дь в горных долинах Нагано разбиты фирменные поля "Кинокуния" для
тренировки овощей на выживаемость. Просторные поля за колючей проволокой -
густой и высокой, как в концлагере из фильма "Большой побег"""The Great
Escape" ("Большой побег", 1963) - фильм американского режиссера Джона
Ст„рджеса по книге Пола Брикхилла со Стивом МакКуином и Чарльзом Бронсоном
в главных ролях, классика "военного" кино". Со сторожевыми вышками и
вооруженной охраной. Там муштруют сельдерей и петрушку. Очень
антисельдерейскими и петрушконенавистническими методами. Думая обо всем
этом, я купил овощей, мяса, рыбы, соевого творога, набрал каких-то
солений. И вернулся домой.
  Готанда не позвонил.
  На следующее утро я зашел в "Данкин Донатс", позавтракал, а потом
отправился в библиотеку и просмотрел газеты за минувшие полмесяца. Я искал
любую информацию о расследовании по делу Мэй. От корки до корки прочесал
"Асахи", "Майнити" и "‚миури", - но не нашел об этом ни строчки. Широко
обсуждались результаты выборов, официальное заявление Левченко,
неповиновение учеников в средних школах. В одной статье даже говорилось,
что песни "Бич Бойз" признаны "музыкально некорректными", из-за чего
отменен их концерт в Белом Доме. Тоже мне умники. Если уж "Бич Бойз"
преследовать за "музыкальную некорректность", то Мика Джеггера следовало
бы трижды сжечь на костре. Так или иначе, о женщине, задушенной чулками в
отеле Акасака, газеты не сообщали ни слова.
  Тогда я принялся за "Бэк-Намбер" - еженедельный журнальчик скандальной
хроники. И только перелопатив целую стопку, нашел единственную статью на
целую страницу. "Красотка из отеля, задушенная голой". Заголовочек, черт
бы их всех побрал... Вместо фотографии трупа - черно-белый набросок,
сделанный художником-криминалистом. Видимо, из-за того, что в журналах
нехорошо публиковать фотографии трупов. Женщина на рисунке, если
вглядеться, и правда была похожа на Мэй. Хотя, возможно, мне так только
казалось, поскольку я понимал: это - Мэй. Не знай я, что случилось -
может, и не догадался бы. Все детали лица переданы очень точно - но для
настоящего сходства не хватало самого главного: выражения. Это была
мертвая Мэй. В живой, настоящей Мэй было тепло и движение. Живая Мэй в
любую секунду чего-то хотела, о чем-то мечтала, над чем-то думала. Нежная,
опытная Королева-Гордячка - Разгребательница Физиологических Сугробов.
Потому я и смог принять ее как иллюзию. А она - так невинно прокуковать
поутру... Теперь, на рисунке, ее лицо казалось каким-то убогим и грязным.
Я покачал головой. Потом закрыл глаза и медленно, глубоко вздохнул. Эта
картинка заставила меня до конца осознать: Мэй действительно мертва.
Именно теперь я воспринял факт ее смерти - а точнее, отсутствия жизни -
куда явственнее, чем когда разглядывал фотографию трупа. Абсолютно мертва.
На все сто процентов. И уже никогда не вернется обратно. Черное Ничто
поглотило ее. Безысходность затопила мне душу, как битум, высыхая и
каменея внутри.
  Язык статьи оказался таким же убогим и грязным. В первоклассном отеле Х.
на Акасака обнаружен труп молодой женщины, предположительно лет двадцати,
задушенной чулками в номере. Женщина голая, при ней - никаких документов.
В номер заселилась под вымышленной фамилией и т.п.; в целом - все, что мне
уже рассказали в полиции. Нового для меня было совсем немного. А именно:
полиция вышла на подпольную организацию - ту, что предоставляет женщин по
вызову в первоклассные отели - и продолжает расследование. Я вернул стопку
"Бэк-Намбера" на журнальную полку, вышел в фойе, сел на стул и задумался.
  Что заставило их копать среди шлюх? Неужели нашлись какие-то улики или
доказательства? Но - не буду же я, в самом деле, звонить в полицию и
спрашивать у Рыбака или у Гимназиста: как там, кстати, двигается наше
дело?.. Я вышел из библиотеки, наскоро перекусил в забегаловке по
соседству и побрел по городу куда глаза глядят. Может, на ходу придумаю
что-то разумное, надеялся я. Бесполезно. Весенний воздух - невнятный,
тяжелый - вызывал мурашки по всему телу. В голове все разваливалось, я
никак не мог сообразить, как и о чем лучше думать. Добрел до парка при
храме Мэйдзи, лег на траву и уставился в небо. И начал думать о шлюхах.
Значит, международная почта. Заказываешь в Токио - трахаешь в Гонолулу.
Все по системе. Профессионально, стильно. Никакой грязи. Очень
по-деловому. Доведи любую непристойность до ее крайней степени - и к ней
уже не применимы критерии добра и зла. Ибо дальше речь идет уже о чьих-то
персональных иллюзиях. А с рождением Персональной Иллюзии все моментально
начинает циркулировать как самый обычный товар. Развитой Капитализм
выискивает эти товары, расковыривая любые щели. Иллюзия. Вот оно, ключевое
слово. Если даже проституцию - с ее половой и классовой дискриминацией,
сексуальными извращениями и черт знает чем еще - завернуть в красивую
обертку и прицепить к ней имя поблагозвучнее, получится превосходный
товар. Эдак скоро можно будет выбирать себе шлюху из каталога на прилавках
"Сэйбу"""Seibu Department Store" - популярная сеть японских универмагов".
Все очень пристойно. You can rely on me.
  Рассеянно глядя в весеннее небо, я думал том, что мне хочется женщину.
Причем, по возможности, не какую угодно - а ту, из Саппоро. "Юми„си-сан".
А что? С ней-то как раз нет ничего невозможного. Я представил, как
просовываю ногу между ее дверью и косяком - прямо как тот полицейский
инспектор - и говорю: "Ты должна переспать со мной. Так надо". И потом мы
занимаемся с ней любовью. Бережно, словно развязывая ленточку на подарке
ко дню рождения, я раздеваю ее. Снимаю пальто, потом очки, свитер. И она
превращается в Мэй. "Ку-ку! - улыбается Мэй. - Как тебе мое тело?"
Я собрался было ответить, но наступила ночь. Рядом со мною - Кики. На
спине ее - пальцы Готанды. Открывается дверь, входит Юки. Видит, как я
занимаюсь любовью с Кики. Я, не Готанда. Только пальцы - Готанды. Но
трахаюсь я. "Невероятно, - говорит Юки. - Просто невероятно!"
  - Да нет же, все не так, - говорю я.
  - Что происходит? - спрашивает Кики.
  Сон наяву.
  Дикий, заполошный, бессмысленный сон среди бела дня.
  Вс„ не так, - говорю я себе. - На самом деле, я хочу переспать с
Юми„си-сан! Бесполезно. Вс„ слишком перемешалось. Все контакты
перепутались. Первым делом я должен распутать контакты. Иначе не получится
ни черта.

  * * *

  Я вышел из парка Мэйдзи, заглянул на Харадзюку в одну отличную кофейню и
выпил горячего крепкого кофе. А затем не спеша вернулся домой.
  Ближе к вечеру позвонил Готанда.
  - Слушай, старик, сейчас совершенно нет времени, - сказал он. - Может,
попозже встретимся? Скажем, часиков в девять?
  - Давай в девять, - согласился я. - Мне-то все равно делать нечего.
  - Ну и славно. Съедим чего-нибудь, выпьем. В общем, я за тобой заеду!
  Я распаковал дорожную сумку, собрал все чеки, накопившиеся за путешествие,
и рассортировал их на те, которые отправлю Хираку Макимуре, и те, что
готов оплатить сам. Половину расходов на питание, как и оплату джипа,
пускай берет на себя он. А также все, что Юки покупала себе сама (доска
для с„рфинга, магнитола, купальник, et cetera"И так далее (лат.)"). Я
составил список расходов, вложил в конверт вместе с деньгами (обналиченные
в банке остатки дорожных чеков) и подписал конверт, чтобы отправить как
можно скорее. Подобные канцелярские формальности я всегда выполняю быстро
и скрупулезно. Не потому, что очень нравится, - на свете не бывает людей,
которым бы нравилось канцелярское дело. Просто не люблю проволoчек с
деньгами.
  Покончив с бухгалтерией, я отварил шпинат, перемешал его с мелкой сушеной
рыбешкой, добавил немного сакэ - и начал пить темный "Кирин""Марка
японского пива", закусывая всем этим. Впервые за долгое время решил не
спеша перечитать рассказы Харуо Сато"Харуо Сато (1872-1964) - писатель,
поэт-модернист, один из крупнейших литературных деятелей Японии первой
половины ХХ в.". Стоял ранний вечер, и на душе было легко без особой на то
причины. Синий закат невидимой кистью закрашивал небо - слой за слоем,
пока не стало совсем темно. Устав от чтения, я поставил Сотый опус Шуберта
в исполнении трио Стерна-Роуза-Истомина. Вот уже много лет, когда приходит
весна, я слушаю эту пластинку. И всегда поражаюсь, как точно подходит
мелодия к тонкой, едва уловимой тоске весенних ночей. Синей бархатной
мглою заливающая меня изнутри, Весенняя Ночь... Я закрыл глаза - и в этой
синей мгле увидел тусклые силуэты скелетов. Жизнь растворилась в бездне, и
только воспоминания оставались тверды, как кость.

  32.

  В восемь сорок приехал Готанда на своем "мазерати". При одном виде этой
махины у моего подъезда возникало ощущение, будто кто-то ошибся адресом.
Но винить в этом некого. Просто бывает, что какие-то вещи фатальным
образом не подходят друг другу. Когда-то моему подъезду не подходил его
"мерседес" - а теперь и "мазерати" не лез ни в какие ворота. Ничего не
попишешь. Разные люди - разные жизни...
  На Готанде были обычный серый пуловер, обычная мужская сорочка и очень
простые брюки. Но даже в такой одежде он бросался в глаза. Будто
какой-нибудь Элтон Джон в лиловом пиджаке и оранжевой сорочке,
выкидывающий на сцене свои коленца. Готанда постучал, я открыл дверь, он
увидел меня и радостно хохотнул.
  - Если хочешь, можно и у меня посидеть, - предложил я, уловив в его
взгляде странный интерес к моему жилищу.
  - Буду только рад, - ответил он, застенчиво улыбнувшись. От такой улыбки
хозяева тут же предлагают гостям - да оставайтесь хоть на неделю.
  Несмотря на тесноту, моя квартирка, похоже, произвела на него впечатление.
  - Ностальгия! - произнес он мечтательно. - Было время, сам такую снимал.
Пока меня не раскрутили, то есть...
  В устах любого другого человека эти слова прозвучали бы чистым снобизмом.
Но не в устах Готанды. У него это звучало как искренний комплимент - и не
более.
  Квартирка моя состояла из четырех помещений: кухня, ванная, гостиная,
спальня. Все очень тесные. Причем кухня скорее напоминала расширенный
коридор. Я втиснул туда узенький буфет с кухонным столиком - и больше уже
ничего не влезало. Точно так же в спальне: кровать, платяной шкаф и
письменный стол сожрали все свободное место. Лишь гостиная худо-бедно
сохраняла немного пространства для жизни - просто туда я почти ничего не
ставил. Всей мебели - этажерка с книгами, полка с пластинками да
стереосистема. Ни стола, ни стульев. Только две огромные подушки
"маримекко"""Marimekko" - финская фирма, производитель "модерновой"
домашней мебели и предметов интерьера": одну на пол, другую к стене, и
получается довольно комфортно. А понадобился письменный столик - достаешь
раскладной из шкафа, и все дела.
  Я показал Готанде, как обращаться с подушками, разложил столик, принес из
кухни темного пива с соленым шпинатом. И поставил еще раз Шуберта.
  - Высший класс! - одобрил Готанда. И не то чтобы комплимента ради -
похоже, действительно оценил.
  - Давай, еще что-нибудь приготовлю? - предложил я.
  - А тебе не лень?
  - Да нет... Чего там, раз - и готово. Я, конечно, не лучший повар на свете
- но уж закуску-то к пиву всегда приготовить смогу.
  - А можно посмотреть?
  - Конечно, - разрешил я.
  Я смешал зеленый лук и телятину, жаренную с солеными сливами, добавил
сушеного тунца, смеси из морской капусты с креветками в уксусе, приправил
хреном васаби с тертой редькой вперемешку, все это нашинковал, залил
подсолнечным маслом и потушил с картошкой, добавив чеснока и мелко
резанного салями. Соорудил салат из подсоленных огурцов. Со вчерашнего
ужина оставались тушеные водоросли и соленые бобы. Их я тоже отправил в
салат, и для пущей пряности не пожалел имбиря.
  - Здорово... - вздохнул Готанда. - Да у тебя талант!
  - Ерунда. Проще простого. Я же ничего тут сам не готовил. Руку набил - и
стряпаешь такое за пять минут. Вся премудрость - сколько чего смешивать.
  - Гениально! У меня никогда не получится, - не унимался Готанда.
  - Ну, а у меня никогда не получится изображать дантиста. У каждого свой
способ жизни. Different strokes for different folks...
  - И то правда, - согласился он. - Слушай, а ничего, если я сегодня уже не
пойду на улицу, а заночую прямо у тебя? Ты как, не против?
  - Да ради бога, - сказал я.
  И мы стали пить темное пиво, закусывая моей стряпней. Закончилось пиво -
перешли на "Катти Сарк". И поставили "Слай энд зэ Фэмили Стоун". Потом -
"Дорз", "Роллинг Стоунз" и "Пинк Флойд". Потом - "Surf's Up" из "Бич
Бойз". Это была ночь шестидесятых. Мы слушали "Лавин Спунфул" и "Три Дог
Найт". Загляни к нам на огонек инопланетяне - наверняка подумали бы: "Так
вот где искривляется Время!"
Но инопланетяне не заглянули. Зато после десяти за окном зашелестел мелкий
дождик - очень легкий, мирный, от которого наконец-то осознаешь, что
вообще живешь на свете, под звуки бегущей с крыши воды. Дождь, безобидный
и тихий, как покойник.
  Ближе к ночи я выключил музыку. Все-таки стены у меня - не то что у
Готанды. На рок-н-ролл после одиннадцати соседи жаловаться начнут. Музыка
смолкла - и под шелест дождя мы заговорили о мертвых.
  - Расследование убийства Мэй, похоже, с тех пор никуда не продвинулось, -
сообщил я.
  - Знаю, - кивнул он. Видно, тоже проверял газеты с журналами в поисках
любых упоминаний о ее гибели.
  Я откупорил вторую "Катти Сарк", налил обоим и поднял стакан за Мэй.
  - Полиция вышла на организацию, которая поставляет девчонок по вызову, -
сказал я. - Наверное, что-то пронюхали. Не исключено, что до тебя
попробуют дотянуться с той стороны.
  - Возможно. - Готанда чуть нахмурился. - Но, думаю, все обойдется. Я ведь
тоже между делом порасспрашивал людей у себя в конторе. Дескать, а что,
эта Организация и правда сохраняет полную конфиденциальность? И представь
себе - похоже, они с политиками связаны. Сразу несколько крупных
чиновников получают куски от их пирога. То есть, если даже полиция их
накроет, - до клиентов ей добраться не дадут. Руки коротки. Да и у моей
конторы в политике тоже влияние есть. Многие звезды дружат с дядями в
высоких кабинетах. Даже на якудзу выход имеется, если понадобится. Так что
от таких нападок защита всегда найдется. Я ведь для своей фирмы - золотая
рыбка. Разразись вокруг меня скандал - упадет в цене мой экранный имидж, и
пострадает, в первую очередь, сама контора. Они же на мне столько денег
делают - закачаешься! Конечно, если б ты выдал мое имя полиции - меня бы
взяли за жабры всерьез. Ведь ты - единственное звено, которое связывает
меня с убийством напрямую. Тогда никакая защита сработать бы не успела. Но
теперь беспокоиться не о чем - проблема лишь в том, какая политическая
система сильнее.
  - Ну и дерьмо этот мир, - сказал я.
  - Ты прав... - согласился он. - Дерьмовее не придумаешь.
  - Два голоса за "дерьмо".
  - Что? - не понял Готанда.
  - Два голоса за "дерьмо". Предложение принято.
  Он кивнул. И затем улыбнулся:
  - Вот-вот! Два голоса за "дерьмо". До какой-то девчонки задушенной никому
и дела нет. Все спасают лишь собственные задницы. Включая меня самого...
  Я сходил на кухню и вернулся с ведерком льда, галетами и сыром.
  - У меня к тебе просьба, - сказал я. - Не мог бы ты позвонить в эту самую
Организацию и задать им пару вопросов?
  Он подергал себя за мочку уха.
  - А что ты хочешь узнать? Если насчет убийства - бесполезно. Никто ничего
не скажет.
  - Да нет, с убийством - никакой связи. Хочу кое-что узнать об одной шлюшке
из Гонолулу. Просто я слышал, что через некую организацию можно заказать
себе девочку даже за границей.
  - От кого слышал?
  - Да так... От одного человека без имени. Подозреваю, что организация, о
которой рассказывал он, и твой ночной клуб - одна контора. Потому что без
высокого положения, денег и сверхдоверия туда тоже никому не попасть.
Таким, как я, например, лучше вообще не соваться.
  Готанда улыбнулся.
  - Да, я от наших тоже слышал, что можно купить девочку за границей. Сам,
правда, никогда не пробовал. Наверное, та же организация... И что ты
хочешь спросить про шлюшку из Гонолулу?
  - Работает ли у них в Гонолулу южноазиатская девочка по имени Джун.
  Готанда немного подумал, но больше ничего не спросил. Только достал из
кармана блокнот и записал имя.
  - Джун... Фамилия?
  - Перестань. Обычная девчонка по вызову, - сказал я. - Просто Джун - и
вс„. Как "июнь" по-английски.
  - Ну, ясно. Завтра позвоню, - пообещал он.
  - Очень меня обяжешь, - сказал я.
  - Брось. По сравнению с тем, что для меня сделал ты, - такой пустяк, что и
говорить не стоит, - сказал он задумчиво и, оттянув пальцами кожу на
висках, сузил глаза. - Кстати, как твои Гавайи? Один ездил?
  - Кто же на Гавайи один ездит? С девочкой, понятное дело. С просто пугающе
красивой девочкой. Которой всего тринадцать.
  - Ты что, спал с тринадцатилетней?
  - Иди к черту! Ребенку и лифчик-то не на что пока надевать...
  - Тогда чем же ты на Гавайях с ней занимался?
  - Обучал светским манерам. Рассказывал, что такое секс. Ругал Боя Джорджа.
Ходил на "Инопланетянина". В общем, скучать не пришлось...
  С полминуты Готанда изучал меня взглядом. И только потом засмеялся,
разомкнув губы на какую-то пару миллиметров.
  - А ты странный, - сказал он. - Все, что ты делаешь, - какое-то странное,
ей-богу. Почему так?
  - И действительно - почему? - переспросил я. - Я ведь не специально так
делаю. Сама ситуация направляет меня в какое-то странное русло. Как и
тогда, с Мэй. Вроде никто ни в чем не виноват. А вон как все повернулось...
  - Хм-м! - протянул он. - Ну, хоть понравилось, на Гавайях-то?
  - Еще бы!
  - Загорел ты отлично.
  - А то...
  Готанда отхлебнул виски и захрустел галетами.
  - А я тут, пока тебя не было, с женой встречался несколько раз, - сказал
он. - Так здорово. Наверное, странно звучит, но... спать с бывшей женой -
отдельное удовольствие.
  - Понимаю, - кивнул я.
  - А ты бы не хотел со своей бывшей повидаться?
  - Бесполезно. Она скоро замуж выходит. Я разве не говорил?
  Он покачал головой.
  - Нет. Ну, что ж... Жаль, конечно.
  - Да нет! Лучше уж так. Мне - не жаль, - сказал я. И сам с собой
согласился: а ведь правда, так будет лучше всего. - Ну, и что у вас двоих
будет дальше?
  Он опять покачал головой.
  - Безнадега... Полная безнадега. Другого слова не подберу. С какой стороны
ни смотри - просто нет будущего. Так, как сейчас, - вроде все отлично.
Украдкой встречаемся, едем в какой-нибудь мотель, где даже на лица никто
никогда не смотрит... Мы так здорово успокаиваемся, когда вместе. И в
постели она - просто чудо, я тебе, кажется, уже говорил. Ничего объяснять
не приходится, чувствуем друг друга без слов. Настоящее понимание. Гораздо
глубже, чем когда женаты были. Ну, то есть - я люблю ее, если уж говорить
прямо. Но до бесконечности все это, конечно, продолжаться не может. Тайные
свидания в мотелях изматывают. Репортеры, того и гляди, разнюхают - не
сегодня, так завтра. Камерой щелк - и готово: скандал на весь свет.
Случись такое - нам все кости перемоют. А может, и костей не оставят. Мы с
ней на очень шаткий мостик ступили - вот в чем вся ерунда. Идти по нему
тяжело, устаешь страшно. Чем так мучиться, вылезли бы из подполья на свет
- да и жили бы вдвоем, как нормальные люди. Просто мечта! Еду готовить
вместе, гулять где-нибудь каждый вечер. Даже ребенка родить... Только с
ней это даже обсуждать бесполезно. Мне с ее семейством не помириться
никогда. Слишком они мне в жизни нагадили, и слишком прямо я высказал им
все, что о них думаю. Обратно дороги нет. Если б я мог решать это с ней
один на один, отдельно от семейства - как бы все было просто! Но как раз
на это она не способна. Эта чертова шайка использует ее холодно и
расчетливо, как инструмент. Она и сама это понимает. А порвать с ними - не
в состоянии. Они с предками - все равно что сиамские близнецы. Слишком
сильная зависимость. Не разойтись никак. И выхода нет.
  Готанда поболтал стаканом, перекатывая льдинки на донышке.
  - Чертовщина как