на дорогу к Литтл  Мэ-
доу, но не доехав, спешились и привязали лошадей. Дик вынул из чехла ав-
томатическое ружье; они тихонько подошли к рощице секвой на краю лужайки
и расположились в тени деревьев, устремив взгляд на крутой склон  холма,
который поднимался в каких-нибудь ста пятидесяти футах  от  них,  по  ту
сторону лужайки.
   - Смотри, вон они... три... четыре... - прошептала Паола; ее  дально-
зоркие глаза обнаружили в зеленях несколько белок.
   Это были умудренные жизнью старики, научившиеся особой  осторожности,
отлично умевшие распознавать отравленное зерно и избегать капканов,  ко-
торые Дик ставил вредителям. Они пережили многих, менее осторожных роди-
чей и могли заселить эти горные склоны новыми поколениями.
   Дик зарядил ружье самыми мелкими патронами, осмотрел глушитель,  лег,
вытянувшись во весь рост, оперся на локти и прицелился. Шума от выстрела
не последовало, только щелкнул механизм, когда вылетела пуля, затем  вы-
пал пустой патрон, в обойму скользнул новый, и автоматически взвелся ку-
рок. Большая бурая белка подпрыгнула, перевернулась в воздухе и  исчезла
в хлебах. Дик ждал; его взгляд скользнул вдоль дула, к нескольким норам,
вокруг которых голая земля говорила о том, что зерно здесь съедено. Сно-
ва показалась раненая белка, она ползла по голой земле, стараясь уйти  в
нору. Ружье опять щелкнуло, белка повалилась набок и осталась лежать не-
подвижно.
   При первом же звуке все белки,  кроме  подстреленной,  попрятались  в
свои норы. Оставалось только ждать, пока их любопытство пересилит страх.
На эту передышку Дик и рассчитывал. "Лежа на земле и следя  за  тем,  не
появятся ли опять на склоне любопытные мордочки, он спрашивал себя, ска-
жет ему Паола чтонибудь или не скажет. В ней чувствуется какая-то трево-
га, но захочет ли она с ним поделиться? Раньше она всегда ему все  гово-
рила. Рано или поздно она неизменно делилась с ним всем, что ее  угнета-
ло. Правда, размышлял он дальше, у нее никогда не бывало горестей такого
рода. И то, что ее смущает теперь, она меньше всего могла бы обсуждать с
ним. С другой стороны, в ней есть врожденная и неизменная  прямота.  Все
годы их совместной жизни он восхищался этой чертой ее характера. Неужели
Паола на этот раз изменит ей?
   Так размышлял он, лежа в траве. Паола молчала. Она не шевелилась,  он
не слышал ни малейшего шороха. Когда он взглянул в ее сторону,  то  уви-
дел, что она лежит на спине, закрыв глаза и раскинув руки, словно от ус-
талости.
   Наконец маленькая головка цвета сухой земли выглянула из норки. Прош-
ли долгие минуты, и обладательница серой головки, убедившись, что ей  не
грозит никакая опасность, села на задние лапки и стала оглядываться, ища
причины поразившего ее щелканья. Опять последовал выстрел.
   - Попал? - спросила Паола, не открывая глаз.
   - Да, и какая жирная, - ответил Дик. - Я пресек в корне жизнь  целого
поколения.
   Прошел час. Солнце пекло, но в тени было прохладно. Время от  времени
легкий ветерок лениво пробегал по молодым хлебам и  чуть  покачивал  над
ними ветви деревьев. Дик подстрелил третью белку. Книга Паолы лежала ря-
дом с ней, но она не предложила ему почитать.
   - Тебе нездоровится? - решился он наконец спросить.
   - Нет, ничего; просто болит  голова,  отчаянная  невралгическая  боль
возле глаз, вот и все.
   - Наверное, слишком много вышивала, - пошутил он.
   - Нет. В этом не грешна... - последовал ответ.
   Все это казалось совершенно естественным, но Дик, наблюдая за  вылез-
шей из норы особенно крупной белкой и давая ей прокрасться по  открытому
месту в сторону хлебов, говорил себе: "Нет, видно, сегодня никакого раз-
говора не выйдет. И мы не будем, как раньше,  целовать  и  ласкать  друг
друга, лежа в траве".
   В это время намеченная им жертва оказалась уже у края поля. Он  спус-
тил курок. Зверек упал, но, полежав с минуту, вскочил, неловко перевали-
ваясь, торопливо побежал к норе. Щелк, щелк, - продолжал  трещать  меха-
низм, поднимая облачка пыли рядом с  бегущей  белкой  и  показывая,  как
близко попадал Дик. Он стрелял так быстро, что его  палец  едва  успевал
спускать курок, и казалось, из дула льется непрерывная струя свинца.
   Он израсходовал почти все патроны, когда Паола сказала:
   - Господи! Какая пальба... точно целая армия. Попал?
   - Да, это настоящий патриарх среди белок, пожиратель корма,  предназ-
наченного для молодых телят. Но тратить девять бездымных патронов на од-
ну, даже такую, белку - невыгодно. Надо взять себя в руки.
   Солнце садилось. Ветерок стих. Дик подстрелил еще одну белку и  уныло
следил за склоном холма. Он сделал все, чтобы вызвать Паолу на откровен-
ность, выбрал для этого и время и необходимую обстановку. Видимо,  поло-
жение было именно таким, как он опасался. Может быть, даже хуже, ибо  он
чувствовал, что привычный мир вокруг него рушится.  Он  сбился  с  пути,
растерян, потрясен. Будь это другая женщина... но Паола! Он  был  в  ней
так уверен! Двенадцать лет совместной жизни укрепили в нем  эту  уверен-
ность...
   - Пять часов, солнце пошло вниз, - сказал он, поднявшись  с  земли  и
собираясь помочь ей встать.
   - Я так довольна, что мне удалось отдохнуть, - сказала она, когда они
направились к лошадям. - И глазам гораздо лучше. Хорошо, что я не  пыта-
лась читать тебе вслух.
   - Не будь свинкой и дальше, - с шутливой легкостью, словно между ними
ничего не было, заметил Дик. - Не смей даже уголком глаза заглянуть в Ле
Галльена. Мы его позднее прочтем вместе. Давай  руку!..  Честное  слово?
Да, Поли?..
   - Честное слово, - сказала она послушно.
   - Или пусть ослы пляшут на могиле твоей бабушки...
   - Или пусть ослы пляшут на могиле моей бабушки, - повторила она  тор-
жественно.
   На третье угрю после отъезда Грэхема Дик позаботился  о  том,  чтобы,
когда Паола нанесет ему в одиннадцать часов свой обычный визит и  бросит
с порога свое "Доброе утро, веселый Дик", он уже сидел с управляющим мо-
лочной фермой. Затем приехала в нескольких машинах семья Мэзонов со всей
своей шумливой молодежью, и Паола была занята весь  день.  Дик  заметил,
что она подумала и о вечере, удержав гостей на бридж и танцы.
   Однако на четвертый день, когда должен был вернуться Грэхем, Дик  был
в одиннадцать часов один. Склонившись над столом и подписывая письма, он
услышал, как Паола на цыпочках вошла в комнату. Он не поднял головы, но,
продолжая писать, взволнованно прислушивался к шелковистому шуршанию  ее
кимоно. Он почувствовал, что она склонилась над ним, и  затаил  дыхание.
Но когда она тихонько поцеловала его волосы, сказав свое обычное "Доброе
утро, веселый Дик", и он жадно хотел обнять ее, она  уклонилась  от  его
рук и, смеясь, выбежала из комнаты. Выражение счастья, которое он подме-
тил на ее лице, поразило его не меньше, чем только что испытанное  разо-
чарование. Она не умела скрывать своих чувств, и теперь ее  глаза  сияли
радостно и жадно, как у ребенка. И так как именно сегодня вечером должен
был вернуться Грэхем, Дик не мог не объяснить именно этим ее радость.
   Во время  завтрака,  за  которым  присутствовали  трое  студентов  из
сельскохозяйственного колледжа в Дэвисе, Дик не стал проверять, постави-
ла ли она свежую сирень в башне, или нет. Он  экспромтом  придумал  себе
ряд неотложных дел, так как Паола заявила, что  хочет  сама  поехать  за
Грэхемом на станцию.
   - На чем? - спросил Дик.
   - На Дадди и Фадди, - ответила она. - Они совсем застоялись, им, да и
мне, необходимо промяться. Конечно, если и ты не прочь  прокатиться,  мы
поедем, куда ты захочешь, а за Грэхемом пошлем машину.
   Дик постарался не заметить того беспокойства, с каким она ждала, при-
мет он ее предложение или нет.
   - Бедняжкам Дадди и Фадди, пожалуй, не поздоровилось бы, если бы  они
пробежали столько, сколько мне надо сегодня проехать, - сказал он,  сме-
ясь, и тут же сообщил придуманный им план: - До обеда мне предстоит  от-
махать около ста двадцати миль. Я возьму гоночную  машину  и,  наверное,
буду весь в пыли и грязи, так как придется проезжать через болото. Да  и
трясти будет отчаянно. Нет, я не решаюсь звать тебя с собой. А ты  поез-
жай на Дадди и Фадди.
   Паола вздохнула. Но она была плохой актрисой: несмотря на ее  желание
выразить этим вздохом сожаление, Дик почувствовал, что ей стало легко на
душе.
   - А ты далеко едешь? - спросила она весело; и он опять не мог не  за-
метить, что ее щеки пылают румянцем и глаза блестят от счастья.
   - Я помчусь к низовьям реки, где мы ведем осушительные работы - Карл-
сон требует от меня указаний, - а затем в Сакраменто и  через  Тил-Слоу,
чтобы повидаться с Уинг-Фо-Уонгом.
   - Это еще что за Уинг-Фо-Уонг? - спросила она, улыбаясь. -  И  почему
ты ради него должен мчаться в такую даль?
   - Весьма важная особа, он стоит два миллиона, которые нажил  на  кар-
тошке и спарже, огородничая в низинах дельты. Я отдаю ему в аренду трис-
та акров в Тил-Слоу. - Затем, обратившись к  студентамсельскохозяйствен-
никам. Дик пояснил: - Эта местность лежит немного в сторону от Сакрамен-
то, на западном берегу реки. Вот вам хороший пример того, что  скоро  не
будет хватать земли. Когда я купил, ее, там было сплошное болото, и  все
старожилы надо мной потешались. И еще пришлось выкупить с десяток  охот-
ничьих заповедников. Земля обошлась мне в среднем по восемнадцать долла-
ров за акр, и притом не так давно.
   Вы знаете эти болота, они только и годятся для разведения уток да под
заливные луга. Привести их в порядок стоило мне, если принять во  внима-
ние осушку и устройство плотин, больше, чем по триста долларов за акр. А
как вы думаете, по какой цене я сдаю ее на десять лет в  аренду  старому
Уинг-Фо-Уонгу? По две тысячи за акр. Я бы не выручил больше, если бы сам
ее эксплуатировал. Эти китайцы по части огородничества - прямо волшебни-
ки, а как до работы жадны!.. Тут уж не восьмичасовой рабочий день, а во-
семнадцатичасовой. Дело в том, что у них самый последний кули имеет хотя
бы микроскопическую долю в предприятии, - вот каким образом Уинг-Фо-Уон-
гу удается обойти закон о восьмичасовом рабочем дне.
   Два раза в течение дня Дика задерживали за превышение скорости,  а  в
третий раз даже записали. Он был в машине один и, хотя ехал очень  быст-
ро, сохранял полное спокойствие. Возможности  несчастья  по  собственной
вине Дик не допускал, и с ним никогда не бывало несчастий. С той же уве-
ренностью и точностью, с какой Дик брался за ручку двери или  за  каран-
даш, выполнял он и более сложные действия, - в данном случае,  например,
правил машиной с чрезвычайно сильным мотором, причем машина эта  шла  на
большой скорости по оживленным сельским дорогам.
   Но как он ни гнал машину и с какой сосредоточенностью ни вел  перего-
воры с Карлсоном и Уинг-Фо-Уонгом, в его сознании, не угасая, жила мысль
о том, что Паола, вопреки всем своим обычаям, поехала встречать  Грэхема
и будет с ним вдвоем всю дорогу от Эльдорадо до имения, все  эти  долгие
мили.
   - Ну и ну... - пробормотал Дик, ускоряя ход машины с сорока  пяти  до
семидесяти миль в час, и, уже ни о чем не думая, обогнул с левой стороны
ехавший в одном с ним направлении легкий одноконный экипаж, и ловко  по-
вернул снова на правую сторону дороги, под самым носом у маленькой маши-
ны, несшейся ему навстречу; затем убавил ход до пятидесяти миль  и  вер-
нулся к прерванным мыслям:
   "Ну и ну! Воображаю, что бы подумала моя маленькая Паола, если  бы  я
вздумал прокатиться вдвоем с какой-нибудь прелестной девицей!"
   Он невольно рассмеялся, представив себе эту картину, ибо в первые го-
ды их супружества не раз имел случай убедиться, что Паола молча  ревнует
его. Сцен она ему никогда не делала, не позволяла себе ни замечаний,  ни
намеков, ни вопросов, но едва он начинал уделять внимание другой  женщи-
не, недвусмысленно давала ему понять, что она обижена.
   Усмехаясь, вспомнил он миссис Дехэмени,  хорошенькую  вдову-брюнетку,
приятельницу Паолы, как-то гостившую в Большом доме. Однажды Паола  зая-
вила, что она верхом не поедет, но услышала за завтраком, как он и  мис-
сис Дехэмени сговариваются отправиться вдвоем в лесистые ущелья, лежащие
за рощей философов. И что же - не успели они выехать из имения, как Пао-
ла догнала их и всю прогулку ни на минуту не оставляла наедине. Он тогда
улыбался про себя, ибо эта ревность была ему, в сущности, приятна:  ведь
ни самой миссис Дехэмени, ни их прогулке он не придавал значения.
   Зная эту черту Паолы, он с самого начала их совместной жизни старался
не оказывать посторонним женщинам слишком большого внимания и был в этом
смысле гораздо осмотрительнее Паолы. Напротив, ей он предоставлял полную
свободу и даже поощрял ее поклонников, гордился, что  она  привлекает  к
себе незаурядных людей, и радовался, что она находит удовольствие в  бе-
седах с ними и их ухаживаниях. И правильно делал: ведь он был так споко-
ен, так уверен в ней; гораздо больше, чем она в нем, - Дик не мог  этого
не признать. Двенадцать лет брака настолько  укрепили  его  уверенность,
что он столь же мало сомневался в супружеских добродетелях Паолы, как  в
ежедневном вращении Земли вокруг своей оси. "И вдруг оказывается, что на
вращение Земли не очень-то можно полагаться, - подумал он, в душе  подс-
меиваясь над собой, - и, может быть. Земля вдруг окажется  плоской,  как
представляли себе древние".
   Он отвернул перчатку и взглянул на часы. Через пять минут Грэхем сой-
дет с поезда в Эльдорадо. Дик мчался теперь домой со стороны Сакраменто,
и дорога горела под ним. Через четверть часа он увидел  вдали  поезд,  с
которым должен был приехать Грэхем. Дик нагнал Дадди и Фадди, уже  мино-
вав Эльдорадо. Грэхем сидел рядом с Паолой, которая правила.
   Проезжая мимо них. Дик замедлил ход, приветствовал Грэхема  и,  опять
пустив машину на полную скорость, весело крикнул ему:
   - Простите, Ивэн, что заставляю вас глотать пыль. Я хочу еще до обеда
обыграть вас на бильярде, если вы когда-нибудь доплететесь.
 
 
   ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ
 
   - Так не может больше продолжаться. Мы должны что-то предпринять  не-
медленно.
   Они были в музыкальной комнате. Паола сидела за роялем, подняв лицо к
Грэхему, склонившемуся над ней.
   - Вы должны решить, - настаивал Грэхем.
   Теперь, когда они обсуждали, как им быть, на их лицах не было выраже-
ния счастья по случаю великого чувства, посланного им судьбой.
   - Но я не хочу, чтобы вы уезжали, - говорила Паола. - Я сама не знаю,
чего я хочу. Не сердитесь на меня. Я думаю не о себе. Я последнее  дело.
Но я должна думать о Дике и должна думать о вас. Я... я так не  привыкла
быть в подобном положении, - добавила она с вымученной улыбкой.
   - Это положение нужно выяснить, любовь моя. Дик ведь не слепой.
   - А что он мог увидеть? Разве было чтонибудь? - спросила она. - Ниче-
го, кроме того единственного поцелуя в ущелье, а этого он видеть не мог.
Ну, припомните еще что-нибудь!
   - Очень хотел бы, но... увы!.. - отвечал он, подхватывая ее  шутливый
тон, и затем, сразу сдержавшись, продолжал: - Я с ума схожу от  любви  к
вам. Вот и все. И я не знаю, насколько вы сходите с ума,  да  и  сходите
ли...
   При этом он как бы случайно опустил руку на ее  пальцы,  лежавшие  на
клавишах, но она тихонько потянула руку.
   - Вот видите, - сказал он жалобно, - а хотели, чтобы я вернулся.
   - Да, хотела, чтобы вы вернулись, - произнесла она, глядя ему прямо в
глаза своим открытым взглядом.
   - Да, я хотела, чтобы вы вернулись, - повторила она тише, точно гово-
ря сама с собой.
   - Но я вовсе не уверен, - воскликнул он нетерпеливо, - что вы  любите
меня!
   - Да, я люблю вас, Ивэн, но... - Она смолкла, как  бы  обдумывая  то,
что хотела сказать.
   - Что "но"? - настойчиво допрашивал он. - Говорите же!
   - Но я люблю и Дика. Правда, нелепо?
   Он не ответил на ее улыбку, и она залюбовалась вспыхнувшим в его гла-
зах мальчишеским упрямством. Слова так и просились с его  языка,  но  он
промолчал, а она старалась угадать их и огорчилась, что он их не сказал.
   - Как-нибудь все уладится, - убежденно заявила  она.  -  Должно  ула-
диться. Дик говорит, что все в конце концов улаживается.  Все  меняется.
То, что стоит на месте, мертво, а ведь никто из нас еще не мертв. Верно?
   - Я не упрекаю вас за то, что вы любите... продолжаете любить Дика, -
нетерпеливо ответил Ивэн. - Я вообще не понимаю, что вы могли  найти  во
мне по сравнению с ним. Я говорю это совершенно искренне.  По-моему,  он
замечательный человек. Большое сердце...
   Она вознаградила его улыбкой и кивком.
   - Но если вы продолжаете любить Дика, при чем же тут я?
   - Так вас я ведь тоже люблю!
   - Этого не может быть! - воскликнул он, быстро  отошел  от  рояля  и,
сделав несколько шагов по комнате, остановился перед картиной  Кейта  на
противоположной стене, как будто никогда ее не видел.
   Она ждала, спокойно улыбаясь и с радостью наблюдая его волнение.
   - Вы не можете любить двух мужчин одновременно, - бросил он ей с дру-
гого конца комнаты.
   - А все-таки это так, Ивэн. Вот я и  стараюсь  во  всем  этом  разоб-
раться. Я только не могу понять, кого люблю больше. Дика я знаю давно, а
вы... вы...
   - А я - случайный знакомый, - гневно прервал он ее, возвращаясь к ней
тем же быстрым шагом.
   - Нет, нет, Ивэн, совсем не то! Вы мне открыли меня  самое.  Я  люблю
вас не меньше Дика. Я люблю вас сильнее. Я... я не знаю...
   Она опустила голову и закрыла лицо руками. Он с нежностью коснулся ее
плеча. Она не противилась.
   - Видите, мне очень нелегко, - продолжала она. - Тут так все перепле-
тено, так переплетено, что я ничего не понимаю. Вы говорите, что вы  те-
ряетесь. Но подумайте обо мне! Я совсем запуталась и не  знаю,  что  де-
лать. Вы... да что говорить! Вы мужчина, с мужским  жизненным  опытом  и
мужским характером. Для вас все это очень просто: она любит меня...  она
не любит меня. А я запуталась и никак не разберусь. Я, конечно, тоже  не
девочка, но у меня нет никакого опыта во всех этих сложностях  любви.  У
меня никогда не было романов. Я любила в жизни только одного человека, а
теперь вот... вас... Вы и эта любовь  к  вам  нарушили  идеальный  брак,
Ивэн...
   - Я знаю... - сказал он.
   - А вот я ничего не знаю, - продолжала она. - И нужно время, чтобы во
всем разобраться, или ждать, когда все  само  собой  уладится.  Если  бы
только не Дик... - Ее голос задрожал и оборвался.
   Ивэн невольно прижал ее к себе.
   - Нет, нет, не теперь, - мягко сказала она, снимая его руку и на  ми-
нуту ласково задерживая ее в своей. - Когда вы ко мне прикасаетесь, я не
могу думать... Ну - не могу...
   - В таком случае я должен уехать, - произнес он с угрозой, хотя вовсе
не хотел угрожать ей.
   Она сделала протестующий жест.
   - Такое положение, как сейчас, невозможно,  недопустимо.  Я  чувствую
себя подлецом, а вместе с тем знаю, что я не подлец. Я ненавижу обман. Я
могу лгать лжецу, но не такому человеку,  как  Дик.  Обманывать  Большое
сердце! Я гораздо охотнее пошел бы прямо к нему и сказал: "Дик, я  люблю
вашу жену, она любит меня. Что вы думаете делать?"
   - Ну что ж, идите! - вдруг загорелась Паола.
   Грэхем выпрямился решительным движением.
   - Я пойду. И сейчас же.
   - Нет, нет! - вскликнула она, охваченная внезапным ужасом. - Вы долж-
ны уехать. - Затем ее голос опять упал. - Но я не могу вас отпустить...
   Если Дик до сих пор еще сомневался в чувствах Паолы к Грэхему, то те-
перь все его сомнения исчезли. Он не нуждался больше ни в каких  доказа-
тельствах, достаточно было взглянуть на Паолу. Она  была  в  приподнятом
настроении, она расцвела, как пышная весна вокруг нее,  ее  смех  звучал
счастливее, голос богаче и выразительнее, в ней била горячим ключом неу-
томимая энергия и жажда деятельности. Она вставала рано и ложилась позд-
но. Казалось, она решила больше себя не щадить и с упоением пила искрис-
тое вино своих чувств. И Дик иногда недоумевал: может б