итрость с таким пловцом, - заявила
Паола, глядя на гостя, стоявшего на том конце бассейна в ожидании сигна-
ла.
   - Как бы он не поймал тебя раньше, чем ты залезешь в трубу, -  сказал
Дик и затем с легкой тревогой в голосе обратился к Берту: - Что, там все
в порядке? Если нет, Паоле придется пережить  несколько  неприятных  се-
кунд, пока она оттуда выберется.
   - Все в порядке, - заверил его Берт. -  Я  сам  все  проверил.  Труба
прекрасно работает и полна воздуха.
   - Готово! - закричала Рита. - Начали!
   Грэхем стремглав бросился к вышке, на которую вбегала Паола. Она была
уже наверху, а он еще на нижних ступеньках.  Когда  он  достиг  половины
лестницы, она пригрозила, что сейчас же прыгнет,  и  предложила  ему  не
лезть дальше, а выйти на площадку на высоте двадцати футов и бросаться в
воду оттуда. Потом рассмеялась, глядя на него сверху, но все еще не пры-
гая.
   - "Время бежит, драгоценные миги уходят", - продекламировала Эрнести-
на.
   Когда он полез дальше, Паола опять предложила ему ограничиться нижней
площадкой и сделала вид, что намерена прыгнуть. Но Грэхем не терял  вре-
мени. Он уже поднимался на следующую площадку, а Паола,  заняв  позицию,
не могла больше оглядываться. Он  быстро  поднялся,  надеясь  достигнуть
следующей площадки раньше, чем она нырнет, а она знала, что ей уже  мед-
лить нельзя, и прыгнула, откинув голову, согнув  локти,  прижав  руки  к
груди, вытянув и сжав ноги, причем тело ее, падая вперед и вниз, приняло
горизонтальное положение.
   - Ну прямо Аннета Келлерман! - раздался  восторженный  возглас  Берта
Уэйнрайта.
   Грэхем на мгновение остановился, чтобы полюбоваться прыжком Паолы,  и
увидел, как в нескольких футах от воды она  наклонила  голову,  вытянула
руки, затем сомкнула их над головой и, изменив положение тела,  погрузи-
лась под обычным углом.
   В ту минуту, когда она скрылась под водой, он взбежал на  площадку  в
тридцать футов и стал ждать. Отсюда он ясно видел ее тело, быстро плыву-
щее под водой прямо к противоположному концу бассейна. Тогда  прыгнул  и
он. Грэхем был уверен, что нагонит Паолу, и его энергичный прыжок  вдаль
позволил ему погрузиться в воду футов на двадцать  впереди  того  места,
куда прыгнула она.
   Но в то мгновение, когда он коснулся воды. Дик  опустил  в  воду  два
плоских камня и стукнул их друг о друга. По этому сигналу  Паола  должна
была повернуть. Грэхем услышал стук и удивился. Он вынырнул  на  поверх-
ность и поплыл кролем к отдаленному  концу  бассейна,  развивая  бешеную
скорость. Доплыв, он высунулся из воды и огляделся. Взрыв  рукоплесканий
с той стороны, где сидели девицы, заставил его взглянуть на другой конец
бассейна, где Паола благополучно выходила из воды.
   Он снова обогнул бегом бассейн, и снова она поднялась  на  вышку.  Но
теперь он благодаря выносливости и тренированному дыханию опередил ее  и
заставил нырять с двадцатифутовой площадки. Не задерживаясь ни на секун-
ду, чтобы принять исходное положение и нырнуть ласточкой, она прыгнула и
поплыла к западной стороне бассейна. Оба повисли в воздухе почти  однов-
ременно. И на поверхности и под водой он чувствовал,  что  Паола  плывет
где-то рядом, но она погрузилась в глубокую тень, ибо солнце уже  стояло
низко и вода была так темна, что в ней трудно  было  что-нибудь  разгля-
деть.
   Коснувшись стены бассейна, он поднялся. Паолы нигде не было видно. Он
вылез, задыхаясь, готовый нырнуть опять, как только она покажется. Но ее
и след простыл.
   - Семь минут! - крикнула Рита. - С половиной!.. Восемь!..  С  полови-
ной!
   Паола не появлялась на поверхности. Грэхем подавил  тревогу,  ибо  не
замечал на лицах зрителей никакого волнения.
   - Я проигрываю, - заявил он Рите в ответ на ее возглас:  "Девять  ми-
нут!" - Паола под водой уже больше двух минут, но вы  слишком  спокойны,
чтоб я стал тревожиться. Впрочем, у меня есть еще минута, может быть,  я
и не проиграю... - быстро добавил он и на этот раз просто вошел  в  бас-
сейн.
   Опустившись довольно глубоко, он перевернулся на спину и стал  ощупы-
вать руками стены бассейна. И вот на самой середине, футах в  десяти  от
поверхности воды, его руки натолкнулись на отверстие в стене. Он  ощупал
его края и, убедившись, что оно не закрыто сеткой, смело поплыл в него и
тотчас же почувствовал, что можно подняться; но он  поднимался  медленно
и, вынырнув в непроглядном мраке, стал шарить вокруг себя руками,  избе-
гая малейшего плеска.
   Вдруг его рука коснулась чьей-то прохладной нежной руки, рука вздрог-
нула, и ее обладательница испуганно вскрикнула. Он крепко сжал эту  руку
и рассмеялся; Паола тоже засмеялась. А в его сознании  вспыхнули  слова:
"Услыхав ее смех во мраке, я горячо полюбил ее".
   - Как вы меня испугали, - сказала она. - Вы подплыли так бесшумно,  а
я была за тысячу миль отсюда и грезила...
   - О чем? - спросил Грэхем.
   - Говоря по правде, мне пришел в голову фасон одного платья  -  такой
мягкий шелковистый бархат винного цвета, строгие прямые  линии,  золотая
кайма, шнур и все такое. И  к  нему  одна-единственная  драгоценность  -
кольцо с огромным кровавым рубином; Дик мне подарил его много лет назад,
когда мы плыли на его яхте, "Все забудь".
   - Есть что-нибудь на свете, чего бы вы не умели? - спросил он смеясь.
   Она тоже засмеялась, и этот смех родил странные отзвуки в  окружающем
их гулком и пустом мраке.
   - Кто вам сказал про трубу? - спросила она немного спустя.
   - Никто. Но когда прошло две минуты и вы не показывались, я  догадал-
ся, что тут какой-то фокус, и стал искать.
   - Это Дик придумал, он уже потом вмонтировал трубу в бассейн. Он  так
любит всякие проделки. Ему страшно нравилось доводить старых дам до  ис-
терики: отправится с их сыновьями или внуками купаться - и  спрячется  с
ними здесь. Но после того как одна или две чуть не умерли от испуга,  он
решил, поручая это дело мне, выбирать для надувательства  более  крепких
людей, и ну вот как, например, сегодня вас... С ним  случилась  еще  вот
какая история: к нам приехала подруга Эрнестины, мисс Коглан, студентка.
Он ухитрился поставить ее у выхода из трубы, а сам  прыгнул  с  вышки  и
приплыл сюда от того конца трубы. Через несколько минут, когда она  была
чуть не в обмороке, уверенная, что он утонул, он заговорил с ней в трубу
ужасным, замогильным голосом. Тут она в самом деле потеряла сознание.
   - Должно быть, слабонервная девица, - заметил Грэхем, борясь  с  неу-
держимым желанием посостязаться с Паолой, чтобы видеть, как она  выбива-
ется из сил, стараясь не отстать.
   - Ну, ее особенно винить нельзя, - возразила Паола. - Совсем  девочка
- восемнадцать лет, не больше, - и, как водится, влюбилась в  Дика.  Все
они так. Ведь знаете, когда Дик разойдется, он становится прямо мальчиш-
кой, и им не верится, что перед ними многоопытный, зрелый, много порабо-
тавший пожилой джентльмен. Самое неловкое было то, что, когда бедную де-
вочку привели в чувство, она, не успев еще опомниться, сразу выдала тай-
ну своего сердца. У Дика сделалось такое лицо, когда она пролепетала...
   - Вы что там, ночевать собираетесь? - раздался в трубу  голос  Берта,
причем казалось, что он кричит в мегафон.
   - Господи! - воскликнул Грэхем, успокаиваясь и выпуская  руку  Паолы,
которую он в первую минуту невольно схватил. - Теперь и я испугался. Ва-
ша девочка отомщена: досталось и мне от вашей трубы.
   - А нам пора вернуться в мир, - заметила Паола. - Нельзя сказать, что
это самое уютное местечко для болтовни. Кому отправляться первым? Мне?
   - Разумеется, а я поплыву за вами: очень жаль, что вода не  фосфорес-
цирует. Тогда я мог бы следовать за вашей ступней, как тот малый, - пом-
ните, у Байрона?
   Он услышал в темноте ее одобрительный смешок и затем слова:
   - Ну, я поплыла.
   Хотя вокруг не было ни малейшего проблеска света,
   Грэхем догадался по легкому плеску, что Паола нырнула  головой  вниз,
он почти видел внутренним взором, как  красиво  она  это  сделала,  хотя
обычно плавающие женщины очень неграциозны.
   - Кто-нибудь вам проболтался, - заявил Берт, как только  Грэхем  поя-
вился на поверхности и вылез из бассейна.
   - А вы тот разбойник, который стучал камнями под  водой?  -  упрекнул
его, в свою очередь, Грэхем. - Если бы я проиграл, я опротестовал бы па-
ри. Это была нечистая игра, заговор, и эксперты, наверное,  признали  бы
ее шулерством. Я мог бы предъявить иск...
   - Но ведь вы же выиграли! - воскликнула Эрнестина.
   - Бесспорно, и потому я не подам в суд ни на вас, ни  на  вашу  банду
жуликов, если вы расплатитесь немедленно. Постойте, вы должны  мне  ящик
сигар...
   - Одну сигару, сэр!
   - Нет, ящик! Ящик!
   - В пятнашки! Давайте играть в пятнашки! - крикнула Паола. -  В  пят-
нашки! Я вас запятнала!
   Немедленно перейдя от слов к делу, она хлопнула Грэхема  по  плечу  и
нырнула в воду. Не успел он кинуться за ней, как  Берт  обхватил  его  и
стал вертеть, был запятнан сам и запятнал Дика, не дав ему  удрать.  Дик
погнался через весь бассейн за женой, Берт и Грэхем пытались  плыть  ему
наперерез, а девушки взбежали на вышку и  выстроились  там  пленительным
отрядом.
 
 
   ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
 
   Доналд Уэйр, весьма посредственный пловец, не принимал участия в этом
состязании, но зато после обеда он, к досаде Грэхема, завладел  хозяйкой
и не отпускал ее от рояля. Как это бывало обычно в Большом доме, неждан-
но нагрянули новые гости: адвокат Адольф Вейл, которому надо было  пере-
говорить с Диком об одном крупном иске относительно прав на воду; Джере-
ми Брэкстон, только что приехавший из Мексики старший директор принадле-
жащих Дику золотых рудников "Группа Харвест", которые, как уверял Брэкс-
тон, были по-прежнему неистощимы; Эдвин О'Хэй  -  рыжеволосый  ирландец,
музыкальный и театральный критик, и Чонси Бишоп -  издатель  и  владелец
газеты "Новости Сан-Франциско", университетский товарищ Дика, как  узнал
потом Грэхем.
   Дик засадил часть гостей за игру в карты, которую он называл "роковой
пятеркой"; игроками овладел страшный азарт, хотя их высший проигрыш  был
не выше десяти центов, а банкомет мог в крайнем случае за  десять  минут
проиграть или выиграть девяносто центов.
   Играли за большим столом в дальнем конце комнаты, и оттуда то и  дело
доносились шумные возгласы: одни просили одолжить им мелких денег,  дру-
гие - разменять крупные.
   В игре участвовало девять человек, и за столом  было  тесно,  поэтому
Грэхем не столько играл сам, сколько ставил на карты Эрнестины, все вре-
мя поглядывая в другой конец длинной комнаты, где Паола Форрест и  скри-
пач занялись сонатами Бетховена и балетами Делиба. Брэкстон просил повы-
сить максимальный выигрыш до двадцати центов, а Дик,  которому  отчаянно
не везло, - он уверял, что  ухитрился  проиграть  целых  четыре  доллара
шестьдесят центов, - жалобно молил кого-нибудь сорвать банк, чтобы  было
чем заплатить завтра утром за освещение и уборку комнаты. Грэхем, проиг-
рав с глубоким вздохом свою  последнюю  мелочь,  заявил  Эрнестине,  что
пройдется по комнате "для перемены счастья".
   - Я же вам предсказывала... - вполголоса заметила Эрнестина.
   - Что? - спросил он.
   Она бросила многозначительный взгляд в сторону Паолы.
   - В таком случае я тем более пойду туда, - ответил он.
   - Не можете отказаться от вызова? - подтрунила она.
   - Если бы это был вызов, я бы не посмел принять его.
   - В таком случае считайте это вызовом! - заявила она.
   Он покачал головой.
   - Я еще раньше решил пойти туда и столкнуть его  с  беговой  дорожки.
Ваш вызов уже не может удержать меня. Кроме того, мистер О'Хэй ждет  ва-
шей ставки.
   Эрнестина спешно поставила десять центов и даже не заметила, проигра-
ла она или выиграла, с таким волнением следила она за Грэхемом, когда он
шел в другой конец комнаты, хотя отлично видела, что Берт  Уэйнрайт  пе-
рехватил ее взгляд и, в свою очередь, следит за ней. Однако ни  она,  ни
Берт, да и никто из играющих не заметил, что и от Дика, который,  весело
блестя глазами, нес всякий вздор и вызывал непрерывный смех  гостей,  не
укрылась ни одна деталь этой сцены.
   Эрнестина, чуть выше ростом, чем Паола, но обещавшая в  будущем  рас-
полнеть, была цветущей светлой блондинкой  с  тонкой  кожей,  окрашенной
нежным румянцем, какой бывает только у восемнадцатилетних девушек. Блед-
но-розовая кожа на пальцах, ладонях, запястьях, на шее и щеках  казалась
прозрачной. И Дик не мог не заметить, что,  когда  девушка  смотрела  на
пробиравшегося в конец комнаты Грэхема, она вдруг залилась жарким румян-
цем. Дик заметил, что в ней словно вспыхнула какая-то  мечта,  но  какая
именно, он догадаться не мог.
   А Эрнестина, глядя на то, как этот высокий, стройный человек с  гордо
откинутой головой и небрежно зачесанными, выжженными солнцем  золотисто-
песочными волосами идет по комнате, как ей казалось, поступью принца,  -
впервые почувствовала нестерпимое до боли  желание  ласкать  шелковистые
пряди его волос.
   Но и Паола, спорившая со скрипачом и упорно возражавшая против недав-
но появившейся в печати оценки Гарольда Бауэра, не спускала глаз с  иду-
щего к ней Грэхема. Она тоже с радостью отметила  особое  изящество  его
движений, гордую посадку головы, волнистые волосы, нежный бронзовый  за-
гар щек, великолепный лоб и удлиненные серые глаза, чуть прикрытые века-
ми и по-мальчишески сердитые, причем это выражение тут же растаяло, ког-
да он, улыбаясь, приветствовал ее. С тех пор как они встретились, она не
раз замечала эту улыбку: в ней было какое-то неотразимое  очарование,  -
дружеская, приветливая, она отражалась особым блеском в его глазах, а  в
уголках рта появлялись веселые добрые морщинки. На эту улыбку нельзя бы-
ло не ответить, и Паола молча улыбнулась ему, продолжая  излагать  Уэйру
свои возражения против слишком снисходительной рецензии О'Хэя на  музыку
Бауэра. Затем, исполняя, по-видимому, просьбу Уэйра, она  заиграла  вен-
герские танцы, снова вызвав восхищение Грэхема, усевшегося с папиросой в
амбразуре окна.
   Он дивился ее многоликости, восхищался этими тонкими пальчиками,  ко-
торые то укрощали Франта, то рассекали подводные глубины, то  летели  по
воздуху, как лебеди, с сорокаметровой высоты, смыкаясь уже у самой  вод-
ной поверхности над головой купальщицы, чтобы защитить ее от удара о во-
ду.
   Из приличия он только несколько  минут  посидел  около  Паолы,  затем
возвратился к гостям и вызвал их шумный восторг,  непрерывно  проигрывая
пятаки счастливому и гордому директору из Мексики, превосходно при  этом
имитируя жадность и отчаяние скряги-еврея.
   Позднее, когда игра кончилась, Берт и Льют испортили Паоле адажио  из
"Патетической сонаты" Бетховена,  иллюстрируя  его  каким-то  гротескным
фокстротом, который Дик тут же назвал "Любовь на буксире", и довели Пао-
лу до того, что и она наконец расхохоталась и бросила играть.
   Составились новые группы, Вейл, Рита, Бишоп и Дик  засели  за  бридж.
Доналду Уэйру пришлось уступить свою монополию на Паолу молодежи,  явив-
шейся к ней под предводительством Джереми Брэкстона. Грэхем и О'Хэй усе-
лись в оконной нише и затеяли разговор о критике.
   Молодежь хором спела гавайские песни под аккомпанемент  Паолы,  потом
стала петь Паола, под собственный аккомпанемент. Она исполнила несколько
немецких романсов. Пела она, видимо, только для окружавшей ее  молодежи,
а не для всего общества, и Грэхем почти с радостью решил, что,  кажется,
наконец-то отыскал в ней несовершенство: пусть  она  замечательная  пиа-
нистка, прекрасная наездница, отлично ныряет и плавает, но,  -  невзирая
на свою лебединую шею, она не бог весть какая певица. Однако  ему  скоро
пришлось изменить свое мнение. Она все-таки оказалась певицей, настоящей
певицей. Правда, в голосе у нее не было мощи и блеска, но он был нежен и
гибок, с тем же теплым трепетом, который пленял и в ее смехе. И если ему
не хватало силы, то это искупалось точностью звука,  выразительностью  и
пониманием, художественным мастерством.
   Да, голос небольшой. А вот прелестью тембра он захватывает, тут ниче-
го не скажешь. Это был голос настоящей женщины, он звучал всей  полнотой
страсти, всем зноем пылкого темперамента, хотя и укрощенного  непреклон-
ной волей. Восхитило его также умение певицы, хорошо понимающей  особен-
ности своего голоса, искусно пользоваться им, не напрягая его, - тут она
выказала настоящее мастерство.
   И в то время как Грэхем рассеянно кивал О'Хэю, читавшему целую лекцию
о состоянии современной оперы, он спрашивал себя: владеет ли Паола  и  в
сфере более глубоких чувств и страстей своим темпераментом  с  таким  же
совершенством, как в  искусстве?  Этот  вопрос  занимал  его  "из  любо-
пытства", как он твердил себе, - но здесь говорило не одно  любопытство:
в Грэхеме было затронуто нечто большее,  чем  любопытство,  нечто  более
стихийное, заложенное с незапамятных времен в существе мужчины.
   Внезапное желание получить ответ на свой вопрос заставило  его  заду-
маться и окинуть взглядом эту длинную комнату с высоким потолком из  ог-
ромных балок, висячую галерею, украшенную трофеями, собранными  со  всех
концов света, и наконец самого Дика Форреста - хозяина всех этих матери-
альных благ, мужа этой женщины, который сейчас играл так же, как он  ра-
ботал, - от всего сердца, и весело смеялся над Ритой, пойманной  в  плу-
товстве: она не сдала карту в масть, - ведь Грэхем никогда  не  закрывал
глаза на суровую правду. А за всеми этими вопросами и абстрактными  рас-
суждениями стояла живая женщина - Паола Форрест, блестящая,  прелестная,
необыкновенная, воплощение подлинной женственности. С той минуты,  когда
он увидел Паолу впервые и был поражен образом всадницы на тонущем жереб-
це, она словно заворожила его мужское воображение. Ведь он меньше  всего
был новичком в отношении женщин и обычно держал себя, как человек, утом-
ленный их убогим однообразием. Встретить незаурядную  женщину  было  все
равно, что найти великолепную жемчужину в лагуне,  опустошенной  многими
поколениями искателей жемчуга.
   - Рада видеть, что вы еще живы, - засмеялась Паола,  через  некоторое
время обратившись к нему.
   Она и Льют уходили спать. Между тем составился новый бридж:  Эрнести-
на, Берт, Джереми Брэкстон и Грэхем, а О'Хэй и Бишоп уже склонились  над
шашками.
   - Наш ирландец в самом деле очарователен, только ему нельзя  садиться
на своего конька, - продолжала Паола.
   - А конек, видимо, музыка? - спросил Грэхем.
   - Когда дело касается музыки, он  становится  несносным,  -  заметила
Льют. - Это единственное, в чем он действительно ничего не понимает.  Он
может прямо с ума свести...
   - Успокойся, - засмеялась Паола грудным смехом, - вы все будете отом-
щены. Дик сейчас шепнул мне, чтобы я на завтрашний вечер позвала филосо-
фов. А вы знаете, как они любят поговорить о музыке! Музыкальный  критик
- это их законная добыча.
   - Терренс сказал как-то, что на эту дичь охота разрешена в любое вре-
мя года, - добавила Льют.
   - Терренс и Аарон доведут его до того, что он запьет, - смеясь,  про-
должала Паола, - не говоря уже о Дар-Хиале с его цинической теорией  ис-
кусства, которую он, конечно, в опровержение всего, что  будет  сказано,
ухитрится применить к музыке. Сам-то он не верит ни на грош в свою цини-
ческую теорию и относится к ней так же несерьезно, как -  помните?  -  к
своему танцу. Просто это его манера веселиться. Он такой  глубокомыслен-
ный философ, что надо же ему когда-нибудь и пошутить.
   - Но если О'Хэй опять сцепится с Терренсом, - зловещим тоном провозг-
ласила Льют, - я уже заранее вижу, как Терренс берет его под руку, спус-
кается с ним в бильярдную и там подкрепляет свои аргументы самой невооб-
разимой смесью напитков.
   - В результате чего О'Хэй будет на другой день совсем болен, -  подх-
ватила, посмеиваясь, Паола.
   - Я ему непременно скажу, чтобы он так и сделал! - воскликнула Льют.
   - Вы не