мне это удастся. Именно поэтому я  и  не  собираюсь  покидать  своего
поста в совете и всегда буду противиться тому, что считаю  посягательством
на личную свободу каждого члена нашего общества.
     Последовала еще  одна  минута  неловкого  молчания,  которую  нарушил
мистер Томас:
     - Мистер Горе был достойным человеком, но он не был Господом Богом.
     - Конечно, нет, согласился я. - Он был не ближе к Богу, чем любой  из
известных мне смертных. И только ради него  я  пойду  вам  на  уступки.  Я
вернусь в собрание сам и постараюсь убедить своих  домочадцев  последовать
моему  примеру.  Я  соглашусь  на  взимание  штрафов  за  сквернословие  в
общественных местах и появление на улице в пьяном виде.  И  если  появятся
случаи распущенного и беспутного поведения, я готов обсудить это  с  вами.
Но думаю, что подношения мистеру Томасу должны быть сугубо добровольными.
     - Вы прямо высказали то, что я имел в виду, - подхватил Майк. - Я  уж
начал было чувствовать себя пропойцей и буду очень  осторожен  и  шагу  не
ступлю из дому, если хоть каплю  проглотил,  пусть  даже  кто  умирает.  А
теперь вы меня извините, мне нужно нанести визит миссис Стеглс.
     - Я пойду с тобой, - сказал  я,  обрадовавшись  подходящему  предлогу
улизнуть оттуда.
     Выйдя на улицу, я обратился к Майку:
     - Если ты спешишь, я не буду тебя задерживать.  Мне  просто  хотелось
поскорее выйти.
     - Я не спешу, - ответил Майк, приноравливаясь к моему шагу. - Я  несу
бедной женщине кое-что для сна.
     Он потряс карманом  своего  сюртука,  откуда  донеслось  постукивание
пилюль  в  крошечной  деревянной  коробочке,  которую  Майк  из  какого-то
устаревшего понятия профессиональной чести, изготавливал не щадя  труда  и
времени для каждого больного.
     - Знаете, вы не своим делом занялись, - заметил он. - Вы должны  были
бы стать законником. Очень уж ладно вы говорите.
     - О нет, Майк. Мне не хватает выдержки. Я могу вспылить, но  как  тут
не разозлиться, если, к примеру, осуждают то, что делает Ральф?
     - Они, наверное, вспоминают Магитабель и  Саймона.  И,  наверняка,  в
любом селении парочку, да еще и молодую, которая  проводит  вместе  каждый
вечер,  будут  осуждать.  Но  вся  эта  остальная  чушь,  что  мы   должны
приструнить Зион, потому что Бог не  дает  нам  дождя,  -  это  напоминает
африканских дикарей. Иногда я думаю, что человечество совсем  не  движется
вперед, что мы идем по кругу, и то что вчера  было  просто  предрассудком,
сегодня называется религией.
     Свернув с главной  дороги  к  дому  Стеглсов,  мы  увидели,  что  нас
обогнали Пикл и Крейн, направлявшиеся к Проходу. При своих длинных ногах и
довольно быстрый ходьбе, они могли бы  настичь  нас  гораздо  раньше,  что
натолкнуло  меня  на  мысль  о  буре  негодования,  в   которую   вылилось
официальное заседание.
     В одном из окошек  крошечного  деревянного  домика  Стеглсов  мерцала
свеча, другое было слабо освещено пламенем очага.
     - Я подожду здесь, сейчас довольно тепло,  можно  устроиться  на  том
пеньке, да и Стеглсам сейчас не до гостей, - сказала я когда мы  дошли  до
двери и услышали настойчивый, но очень слабый писк младенца.
     - Я быстро, - пообещал Майк.
     Сложив свой сюртук и подстелив  его  на  пень,  чтобы  не  испытывать
неудобства от зазубрин, оставленных топором Джозефа, я  уселся  и  закурил
трубку.  Закинув  утомленную  закованную  в  железо  ногу  на  другую,   я
расслабился и почти уже задремал. О собрании я  больше  не  думал.  Просто
погрузился в грезы, в которых мне виделся Зион через много лет с настоящей
дорогой,  проложенной  к  Проходу,   с   регулярными   рейсами   экипажей,
доставлявших желающих к побережью, с улицами  и  лавками,  бросающимися  в
глаза разнообразными яркими вывесками.
     Вскоре после того, как Майк скрылся в дверях дома,  ребенок  перестал
плакать,  и  в  воздухе  повисла  напряженная  тишина.   Внезапно   что-то
послышалось вдалеке. Я поднял голову и напряг слух. Через некоторое  время
я смог различить топот копыт нескольких лошадей и подумал, что это Крейн и
Пикл, прийдя домой, обнаружили там нечто, заставившее их оседлать коней  и
спешно вернуться в деревню, а может, это просто  их  лошади  вырвались  на
свободу и помчались в бешеной скачке.
     Было темно, и мне не удалось ничего рассмотреть,  поэтому  на  всякий
случай я встал и приблизился к калитке дома Джозефа. Лошади поравнялись  с
домом и замедлили  ход.  Тут  до  меня  донесся  совершенно  чужой  голос,
выкрикнувший: "Слава Богу. Вот и жилище". И на этом расстоянии я  уже  мог
увидеть трех лошадей со всадниками, причем тело одного из них было  мешком
перекинуто через седло.
     Сделав шаг им навстречу, я сказал:
     - Это селение называется Зион. А вы сами кто и откуда?
     - Это ваш дом? Можно войти? У нас на руках умирает  человек.  Эдвард,
помоги снять  его,  и  вы,  сэр,  пожалуйста.  Зилла,  оставайся  здесь  и
присмотри за лошадьми.
     Голос незнакомца выпаливал приказы, четко, быстро и уверенно.
     - Минутку, - остановил их я.  -  Я  не  уверен,  что  вы  можете  тут
расположиться. Здесь только хижина из двух комнат, где  находится  больная
женщина и двое маленьких детей. Лучше поедемте со  мной  в  мой  дом.  Это
недалеко. Можно взять ваш фонарь?
     - А у вас здесь есть доктор?
     - Он сейчас в этом доме.
     Я подошел  к  двери  и  дернул  запор.  Майк  уже  надевал  сюртук  и
успокаивающе наставлял Джозефа:
     - Если можешь, корми ребенка сам день-другой. Миссис  картер  поможет
тебе, у нее много молока.
     - Прошу прощенья, - перебил я, - там что-то случилось.
     - Никого сюда не пускайте, ради Бога, - сказал Майк. - Она только что
задремала. Принеси фонарь, Джозеф, будь добр.
     Мы вышли, и Майк плотно прикрыл за собой дверь.
     В это время человек, отдавший приказания, и его  спутники  уже  несли
раненого к дому.
     - Несчастный случай? - лаконично спросил Майк.
     - Простреляна грудь. Я сделал все, что мог, но мы должны были мчаться
во всю прыть. Что, неужели нельзя здесь?
     - Могу осмотреть его в  кухне,  если  не  будете  шуметь.  Там  очень
больная женщина. Ладно, Джозеф, я взгляну, освободи стол.
     Джозеф Стеглс, двигаясь с неуклюжей осторожностью, расчистил место на
столе и высоко поднял над  головой  фонарь.  Раненого  положили  на  стол,
голова его при этом свесилась, и громкоголосый незнакомец кивком  приказал
мальчику выйти, а сам, обогнув стол, подложил руку под голову больного.  Я
тоже вышел вслед за ребенком.
     - Откуда вы? - спросил я мальчика.
     - Из Диксонвиля, - ответил  тот.  -  Послушайте,  я  пойду  побуду  с
сестрой, она боится, ей и так досталось.
     - Где это Диксонвиль? - продолжал расспрашивать  я,  пока  мы  шли  к
лошадям.
     - К северу отсюда, от Салема прямо на Жженую Гору, но не переходя ее,
просто поворачиваете на север.
     - Ну, - поинтересовался я. - Что у вас там произошло?
     Мальчик остановился и нервно засмеялся.
     - Разве не  забавно,  что  все  забывают  о  главном.  УЖАСНЫЙ  набег
индейцев. Спаслись только мы, и то только благодаря Джофри. Тому,  который
сейчас там в доме. Он нам что-то вроде кузена. Эй, Зилла, с  тобой  все  в
порядке?
     - Да, но я устала, - отозвалась девушка нежным тихим голоском. -  Они
не могут принять нас?
     - Не здесь, - ответил я. - Вы поедете ко мне домой, я пойду  взгляну,
долго ли они еще там. Может, мы отправимся, не дожидаясь их. Когда я вошел
в кухню, Майк  натягивал  окровавленную  рубаху  на  грудь  пострадавшего,
который так и не пришел в сознание.
     - Выживет, -  пообещал  Майк,  -  пуля  не  задела  сердце  и  удачно
проскочила. Я могу сделать остальное дома, у меня там все  инструменты.  Я
вытащу пулю, и тогда хорошенько забинтую рану. Что же с вами случилось?
     Голова богатыря была перевязана пропитавшейся кровью  тряпкой,  и  он
как-то скованно двигался.
     - Индейцы. А вас еще не навещали?
     - В прошлом году мы потеряли одного человека и нескольких животных. С
тех пор все спокойно.
     - Ну ждите, - не без иронии ответил гость. -  Повозка  готова?  Жаль,
что у нас не было с собой лесного бренди, чтобы привести его в чувство.
     Он явно суетился и проявлял нетерпение.
     - Лучше не давать. Это может сейчас вызвать  кровотечение.  А  вот  и
телега.
     Джозеф предусмотрительно подстелил соломы на доски,  и  мы  осторожно
подняли наверх раненого. Я  взял  поводья,  Майк  уселся  рядом  со  мной.
Молодые люди направились к моему дому.
     Заслышав топот копыт и шум колес, Энди и Джудит отворили дверь кухни,
и мы увидели их силуэты в свете очага.
     - Что случилось? - взволнованно спросил Энди. - Хозяин с вами  все  в
порядке?
     - Да, - ответил  я,  спускаясь  с  повозки.  -  Помоги  управиться  с
лошадьми, Энди. Джудит, нам понадобится теплая вода, постели и  ужин.  Где
Ральф?
     - Не вернулся еще с мельницы.
     Весь  последующий  час  или  два  в  доме  царила  суматоха.  Майк  с
мастерством, которое до того  момента  невостребованное  таилось  под  его
беззаботной манерой, извлек пулю, промыл рану и поставил тампон, тщательно
забинтовав раненого.
     - Его лучше положить на кровать Ральфа, Майк, - предложил я. -  Тогда
ты сможешь присматривать за ним ночью. Ральф  ляжет  со  мной,  и  так  мы
сэкономим одну постель. Джудит разделит кровать с юной  леди,  а  те  двое
разместятся в комнате для гостей.
     Мы отнесли пострадавшего наверх и уложили в постель.
     - Теперь ему можно дать бренди, - разрешил Майк. - А после этого  еще
и крепкого бульону. Он потерял много крови, и, насколько я вижу, он не так
молод как выглядит на первый взгляд.
     - Ему семьдесят лет, - ответил молодой человек.
     Пока в кухне шла операция, юноша и девушка подкреплялись  в  зале,  и
как только они насытились, сразу же со словами  благодарности  отправились
спать.
     - Теперь, - сказал Майк. - Глянем-ка на вашу голову.
     Молодой человек развязал старушечий узел на  затылке,  снял  повязку,
корчась от боли, и я вскрикнул от ужаса при виде того, как обвис  огромный
кусок кожи лба, прикрыв один его глаз.
     -  Это  только  кожа  повреждена,  -  успокоил  он,  глядя  на   меня
единственным глазом.
     Майк спокойно начал вдевать нитку в иглу.
     Я  не  мог  вынести  этого  зрелища.  Одна  только  мысль  об   игле,
впивающейся в живое окровавленное  мясо,  вызвала  у  меня  спазматические
сокращения желудка, выворачивая его наизнанку. Я поспешно сунул бутылек  с
бренди Майка в руки гостя  и  устремился  к  двери,  бормоча,  что  должен
проверить,  хорошо  ли  Энди  устроил  на  ночь  лошадей.  Энди  прекрасно
справился со своим заданием, и я  вернулся  в  дом  через  входную  дверь,
поднялся наверх, неумело расстелил постель в комнате для гостей и подложил
поленьев в камин. Когда по моим  расчетам  операция  подошла  к  концу,  я
вернулся в кухню.
     - Череп, как у негра, вот что это за  голова,  -  приговаривал  Майк,
умывая руки.
     - И слава Богу. Стоило мне хоть на минуту потерять сознание, всем  бы
нам пришел конец.
     Затем  заметив  мое  появление,  гость  поставил  на  стол  бренди  и
приподнялся, отвесив в мою сторону церемонный поклон.
     - Сэр, я ваш должник. Кстати, я еще не представился. Джофри  Монпелье
к вашим услугам. Молодая парочка - это мои кузены, Эдвард и Зилла Камбоди.
Раненый - не кто иной как сам Диксон.
     Он произнес это имя с таким почтением, что я сразу получил  ответ  на
вопрос, который мучил меня с  того  самого  момента,  как  юноша  упомянул
название Диксонвиль.
     - Сэр, - сказал я, тогда совершенно естественно  и  справедливо,  что
именно мне выпала честь оказать вам помощь. Мы друзья Натаниэля Горе.
     - Надо же, тесен мир. А где сам мистер Горе?
     - Он умер. В Форте Аутпосте по дороге  сюда.  Он  часто  ссылался  на
Диксона и его планы поселений. Полагаю, что именно  его  восхищение  этими
проектами и побудило мистера Горе основать подобное селение. Но я даже  не
знаю, где располагается это место, иначе обязательно предпринял бы попытку
навестить вас.
     - Мы очень надеемся, - серьезно произнес мой собеседник, - что детище
мистера Горе не постигнет столь же печальная участь. Они сожгли все дотла,
и нам пришлось спасать бегством.
     - Расскажите все по  порядку,  -  попросил  я.  -  Не  пойти  ли  нам
поужинать, а там уже вы поведаете мне всю эту историю. Кстати, меня  зовут
Оленшоу, Филипп Оленшоу.
     Мы прошли в зал, где я  подложил  дров  в  камин  и  зажег  несколько
свечей. В спешке и хлопотах я до сих пор так и не успел рассмотреть своего
гостя, и был удивлен, обнаружив, что он гораздо моложе, чем я предполагал.
Никогда не доводилось мне видеть лица с таким количеством плоских черт.  В
нем не было  ни  единой  округлости,  ни  одной  мягкой  линии.  Все  было
заострено, угловато и плоско вырезано из какого-то  жестокого  и  прочного
материала. Даже кончик его слегка  опущенного  носа,  даже  глазницы  были
квадратными, и черные ровные волосы росли от прямой  линии  лба  и  на  не
покрытой повязкой части лба ниспадали, как складка тяжелой материи.  Глаза
его,  в  тот  момент  ввалившиеся  и  блестящие   от   возбуждения,   были
ярко-голубого василькового цвета, губы - большие и тонкие, а маленькие уши
топорщились на узком черепе.
     - У вас здесь очень  милый  дом,  мистер  Оленшоу,  -  сказал  гость,
оглядывая комнату.
     К этому времени отделка зала была уже завершена, стены были пропитаны
воском, и хотя это была  главным  образом  моя  собственная  работа  и  по
каким-то причинам мне не подобало хвалить ее, но все  равно  все  это  мне
нравилось. Гостиная, простая и не изобилующая мебелью, выглядела  солидно,
и своими пропорциями радовала глаз, по крайней мере, мой собственный.
     Так мы болтали о доме,  о  столярных  работах,  кладке,  пока  он  не
закончил ужин. Затем, предложив  ему  трубку  и  место  у  противоположной
стороны камина, я сказал:
     - Расскажите об индейцах.
     - Не хочу пугать вас, - начал мой собеседник с  неожиданной  улыбкой,
от которой все плоскости его лица сместились,  создавая  причудливую  игру
света и тени. - Но думаю, вам бы лучше быть готовым к их визиту. У нас  не
было никаких неприятностей до прошлого лета. Я полагаю, вы знаете о  войне
короля Филиппа. Она как раз  заканчивалась,  когда  я  высадился  на  этот
берег, и на всем пути в Диксонвиль я только и слышал одну и ту  же  песню,
что индейская опасность миновала,  что  с  ними  покончено,  их  вырезали,
уничтожили. Наверняка, вам говорили то же самое?
     Я кивнул.
     - ...У нас жили одна-две индейские семьи, время от времени  выполняли
кое-какие работы, мы их также использовали в качестве  проводников,  когда
шли на охоту. Они подчинялись какому-то мелкому вождю  по  имени  Биллико,
такой  неплохой  мужичок,  приходил  к  нам  пару  раз,  вел  себя   очень
дружелюбно. У нас не было с ними никаких хлопот. Но где-то в конце лета, у
нас начали пропадать вещи. По несколько лошадей  сразу  одна-две  в  ночь,
затем исчезали ружья,  или  же  кто-то  вдруг  недосчитывался  пороха  или
запалов. Диксон собрал индейцев и пригрозил, что выгонит их всех, если так
будет продолжаться. Он был добр к ним, как правило,  и  думаю,  то  именно
поэтому вскоре нас посетил Биллико и захотел  поговорить  с  Диксоном.  Он
рассказал ему, что готовится большая война с племенем,  которое  раздобыло
оружие у французов возле Озер. И что - ну это просто легенда  -  несколько
лет назад в лунное затмение родился вождь, которому  колдунья  предсказала
съесть два блюда - одно и красного, другое из  белого  мяса,  и  тогда  он
будет править всей этой землей от Озер до самого  побережья.  Его  назвали
Беспокойная Луна, и он стал отважным и умелым воином.
     - Ну вот, Диксон все это выслушал и, подумав, что  разгадал  хитрость
Биллико, сказал, что история очень интересная, но все же он  предпочел  бы
получить назад своих лошадей. В результате Биллико пообещал возвратить все
украденное, и уехал. На следующий день в Диксонвиле не осталось ни  одного
индейца. У меня стоял воз голландских саженцев, которые прибыли из Салема,
я ожидал индейца, который помогал мне в саду и  в  этот  день  должен  был
прийти сажать деревья. Но он так и не явился, и я, устав ждать,  справился
с работой сам. Я любил свой сад и мечтал, что в  этом  году  в  нем  будет
много нарциссов и  тюльпанов.  Затем  двое  наших  парней  отправились  на
рыбалку, и пройдя мимо деревни Биллико увидели, что  она  сожжена.  И  эти
дурни  пошли  себе  дальше,  вместо  того,  чтобы  вернуться  и  сразу  же
предупредить нас. Через несколько  дней  они  пришли,  но  вслед  за  ними
появился и Беспокойная Луна со своими воинами. Конечно  же,  мы  оказались
практически беззащитными. У них было несколько ружей, многие были  верхом,
остальные имели луки и стрелы и эти чертовы томагавки. Вот в  меня  именно
эта штука угодила. - И он показал на свою рану. - Видите ли,  мы  не  были
готовы к набегу. Мы были разбросаны по всей округе. На западе селения  уже
пылали дома, а остальные еще ни о чем и не подозревали. Мы  собрались  все
вместе и попытались как-то укрепить дом Диксона, который был самым большим
в селении, и куда естественно начали стекаться люди. - Он сделал  паузу  и
содрогнулся, произнося следующие слова: - Это все было  настолько  ужасно,
мистер Оленшоу.  Они  прикрепляют  факелы  к  стрелам  и  запускают  их  в
строения, которые сразу же вспыхивают, как спичка.  В  конце  концов,  все
были убиты или ранены, поселок пылал, и я подхватил Диксона, детей Камбоди
и бросился к лошадям, стоявшим во дворе. Сам  не  знаю,  каким  чудом  нам
удалось спасись, но мы прорвались, и за это спасибо. Сколько у вас мужчин,
всего?
     - Девятнадцать.  Один  из  них  совершенно  бесполезен,  двое  уже  в
возрасте.
     При этом мой гость вскинул руки в знак бессилия.
     - Это страшно. Просто самоубийство. О чем только думал мистер Горе? В
Диксонвиле, даже после того, как сгорели  первые  дома,  оставалось  сорок
боеспособных мужчин. Но мы оказались на открытой местности. Ну,  если  они
заявятся сюда, я (как это  поется  в  той  детской  песенке)  выжил,  чтоб
сразиться еще  раз.  -  И  он  вытряхнул  свою  трубку  с  видом  глубокой
обреченности. - Если вы не против, я отправлюсь на покой.  Кажется,  целую
вечность не снимал с себя этих одеяний. Завтра нам предстоит много дел.
     Я отвел его в комнату, где уже  глубоким  от  изнеможения  сном  спал
Эдвард  Камбоди,  красивое  молодое  лицо  которого  румянцем   рдело   на
белоснежной подушке.
     - У них кто-то погиб? - спросил я.
     - К счастью, нет. Они сироты. У них нет ни  одной  родственной  души,
кроме меня.
     Пожелав ему спокойной ночи и стараясь  как  можно  меньше  шуметь,  я
отправился в комнату, которую Майк и Энди разделили с Диксоном.  Это  было
очень длинное  помещение,  поэтому  свеча  у  постели  Майка  не  освещала
пространства у двери.
     Я поднял повыше подсвечник и посмотрел на старика, который, казалось,
мирно спал.
     - Заснул наконец, - прошептал Майк, - но пока он тут бодрствовал,  он
такого понарасказывал - кошмар просто. Остается только надеяться, что  это
наполовину бред.
     Не зная, что именно говорил  старик,  я  на  всякий  случай  успокоил
Майка:
     - Может быть, так оно и есть.
     Но по дороге в спальню я почувствовал, как меня постепенно охватывает
леденящий душу страх - будто обдало потоком холодной  воды.  В  Диксонвиле
было сорок мужчин, и только трое из них и одна девушка спаслись. А в Зионе
нас всего девятнадцать.
     Раздеваясь, я вспомнил тело Хэрри Райта, которое  мы  нашли  в  лесу.
Ханна говорит, что Хэрри вышел из дому с  ружьем,  которое  мы  так  и  не
обнаружили тогда. И это самое оружие будет направлено против  нас.  Чудная
мысль на ночь грядущую.
     Прийдя в спальню, я рассч