Харуки МУРАКАМИ


                            ДЭНС, ДЭНС, ДЭНС


  Haruki Murakami "Dansu, dansu, dansu", 1991

  Перевод с японского Дмитрия Коваленина

  1.

  Март 1983 г.

  Мне часто снится отель "Дельфин".
  Во сне я принадлежу ему. По какому-то странному стечению обстоятельств я -
его часть. И свою зависимость от него там, во сне, я ощущаю совершенно
отчетливо. Сам отель "Дельфин" в моем сне - искаженно-вытянутых очертаний.
Очень узкий и длинный. Такой узкий и длинный, что вроде и не отель, а
каменный мост под крышей. Фантастический мост, который тянется из глубины
веков до последнего мига Вселенной. А я - элемент его мощной
конструкции... Там, внутри, кто-то плачет чуть слышно. И я знаю - плачет
из-за меня.
  Отель заключает меня в себе. Я чувствую его пульс, ощущаю тепло его стен.
Там, во сне, я - один из органов его огромного тела...
  Такой вот сон.
  Открываю глаза. Соображаю, где я. И даже говорю вслух. "Где я?" -
спрашиваю сам себя. Вопрос, лишенный всякого смысла. Задавай его, не
задавай - ответ всегда известен заранее. Я - в своей собственной жизни.
Вокруг - моя единственная реальность. Не то чтобы я желал их себе такими,
но вот они - мои будни, мои заботы, мои обстоятельства. Иногда со мной
рядом спит женщина. Но в основном я один. Ревущая скоростная магистраль за
окном, стакан у подушки (с полпальца виски на донышке), да идеально
соответствующий обстановке - а может, и просто ко всему безразличный -
пыльный утренний свет. За окном - дождь. Когда с утра дождь, я не сразу
вылезаю из постели. Если в стакане осталось вчерашнее виски - допиваю его.
Наблюдаю за каплями, срывающимися с карниза за окном, и думаю об отеле
"Дельфин". Вытягиваю руку перед собой. Ощупываю лицо. Убеждаюсь: я - сам
по себе, никакому отелю не принадлежу. Я НИЧЕМУ НЕ ПРИНАДЛЕЖУ. Но ощущение
из сна остается. Там, во сне, попробуй я вытянуть руку вот так же - и
огромное здание заходило бы ходуном. Точно старая мельница, к которой
заново подвели воду, заскрипело бы оно, заворочало вал за валом,
шестеренку за шестеренкой - и всем корпусом до последнего гвоздя
отозвалось бы на мое движение. Если прислушаться - можно даже различить, в
какие стороны этот скрип разбегается... Я прислушиваюсь. И различаю чьи-то
сдавленные рыдания. Из кромешного мрака доносятся они еле слышно. Кто-то
плачет. Тихо и безутешно. Плачет и зовет меня.
  Отель "Дельфин" действительно существует. Притулился на углу двух убогих
улочек в Саппоро. Несколько лет назад я прожил там целую неделю. Нет -
попробую вспомнить точнее. Восстановить все в деталях... Когда это было?
Четыре года назад. Еще точнее - четыре с половиной. Мне тогда не было и
тридцати. Мы поселились там на пару с подругой. Собственно, она-то все и
решила. Вот, говорит, здесь и поселимся. Дескать, мы просто должны
поселиться именно в этом отеле - и ни в каком другом. Не потребуй она -
мне бы и в голову не пришло останавливаться в таком странном месте.
  То был обшарпанный, богом забытый отелишко: за неделю нашего пребывания
там я встретил в фойе всего двух или трех посетителей - да и о них было
крайне трудно сказать, живут они здесь или забежали на пять минут по
делам. Судя по тому, что на доске за конторкой портье кое-где недоставало
ключей, постояльцы у отеля "Дельфин" все же имелись. Немного. Совсем
чуть-чуть. А поскольку телефон отеля мы нашли в справочнике большого
города, подозревать, будто здесь вообще никто не останавливается, было бы
просто странно. Но если кроме нас двоих здесь и жили какие-то постояльцы -
надо полагать, существа это были страшно робкие и забитые. Видеть мы их не
видели, слышать не слышали и никакого их присутствия не ощущали. Разве
только порядок ключей на доске у портье менялся день ото дня. Видимо, даже
по коридорам они передвигались бледными тенями, затаив дыхание и
прижимаясь к стенам. Лишь изредка тишину в здании нарушало громыхание
старого лифта; но лифт замирал - и тишина наваливалась еще тяжелее, чем
прежде...
  Совершенно мистическое заведение.
  При взгляде на него мне всегда казалось, будто передо мной - ошибка
мировой эволюции. Жертва зашедших в тупик генетических трансформаций.
Уродливая рептилия, чей биологический вид долго мутировал в ошибочном
направлении - слишком долго, чтобы теперь меняться обратно. В результате
же все особи этой ветви повымирали, лишь одна осталась в живых - и
громоздилась теперь, сиротливая и неприкаянная, в угрюмых сумерках нового
мира. Жестокого мира, где даже Время отреклось от нее. И обвинять в этом
некого. Нет виноватых - и совершенно нечем помочь. Потому что с самого
начала не надо было устраивать здесь отель. С этого, самого главного
промаха все и пошло вкривь да вкось. Как сорочка, которую застегнули не на
ту пуговицу, и она совсем немного перекосилась. Любые попытки исправить
этот маленький перекос приводят к такому же легкому, почти элегантному
беспорядку еще где-нибудь. И так, понемногу, вся сорочка оказывается
перекошенной, с какой стороны ни смотри... Бывает на свете такая особая
перекошенность. Если часто смотреть на нее, голова привыкает непроизвольно
клониться вбок. Вроде никаких неудобств: наклон очень слабый, всего в
несколько градусов. Легкий, естественный наклон головы. Привыкнешь - и
можно вполне уютно жить на свете. Если, конечно, не обращать внимания на
то, что весь остальной мир воспринимается под наклоном...
  Именно таким был отель "Дельфин". Его убогость, как и обреченная
готовность в любую секунду провалиться сквозь землю от всех нелепостей,
скопившихся в нем за десятки лет, бросались в глаза любому. Жутко
тоскливое заведение. Тоскливое, как колченогая псина под январским дождем.
Конечно, на свете нашлось бы немало отелей еще тоскливее этого. Но даже
поставленный с ними в ряд, отель "Дельфин" смотрелся бы по-особому. Тоска
была заложена уже в самом проекте здания. И от этого становилось тоскливей
вдвойне.
  Стоит ли говорить - за исключением бедолаг, попавших сюда по ошибке или
неведению, трудно было найти человека, который поселился бы в отеле
"Дельфин" добровольно.
  На самом деле, отель назывался несколько иначе. "Dolphin Hotel" - вот как
это звучало официально. Но образ, рождаемый таким названием в моей голове,
настолько отличался от того, чем приходилось довольствоваться в реальности
(при словах "Dolphin Hotel" мне представляется роскошный сахарно-белый
отель где-нибудь на побережье Эгейского моря), - что я про себя называл
его просто "отель Дельфин". Как бы в отместку вывеске "DOLPHIN HOTEL",
висевшей у входа. Без вывески догадаться о том, что перед вами отель, было
бы невозможно. Но даже с вывеской здание никак не выглядело отелем. Больше
всего оно напоминало музей. Хранилище каких-то особенных знаний, куда
тихонько, чуть не на цыпочках, заходят особенные посетители и со
специфическим любопытством в глазах разглядывают экспонаты, ценность
которых понятна лишь специалисту...
  Не знаю, казалось ли так же кому-нибудь, кроме меня. Но, как я выяснил
позже, такое впечатление оказалось не просто полетом моей фантазии. На
одном из этажей здания действительно располагался архив.
  Кто же захочет селиться и жить в таком месте? В музее с полуистлевшим
хламом неизвестного назначения? В лавке старьевщика, где мрачные коридоры
заставлены бараньими чучелами, в воздухе пыльными клочьями плавает овечья
шерсть, а стены завешаны порыжевшими фотографиями? В мрачном склепе, где
даже мысли людей, не найдя себе применения, скопились засохшей грязью во
всех углах?
  Вся мебель в отеле повыцвела, столы шатались, и ни одна дверь не
запиралась как следует. Лампы едва горели - в коридорах висел густой
полумрак. Вода из свинченных кранов в туалетах текла не переставая.
Ожиревшая горничная (ноги как у слона) бесцельно шаталась по коридорам,
чахоточным кашлем напоминая миру о своем существовании. Управляющий
отелем, средних лет мужчина с жалобными глазами, самолично просиживал с
утра до ночи за конторкой в фойе, и на руке у него недоставало двух
пальцев. На его лице было ясно написано: за какое дело бы он ни взялся,
ничего хорошего не получится никогда. То был классический представитель
племени неудачников. Как если бы его поквасили сутки-другие в бочке с
чернилами, затем отпустили - и, как бедняга ни пытался потом отмыться,
злая Карма ошибок, провалов и хронического невезения въелась в кожу
голубовато-унылым оттенком и навеки осталась с ним. Этого типа явно стоило
посадить под стекло и показывать школьникам на уроках естествознания. Под
табличкой: "Человек, Безнадежный Во Всех Отношениях". Одним своим видом он
вызывал у посетителей жалость - а некоторых, уверен, и раздражал (бывают
люди, которые злятся, когда нужно кого-то жалеть)...
  Ну, кому взбредет в голову здесь селиться?
  Но мы поселились. "Мы просто обязаны здесь поселиться!" - уговорила меня
подруга. И вскоре исчезла. Как сквозь землю провалилась, оставив меня
одного. Об этом мне сообщил Человек-Овца. "Девчонка ушла, - сказал он. -
Девчонка должна была уйти"... Теперь-то я понимаю, что все это значило. Ее
главной задачей было сделать так, чтобы я пришел сюда добровольно. И она
блестяще сыграла свою роль. Роль указки Судьбы. Как реки Молдавии. Куда по
ним ни сворачивай - все равно выплываешь к морю... Лежу и думаю об этом,
глядя на дождь за окном. Думаю о Судьбе.
  С тех пор, как у меня начались эти странные сны, по утрам в голове так и
вертится мысль о пропавшей подруге. С каждым утром все отчетливей кажется,
будто я снова ей нужен - и что она зовет меня. Иначе с чего бы мне снился
отель "Дельфин"?
  "Подруга"... Я ведь даже имени ее не знаю. Прожили вместе несколько
месяцев - а я так и не знаю о ней ни черта. Знаю лишь, что работала
"девушкой по вызову" в дорогом ночном клубе. Элитарном клубе - с членской
системой и респектабельными клиентами. Шлюхой высшей категории. И кроме
этого еще подрабатывала в нескольких местах. Днем правила тексты в
небольшом издательстве, да время от времени подряжалась фототомоделью для
рекламы женских ушей. Словом, жила очень наполненной жизнью. И, конечно,
без имени никак не могла. Скорее всего, у нее было даже несколько разных
имен. И в то же время - ни одного. На ее вещах - а она, понятно, старалась
носить с собой только самый минимум - имени хозяйки не значилось. Ни
проездного билета, ни водительских прав, ни кредиток я никогда у нее не
видел. Постоянно с собой она носила только миниатюрный блокнотик, куда
тоненькой ручкой заносила какую-то невразумительную цифирь - коды-шифры,
понятные лишь ей одной. Во всей ее жизни со мной было совершенно не за что
зацепиться... Не знаю: может, у шлюх тоже есть имена. Вот только живут они
в том измерении, где имен не бывает.
  Как бы там ни было - мне почти ничего о ней не известно. Откуда приехала,
когда родилась, сколько лет на самом деле - не имею ни малейшего
представления. Как мимолетный дождик, она появилась вдруг - и так же
внезапно исчезла. Оставив лишь воспоминания...
  Но в последнее время воспоминания эти становятся что-то слишком
реалистичными. Странные вещи мерещатся мне. Будто это она, подруга, зовет
меня из отеля "Дельфин" в моем сне. Будто я снова ей нужен. Но
повстречаться мы можем, только если я приеду в отель. Там, в отеле
"Дельфин", она плачет и ждет меня.
  Наблюдаю за каплями. Прислушиваюсь к себе. Я чему-то принадлежу... Кто-то
плачет и ждет меня... И то, и другое воспринимается очень издалека. Словно
происходит где-нибудь на Луне. Что ни говори, а сны - это сны. Как ни беги
за ними вдогонку - не добежишь, не дотянешься.
  Да и с чего бы кому-то из-за меня так убиваться?
  И все-таки. Все-таки она меня ждет. Там, в одной из комнат отеля. Я и сам
в душе хочу, чтобы так было. Я тоже хочу принадлежать ему - странному
дому, в котором переворачиваются судьбы людей...
  Однако вернуться в отель "Дельфин" - задача не из простых. Заказать по
телефону номер, купить билет, прилететь в Саппоро - если бы все сводилось
лишь к этому! Проблема поездки в отель "Дельфин" - в самом отеле
"Дельфин". Вернуться туда - значит встретиться с тенями Прошлого. При
одной мысли об этом я впадаю в меланхолию. Четыре года я, как мог,
разгонял вокруг себя эти холодные мрачные тени. Но стоит вернуться в отель
- и псу под хвост полетит вся та жизнь, которую я выстроил заново за эти
четыре года, начав с нуля.
  С другой стороны, не так уж и много я выстроил... Как ни смотри, почти все
- бессмысленный мусор, хлам для уютного прозябания...
  И все-таки - я сделал все, что мог. Собрал этот хлам, подогнал половчее к
реальности и к себе, слепил из своих куцых ценностей новое бытие... И что
теперь - обратно в прежнюю жизнь без кола без двора? Распахнуть окно - и
повыкидывать все к чертовой матери?
  Хотя, в конечном итоге - лишь так и сможет начаться что-нибудь новое. Уж
это я понимаю. Лишь так, и никак иначе...
  Все еще лежа в кровати, я уставился в потолок и глубоко вздохнул. Плюнь,
сказал я себе. Расслабься. Ни к чему эти рассуждения не приведут. То, что
с тобой происходит, сильнее тебя. Рассуждай, не рассуждай - а начнется все
именно с этого... Таков порядок. Хоть тресни.

  * * *

  Пора, наконец, представиться.
  "Несколько слов о себе"...
  В школе, помню, частенько приходилось этим заниматься. Из года в год,
когда набирался новый класс, все выстраивались в линейку, и каждый по
очереди выходил вперед и рассказывал о себе, как умеет. Я никогда не мог
этого делать как следует. И дело тут даже не в умении. Само занятие
казалось полным бредом. Что я вообще могу знать о себе? Разве то, каким я
себя представляю, - настоящий я? Если собственный голос, записанный на
магнитофонную пленку, получается странным, чужим - что говорить о
картинках, которые мое воображение рисует с меня, перекраивая, извращая
мою натуру, как ему заблагорассудится?.. Подобные мысли всю жизнь
копошились у меня в голове. И всякий раз, когда я знакомился с кем-то, и
приходилось рассказывать "что-нибудь о себе", я чувствовал себя точно
двоечник-прохиндей, исправляющий отметки в классном журнале. Колоссально
неуютное ощущение... Поэтому я всегда старался не рассказывать о себе
ничего, кроме голых фактов, которые не нужно ни комментировать, ни
объяснять ("держу собаку"; "люблю плавать"; "ненавижу сыр"; и так далее),
- но в итоге мне все равно продолжало мерещиться, будто я рассказываю
какие-то придуманные вещи о несуществующем человеке. И когда в таком
состоянии я слушал рассказы других - казалось, что они тоже болтают не о
себе, а о ком-то третьем. Что все мы живем в придуманном мире и дышим
придуманным воздухом...
  И все-таки - придется что-нибудь рассказать... Только так все и может
начаться - с болтовни о себе. С этого первого шага. Удачно ли, нет -
рассудим после. Я сам рассужу, другие рассудят - сейчас неважно. Сейчас я
должен болтать о себе. И при этом - помнить, о чем болтаю...
  Сыр я теперь люблю. Когда полюбил - не помню; как-то само полюбилось.
Собака моя простудилась под дождем и умерла от воспаления легких, когда я
пошел в последний класс школы. С тех пор собак не держу. А плавать люблю и
сегодня. Спасибо за внимание...
  Но в том-то и беда: в реальной жизни так легко не отделаешься. Когда
требуешь чего-то от жизни (а кто из нас от нее не требует?) - жизнь
автоматически запрашивает в ответ целую кучу дополнительной информации.
Для построения расчета необходимо ввести больше данных. Иначе ответа не
будет.
  ДАННЫХ НЕДОСТАТОЧНО. ОТВЕТ НЕВОЗМОЖЕН. НАЖМИТЕ КЛАВИШУ СБРОСА.
  Нажимаю на "сброс". Экран пустеет. Люди в аудитории принимаются швырять в
меня чем попало. "Болтай! Еще болтай о себе!.." Учитель недовольно
сдвигает брови. Потеряв дар речи, я каменею у классной доски.
  Нужно болтать. И как можно дольше. Удачно ли, нет - разберемся потом...

  * * *

  Иногда она приходит и остается на ночь. Утром завтракает вместе со мной,
уходит на работу - и уже не возвращается. Имени у нее нет. Все-таки она -
не главная героиня этой истории. Очень скоро она навсегда исчезнет из
повествования, и, чтоб не запутывать себя и других, я не буду давать ей
имя. Но я не хочу, чтобы думали, будто я ею пренебрег. Мне она нравилась
всегда, и даже теперь, когда она исчезла из моей жизни навеки, нравится
ничуть не меньше.
  В каком-то смысле мы с ней - друзья. По крайней мере, у нее есть все
основания считать себя моим единственным другом. За исключением редких
визитов ко мне, она живет с постоянным любовником. Работает в телефонной
компании - составляет на компьютере счета за телефонные разговоры.
Подробнее о работе я не спрашивал, она не рассказывала. Но, думаю,
что-нибудь в этом роде. Подсчитывает, кто сколько наговорил по телефону,
выписывает квитанции и рассылает абонентам. Так что свои телефонные счета
я всегда вынимаю из почтового ящика так, будто получил интимное письмо.
  Совершенно отдельно от своей основной жизни она спит со мной. Два - ну,
может, три раза в месяц. Меня она считает "человеком с Луны" или кем-то
вроде этого. "Эй! А ты разве не вернешься к себе на Луну?" - хихикает она
тихонько. В постели нагишом, всем телом прижимаясь ко мне. Сосками
маленьких грудей упираясь мне в ребра. Так мы болтаем каждый раз, когда
ночью вдвоем. За окном - несмолкающий гул магистрали. По радио -
монотонный шлягер "Хьюмэн Лиг". "Лига Людей"... Ну и названьице! Какого
черта так называть музыкальную группу? Все-таки раньше люди называли свои
группы куда приличнее: "Импириэлз", "Сьюпримз", "Фламингоуз", "Фэлконз",
"Импрешнз", "Дорз", "Фор Сизонз", "Бич Бойз"""Имперские", "Высочайшие",
"Фламинго", "Соколы", "Впечатления", "Двери", "Времена Года", "Пляжные
Мальчики" (англ., здесь и далее - прим. переводчика)"...
  Я говорю ей об этом. Она смеется. Странный я, говорит. Что во мне
странного - не понимаю. Сам я считаю себя нормальным человеком с самыми
обычными мыслями в голове... ХЬЮМЭН ЛИГ!
  - Ужасно люблю, когда мы вдвоем, - говорит она. - Иногда бывает - так
захочу к тебе, прямо сил нет! На работе, например...
  - Хм...
  - Иногда, - подчеркивает она. И потом молчит с полминуты. Заканчивается
"Хьюмэн Лиг", начинается что-то незнакомое. - Вот в чем проблема-то...
Твоя проблема, - продолжает она. - Мне, например, страшно нравится, когда
мы вот так... Но быть с тобой каждый день с утра до вечера почему-то не
хочется... Отчего бы, а?
  - Хм, - повторяю я.
  - То есть, ты меня ни в чем не стесняешь, все в порядке. Просто... Когда я
с тобой, воздух вокруг становится каким-то тонким... разреженным, да? -
Как на Луне.
  - Что ж. Вот такой он, запах моей родины...
  - Эй! Я не шутки шучу! - Она привстает на постели и заглядывает мне в
лицо. - Я, между прочим, все это для тебя говорю... Много у тебя в жизни
людей, которые бы говорили с тобой о тебе?
  - Нет, - отвечаю я искренне. Кроме нее, больше нет никого.
  Она снова ложится и прижимается грудью ко мне. Я ласкаю ей спину ладонью.
  - В общем, вот так. Воздух с тобой очень тонкий. Как на Луне, - повторяет
она.
  - На Луне воздух вовсе не тонкий, - возражаю я. - На Луне вообще воздуха
нет. Так что...
  - Очень тонкий!.. - шепчет она. Может, не слышит, что я говорю, может,
просто не хочет слышать - не знаю. Но от ее шепота мне неуютно. Черт
знает, почему. Есть в нем что-то тревожное. - А иногда и совсем
истончается... И тогда ты дышишь вовсе не тем же воздухом, что я, а чем-то
другим... Мне так кажется.
  - Данных недостаточно... - бормочу я.
  - В смысле - я о тебе ничего не знаю? Ты об этом, да? - спрашивает она.
  - Да я и сам о себе ничего не знаю! - говорю я. - Ну, правда! Я не в
философском смысле, а в самом буквальном... Общая нехватка данных,
понимаешь? По всем параметрам...
  - Но тебе уже тридцать три, так?
  Ей самой - двадцать шесть.
  - Тридцать четыре, - поправляю я. - Тридцать четыре года два месяца.
  Она качает головой. Потом выбирается из постели, подбегает к окну и
отдергивает штору. За окном громоздятся бетонные опоры скоростной
магистрали. В предрассветном небе над ними - белый череп луны.