остановился, задумавшись.
   Теперь дело уже не в отъезде. Относительно этого вопрос ясен. Правда,
у Дика свои права. Но права есть и у Паолы. Да и смеет ли он уехать пос-
ле того, что произошло? Разве только если она... уедет вместе с ним. Уе-
хать теперь - это все равно, что поцеловать тайком и  убежать.  Если  уж
так вышло, что двое мужчин любят одну и ту же женщину, - а в такой треу-
гольник неизбежно закрадывается предательство, -  то,  конечно,  предать
женщину постыднее, чем предать мужчину.
   "Мы живем в реальном мире, - говорил он себе, медленно направляя  ло-
шадь к дому, - и Паола, и Дик, и я живые люди; и мы реалисты -  мы  при-
выкли прямо смотреть в лицо жизненным фактам. Ни церковь, ни законы, ни-
какие мудрствования и установления здесь ни при чем. Мы трое должны  все
решить сами. Конечно, кому-нибудь будет больно. Но вся жизнь  -  страда-
ние. Умение жить состоит в том, чтобы свести страдание  до  минимума.  К
счастью. Дик и сам держится таких же взглядов. Ничто не ново под  луной.
Бесчисленные треугольники бесчисленных поколений всегда как-то  разреша-
лись, значит, будет разрешен и этот. Все человеческие дела в конце  кон-
цов как-нибудь да разрешаются..."
   Он отбросил трезвые мысли и опять  отдался  блаженству  воспоминаний,
снова прикоснулся рукой к колену и ощутил на губах дыхание Паолы. Он да-
же остановил Селима, чтобы посмотреть на сгиб своего  локтя,  о  который
опирался ее стан.
   Грэхем увидел Паолу только за обедом, и она была такой же, как  всег-
да. Даже его жадный взор не мог отыскать в ней никаких следов  сегодняш-
него великого события и того гнева, от которого побледнело ее лицо и за-
горелись глаза, когда она подняла хлыст, чтобы ударить его. Она была  та
же, что и всегда, - маленькая хозяйка Большого дома. Даже когда их взоры
случайно встретились, ее глаза были ясны, спокойны, без  тени  смущения,
без всякого намека на тайну. Положение еще облегчалось тем, что приехали
новые гости, приятельницы ее и Дика, которые  должны  были  остаться  на
несколько дней.
   На другое утро он встретился с ними и Паолой в музыкальной комнате  у
рояля.
   - А вы, мистер Грэхем, не поете? - спросила некая миссис Гофман.
   Как узнал Грэхем, она  была  редактором  одного  женского  журнала  в
Сан-Франциско.
   - О, восхитительно! - шутливо отозвался он. - Верно, миссис Форрест?
   - Совершенно верно, - улыбнулась Паола. - Хотя бы уже потому, что ве-
ликодушно сдерживаете свой голос, чтобы окончательно не заглушить мой.
   - Вам ничего больше не остается, как доказать истинность ваших  слов,
- заявил он. - На днях мы пели один дуэт, - он вопросительно взглянул на
улыбавшуюся Паолу, - который мне особенно  по  голосу.  -  Грэхем  опять
взглянул на нее вскользь, но не получил никакого ответа: хочет она  петь
или нет. - Я сейчас пойду принесу ноты, они в другой комнате.
   - Эта песня называется "Тропою цыган", - услышал он голос Паолы, ког-
да выходил. - Очень яркая, увлекательная вещь.
   Они пели гораздо сдержаннее, чем в первый раз, и  голоса  их  звучали
далеко не с тем жаром и трепетом; но они  спели  дуэт  звучнее  и  шире,
больше в духе самого композитора и меньше давая места  личному  толкова-
нию. Грэхем во время пения думал об одном и был уверен, что о том же ду-
мает и Паола: их сердца поют другой дуэт, о котором даже не  подозревают
эти аплодирующие дамы.
   - Держу пари, что вы никогда лучше не пели, - сказал он Паоле.
   В ее голосе он услышал новые нотки, - он звучал теперь  полнее,  щед-
рее, с той именно богатой звучностью, какой можно было ожидать от  прек-
расных форм ее шеи.
   - А теперь, так как вы наверняка не знаете, что такое паттеран, я вам
расскажу... - начала она.
 
 
   ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ
 
   - Дик, дорогой юноша, вы же стоите прямо на карлейлевских позициях, -
говорил Терренс Мак-Фейн отеческим тоном.
   В этот день в Большом доме обедали только мудрецы из "Мадроньевой ро-
щи", и вместе с Паолой, Диком и Грэхемом за столом сидело всего семь че-
ловек.
   - Определить чью-либо позицию - еще не значит опровергнуть ее, - воз-
разил Дик. - Я знаю, что моя точка зрения совпадает с Карлейлем, но  это
ничего не доказывает. Культ героев прекрасная вещь. Я говорю не как  су-
хой схоластик, а как  скотовод-практик,  которому  постоянно  приходится
иметь дело с методами Менделя.
   - И я должен, по-вашему, согласиться с тем, что готтентот  ничуть  не
хуже белого! - вмешался Хэнкок.
   - Ну, это в вас говорит Юг, Аарон, - заметил  Дик,  улыбаясь.  -  Эти
предрассудки - я имею в виду не врожденные, но  привитые  еще  в  раннем
детстве окружающей средой - слишком сильны; и сколько  бы  вы  ни  фило-
софствовали, вам с ними не справиться. Они так же неискоренимы, как вли-
яние манчестерской школы на Спенсера.
   - Что же, вы Спенсера ставите на одну доску с готтентотами?
   Дик покачал головой.
   - Дайте мне сказать, Хиал. Кажется,  я  могу  объяснить  свою  мысль.
Средний готтентот или средний меланезиец, в сущности, мало чем отличает-
ся от среднего белого. Разница в том, что таких готтентотов и негров го-
раздо больше, чем белых, среди которых есть значительный процент  людей,
превосходящих обычный средний уровень. Я их называю первой шеренгой, они
увлекают за собой своих соотечественников, средних людей. Заметьте,  что
первая шеренга не меняет самой природы среднего человека и не  развивает
его интеллекта, но она лучше оснащает его для жизненной борьбы, открыва-
ет перед ним больше возможностей, облегчает движение вперед всей массе.
   Дайте индейцу вместо лука и стрел современную винтовку,  и  он  будет
добывать гораздо больше дичи. По своей сути индейский охотник  нисколько
не изменился. Но его раса породила так мало людей,  превышающих  средний
уровень, что все они за десять тысяч поколений не могли дать ему в  руки
винтовку.
   - Ну-ну, Дик, развивайте вашу идею, - поощрял его Терренс. -  Я,  ка-
жется, понимаю, куда вы клоните, и вы скоро припрете Аарона  к  стене  с
его расовыми предрассудками и дурацкой уверенностью в превосходстве  од-
них народов перед другими.
   - Люди, стоящие выше среднего уровня, - продолжал Дик, - те, кто сос-
тавляет первую шеренгу, - изобретатели, исследователи,  конструкторы,  -
это носители так называемых доминирующих признаков. Расу, в которой  та-
ких людей немного, называют низшей, неполноценной. Она все еще пользует-
ся луком и стрелами. Она не вооружена для жизни. Возьмем среднего  чело-
века белой расы. Он совершенно так же туп, жаден, инертен, он  такой  же
косный и отсталый, как и средний дикарь. Но средний белый движется быст-
рее, потому что большее число выдающихся людей вооружает его для  жизни,
дает ему организацию и закон.
   Какого великого человека, какого героя - героя в том смысле, в  каком
я только что говорил, - породили, например, готтентоты? У  гавайцев  был
только один: Камехамеха. У американских негров только два  -  Букер  Ва-
шингтон и Дюбуа, да и те с примесью белой крови...
   Паола делала вид, что живо интересуется разговором  и  ей  ничуть  не
скучно. Но Грэхему, сочувственно следившему за ней, стало ясно, что  она
вся как-то внутренне поникла. Под шум спора, завязавшегося между Террен-
сом и Хэнкоком, она сказала Грэхему вполголоса:
   - Слова, слова, слова! Так много, так бесконечно много слов!  Вероят-
но, Дик прав, - он почти всегда бывает прав; но я, признаюсь, никогда не
умела и не умею применять все эти слова, все эти потоки слов к жизни,  к
моей собственной жизни, чтобы понять, как мне надо жить, что я должна  и
чего не должна делать. - Она, не отрываясь, смотрела ему в  глаза,  и  у
него не могло быть никакого сомнения  относительно  скрытого  смысла  ее
слов. - Я не вижу, какое отношение теория о доминирующих признаках  и  о
первой шеренге может иметь к моей жизни, - продолжала  она.  -  Все  это
нисколько не уясняет мне, что хорошо и что дурно и по какой дороге  надо
идти. А они опять начали и теперь проговорят весь вечер...
   - Нет, я понимаю, в чем их спор... - поспешно добавила  Паола,  -  но
для меня все это звук пустой. Слова, слова, слова! А я хочу  знать,  что
мне делать с собой, как мне быть с вами, с Диком...
   Но Диком овладел в этот вечер демон красноречия; и  не  успел  Грэхем
ответить Паоле, как Дик потребовал у него каких-то  данных  относительно
южноамериканских племен, с которыми он некогда встречался во время своих
путешествий. Слушая Дика и глядя на  него,  всякий  решил  бы,  что  это
счастливый, беззаботный человек и притом всецело поглощенный спором.  Ни
Грэхем, ни даже Паола, прожившая с ним двенадцать лет, не  поверили  бы,
что от его небрежных и как бы случайных взглядов не ускользнуло ни  одно
движение руки, ни одна перемена позы, ни один  оттенок  в  выражении  их
лиц.
   "Что бы это значило? - спрашивал себя Дик. - Паола сама не своя.  Она
явно нервничает, ее, видимо, раздражает этот спор. Грэхем бледен. У него
какая-то растерянность в мыслях. Он думает не о том, о  чем  говорит.  О
чем он думает?"
   А демон красноречия, помогавший ему скрывать свои мысли, увлекал  его
все дальше и дальше по пути ученой невнятицы.
   - В первый раз я, кажется, готова  возненавидеть  наших  мудрецов,  -
вполголоса сказала Паола, когда Грэхем смолк, сообщив Дику нужные сведе-
ния.
   Дик хладнокровно продолжал развивать  свои  тезисы.  Поглощенный  как
будто темой разговора, он все же заметил, как Паола что-то шепнула  Грэ-
хему, и хотя не расслышал ни одного слова, но  уловил  ее  все  растущую
тревогу и безмолвное сочувствие Грэхема и старался угадать: что же такое
она могла ему шепнуть? Вместе с тем, обращаясь к сидящим за  столом,  он
говорил:
   - ...И Фишер и Шпейзер - оба согласны в том, что в сравнении с  пере-
довыми расами, например, с французами, англичанами,  немцами,  у  низших
рас можно встретить чрезвычайно мало выдающихся особей.
   Никто из гостей не заметил, что Дик нарочно  перевел  спор  в  другое
русло. Не догадался об этом и Лео; и когда поэт спросил, какое  место  в
этой первой шеренге занимают женщины, и тем дал беседе  новое  направле-
ние, он и не подозревал, что это не его вопрос, а что он искусно подска-
зан ему Диком.
   - Лео, мой мальчик, женщины не являются носителями доминирующих приз-
наков, - ответил ему Терренс, подмигнув соседям. - Женщины  консерватив-
ны. Они сохраняют устойчивость типа. Закрепив его, они воспроизводят его
дальше, - поэтому они главный тормоз прогресса. Если бы не женщины, каж-
дый из нас стал бы носителем доминирующих признаков. Я сошлюсь на нашего
славного менделиста, опытнейшего скотовода, - он сегодня с нами и  может
подтвердить мои легковесные замечания.
   - Прежде всего, - подхватил Дик, - давайте вернемся к основному и вы-
ясним, о чем, собственно, мы спорим. Что такое женщина? - спросил  он  с
напускной серьезностью.
   - Древние греки считали, - заметил Дар-Хиал, и  легкая  сардоническая
улыбка изогнула его насмешливые губы, - что женщина  -  это  неудавшийся
мужчина.
   Лео был оскорблен. Его лицо вспыхнуло. В глазах  появилось  выражение
боли, губы задрожали. Он взглянул на Дика, ища поддержки.
   - Да, она - ни то ни се, - вмешался Хэнкок. - Точно господь бог, соз-
давая женщину, прервал свою работу, не докончив ее, и женщина так и  ос-
талась с половинкой души, с недозревшей душой.
   - Нет! Нет! - воскликнул юноша. - Вы не смеете так говорить! Дик,  вы
же знаете! Скажите, им, скажите!
   - К сожалению, не могу, - ответил Дик. - Этот спор о душах  столь  же
туманен, как и сами души. Кто же не знает, что мы часто блуждаем и теря-
емся в потемках, особенно когда мним, будто нам известно, кто мы  и  что
нас окружает. А что такое сумасшедший? Он только немного или намного бе-
зумнее нас. Что такое слабоумный? Идиот?  Дефективный  ребенок?  Лошадь?
Собака? Комар? Жаба? Древоточец? Улитка? И что  такое  ваша  собственная
личность, Лео, когда вы, например, спите? Когда у вас  морская  болезнь?
Когда вы пьяны? Влюблены? Когда у вас живот болит? Судорога в ноге? Ког-
да вами вдруг овладевает страх смерти? Когда вы в гневе? Или когда пере-
живаете восторг перед красотой мира и думаете, что вы думаете  о  неска-
занных, невыразимых вещах?
   Я говорю: думаете, что вы думаете, - нарочно. Если бы  вы  думали  на
самом деле, то красота мира не казалась бы вам несказанной и  невоплоти-
мой в словах. Вы бы видели ее ясно, четко и определенно нашли бы для нее
слова. И ваша личность была бы такой же ясной,  четкой  и  определенной,
как ваши мысли и слова. Итак, когда вы воображаете, Лео, что  стоите  на
вершинах бытия, вы на самом деле отдаетесь оргии ваших ощущений, следуе-
те их буйной пляске, их трепету и вибрациям, не понимая ни одного движе-
ния в этой пляске и не догадываясь о смысле этой оргии. Вы сами себя  не
знаете. В такие минуты ваша душа, ваша личность - это нечто смутное, не-
уловимое. Может быть, у какого-нибудь жабы-самца, который вылез на берег
пруда и посылает в темноту хриплое кваканье, призывая свою  бородавчатую
самку, - может быть, в эту минуту в нем тоже  просыпается  что-то  вроде
личности? Нет, Лео, личность, душа - это слишком неопределенные понятия,
и не нашим "личностям" их уловить. Есть люди, имеющие облик мужчины,  но
с женской душой. Иногда в одном человеке живет как бы несколько  душ.  И
есть такие двуногие, о которых хочется сказать: ни рыба ни  мясо.  Мы  -
как личности, как души - подобны плывущим клочьям тумана или  отдаленным
вспышкам в ночном мраке. Все здесь туман и  мгла,  и  мы  словно  бродим
ощупью впотьмах, когда хотим разгадать эту мистику.
   - Может быть, это мистификация, а не мистика;  придуманная  человеком
мистификация, - сказала Паола.
   - И это говорит истинная женщина, а еще Лео уверяет, что у нее полно-
ценная душа, - заметил Дик. - Суть в том, Лео,  что  душа  и  пол  тесно
сплетены друг с другом, и мы очень мало знаем о том и о другом...
   - Но женщины прекрасны, - пробормотал юноша.
   - Ого, - вмешался Хэнкок, и его черные глаза коварно блеснули. - Зна-
чит, вы, Лео, отождествляете женщину и красоту?
   Губы молодого поэта шевельнулись, но он только кивнул.
   - Отлично, давайте посмотрим, что говорит живопись за последнюю тыся-
чу лет, рассматривая ее как отражение экономических условий и политичес-
ких институтов, и тогда мы увидим, как мужчина воплощал в образе женщины
свои идеалы и как женщина разрешала ему...
   - Перестаньте изводить Лео, - вмешалась Паола, - будьте все правдивы,
говорите только о том, что вы знаете или во что верите.
   - О, женщины - это священная тема! - торжественно возгласил Дар-Хиал.
   - Вот, например, мадонна, - вмешался Грэхем, чтобы поддержать Паолу.
   - Или синий чулок, - добавил Терренс.
   Дар-Хиал одобрительно кивнул ему.
   - Не все сразу, - предложил Хэнкок. - Прежде  всего  рассмотрим,  что
такое поклонение мадонне в отличие  от  современного  поклонения  всякой
женщине, под которым готов подписаться и Лео. Мужчина - ленивый и грубый
дикарь. Он не любит, чтобы ему надоедали. Он любит покой и  отдых.  И  с
тех пор как существует человеческий род, он видит, что связан  с  беспо-
койным, нервным, раздражительным и  истерическим  спутником;  имя  этому
спутнику - женщина. У нее всякие там настроения, слезы, обиды,  тщеслав-
ные желания и полная нравственная безответственность. Но он  не  мог  ее
уничтожить, она была ему необходима, хоть и отравляла ему жизнь. Что  же
ему оставалось?
   - Ему оставалось одно: хитро и ловко ее обмануть, - вмешался Терренс.
   - И он создал ее небесный образ, - продолжал Хэнкок. - Он идеализиро-
вал ее положительные стороны и этим  отодвинул  от  себя  отрицательные,
чтобы они не могли действовать ему на нервы, мешать мирно и  лениво  ку-
рить трубку и созерцать звезды. А когда  обыкновенная  женщина  пыталась
надоедать ему, он изгонял ее из своих мыслей и обращался к образу небес-
ной и совершенной женщины, носительницы жизни и  хранительницы  бессмер-
тия. Но тут пришла Реформация, и поклонение мадонне прекратилось. Однако
мужчина по-прежнему был связан с нарушительницей его покоя.  Что  же  он
сделал тогда?
   - Ах, мошенник! - фыркнул Терренс.
   - Он сказал: "Я превращу тебя в сон, в иллюзию" - и превратил. Мадон-
на была для него небесной женщиной, высшей концепцией женщины вообще.  И
вот он перенес все ее идеальные черты на земную женщину и так себе замо-
рочил голову, что поверил в их реальность, и притом до такой  степени...
как... ну, как Лео.
   - Для  холостяка  вы  удивительно  осведомлены  обо  всех  зловредных
свойствах женщины, - заметил Дик. - Или это все одни теории?
   Терренс рассмеялся.
   - Дик, милый, да ведь Аарон только что прочел Лауру Мархольм. Он  мо-
жет процитировать главу и страницу, где об этом говорится.
   - И все-таки, сколько бы мы здесь ни спорили о женщине, мы не  косну-
лись, в сущности, и края ее одежды, - вмешался Грэхем и получил от Паолы
и Лео благодарный взгляд.
   - Ведь есть еще любовь, - порывисто заявил Лео, - о  любви  никто  не
сказал ни слова.
   - И о брачных законах, о разводе, полигамии, моногамии и о  свободной
любви, - бойко продолжал Хэнкок.
   - А скажите, Лео, почему в любви всегда охотится и преследует  женщи-
на? - спросил Дар-Хиал.
   - Да ничего подобного, - уверенно отозвался юноша. - Это еще, одна из
глупостей вашего Бернарда Шоу.
   - Браво, Лео! - одобрила его Паола.
   - Значит, Уайльд ошибался, говоря, что нападение  женщины  состоит  в
неожиданных и непонятных уступках? - спросил Дар-Хиал.
   - Послушать вас, так женщина - это какое-то чудовище, хищница! - зап-
ротестовал Лео, повертываясь к Дику и бросая на Паолу быстрый взгляд,  в
котором светилась вся глубина его любви. - Она вот разве хищница. Дик?
   - Нет, - задумчиво ответил Дик, покачав головой, и, щадя то, что уви-
дел в глазах юноши, мягко продолжал: - Я не скажу, что женщина - хищница
или что она добыча для хищника. Не скажу также, что она неиссякающий ис-
точник радости для мужчины. Она создание, дающее  мужчине  много  радос-
ти...
   - Но и заставляющее его делать много глупостей, - добавил Хэнкок.
   - Я хочу задать Лео один вопрос, - заявил ДарХиал.  -  Скажите,  Лео,
почему женщина любит того мужчину, который ее бьет?
   - И не любит того, кто ее не бьет, вы  так  полагаете?  -  язвительно
спросил Лео.
   - Вот именно.
   - Что ж. Дар, отчасти вы правы, но в гораздо большей мере не правы. Я
у вас, господа, немало наслушался насчет точности определений. Так  вот,
вы очень ловко обошли ее в этих ваших двух положениях. Давайте я  сделаю
это за вас. Итак, мужчина, способный бить любимую женщину, - это мужчина
низшего типа. И женщина, любящая такого мужчину, - тоже существо низшего
типа. Никогда мужчина высшего типа не будет бить женщину, которую он лю-
бит. И ни одна женщина высшего типа, - при этом глаза Лео невольно обра-
тились в сторону Паолы, - не могла бы любить человека, который ее бьет.
   - Нет, Лео, уверяю вас, я никогда, никогда не  бил  Паолу,  -  сказал
Дик.
   - Видите, Дар, - продолжал Лео, густо покраснев, - вот вы и ошиблись:
Паола любит Дика, а он ее не бьет.
   Дик повернул явно смеющееся и довольное лицо к Паоле, как  бы  ожидая
найти в ней безмолвное подтверждение словам юноши; на самом деле он  хо-
тел увидеть, какое они произвели на нее впечатление при том ее  душевном
состоянии, о котором он догадывался. В ее глазах действительно мелькнуло
что-то неуловимое; что - он не понял. Лицо Грэхема  оставалось  неизмен-
ным, на нем было только выражение интереса, с которым он все время прис-
лушивался к спору.
   - Сегодня женщина, безусловно, нашла своего  рыцаря,  своего  святого
Георгия, - обратился Грэхем к Лео. - Вы меня пристыдили,  Лео.  Я  здесь
сижу преспокойно, а вы сражаетесь с тремя драконами.
   - И какими! - вмешалась Паола. - Если они довели О'Хэя до  запоя,  то
что они сделают с вами, Лео?
   - Истинного рыцаря любви не устрашат никакие д