думайте, мы вовсе не такие дурные, - обратилась Паола к  Грэ-
хему. - Просто у нас в доме уж такой дух. Дику шалости нравятся, он  сам
постоянно придумывает всякие шутки. Это его способ отдыхать... Именно он
шепнул Льют насчет того, чтобы Терренс потащил О'Хэя в бар, я уверена.
   - Что ж, я скрывать не буду, - ответила Льют глубокомысленно.  -  Да,
идея принадлежит не мне одной.
   В эту минуту к ним подошла Эрнестина и сказала Грэхему:
   - Мы все ждем вас. Карты уже сняли, вы мой партнер. Да и Паола  соби-
рается спать. Пожелайте ей спокойной ночи, и пусть уходит.
   Паола удалилась в десять часов. Бридж кончился в час. Дик, по-братски
обняв Эрнестину, дошел с Грэхемом до поворота в его сторожевую башню  и,
пожелав ему спокойной ночи, решил проводить свою юную сестренку.
   - Минутку, Эрнестина, - сказал он при  прощании"  открыто  и  ласково
глядя на нее смеющимися серыми глазами; но голос его звучал  серьезно  и
предостерегающе.
   - Ну, что я еще натворила? - шутливо проворчала она.
   - Ничего... пока. Но лучше и не начинай, иначе  твое  сердечко  будет
разбито. Ведь ты еще девочка - что такое восемнадцать лет!.. Милая, пре-
лестная девочка, на которую всякий мужчина  обратит  внимание.  Но  Ивэн
Грэхем - не "всякий".
   - О, пожалуйста... Нечего меня опекать, я не маленькая!  -  вспыхнув,
возразила она.
   - А все-таки выслушай меня. В жизни каждой молодой девушки  наступает
такое время, когда пчела любви начинает очень громко жужжать в ее  хоро-
шенькой головке. Тут-то и нужно удержаться от ошибки и не полюбить  кого
не следует. Пока ты в Ивэна Грэхема еще не влюблена,  твоя  единственная
задача - не влюбиться и в дальнейшем. Он тебе не пара, да  и  вообще  не
пара молоденькой девушке. Грэхем уже не юноша, он много пережил  и,  ко-
нечно, давно и думать забыл о романтической любви и о юных птенчиках,  -
тебе и за десять жизней не узнать того, что для него уже  давно  не  но-
вость. И если он опять когда-нибудь женится...
   - Опять? - прервала его Эрнестина.
   - Он, милая, больше пятнадцати лет как овдовел.
   - Ну так что же? - задорно спросила она.
   - А то, - спокойно продолжал Дик, - что он уже пережил свой юношеский
роман, и какой волшебный роман!.. И раз он за эти пятнадцать лет не  же-
нился вторично, значит...
   - Он не может забыть своей утраты? - снова прервала его Эрнестина.  -
Но это еще не доказывает...
   - Значит, он пережил юношеский период увлечений, - настойчиво продол-
жал Дик. - Вглядись в него попристальнее, и ты поймешь, что у него,  ко-
нечно, не было недостатка в подходящих случаях и что, наверное,  не  раз
по-настоящему обаятельные, умные и опытные  женщины  пытались  вскружить
ему голову и сломить его упорство. Но до сих пор ни одна не поймала его.
Что же касается молоденьких девушек" то ты сама знаешь: за таким челове-
ком они гоняются целыми стаями. Обдумай все это и побереги себя. Если ты
не дашь своему сердцу воспламениться, ты спасешь его в будущем от ощуще-
ний мучительного холода.
   Он взял ее руку, обнял за плечи и ласково привлек к себе.
   Наступило молчание; Дик старался угадать, о чем думает Эрнестина.
   - Знаешь, мы искушенные, многоопытные старцы... - начал он шутливым и
виноватым тоном.
   Но она резко передернула плечами и воскликнула:
   - Только такие и стоят внимания! Молодые  люди,  наши  сверстники,  -
просто мальчишки и ничуть не интересны. Они вроде жеребят: только бы  им
скакать, шуметь, веселиться. В них нет ни капли серьезности,  среди  них
не встретишь сложных натур... они... в них девушки не чувствуют ни умуд-
ренности, ни силы... - словом, настоящей мужественности.
   - Это-то я понимаю, - пробормотал Дик. - Но  не  забудь,  пожалуйста,
взглянуть на дело и с другой стороны: ведь и вы, пылкие  молодые  созда-
ния, должны производить на мужчин нашего возраста такое же  впечатление.
Они видят в таких, как вы, игрушку, развлечение, прелестного мотылька, с
которым можно мило резвиться, но не подругу, не равную себе, с кем можно
делить и радость и горе. Жизнь надо узнать. И зрелые  женщины  ее  узна-
ли... некоторые, во всяком случае. Но такой птенец, как ты, Эрнестина, -
что ты успела узнать?
   - Слушай, - вдруг остановила она Дика нетерпеливо,  почти  мрачно,  -
расскажи мне про этот его странный юношеский роман, - тогда,  пятнадцать
лет назад.
   - Пятнадцать? - быстро ответил Дик, что-то соображая. - Нет, не  пят-
надцать, - восемнадцать. Поженились они за три года до  ее  смерти.  Они
были обвенчаны английским пастором и стали уже супругами, когда ты, пла-
ча, еще только вступила в этот мир. Вот и считай...
   - Да, да... ну, а потом? - нервно торопила она его. - Какая она была?
   - Ослепительная красавица, золотисто-смуглая, или матово-золотая, по-
линезийская королева смешанной крови. Ее мать царствовала до нее, а отец
был английский джентльмен и настоящий ученый, получивший  образование  в
Оксфорде. Звали ее Номаре; она была королевой острова Хуахоа, дикарка. А
Грэхем был настолько молод, что ему ничего не стоило обратиться в такого
же дикаря, как и она, если не в большего. Но в их браке не  было  ничего
низменного. Ведь Грэхем не какой-нибудь голодранец, авантюрист. Она при-
несла ему в приданое свой остров и сорок тысяч подданных. А он принес ей
свое весьма значительное состояние и построил дворец, какого никогда  не
было и не будет на островах Южных морей. Настоящая туземная постройка из
цельных, слегка обтесанных стволов, связанных канатами из кокосового во-
локна, с травяной кровлей и всем прочим в том же роде.  Казалось,  будто
дворец вырос, как деревья, из той же земли, что он пустил в  нее  корни,
что он неотделимая часть этого острова, хотя  его  и  создал  архитектор
Хопкинс, которого Грэхем выписал из Нью-Йорка.
   А как они жили! У них была собственная королевская яхта, дача  в  го-
рах, плавучая дача - тоже целый дворец. Я был в  нем.  Там  устраивались
роскошные пиры... впрочем, уже позднее. Номаре умерла, Грэхем исчез  не-
ведомо куда, и островком правил родственник Номаре по боковой линии.
   Я говорил тебе, что Грэхем сделался еще большим дикарем, чем она. Они
ели на золоте... Да разве все перескажешь! Он был тогда совсем  мальчик.
Она - тоже дитя, наполовину англичанка, наполовину полинезийка - и  нас-
тоящая королева. Два прекрасных цветка двух народов, двое чудесных детей
из волшебной сказки... И... видишь ли, Эрнестина, годы-то ведь прошли, и
для Ивэна Грэхема царство молодости давно осталось позади...  Чтобы  те-
перь покорить его, нужна совершенно особенная женщина. Кроме того, он, в
сущности, разорен, хотя и не промотал свое состояние. Такая  уж  у  него
несчастная судьба.
   - Паола больше в его духе, - задумчиво проговорила Эрнестина.
   - Да, конечно, - согласился Дик. - Паола или Другая женщина вроде нее
для него в тысячу раз привлекательнее, чем все прелестные молодые девуш-
ки, вместе взятые. У нас, старшего поколения, знаешь ли, свои идеалы.
   - А мне что ж, прикажешь довольствоваться юнцами? - вздохнула  Эрнес-
тина.
   - Пока да, - усмехнулся он. - Но не забывай, что и ты со временем вы-
растешь и можешь стать замечательной зрелой женщиной, способной победить
в любовном состязании даже такого человека, как Ивэн.
   - Но ведь я тогда давно буду замужем, - огорченно протянула она.
   - И это будет для тебя очень хорошо, дорогая. А  теперь  -  спокойной
ночи. И не сердись на меня. Ладно?
   Она улыбнулась жалкой улыбкой, покачала головой, протянула  ему  губы
для поцелуя. На прощанье она сказала:
   - Я не буду сердиться, но при условии, чтобы ты показал  мне  дорогу,
по которой я когда-нибудь смогу добраться до сердца таких стариков,  как
ты и Грэхем.
   Дик, гася на пути электричество, направился в библиотеку  и,  отбирая
справочники по механике и физике, улыбнулся довольной улыбкой, вспоминая
свой разговор со свояченицей. Он был уверен, что предупредил ее  относи-
тельно Грэхема как раз вовремя. Но, поднимаясь по скрытой за книгами по-
тайной лестнице в свой рабочий кабинет, он вдруг вспомнил одно замечание
Эрнестины и сразу остановился,  прислонившись  плечом  к  стене.  "Паола
больше в его духе..."
   - Осел! - рассмеялся он вслух и пошел дальше. - А еще двенадцать  лет
женат!
   Он не вспоминал о словах Эрнестины до той минуты, пока не лег в  пос-
тель и, прежде чем заняться интересовавшим его вопросом  о  практическом
применении электричества, не посмотрел на барометр и  термометры.  Затем
он устремил взгляд на темный флигель по ту сторону двора, чтобы  узнать,
спит ли Паола, и ему опять вспомнилось восклицание Эрнестины. Он еще раз
назвал себя ослом и стал, как обычно, пробегать оглавления отобранных им
книг, закладывая нужные страницы спичками.
 
 
   ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
 
   Десять часов давно пробило, когда Грэхем, скитаясь по дому и гадая  о
том, бывает ли, что Паола выходит из своего флигеля раньше середины дня,
забрел в музыкальную комнату. Хотя он  жил  у  Форрестов  уже  несколько
дней, но дом был так огромен, что сюда Грэхем, оказывается, еще не  заг-
лядывал. Это был чудесный зал, тридцать пять на шестьдесят футов, с  вы-
соким потолком, между балками которого  были  вставлены  желтые  стекла,
благодаря чему комната была залита мягким золотистым светом.  В  окраске
стен и мебели было много красных тонов, и всюду, казалось, жили сладост-
ные отзвуки музыки.
   Грэхем рассеянно смотрел на картину Кейта с обычными для этого худож-
ника контрастами пронизанного солнцем воздуха и тонущих в сумеречной те-
ни овец, как вдруг уголком глаза заметил, что в дальнюю дверь вошла Пао-
ла. И опять при виде нее у него слегка захватило дыхание. Она была вся в
белом и казалась совсем юной и  даже  выше  ростом  благодаря  свободным
складкам холоку - этой изысканно-простой и как будто бесформенной  одеж-
ды. Грэхем видел холоку на ее родине, Гавайях, где  она  придавала  пре-
лесть даже некрасивым женщинам, а красивых делала вдвое пленительнее.
   Они улыбнулись друг Другу через всю комнату, и он отметил в движениях
ее тела, в Повороте головы, в открытом, приветливом взгляде что-то това-
рищеское, дружелюбное, словно она хотела сказать: "Мы  друзья".  Так  по
крайней мере казалось Грэхему, когда она подходила к нему.
   - У этой комнаты есть один недостаток, - серьезно сказал он.
   - Ну что вы! Какой же?
   - Ей следовало быть гораздо длиннее, в два раза длиннее.
   - Почему? - спросила она, недоуменно покачивая головой, а он любовал-
ся нежным девическим румянцем се щек, который  никак  не  вязался  с  ее
тридцатью восемью годами.
   - А потому, - отвечал он, - что вам тогда пришлось  бы  пройти  вдвое
больше и я бы мог дольше вами любоваться. Я всегда говорил, что холоку -
самая прелестная одежда, когда-либо изобретенная для женщин.
   - Значит, дело не во мне, а в моем холоку, - отозвалась она. - Я  ви-
жу, вы совсем как Дик: у вас комплименты всегда на веревочке, - едва мы,
бедняжки, им поверим, как вы потянете за веревочку - и нет  комплимента.
А теперь давайте я покажу вам комнату, - быстро продолжала  она,  словно
желая предупредить его возражения. - Дик ее отдал мне. И  здесь  все  по
моему выбору, даже пропорции.
   - А картины?
   - Я их выбрала сама, все до единой, и каждую из них люблю, хотя Дик и
спорил со мной относительно Верещагина [7]. Он очень одобрил обоих  Мил-
ле, вон того Коро, а также Изабе; он допускает, что в музыкальной комна-
те может висеть какое-нибудь полотно Верещагина, но только  не  это.  Он
предпочитает местных художников иностранцам, - хочет, чтобы наших висело
больше, чем чужих, и чтобы мы научились ценить своих мастеров.
   - Я недостаточно знаю художников Тихоокеанского побережья,  -  сказал
Грахем. - Мне хотелось бы услышать о них... Покажите мне...  Да,  несом-
ненно, там висит Кейт... А кто рядом с ним? Чудесная вещь.
   - Некто Мак-Комас, - отозвалась Паола.
   Грэкем только что собрался провести полчасика в приятной беседе о жи-
вописи, как в комнату вошел Доналд Уэйр; на лице его было написано  бес-
покойство, но при виде маленькой хозяйки глаза радостно заблестели.
   Держа под мышкой скрипку, он с деловитым видом направился прямо к ро-
ялю и начал расставлять ноты.
   - Мы будем до завтрака работать, - обернулась Паола к Грэхему. -  До-
налд уверяет, что я ужасно отстала, и, думаю, он отчасти прав.  Увидимся
за завтраком. Если хотите, можете, конечно, здесь остаться,  но  предуп-
реждаю, что будет настоящая работа. А перед вечером пойдем купаться. Дик
назначил встречу возле бассейна в четыре. Он говорит, у него есть  новая
песня и он непременно ее исполнит... Который час, мистер Уайр?
   - Без десяти одиннадцать, - ответил скрипач с некоторым раздражением.
   - Вы пришли слишком рано: мы условились на одиннадцать. Поэтому,  су-
дарь, вам придется подождать до одиннадцати. Я должна  сначала  поздоро-
ваться с Диком. Я с ним еще не виделась сегодня.
   Паола знала точно, как распределено время мужа. Последний  листок  ее
записной книжки, всегда лежавший на ночном столике, был  исчерчен  каки-
ми-то иероглифами, напоминавшими ей о том, что в шесть тридцать он  пьет
кофе; что если он не поехал верхом, его можно иногда застать  до  восьми
сорока пяти в постели за просмотром книг или корректур; от девяти до де-
сяти к нему нельзя, ибо он диктует письма Блэйку; от десяти до  одиннад-
цати к нему тоже нельзя - он совещается со своими экономами и  управляю-
щими, в то время как Бонбрайт, секретарь, с быстротой репортера  записы-
вает эти молниеносные интервью.
   В одиннадцать, если не было срочных телеграмм или неотложных дел, она
могла застать мужа одного, хотя и тут он всегда  был  чем-нибудь  занят.
Проходя мимо конторы, она услышала стук пишущей машинки  и  поняла,  что
Дик уже один. В библиотеке она встретила Бонбрайта,  искавшего  какую-то
книгу для Мэнсона, скотовода, ведающего шотхорнами, - это означало,  что
Дик покончил и с делами по имению.
   Она нажала кнопку, и ряд полок с книгами повернулся перед ней, открыв
витую стальную лесенку, которая вела в рабочий  кабинет  Дика.  Наверху,
послушные скрытой пружине, полки опять повернулись, и она бесшумно  вош-
ла.
   Но тут она услышала голос Джереми Брэкстона, и по ее  лицу  пробежала
тень досады. Еще никого не видя и сама никем не замеченная, Паола в  не-
решительности остановилась.
   - Затопить так затопить, - говорил директор рудников Харвест.  -  Ко-
нечно, воду можно будет потом выкачать, хотя для этого потребуется целое
состояние, да и как-то стыдно затоплять старые рудники.
   - Но ведь отчеты за последний год показали, что мы  работаем  положи-
тельно себе в убыток, - услышала Паола голос Дика. - Нас грабят все: лю-
бой головорез из банды Уэрты [8], любой пеон-конокрад. А тут еще чрезвы-
чайные налоги, бандиты, повстанцы, федералисты. Можно было бы уж как-ни-
будь потерпеть, если бы предвиделся всему этому конец, но у нас нет  ни-
каких гарантий, что беспорядки не продлятся еще десять - двадцать лет.
   - И все-таки - подумайте! Топить жалко! - опять возразил управляющий.
   - А вы не забывайте о Вилье [9], - возразил, в свою  очередь.  Дик  с
язвительным смехом, горечь которого не ускользнула от Паолы. -  Он  ведь
заявил, что если победит, то раздаст всю землю пеонам;  следующий  неиз-
бежный шаг - рудники. Как вы думаете, сколько мы переплатили за минувший
год конституционалистам?
   - Свыше ста двадцати тысяч, - быстро ответил Брэкстон,  -  не  считая
пятидесяти тысяч золотыми слитками, данных Торенасу перед его  отступле-
нием. Он бросил свою армию в Гваимаса да и махнул с добычей в  Европу...
Я вам обо всем писал...
   - А если мы будем продолжать работы, Джереми, они  будут  доить  нас,
доить без конца. Нет, хватит! По-моему, все-таки лучше затопить...  Если
мы умеем создавать богатства успешнее, чем эти бездельники,  то  покажем
им, что мы умеем так же легко и разрушать их.
   - Это самое я им и говорю. А они только ухмыляются и  повторяют,  что
ввиду крайней необходимости такие-то и такие-то добровольные пожертвова-
ния были бы весьма приятны вождям повстанцев -  то  есть  им  самим.  Их
главные вожди, конечно, не возьмут себе ни одного  песо.  Господи,  боже
мой! Я им напомнил все" что мы сделали: дали постоянную работу пяти  ты-
сячам пеонов; повысили жалованье с десяти до ста десяти сентаво в  день.
Я показал им пеонов, которые получали, когда мы их наняли, десять сента-
во, а теперь они получают пять песо. Куда там! Только улыбаются и заняты
одним: как бы выжать добровольное пожертвование на святое  дело  револю-
ции. Ей-богу, старик Диас хоть был и разбойник, но приличный  разбойник.
Я сказал этому Аррансо: "Если мы свернем работу, пять тысяч  мексиканцев
окажутся на улице. Куда вы их денете?"  Аррансо  усмехнулся  и  говорит:
"Куда денем? Что ж, дадим им ружья и поведем их на Мехико".
   Паола ясно представила себе, как Дик презрительно  пожимает  плечами,
отвечая своему собеседнику:
   - Беда в том, что там еще есть золото и мы одни можем его извлечь.  У
мексиканцев на это мозгов не хватит. Они умеют только палить из ружей, а
уж из нас выкачивают все до последнего. Остается одно, Джереми: позабыть
примерно на год о всякой прибыли,  распустить  рабочих,  оставив  только
техников, и выкачивать воду.
   - Я все это старался внушить Аррансо, - пробасил Джереми Брэкстон.  -
А что он мне ответил? Если-де мы распустим рабочих,  они  заставят  уйти
техников - и пусть нашу шахту затопит ко всем  чертям.  Нет,  последнего
он, впрочем, не говорил, но так улыбался, что все было ясно. Я бы с удо-
вольствием свернул ему его желтую шею, но ведь я знаю, что на  следующий
день явится другой и будет требовать еще больше. Так вот, Аррансо  полу-
чил, что хотел, но в довершение всего он, прежде  чем  присоединиться  к
своим повстанцам под Хуаресом, приказал угнать триста наших  мулов.  Это
убыток в тридцать тысяч долларов, и главное - после того, как я его под-
мазал! Вот желтая каналья!
   - Кто сейчас вождь повстанцев на приисках?  -  услышала  затем  Паола
вопрос Дика, причем в его тоне была та отрывистость и резкость, которые,
как она знала, показывали, что он, собрав воедино все нити какого-нибудь
запутанного дела, решил действовать.
   - Рауль Бена.
   - Чин?
   - Полковник. Под его началом около семидесяти человек всяких оборван-
цев.
   - Чем занимался раньше?
   - Пас овец.
   - Отлично, - продолжал Дик все так же отрывисто и твердо. - Вам  при-
дется разыграть роль: изобразите из себя патриота. Возвращайтесь на мес-
то как можно скорее. Ублажайте этого Рауля Бена. Вашу игру он  раскусит,
или он не мексиканец. А вы все-таки его ублажайте и посулите, что сдела-
ете его генералом, вторым Вильей.
   - Господи, ну как, как я это сделаю?
   - Поставьте его во главе армии в пять тысяч человек. Наших людей рас-
пустите, - пусть он создаст из них войско волонтеров  [10].  Так  как  у
Уэрты дела плохи, то нам ничего не грозит. Заверьте его, что вы истинный
патриот. Дайте людям винтовки. Мы раскошелимся в последний раз, и вы до-
кажете ему ваш патриотизм. Обещайте каждому, что он после войны вернется
на прежнюю работу. Пусть, с вашего благословения, уходят с этим  Раулем.
Оставьте людей столько, сколько нужно, чтобы выкачивать воду. И если  мы
на год или на два откажемся от прибылей, то не потерпим и убытков. А мо-
жет быть, и затоплять не придется.
   Тихонько возвращаясь по винтовой лестнице в музыкальную комнату, Пао-
ла про себя улыбалась: как Дик все это ловко придумал! Она была огорчена
не положением дел в компании Харвест, - с тех пор, как она  стала  женою
Дика, в полученных ею от отца рудниках постоянно происходили беспорядки,
- она была огорчена тем, что не состоялось их утреннее свидание. Но ког-
да она опять встретилась с Грэхемом, который задержался у рояля и,  уви-
дев ее, хотел удалиться, ее дурное настроение рассеялось.
   - Не убегайте, - остановила она его. - Останьтесь и  посмотрите,  как
люди