:
   "Хотя итальянский рис и вырастает скорее и поэтому особенно  подходит
для опытов, - писал он, - я буду некоторое время засевать поля в  одина-
ковых пропорциях сортами моти, йоко и уотерибюн;  ввиду  того,  что  они
созревают в разное время, это даст возможность при тех же рабочих, маши-
нах и тех же накладных расходах обрабатывать большую  площадь,  чем  при
посадке одного сорта".
   О-Дай поставил кофе на стол, ничем не выразив своего удивления - даже
после того, как взглянул на явно не тронутую постель. И Дик  не  мог  не
восхититься его выдержкой.
   В шесть тридцать зазвонил телефон, и он услышал утомленный голос Хен-
несси, говорившего:
   - Я знаю, что вы уже встали, и хочу  сообщить  вам  радостную  весть:
старуха Бесси выживет. Хотя ей было здорово плохо. Пойду теперь сосну.
   Побрившись, Дик постоял перед душем, и лицо его омрачилось:  "На  кой
черт, все равно только потеря времени!" Однако он переобулся, надев  бо-
лее тяжелые ботинки с высокой шнуровкой, - они были удобнее для охоты.
   Он опять сидел за столом и просматривал свои заметки в блокнотах, го-
товясь к утренней работе, когда услышал шаги Паолы. Она не приветствова-
ла его обычным: "С добрым утром, веселый Дик", но подошла совсем  близко
и мягко проговорила:
   - Сеятель желудей! Всегда неутомимое, всегда бодрое Багряное Облако!
   Вставая и стараясь к ней не прикоснуться, он заметил  темные  тени  у
нее под глазами. Она тоже избегала прикосновений.
   - Опять "белая ночь"? - спросил он, придвигая ей стул.
   - Да, "белая ночь", - отозвалась Паола. - Ни одной минуты сна;  а  уж
как я старалась!
   Обоим было трудно говорить, и вместе с тем они не могли отвести  глаз
друг от друга.
   - Ты... выглядишь неважно.
   - Да, лицо у меня не того... - кивнул он. - Я смотрел на себя,  когда
брился, это вчерашнее выражение с него не сходит.
   - Что-то с тобой вчера вечером случилось, - робко сказала она, и  Дик
ясно прочел в ее глазах то же страдание, какое он видел в глазах  Ой-Ли.
- Все обратили внимание на твое лицо. Что с тобой?
   Он пожал плечами.
   - Это выражение появилось уже с некоторых пор, - уклонился он от  от-
вета, вспоминая, что первый намек он заметил на портрете, который писала
Паола. - Ты тоже заметила? - спросил он.
   Она кивнула. Вдруг ей пришла в голову  новая  мысль.  Он  прочел  эту
мысль на ее лице, прежде чем Паола успела выговорить ее вслух:
   - Дик, может быть, ты влюбился? Это был бы выход.  Это  разрешило  бы
все недоразумения. На лице ее отразилась надежда.
   Он медленно покачал головой и улыбнулся: он видел, как она  разочаро-
вана.
   - Впрочем, да, - сказал он. - Да! Влюбился!
   - Влюбился? - Паола обрадовалась, когда он ответил: "Влюбился".
   Она не ожидала того, что за этим последует. Он встал, резким движени-
ем пододвинул к ней свой стул - так близко, что коснулся коленями ее ко-
лен, и, наклонившись к ней, быстро, но бережно взял ее руки в свои.
   - Не пугайся, моя птичка, - ответил он. - Я не буду тебя целовать.  Я
уже давно тебя не целовал. Я просто хочу рассказать тебе об  этой  влюб-
ленности. Но раньше я хочу сказать, как я горд,  как  я  горжусь  собой.
Горжусь тем, что я влюблен. В мои годы - и влюблен! Это невероятно, уди-
вительно. И как люблю! Какой я странный, необыкновенный и вместе  с  тем
замечательный любовник! Я живое опровержение всех книг и  всех  биологи-
ческих теорий. Оказывается, я однолюб. И я люблю одну-единственную  жен-
щину. После двенадцати лет обладания - люблю ее безумно, нежно и  безум-
но!
   Руки Паолы невольно выразили ее  разочарование,  она  сделала  легкое
движение, чтобы освободить их; но он сжал их еще крепче.
   - Я знаю все ее слабости - и люблю ее всю, со всеми слабостями и  со-
вершенствами, люблю так же безумно, как в первые дни, как в те сумасшед-
шие мгновения, когда впервые держал ее в своих объятиях.
   Ее руки все настойчивее старались вырваться из плена,  она  бессозна-
тельно тянула их к себе и выдергивала, чтобы наконец  освободить.  В  ее
взоре появился страх. Он знал ее щепетильность и догадывался, что  после
того, как к ее губам так недавно прижимались губы другого, она не  могла
не бояться с его стороны еще более пылких проявлений любви.
   - Пожалуйста, прошу тебя,  не  пугайся,  робкая,  прелестная,  гордая
птичка. Смотри - я отпускаю тебя на волю. Знай, что я горячо люблю  тебя
и что все это время считаюсь с тобой не меньше, чем с собой, и даже  го-
раздо больше.
   Он отодвинул свой стул, откинулся на его  спинку  и  увидел,  что  ее
взгляд стал доверчивее.
   - Я открою тебе все мое сердце, - продолжал он, - и хочу, чтобы и  ты
открыла мне свое.
   - Эта любовь ко мне что-то совсем новое? - спросила она. - Рецидив?
   - И так и не так!
   - Я думала, что давно уж стала для тебя только привычкой...
   - Я любил тебя все время.
   - Но не безумно.
   - Нет, - сознался он, - но с уверенностью. Я был так уверен в тебе, в
себе. Это было для меня нечто постоянное и раз навсегда решенное. И  тут
я виноват. Но когда уверенность  пошатнулась,  вся  моя  любовь  к  тебе
вспыхнула сызнова. Она жила в течение всего нашего брака,  но  это  было
ровное, постоянное пламя.
   - А как же я? - спросила она.
   - Сейчас дойдем и до тебя. Я знаю, что тебя тревожит и сейчас и  нес-
колько минут назад. Ты глубоко правдива и честна, и одна  мысль  о  том,
чтобы делить себя между двумя мужчинами, для тебя ужасна. Я понял  тебя.
Ты уже давно не позволяешь мне ни одного любовного прикосновения.  -  Он
пожал плечами. - И я с того времени не стремился к ним.
   - Значит, ты все-таки знал? С первой минуты? - поспешно спросила она.
   Дик кивнул.
   - Может быть, - произнес он, словно взвешивая  свои  слова,  -  может
быть, я уже ощущал то, что надвигалось, даже раньше, чем ты сама поняла.
Но не будем вдаваться в это...
   - И ты видел... - решилась она спросить и смолкла от стыда при мысли,
что муж мог быть свидетелем их ласк.
   - Не будем унижать себя подробностями, Паола.
   Кроме того, ничего дурного в этом не было и нет. Да мне и видеть было
незачем. Я сам помню поцелуи, украденные тайком в короткие миги темноты,
помимо прощаний на глазах у всех. Когда все признаки созревшего  чувства
налицо, нежные оттенки и любовные нотки в голосе не могут  быть  скрыты,
так же как бессознательная ласка встретившихся взглядов,  непроизвольная
мягкость интонаций, перехваченное волнением дыхание... и тогда совершен-
но не нужно видеть поцелуй перед прощанием на ночь. Он неизбежен. И пом-
ни на будущее, моя любимая, что я тебя во всем оправдываю.
   - Но... но ведь было... все-таки очень немногое, - пробормотала она.
   - Я крайне удивился бы, если бы было больше. Ты не такая. Я удивляюсь
и немногому. После двенадцати лет... разве можно было ожидать...
   - Дик, - прервала его Паола, наклонясь к нему и пытливо глядя на  не-
го. Она приостановилась, ища слов, затем решительно продолжала: - Скажи,
неужели за эти двенадцать лет у тебя не было большего?
   - Я уже сказал тебе, что во всем тебя оправдываю, - уклонился  он  от
прямого ответа.
   - Но ты не ответил на мой вопрос, - настаивала она. - О, я имею в ви-
ду не мимолетный флирт или легкое ухаживание. Я имею в виду неверность в
самом точном смысле слова. Ведь это в прошлом было?
   - В прошлом - было, но очень редко и очень-очень давно.
   - Я много раз думала об этом, - заметила она.
   - Я же сказал тебе, что во всем тебя оправдываю, - повторил Дик. -  И
теперь ты знаешь, почему.
   - Значит, и я имела право на то же... Впрочем, нет, нет. Дик, не име-
ла, - поспешно добавила она. - Во всяком случае, ты всегда  проповедовал
равенство мужчины и женщины.
   - Увы, больше не проповедую, - улыбнулся он. - Воображение человека -
это такая сила! И я за  последнее  время  принужден  был  изменить  свои
взгляды.
   - Значит, ты хочешь, чтобы я была тебе верна? Он кивнул и сказал:
   - Пока ты живешь со мной.
   - Но где же тут равенство?
   - Никакого равенства нет, - покачал он головой. -  О,  да,  про  меня
можно сказать, что я сам не знаю, чего хочу. Но  только  теперь  -  увы,
слишком поздно - я открыл ту древнюю истину, что женщины - иные, чем мы,
мужчины. Все, чему меня научили книги и теории, рассыпается в прах перед
тем вечным фактом, что женщина - мать наших детей... Я... я, видишь  ли,
до сих пор надеялся, что у нас с тобой будут дети... Но теперь, конечно,
не о чем и говорить. Вопрос теперь в  том,  каковы  твои  чувства.  Свое
сердце я открыл тебе. А потом уже будем решать, что нам делать.
   - О Дик, - едва проговорила она, когда молчание стало слишком тягост-
ным. - Но я же люблю тебя, я всегда буду любить тебя.  Ты  мое  Багряное
Облако. Знаешь, еще вчера я была на твоей веранде и повернула свою  кар-
точку лицом к стене. Это было ужасно. И что-то в этом было недоброе. И я
опять скорей-скорей перевернула ее.
   Он закурил сигарету и ждал.
   - Но ты не открыла мне свое сердце, ты не все сказала, -  заметил  он
наконец с мягким упреком.
   - Я люблю тебя, - повторила она.
   - А Ивэна?
   - Это совсем другое. Ужасно, что приходится  так  с  тобой  говорить.
Кроме того, я даже не знаю! Я никак не могу понять своих чувств...
   - Что же это - любовь? Или только любовный эпизод? Одно из двух.
   Паола покачала головой.
   - Пойми же, - продолжала она, - что я сама себя  не  понимаю!  Видишь
ли, я женщина. Мне не пришлось "перебеситься", как вы, мужчины, выражае-
тесь. А теперь, когда это случилось, я не знаю, что мне  делать.  Должно
быть. Шоу и другие правы! Женщина - хищница. А вы оба - крупная дичь.  Я
ничего не могла с собой поделать. Во мне проснулся какой-то задор. Я са-
ма для себя загадка. То, что со  мной  произошло,  не  вяжется  с  моими
взглядами и убеждениями. Мне нужен ты и нужен Ивэн - нужны  вы  оба.  О,
поверь мне, это не любовный эпизод. А если даже так, то я этого не  соз-
наю! Нет, нет, это не то! Я знаю, что не то.
   - Значит, любовь?
   - Но я люблю тебя. Багряное Облако! Тебя!
   - А говоришь, что любишь его. Ты не можешь любить нас обоих.
   - Оказывается, могу. И люблю. Я люблю вас обоих. Ведь я говорю с  то-
бой по-честному и хочу, чтобы все было ясно. Нужно" найти выход... я на-
деялась, ты поможешь мне. Ради этого я к тебе и пришла. Должен  же  быть
какой-то выход...
   Она посмотрела на него умоляюще. Он сказал:
   - Одно из двух - или он, или я. Другого выхода я не вижу.
   - И он то же самое говорит. А я не могу согласиться. Он хотел  непре-
менно идти сразу к тебе, но я ему не позволила. Он хотел уехать, а я все
удерживала его здесь, как ни тяжело это для вас обоих: я  хотела  видеть
вас вместе, хотела сравнить и оценить вас в своем сердце. Это ни к  чему
не привело. Вы мне нужны оба. Я не могу отказаться ни от тебя, ни от не-
го.
   - К сожалению, как ты сама видишь, - начал Дик, и в  глазах  его  не-
вольно блеснула усмешка, - если у тебя, может быть, и есть склонность  к
многомужеству, то мы, глупые мужчины, не можем примириться с таким реше-
нием.
   - Не будь жестоким. Дик, - запротестовала она.
   - Прости. Я не хотел этого. Просто мне очень больно, и это своего ро-
да неудачная попытка нести свое горе с философским мужеством.
   - Я говорила ему, что из всех мужчин, каких я встречала, он один  ра-
вен моему мужу, но мой муж все же больше его.
   - Что ж, ты хотела быть лояльной по отношению ко мне и к себе  самой,
- сказал Дик. - Ты была моей до той минуты, как я перестал быть для тебя
самым замечательным человеком на свете.  Тогда  он  стал  самым  замеча-
тельным.
   Она покачала головой.
   - Хочешь, я помогу тебе все это распутать! - продолжал он.  -  Ты  не
знаешь ни себя, ни своих желаний? И ты не можешь выбрать между нами, по-
тому что тебе нужны оба?
   - Да, - прошептала она. - Но вы нужны мне поразному.
   - В таком случае, все ясно, - отрезал он.
   - Что ты хочешь сказать?
   - А вот что, Паола. Я проиграл, Грэхем выиграл. Разве ты  не  видишь?
Ты сама говоришь, что наши шансы равны, равны и не больше, хотя у  меня,
казалось бы, есть преимущество перед ним, это преимущество -  двенадцать
лет нашей любви, наши узы, наши чувства и воспоминания. Боже  мой!  Если
бы все это положить на его чашу весов, разве ты сомневалась бы хоть  ми-
нуту! Первый раз в жизни любовь тебя так захватила, и произошло это  до-
вольно поздно, вот почему тебе трудно разобраться.
   - Но, Дик, ведь и чувство к тебе захватило меня.
   Он покачал головой.
   - Мне всегда хотелось так думать, иногда я даже этому верил,  но  ни-
когда не верил вполне. Со мной ты никогда не теряла голову, даже  внача-
ле, когда нас обоих крутил какой-то вихрь. Может быть, ты и была  очаро-
вана, но разве ты безумствовала, как я, разве пылала страстью? Я  первый
полюбил тебя...
   - И как ты умел любить меня...
   - Я полюбил тебя, Паола; и хотя ты отвечала мне,  твое  чувство  было
иным, чем мое: ты никогда не теряла голову. А с Ивэном, видно, теряешь.
   - Как мне хотелось бы знать наверное, - задумчиво проговорила она.  -
Иногда мне кажется, что так оно и есть, а потом я опять сомневаюсь. То и
другое несовместимо. Может быть, ни один мужчина не  способен  полностью
захватить меня... а ты ни чуточки не хочешь мне помочь!
   - Только ты, ты одна можешь все разрешить, Паола, - сказал он строго.
   - Но помоги мне, ну хоть немного! Ты даже не стараешься удержать  ме-
ня! - настаивала она.
   - Я бессилен. У меня руки связаны. Я не могу сделать ни одного движе-
ния, чтобы удержать тебя. Ты не можешь делить себя между двоими. Ты была
в его объятиях... - Он движением руки остановил ее возражения.  -  Пожа-
луйста, прошу тебя, любимая, не надо... Ты была в его объятиях  -  и  ты
трепещешь, как испуганная птичка, при одной мысли, что я могу приласкать
тебя. Разве ты не видишь? Твои поступки решают вопрос не в  мою  пользу.
Тело твое избрало другого. Его объятия ты переносишь. А одна мысль о мо-
их тебя отталкивает.
   Она медленно, но убежденно покачала головой.
   - И все-таки я не знаю, не могу решить, - настаивала она.
   - Но ты должна!  Создавшееся  положение  нестерпимо,  и  надо  что-то
предпринять, потому что Ивэну пора ехать. Понимаешь? Или уезжай  ты.  Вы
оба здесь оставаться не можете. Не спеши. Обдумай все. Отошли Ивэна. Или
поезжай, скажем, на некоторое время погостить к тете Марте. Вдали от нас
обоих тебе, может быть, все станет яснее.  Не  отменить  ли  сегодняшнюю
охоту? Я отправлюсь один, а ты оставайся и поговори с Ивэном. Или  поез-
жай и переговори с ним по дороге. Так или иначе - я вернусь домой  очень
поздно. Может быть, я переночую в хижине у  одного  из  гуртовщиков.  Но
когда я вернусь, пусть Ивэна уже здесь не будет. Уедешь ты с ним или нет
- это тоже должно быть решено к моему возвращению.
   - А если бы я уехала? - спросила она.
   Он пожал плечами, встал и посмотрел на свои часы.
   - Я послал сказать Блэйку, чтобы он сегодня явился пораньше, -  пояс-
нил Дик, делая шаг к двери и как бы приглашая ее удалиться.
   На пороге она остановилась и прижалась к нему.
   - Поцелуй меня. Дик, - сказала она и добавила: - Это не то, не любов-
ный поцелуй... - Ее голос вдруг упал. - На случай, если бы  я...  решила
уехать...
   Секретарь уже шел по коридору, но Паола медлила.
   - С добрым утром, мистер Блэйк, - приветствовал его Дик. - Очень  жа-
лею, что пришлось вас потревожить так рано. Прежде всего, будьте  добры,
протелефонируйте мистеру Эгеру и мистеру Питтсу: я не могу повидаться  с
ними сегодня утром. И всех остальных перенесите на завтра. Мистеру Хэнли
скажите, что я вполне одобряю его план относительно Быокэйской  плотины,
- пусть действует решительно. С мистером Менденхоллом и мистером  Мэнсо-
ном я все-таки повидаюсь сегодня. Скажите, что я жду их в  девять  трид-
цать.
   - Еще одно. Дик... - прервала его Паола. - Не забудь, что это я  зас-
тавила его остаться. Он остался не по своей вине, не по своей воле.  Это
я его не отпускала.
   - Ивэн действительно потерял голову, - улыбнулся Дик. - Судя по тому,
что я о нем знаю, трудно было понять, как это он тут же не уехал при по-
добных обстоятельствах. Но раз ты не отпускала его, а он потерял голову,
как только может потерять голову человек от такой женщины,  как  ты,  то
мне все понятно. Он больше, чем просто порядочный человек. Таких не час-
то встретишь. И он даст тебе счастье...
   Она подняла руку, как бы желая остановить его.
   - Не знаю, могу ли я еще быть счастлива  в  жизни,  Багряное  Облако.
Когда я вижу, какое у тебя стало лицо... И потом - ведь я же была счаст-
лива и довольна все эти двенадцать лет... Этого мне никогда  не  забыть.
Вот почему я не в состоянии сделать выбор. Но ты  прав.  Настало  время,
когда мне пора разрешить этот... - она запнулась, он угадывал,  что  она
не может заставить себя произнести слово "треугольник", - распутать этот
узел, - докончила она, и голос ее дрогнул. - Мы все поедем на  охоту.  А
дорогой я поговорю с ним и попрошу его уехать, независимо от  того,  как
сама поступлю потом.
   - Я бы на твоем месте не торопился с решением, -  сказал  Дик.  -  Ты
знаешь, я равнодушен к морали и признаю ее, только когда она полезна. Но
в данном случае она может быть очень полезна. У вас могут  быть  дети...
Нет, нет, пожалуйста, не возражай, - остановил он ее. - А в таких случа-
ях всякие пересуды, даже о прошлом, едва ли желательны. Развод в обычном
порядке - слишком большая канитель. Я все так устрою,  чтобы  дать  тебе
свободу на вполне законном основании, и ты  сбережешь  по  крайней  мере
год.
   - Если я на это решусь, - заметила она с бледной улыбкой.
   Он кивнул.
   - Но ведь я могу решить и иначе. Я еще сама не знаю. Может быть,  все
это только сон, и я скоро проснусь, и войдет Ой-Ли и скажет мне,  что  я
спала долго и крепко...
   Она неохотно отошла, но, сделав несколько шагов, вдруг опять  остано-
вилась.
   - Дик, - окликнула она его, - ты мне раскрыл свое сердце, но не  ска-
зал, что у тебя на  уме.  Не  делай  никаких  глупостей.  Вспомни  Дэнни
Хольбрука! Смотри, чтобы на охоте не было никаких несчастных случаев!
   Он покачал головой и насмешливо прищурился, делая  вид,  что  находит
такое подозрение очень забавным, в то же время удивляясь, как верно  она
отгадала его намерения.
   - И бросить