лось. Это, без  сомнения,  был
человек, который по своему наслаждался жизнью. Наверное, где-то его  будет
оплакивать женщина, по нему будут скучать его маленькие дети. И тут же мне
вспомнился Хэрри, столь зверски убитый. Какая жалость!  На  этой  огромной
земле хватит места для всех нас. И все же мы почему-то не  оставляем  друг
друга в покое - если не считать покоя смерти. Правда, подумалось  мне,  мы
захватили их земли - но они ведь толком не пользовались ими. И жили же они
как-то до того, как здесь появились наши свиньи. Но его худоба,  выражение
покоя на лице, и то, что вооружен он был только одним ножом, смягчило  мое
сердце, и я настоял на том, чтобы его похоронили  вместе  с  тем,  вторым,
которого Эли пристрелил в лесу, что мне,  однако,  не  доставило  никакого
удовольствия. Второй индеец был свиреп лицом, и мне пришла в голову  мысль
о том, что они такие же разные, как и мы. Для  нас  все  они  были  просто
индейцы,  но  у  каждого  из  них   была   своя   индивидуальность,   свои
отличительные черты, известные их соплеменникам.
     Остальные выстрелы этой ночи доносились с мельницы Хэрри. Ни один  из
них не попал в цель, но Исаак Картер, которые уступил место в  своем  доме
Амосу Битону, подобрался к грабителям настолько близко, что поразил одного
из них топором, получив при этом ножевое ранение в шею; Тиму Денди удалось
схватить одного, "верткого  как  уж",  по  его  собственному  описанию,  и
задушить его в рукопашной схватке. В обоих случаях нападавших было больше,
чем защищавшихся, чем, впрочем, первые так и не сумели воспользоваться,  а
мы все-таки  с  радостью  убедились  в  том,  что  имеем  дело  с  обычным
воровством, а не с военными действиями.  Потеряв  четверых  и  не  получив
добычи, индейцы, по нашим предположениям, должны  были  отступить.  Похоже
было, что это так и произошло,  потому  что  больше  подобных  событий  не
происходило.
     В ту же ночь Кристина родила ребенка.
     - Стрельба помогла, - сказал Майк, поспешно  проглатывая  свой  кофе,
прежде чем  отправиться  на  мельницу,  чтобы  оказать  помощь  Исааку.  -
Стрельба справа, стрельба слева -  бедняга  просто  больше  не  могла  это
выдержать. Ну и здоровый же этот малый.
     Он отправился к Исааку, а Энди занялся делами во дворе, пока Эли и  я
не позвали его помочь нам собрать всех разбредшихся по  лесу  свиней.  Они
рассыпались по всей округе, и, если бы нам не удалось собрать их в тот  же
день, они ушли бы так далеко в поисках желудей и прочей еды,  что  нам  бы
уже никогда их больше не увидеть. Мы, разумеется, взяли с собой  ружья.  С
того дня, как был убит Хэрри, все мужчины в Зионе даже на поле выходили  с
оружием, висевшим на рукоятке плуга. Мне представлялось, что две вещи были
неотъемлемыми атрибутами поселенца. И  если  земля  эта  когда-либо  будет
заселена, и станет такой же  страной,  как  Англия  с  улицами,  домами  и
дорогами, то это произойдет только благодаря этим двум  вещам  -  плугу  и
ружью.
     Мы разделились у большой развилки, описывая огромные круги, и криками
гоня блуждающих свиней, попавших в наше окружение, по направлению к дому.
     По сей день я ясно  помню  то  место,  где  меня  подстерегало  самое
сильное искушение моей жизни. Я как раз выследил парочку животных, оторвал
их от жадного копошения в траве и погнал к дому, как вдруг услышал выстрел
где-то глубоко в лесу. Грохот рассек утренний покой, и сердце  мое  бешено
заколотилось. Я помчался,  как  мог  быстро,  к  месту,  откуда  прозвучал
выстрел. Затем до меня донесся крик и я удвоил свои усилия.
     Ветка ежевичного куста опутала мои ноги, я рванул, и, высвободившись,
наткнулся на ствол  дерева.  Тряхнув  головой  и  выругавшись,  я  обогнул
дерево, и увидел Эли, лицо его было белее смерти, ствол его ружья занесен,
как дубинка, и нацелен на стоявшего прямо  перед  ним  огромного  медведя.
Видимо, он выстрелил в зверя, но не убил его, а только ранил, при этом  не
успев перезарядить ружье. Медведь взревел, встал на дыбы,  оказавшись  при
этом на несколько футов выше Эли, так что у того было  очень  мало  шансов
нанести опасному хищнику  сколько-нибудь  серьезный  удар.  Я  видел,  как
блестели крошечные  глазки  зверя,  подобно  острым  изогнутым  ножам,  на
передних лапах появились когти.
     Говорят, что тонущий человек, в  последний  раз  погружаясь  в  воду,
просматривает  всю  свою  прошедшую  жизнь,  пролетающую   в   его   мозгу
раскаленной молнией мысли. Этого я не могу подтвердить, потому как никогда
не подвергался подобной опасности, но в этот  момент,  стоя  перед  Эли  и
разъяренным медведем, я словно  просмотрел  свою  жизнь  будущую.  В  долю
секунды передо мной открылись две возможности, два пути, каждый из которых
имел свой определенный исход. Я мог выстрелить, и Эли вернется к  Линде  и
может даже переживет меня. Я мог повернуться и тихо отойти в сторону,  дав
возможность медведю  обрушить  на  Эли  и  покончить  с  ним  -  то  есть,
расправиться с ним, как всякий хищник расправляется со  своей  жертвой.  И
через неделю Линда стала бы моей. И никто не посмел бы  осудить  вдову  за
то, что она связала свою жизнь с другим человеком. Линда  будет  лежать  у
меня на груди, я буду заботиться о ней и любить ее. Никто здесь, в  Зионе,
не мог стать моим соперником. Я нравился ей. Нет сомнения в том,  что  она
принадлежала бы мне.
     Я любил ее так долго! Но именно поэтому я поднял ружье  и  выстрелил,
тщательно прицелившись, в сверкающий глаз зверя. Клок окровавленной шерсти
отлетел мне в лоб, и не было крещения более  очистительного  "Я  предстану
перед ней с чистой душой", - подумал я.
     Эли вытер пот смертельного страха со лба. Он трясся как осенний лист.
     - Слава Богу, - дрожащим голосом  произнес  он,  -  что  на  сей  раз
никакая свинья не бросилась тебе под  ноги,  парень.  Ты  первый,  кого  я
должен поблагодарить после самого Господа Бога.
     - Интересно, - бойко возразил я, - что именно мог бы сделать  Господь
Бог, не будь здесь меня.
     И сказав это, я осторожно хихикнул.
     - Мистер Филипп, - серьезно ответил Эли, снова вытирая пот с лица,  -
есть еще много вещей, которые вам нужно уяснить себе.
     Больше мы к этому не возвращались.
     Следующей новостью было прибытие Ральфа Свистуна. Он привез все,  что
ему было поручено, даже письмо для мистера Томаса от Альфреда  Бредстрита.
Он доставил нам соль, иголки,  порох  и  запал.  Мне  он  привез  Голубку,
любимую мою кобылу, а также кое-какие растения  для  линдиного  огорода  и
моего фруктового сада. Но вернулся он  один.  По  всей  видимости,  Саймон
напился где-то в таверне Бидлза, дойдя до исступления после своего долгого
воздержания от алкоголя, и завязал ссору,  причины  и  результата  которой
было трудно выяснить из сбивчивого рассказа Ральфа. Как бы  там  ни  было,
сторонами были нанесены удары, противник упал головой на каминную решетку,
размозжил себе череп и умер на месте.  Саймон,  пришлый,  как  цыган,  был
обвинен в убийстве, и только благодаря своему артистическому мастерству, -
благодаря которому ему удалось удачно притвориться мертвым, после чего его
унес рыдающий Ральф, - он избежал ареста  тут  же  подошедшим  констеблем.
Выбравшись из таверны, Ральф поспешил на пристань, и отдал половину денег,
вырученных от продажи шкур, капитану, который согласился увезти Саймона.
     Ральф вернулся в четверг. К субботе уже всему селению стало известно,
что когда Файнеас Пикл, прийдя на обед домой, объявил, что цыган  вернулся
без  брата,  Магитабель  потеряла  сознание  прямо  за  столом,  а  уже  в
воскресенье всем стало понятно, что девушка ждет ребенка.
     Она не присутствовала  на  собрании,  которое  проводилось  в  старом
бараке, но там были все  жители  нашего  поселка,  и  мистер  Томас  долго
молился за "нашу юную сестру, которая пала в тяжком грехе, что, по  завету
Господню должно быть перенесено на душу еще не рожденную". Живя под  одной
крышей с братом ее сообщника по греху, я, естественно, был в неведении,  и
оглядываясь по сторонам, пытался догадаться, кого он имеет в виду.  Поймав
смущенный  взгляд  Ральфа,  и  заметив  отсутствие  Магитабель,  я  сделал
собственные  выводы.  С  нетерпением  дождавшись  окончания  собрания,   я
поспешил к Ральфу.
     - Ты негодный глупец, - с горячностью набросился я на него. -  В  чем
тут дело? Почему ты не сказал мне?
     Ральф с шумом втянул носом воздух и,  приоткрыв  рот,  выдал  громкий
вздох нетерпения.
     - Вы, старейшина, хозяин, и Пикл тоже. Мне не хотелось ссорить вас. Я
сделал что мог. Я предложил ей пойти в церковь со мной -  что  еще  я  мог
сделать? Но она обезумела - все они обезумели. Ну вот и все.
     - Отвечай на мой вопрос, - приказал я. -  Так  что,  Магитабель  Пикл
ждет ребенка от Саймона?
     Он кивнул.
     - Где она?
     - Мистер Пикл выгнал ее из дому. Она в доме на мельнице. Я  отвел  ее
туда.
     - Когда?
     - Вчера ночью. Когда мистер Пикл выгнал ее.
     - Кто еще знает об этом?
     - Ну, все знают.
     - Какого же черта, я ничего не знаю?
     - Я же объяснил, - сказал Ральф, издав очередной нетерпеливый  вздох.
- Никто не хотел, чтобы вы знали.
     - Почему?
     - Ну... Я просто думал, что вы сделаете  что-то  неразумное,  а  Пикл
боялся, что вы будете нападать на него, зная, что вы недолюбливаете Кезию,
то есть, я хотел сказать, миссис Пикл. А мистер Мейкерс сказал, что у  вас
неправильные идеи. Ну видите...
     - Ты просто дурень, - снова выругался я. - И сколько по-твоему, я мог
оставаться в неведении? Я все-таки лучшего  был  о  тебе  мнения.  Оставил
бедную девушку одну в таком страшном месте.
     - Я же предложил жениться на ней. Ни один мужчина не мог  бы  сделать
для нее больше. А остаться с ней там и еще больше опозорить ее имя - разве
я мог?
     - Ты мог обратиться прямо ко мне! Но у тебя, как у большого  ребенка,
ни капли здравого смысла. Стой здесь и не сходи с места, - строго велел я.
     Эли,  который  замешкался  в  дверях,  чтобы  поговорить  с  мистером
Томасом, поравнялся со мной,  и  я  положил  руку  ему  на  плечо,  знаком
привлекая  к  себе  внимание.  Из-за  его   громадной   фигуры   выглянуло
улыбающееся лицо Линды, приветствовавшей меня, но в это утро  даже  улыбка
Линды не имела такого большого значения, как обычно.
     - Эли, - начал я. - Вы слышали о Магитабель Пикл? Я имею в виду,  где
она? Вы знаете, что отец выгнал ее из дому?
     - Да, - ответил Эли. - И правильно сделал.  Я  бы  тоже  не  потерпел
блудницу под своей крышей.
     - Но  она  не  блудница.  Интересно,  доводилось  ли  вам  когда-либо
встречать блудницу. Если да, то вы  должны  были  бы  знать,  что  с  ними
подобных вещей не случается. Она просто несчастная девушка, влюбившаяся  в
человека, которого не одобрили ее родители. Она не может оставаться одна в
таком жутком месте.
     - Ей не место  в  Зионе  вообще,  -  категорично  отрезал  Эли.  -  Я
полностью согласен с Пиклом. Ее нужно гнать, как Агарь.
     - Бог ведь помог Агарь,  -  парировал  я.  -  И  эта  девушка  должна
получить поддержку. Я поговорю с Пиклом. Я созову собрание.
     -  Опростоволосишься,  парень,  -  произнес  Эли   тоном   дружеского
предупреждения. - Это христианское  общество,  а  она  совершила  смертный
грех.
     - Но она совершила его не  одна,  -  начал  было  я,  но  Эли  упрямо
выставил челюсть.
     - Пойдем, жена, эти речи не для твоих ушей.
     Я видел, что Линда что-то прошептала мне одними губами, мы обменялись
взглядами. Я не понял ее, думая, что она  просит  меня  уступить.  Но  она
повернулась и, сложив ладони, произнесла четким срывающимся голосом:
     - Я думаю, что Филипп прав, Эли. Никого нельзя оставлять на  мельнице
одного.
     - Пошли домой, ты сама не знаешь, что говоришь, - ответил ее муж, и с
силой, которую он на моих глазах никогда не применял к ней, схватил ее  за
руку и потащил прочь.
     С того дня, как Файнеас Пикл обосновался у Прохода,  на  собрания  он
приезжал в повозке, у которой был срублен задок и на которой умещалось как
раз четверо человек спиной к спине.  Впереди  сидел  он  с  Кезией,  сзади
обычно сидели Магитабель и Мэри.  В  это  утро  Мэри  одна  взбиралась  на
повозку, а Кезия укутывала свои костлявые колени пледом, когда я прибыл  к
ним во двор.
     - Пикл, - начал я. - Хочу сказать вам кое-что.
     - Ну, - отозвался тот, с видом, явно свидетельствующим о том, что  он
прекрасно знал, о чем пойдет речь.
     Мне было крайне неприятно,  что,  стоя  внизу  под  его  повозкой,  я
вынужден был глядеть на него снизу вверх.
     - Это по поводу Магитабель... как вы, наверное,  Понимаете.  Полагаю,
что вы очень расстроились и разозлились,  но  поверьте,  все  это  не  так
страшно. Она потеряла любимого человека, она ждет  ребенка.  Дайте  же  ей
хотя бы тепло родительского дома и поддержку близких людей.
     Конечно, глупо было с  моей  стороны  начать  просить  в  присутствии
Кезии.  Файнеас,  который  никогда  не  отличался  властностью,  полностью
находился у нее под каблуком. И теперь он не  проронил  ни  слова,  только
весь сник и начал вертеть в руках поводья, предоставив  Кезии  возможность
отвечать.
     - Ясно как день, почему вы, мистер Оленшоу, так хлопочете за нее.  Ее
кавалер был ваш человек,  а  каков  слуга  -  таков  хозяин.  Но  истинные
христиане непримиримы к прелюбодеянию, даже если  оно  прикрыто  красивыми
словами. Трогай, Файнеас.
     - Нет, постойте, - настаивал я.
     Прихрамывая, я подошел  к  голове  упряжки,  так  что,  трогаясь,  он
неизменно должен был наехать на меня. Не обращая внимания на Кезию,  я  не
спускал глаз с  бледного  лица  Файнеаса,  с  которого  не  сходили  явное
выражение загнанности и растерянности, и я  решился  пустить  в  ход  свой
последний аргумент.
     - Мачехи - это  дело  известное,  -  сказал  я.  -  Не  слушайте  ее.
Подумайте о родной матери бедной девочки. Что сказала бы  она?  Даже  если
девушка оступилась, ведь отправив ее  одну  в  столь  страшное  место,  вы
ничуть не исправили ситуацию. Ральф Свистун говорит, что женится на ней, и
думаю, что это не такой уж плохой выход. Помню, что  даже  в  Библии  есть
что-то по этому поводу. Поезжайте  туда  сейчас  же,  заберите  ее  домой,
накройте обед и обсудите все это. Сделайте это, Пикл!
     По выступающим напряженным скулам разлился  бледно-розовый  глянцевый
румянец. Он так сжал поводья, что побелели костяшки пальцев.
     - Вы неплохой, мистер Оленшоу, но в этом случае всякая мольба  -  это
дьявольское оружие. Вы ведь знаете Библию, так что лучше  перечитайте  то,
что там сказано по поводу блудниц  и  обольстителей,  и  помните:  те  кто
проявляют терпимость к этому греху, становятся такими же грешниками,  даже
хуже при отсутствии всяческого искушения. Что касается матери этой девицы,
то она была порядочной женщиной, не в пример дочери своей. И  я  благодарю
Бога за то, что она не дожила до этого дня. Она сказала бы то же, что и я:
что посеешь - то пожнешь. Пошла, Брауни.
     Я отпустил гриву лошади и отступил назад. Ральф  покорно  стоял  там,
где я оставил его.
     - Возьми мою кобылу, - приказал я. - Отправляйся на  мельницу  и  без
девушки не возвращайся. К твоему приезду мы накроем стол к обеду.
     Джудит поставила на стол еще один прибор, я наполнил вазу яблоками  и
изюмом, который Ральф привез из Салема. Но все мои надежды утешить  убитую
горем Магитабель рассеялись, как только я увидел ее. Она  всегда  казалась
мне существом бледным и бесцветным, но в тот момент ее можно было сравнить
с вымокшей кухонной тряпкой. Веки ее были совершенно прозрачные и вместе с
тем распухшие настолько, что она едва видела  сквозь  узкие  щелочки,  нос
расплылся на поллица, которое приобрело землистый оттенок.
     Кроме разрушительного действия слез, внешность ее ничем  не  выдавала
ее положения, и я никак не мог объяснить себе, почему она  решила  открыть
свою тайну так поспешно. Что, это просто паника? Или  женщины  всегда  так
суетятся по такому поводу?
     Она села на стул, который я ей заботливо подставил, приняла  тарелку,
полную еды, которую поковыряла ножом и сразу же отставила в сторону,  и  в
ответ на мой вопрос, не хочет ли она чего-либо другого произнесла:
     - О нет, спасибо, - и погрузилась в скорбное молчание.
     Все общество за столом было охвачено страшным  напряжением,  и  любое
замечание,  произнесенное,  чтобы  разрядить  обстановку  и   восстановить
непринужденную  беседу,  звучало  как-то  неестественно  и  натянуто,  что
усугубляло ситуацию.
     Бедняга Майк с выражением глубокого сочувствия на смешном  обезьяньем
лице долил в ее стакан воды, которую она тут же жадно выпила  и  при  виде
слез,  снова  заструившихся  по  бледным  щекам,   утешительно   произнес:
"Ну-ну!". Но его слова не возымели эффекта, и  через  несколько  минут  мы
отложили в сторону ножи и вилки и сидели, беспомощно глядя друг на  друга.
Наконец, я  взглядом  приказал  Джудит  встать  и  сопроводить  девушку  в
комнату, которую они должны были отныне делить.
     Энди, вечно голодный и жадный до  еды,  сразу  потянулся  к  блюду  с
овощами и наполнил до  краев  свою  тарелку.  Мы  снова  взялись  за  наши
приборы, ощутив невольное облегчение.
     - Бедняжка, - сказал Майк, - женщинам всегда достается, это уж точно.
Был бы твой юный братишка здесь, я сам отправился бы к старику, самолично.
     - Саймон не виноват, - ответил Ральф, смущенно поеживаясь на стуле. -
Он ее и правду любил, хотя Бог только знает за что. Но любил ведь, и вечно
околачивался возле прохода с  букетиком  цветов.  Отдал  ей  самую  лучшую
шкуру, которую добыл. И он ни за  что  не  уехал  бы,  если  бы  Пиклы  не
отвадили бы его так, будь они неладны все. Никогда не видел, чтобы  Саймон
плакал с самого его детства, но однажды ночью он  завыл  как  дите  малое.
Квакеры все такие путевые и богонравные, но по мне так лучше безбожники.
     - Безбожники тоже могут многое, - отметил я, вспоминая своего отца  и
внезапно приходя  к  выводу,  что  мое  горе  было  причинено  совместными
усилиями самого богобоязненного человека, которого я когда-либо  встречал,
и самого отпетого безбожника. - Эти люди  приписывают  Господу  Богу  свои
мысли и представления и порочат его.
     - И вас  опорочат,  хозяин,  -  сказал  Энди.  -  Вы  старейшина,  не
забывайте. И они не проглотят, что один  старейшина  приютил  ту,  которую
прогнал другой. Мизззтер Томаззз скоро будииит  ззздесь.  И  он  объяззнит
вам, что, кто призззрел грежжжника, тот грежжжник и езззть.
     Передразнивая протяжный эссекский акцент мистера Томаса,  Энди  хотел
развеселить нас, но никто и не улыбнулся.
     - Я построил этот дом большим и просторным, и мне решать,  кто  будет
жить под этой крышей, а не мистеру Томасу, - отрезал я. - Его долгом  было
бы заставить Пикла принять девушку домой.
     - О Боже упаси, - с чувством воскликнул Майк. - Не забывайте о Кезии.
Ни один раб не позавидует участи девушки, если она вернется  в  дом  после
всего этого.
     - Здесь ты прав. Думаю, что лучше всего будет, если она выйдет  замуж
за Ральфа - если ее устроит такой выход.
     - Или за меня, - вставил Майк с  шутливым  подмигиванием.  -  Мне  бы
очень подошло, если бы крепкий мальчонка был мне подмогой на старости лет.
Ставлю десять против одного, что будет мальчик, дети  любви  почти  всегда
мальчишки.
     - Я бы не обижал  ее,  -  заверил  Ральф  очень  просто,  не  обращая
внимания на это замечание.


     Предсказание Энди не замедлило сбыться. Вечером того же  дня  Пикл  и
мистер Томас прибыли ко мне, правда без Кезии, чему я был несказанно  рад.
Я принял их подчеркнуто любезно, стараясь создать  дружелюбную  атмосферу.
Энди взял лошадей, а я провел гостей в зал,  где  предложил  угощения,  от
которых они отказались.
     Было видно, что они чего-то выжидают. Пикл, конечно же, начал первым: