мысла  своих
слов. И вдруг откуда-то снизу, наверное, из кухни,  донесся  пронзительный
крик. Джудит схватила последнюю тарелку и поспешно, ненадежно поставив  ее
на чашку, бросилась к двери.
     - Что это? - спросил я.
     Она притворилась, будто не слышала моего  вопроса,  и  выскочила,  не
ответив, но тщательно прикрыв за собой дверь.  Через  некоторое  время  за
дверью послышались шаги и шепот. Голос Энди произнес:
     - Я не скажу ничего. За кого ты меня принимаешь?
     Потом появился и сам Энди. Он остановился у постели, в которой я чуть
приподнялся, чтобы принять как можно лучший  вид,  взял  мою  руку  обеими
мозолистыми ладонями. Его серые маленькие глаза  влажно  блестели,  и  ему
пришлось забрать одну руку, чтобы смахнуть слезу  со  щеки,  при  этом  он
кашлянул, чтобы отвлечься от печальных мыслей.
     - Ну, вот, Энди, дорогой. Рад тебя видеть. Как твое плечо?
     - Уже в порядке, хозяин. А вы?
     - Иду на поправку.
     Наступила недолгая тишина. Мы смотрели друг на друга. Милое, простое,
такое доброе лицо.
     - Пусть мне только попадется один этот черт, я покажу им, почем  фунт
лиха. Поджарю заживо, - пригрозил Энди.
     - В следующую битву я пойду  уже  в  более  воинственном  настроении,
должен признать. Скажи-ка, Энди, что  это  такое,  о  чем  ты  не  скажешь
НИЧЕГО?
     - Да так, ничего, - ответил Энди, явно что-то скрывая.
     - В доме ребенок?
     - Не видел я.
     - Не лги мне, Энди. Что это за ребенок? Не твой ли случайно?
     Он ухмыльнулся и, теперь уже освободившись  от  необходимости  лгать,
более уверенно сказал:
     - За все время, что мы здесь, не появилось у меня детей, хозяин.
     - Плохо, - сказал я. - Надо это исправлять. Чей же это в кухне?
     - Думаю, это к вам кто-то пришел.
     - А, понятно.
     У  него  было  время,   чтобы   придумать   какое-то   правдоподобное
объяснение. Но это все равно не объясняло поспешность Джудит и  шепот  под
дверью.
     - Где Майк?
     - Пошел к Проходу. Бедная миссис Рейн не может перенести смерти сына.
Болеет, не спит ночами. Майк все время носит  ей  чего-то  успокоительное.
Она бы и не пила это, если бы знала, что это  просто  из  ромовой  бутылки
Майка.
     Я рассмеялся, чтобы поддержать Энди. Затем сказал:
     - Я послал за тобой, чтобы ты помог мне одеться. Я  хочу  встать.  Не
мог же я попросить Джудит надеть мне штаны.
     - Она бы не прочь, - ответил Энди. - Но я и не подумаю это делать.
     - Тогда хотя бы последи, чтобы я не упал, -  попросил  я,  отбрасывая
одеяло.
     - Тоже не стану, хозяин. Джудит мне башку открутит за это.
     - Тогда иди себе и не знай НИЧЕГО. Ты ведь так хорошо  умеешь  НИЧЕГО
не знать, правда, Энди? И не прикидывайся. Я уже  взрослый  человек.  И  в
своем уме. Не нужно обращаться со мной, как с  ребенком.  Что  именно  мне
нельзя говорить? Об Эли, не так ли? Вы оба лгали мне.  Эли  умер,  правда?
Конечно, погиб. Я должен был догадаться. Невозможно  выжить  после  всего,
что он пережил.
     Некоторое время я, покачиваясь от слабости, сидел  на  краю  кровати,
потом, с трудом подскакивая на больной ноге,  преодолел  расстояние  между
кроватью и прессом для одежды, который стоял как раз  напротив  Энди,  так
что ему пришлось сделать шаг вперед, чтобы тронуть меня за плечо:
     - Ладно, - примирился он. - Я сам вам все дам. Только успокойтесь.
     Но успокоиться я не мог... Если с Эли что-то случилось, - думал я.  -
Боже, упаси, но тогда я должен увидеть Линду.
     - Башмаки, Энди, - скомандовал я. - Мои башмаки. Это самое важное.
     - Эли жив. Здоров как бык, -  заверил  меня  Энди,  наклонившись  под
пресс и доставая оттуда начищенные до блеска башмаки. -  Уж  и  не  думал,
когда драил их, что вам снова суждено надеть их, - задумчиво добавил он.
     - Так что там у вас за тайна?
     - Э, да вот миссис Мейкерс.
     - Умерла?!  -  выкрикнул  я  так  резко,  что  сам  испугался  звуков
собственного голоса.
     - Нет, не умерла. Знаете, я  думаю,  что  вам  еще  рано  вставать  с
постели. Давайте, вы посидите вот так, поудобнее, и  я  все  вам  расскажу
сам.
     Итак, я уселся на краю  постели,  радуясь  такому  повороту  событий,
потому что сердце мое бешено колотилось в груди, удары его  отдавались  по
всему телу, а мой возрожденный разум готовился к новому удару.
     - Ну вот. Видимо, мистер Монпелье глаз положил на  миссис  Мейкерс  с
самого первого раза. Они встречались в лесу у реки. Никто этого  не  знал,
кроме Джудит. Вы ж знаете женщин, всегда тут как тут, если  другая  что-то
замыслила. Она их видела несколько раз, но молчала. В  воскресенье  утром,
до того, как мы выступили, помните,  они  встречались  там  же,  и  Джудит
подслушала их. Они договаривались,  что,  встречались  там  же,  и  Джудит
подслушала их. Они договаривались, что,  если  все  будет  в  порядке,  он
вернется к ней, а она, миссис Мейкерс, оставит Эли и уедет с ним.  Видите?
И Джудит никому ни слова, пока мы не вернулись домой без вас  и  без  Эли.
Все знали, что мистер Монпелье был последним, кто вас видел. И Джудит  как
взбесилась, она сказала, что Монпелье убил Эли, чтобы получить его жену, а
потом прикончил вас как свидетеля. Простите, хозяин, не знаю, замечали  ли
вы, но девка без ума от вас. Просто поехала, как говорят. Может, вы и  без
меня знаете?
     Он склонил на бок голову и вопросительно посмотрел на меня.
     - Продолжай! - вскричал я. - И без всяких глупых вопросов.
     -  Ну,  эта  ненормальная  орала  на  всю  деревню,  и  люди   начали
прислушиваться к ее словам и припоминать. Мистер Монпелье отстал от других
вместе с вами двумя, затем слышали выстрел. Мы тоже  остановились,  гадая,
что бы это могло быть. Затем он примчался бегом и  сказал,  что  застрелил
свою бедную кобылу, он был очень расстроен.
     Тогда никто ничего не заподозрил. Но когда Джудит  подняла  весь  это
шум, все вспомнили, что после выстрела никто не видел ни вас ни  Эли.  Она
такое учинила, что мистер Крейн и мистер Томас арестовали мистера Монпелье
по подозрению, и в среду на рассвете мы  отправились  на  поиски.  Я  тоже
поехал, спал я там или нет, даже несмотря на свое  плечо.  Джудит  была  с
нами, она взяла какой-то уродливый пистолет, который, по ее словам, вы  ей
дали, и мне сама призналась, что если она  найдет  что-то  против  мистера
Монпелье, то сама убьет его и миссис Мейкерс вместе с ним. И я бы не  стал
ей мешать.
     И мы нашли лошадь мистера Монпелье с прострелянной насквозь головой и
уже не так верили во  всю  эту  историю,  а  потом  через  несколько  дней
наткнулись на бедную Голубку с индейским ножом в спине.  Но  о  вам  -  ни
слуху ни духу.
     Мы вернулись домой, а  мистер  Монпелье  рассмеялся  и  сказал:  "Эта
ревнивая девица  со  своим  воображением  подвергла  меня  самой  страшной
опасности в моей жизни. Он вышел и сделал предложение миссис Мейкерс,  она
согласилась. На следующий день пришел Эли, он приполз с вами на спине.  Но
дело на этом не закончилось, ни в коем случае.
     Вы оба были просто сумасшедшими, Майк заштопал вас, мы вас уложили  в
постель, но Эли через день уже пришел в себя.
     Мистер Томас навестил его тогда и  сказал,  что  хочет  сообщить  ему
кое-что  неожиданное.  Парочка  эта  собиралась  пожениться  на  следующей
неделе, и  все  думали,  что  это  рановато,  но  до  прихода  Эли  других
препятствий не было. Эли быстро закрыл ему рот. "Я сам знаю, - сказал  он.
- Так что можете успокоиться. Голос Божий поведал мне все о  моей  жене  и
мистере Монпелье, когда я погибал  там,  в  пустыне".  Жуть  как  странно,
правда ведь? "Если он хочет, пусть забирает ее, - решил Эли. - Она  больше
не переступит порога моего дома и не прикоснется к моим детям".
     После этого никто в Зионе не хотел принять их. Но, что еще хуже, хотя
куда уж хуже, в тот день, когда мы нашли Голубку, мистер Диксон дал миссис
Мейкерс ваше письмо, которое вы  оставили  на  случай  смерти.  И  вы  там
писали, что миссис Мейкерс может прийти жить сюда, и она пришла,  говорит,
что вы были ее единственным другом и что они  с  мистером  Монпелье  будут
жить здесь, пока не заживет его голова, а тогда они подумают,  что  делать
дальше. Миссис Мейкерс сказала, что если бы вы умерли, то все это осталось
бы ей, и вы бы сами никогда не выгнали ее. Но Джудит набросилась  на  нее,
как тигрица.
     - Он не знал, что ты за штучка такая! - сказала Джудит. - А я знаю. И
даже если он умрет, ты сюда попадешь только  через  мой  труп".  Был  жуть
какой гвалт, говорю вам. А тут ее вы лежите тут, наверху,  и  всякий  раз,
когда кто приходит, вы болтаете всякую чепуху про добрых  леди,  про  Эли,
парящего в небесах и еще много чего. Вам еще нужны ваши башмаки?
     - Скажи мне вот еще что. Где сейчас миссис Мейкерс и мистер Монпелье?
     - На полпути в Салем, если ему повезло как обычно. Никто не хотел  их
на порог пустить. И она подождала в доме собраний, пока он не достал  пару
лошадей. Отдал за них пятнадцать золотых гиней. И они умчались.  Я  думаю,
они просто без ума друг от друга. Вид у них был счастливый, как у королей,
на ней было какое-то малиновое платье, которого никто  никогда  не  видел,
волосы такие волнистые и никакого платка.
     - Ладно, Энди. Можешь идти.
     - Я не расстроил вас, а то Джудит сказала, что это вас убьет?
     - Нисколько, Энди. Спасибо, что ты все  так  интересно  рассказал.  А
теперь иди. Иди быстрее, а то я разрыдаюсь прямо у тебя на глазах. Я  буду
выть и колотить подушку кулаками. А то я...
     - Пойду поищу Майка, скажу ему, что вы снова пришли в себя.  Это  его
жуть как обрадует, - радостно ответил Энди и поковылял прочь.
     Я остался сидеть на краю постели, но только  я  начал  погружаться  в
собственные мысли, как дверь отворила Джудит.  Она  с  выражением  крайней
озабоченности и в то же время облегчения заглянула в комнату.
     - Энди сказал, что вы уже все знаете.
     - А почему бы и нет?
     - Не переживайте так, - уговаривала она.
     Но  ее  увещевания  и  почти  ласкающие   интонации   голоса   только
действовали мне на нервы.
     - Чего мне переживать? - несдержанно резко выпалил я. - Так там внизу
близнецы Эли?
     - Ну кто-то же должен был позаботиться о них? Он сам был  прикован  к
постели. Кезия хотела взять их, но он не пустил их с ней. И хотя мы с  ним
не слишком любим друг друга, я так благодарна ему, что он принес вас.
     - И что будет с ними теперь?
     - Миссис Вилл Ломакс переедет сюда. Она  никак  не  может  ужиться  с
Эдит, после того, как Эдит  вышла  замуж.  А  мужчины  сейчас  строят  еще
комнаты в доме Эли.
     Она опустила взгляд на мои ноги, свисающие с кровати.
     - Давайте-ка, - уговаривала она. - Давайте, забирайтесь под одеяло, я
вас хорошенько укутаю.
     Я вяло подчинился, потому что был слаб, да и кроме того мне хотелось,
чтобы она поскорее ушла из комнаты. После ее ухода  мягкое  тепло  постели
разморило меня, успокоило и утешило. Я понял, что  не  смог  бы  и  минуты
продержаться на ногах.
     И вдруг на меня нахлынуло какое-то неудержимое желание. Если я сдамся
сейчас, мне прийдет конец, я погибну, сойду с ума, лежа в постели!
     Я снова откинул одеяла, опустил ноги, нащупал башмаки, надел их прямо
на босу ногу и встал. Кости мои были, как студень, в ушах гудело, но я  не
сдавался. Опираясь на спинку кровати, на пресс, затем на  ручку  шкафа,  я
постепенно собрал все необходимые мне вещи. Это была чистая рубашка и  вся
та воскресная одежда, которую спрятал подальше в ночь перед битвой.
     Некоторое  время  само  одевание,  натягивание  вещей   аккуратно   и
осторожно, чтобы не задеть шрамов, занимало все мое внимание, но  в  конце
концов процедура была успешно завершена, и я присел на  стул  возле  окна,
отдавшись своим размышлениям.
     Вся растительность долины покрылась листвой, подобной зеленой  вуали,
защищающей красоты природы от солнечных лучей. Из-за реки доносились звуки
молотков - это Эли пристраивал дополнительное  помещение  к  своему  дому,
перестраивая свою жизнь, в которую измена  Линды  внесла  лишь  мимолетное
смятение. Вдали виднелся Поход, через который Линда и Джофри направились в
Салем навстречу новой жизни.
     "Как короли". Ну что ж, мне нужно было только  порадоваться  за  них.
Они должны быть счастливы. Оба такие красивые,  молодые  и  беспечные.  Он
будет осыпать Линду прекрасными речами, оказывать ей внимание  и  окружать
заботой, она получит все, в чем  ей  было  отказано  Эли.  Мне  вспомнился
откровенный разговор между мной и Джофри, который  мы  завели  на  пути  к
лагерю Беспокойной Луны. И даже если бы я сам должен был выбирать ей пару,
лучшего и придумать нельзя было. У него было сердце и глаз поэта. И вот он
опустил якорь после долгих скитаний: ему опять  повезло.  Чего  еще  можно
было бы желать - даже и для Линды?
     Шаг за шагом вела меня моя любовь с той самой встречи в Хантер  Вуде:
из Маршалси в Лондон в Салем, оттуда в Зион.  С  печалью  и  сожалением  я
вспоминал, что валялся среди чумных трупов, в то время  как  Линда  отдала
себя в руки Эли, и когда она искала в моем доме  пристанища  и  защиты,  я
бродил в лабиринтах помутненного разума.  Я  любил  ее,  следовал  за  ней
повсюду, старался оказывать ей всяческие услуги, но  всякий  раз  подводил
ее. Похоже было, что все зря - потраченные силы, пот и кровь, ведь  только
одному-единственному  из  миллиона  желудей  суждено  стать  дубом,  и  из
миллиона икринок большая часть становится пищей для других рыб.
     Но не только в этом было  дело.  Сидя  у  открытого  окна,  глядя  на
цветущую долину, я пришел к выводу, что моя любовь, не  принесшая  никакой
пользы моей возлюбленной, больше всего  обогатила  меня.  Для  меня  Линда
всегда была источником вдохновения. Ради нее взвалил я на свои плечи груз,
которого не вынес бы  ни  один  человек  в  мире.  Ради  нее  вырвался  из
родительского дома, из-под власти  отца,  переступил  границы  собственной
физической немощи. Теперь у меня  есть  свое  место  в  жизни,  свой  дом,
построенный Филиппом Оленшоу, а не кем-то из его далеких предков.  У  меня
была  моя  земля  -  моя,  потому  что  орошена  она  моим  потом,  а   не
унаследована. У меня были мои друзья - преданные мне Энди, Майк,  Ральф  и
Эли, дружба которых завоевана в тяжелых испытаниях, а не рождена  сиденьем
за одной партой в каком-либо колледже или близостью наших поместий.
     Была у меня и  Джудит.  Там,  в  Маршалси,  я  бы  просто  бросил  ей
милостыню, и в ее присутствии опасался бы за свою птицу или развешенное на
солнце белье. Здесь же между нами не существовало искусственного  барьера.
Здесь имели значение только ее умелые руки и преданное сердце, которое  не
дрогнуло даже перед лицом моего безрассудства и стоявшей на пороге смерти.
     Да, моя любовь много дала мне. Линда даже  не  подозревает,  что  она
сделала для меня - это не только поэзия, не только зов  весны,  звезд  или
цветов, но и земная проза жизни, независимость, дом, теплый хлеб на столе.
Теперь нужно отпустить ее. Эли дал ей свободу, и я совсем по-другому и  из
иных соображений должен проявить великодушие. Все эти путы желаний и  сети
воображения должны быть безжалостно рассечены. Даже в мыслях  своих  я  не
имею права вторгаться в святая святых отношений Линды и ее  избранника.  С
этого момента все счеты между нами закончены, и мне нужно продолжать жить,
как будто Линда никогда не встречалась на моем жизненном пути.
     Вокруг  меня  в  Зионе  бурлила  жизнь,  она  росла,  укреплялась   и
углублялась. С ружьем и плугом мы шли вперед, как шел тогда Эли,  согнутый
до самой земли болью, безумием  и  усталостью,  и  все  же  деля  со  мной
последние проблески угасавшего сознания, последние капли крови.  Мысль  об
Эли вернула меня к осознанию значения оставленного Натаниэлем наследия.
     Линда ушла из моей жизни такой же, какой вступила в нее -  красавицей
в малиновом одеянии. Но и без нее жизнь  продолжит  свой  неумолимый  бег.
Кровоточащая рана затянется, и я в конце концов женюсь на  Джудит.  У  нас
будут дети. И им возрадуется эта дикая пустыня, и для  них,  если  не  для
нас, зацветет она и распустится, как роза.