... Может, просто боялся.
  - Боялся? Чего?
  - Наедине с ней остаться, - ответил он. И снова взялся за вилку и нож. -
Понимаешь, есть у нее внутри какой-то... раздражитель, что ли. Возбуждает
психику того, кто с ней рядом. Это очень трудно словами выразить. Вернее,
даже не возбуждает, а... Нет, не могу объяснить.
  - Внушает, что делать? Ведет за собой?
  - Может, и так... Сам толком не пойму. Как-то я слишком размыто, неясно
все это чувствовал. Точно сказать не получается. Но остаться с ней наедине
так духу и не хватило. Хотя, на самом деле, к ней-то меня тянуло куда
больше. Не знаю, понимаешь ли ты, о чем я...
  - Кажется, понимаю, - сказал я.
  - То есть, если б я трахнул ее одну, черта с два мне удалось бы
расслабиться. Казалось, свяжись я с ней - меня обязательно затянет куда-то
гораздо глубже. Хочу я того или нет. Но как раз этого я и не хотел! Мне
нужно было просто переспать с девчонкой и расслабиться. Вот поэтому у нас
с ней ничего не было. Хоть она и нравилась мне ужасно...
  С полминуты мы молча жевали стэйки.
  - Когда она на пробу не явилась, я к ней в клуб позвонил, - продолжал
Готанда после паузы, будто вспомнив что-то еще. - Спрашиваю, где Кики. А
нет ее, говорят. Исчезла. Не знаем, куда. Нету - и все! Может, конечно,
она сама велела так отвечать, если я позвоню. Черт ее знает... Как тут
проверишь? Ясно одно: из моей жизни она испарилась.
  Подошел официант, забрал пустые тарелки и спросил, не угодно ли кофе.
  - Да я бы, пожалуй, еще виски выпил, - сказал Готанда.
  - Присоединяюсь, - кивнул я.
  И нам принесли по четвертому виски с водой.
  - Угадай, чем я сегодня весь день занимался? - спросил Готанда.
  Я пожал плечами.
  - Сегодня я весь день ассистировал зубному врачу. Чтобы в роль войти. Я
сейчас в теледраме зубного врача играю, каждую неделю новая серия. Я,
значит, стоматолог, а Р„ко Накано"Р„ко Накано - популярная актриса театра,
кино и телевидения 70-80-х годов. Диапазон ролей - от героинь Достоевского
до персонажей "мыльных" телесериалов" - окулистка. У обоих клиники в одном
районе, знаем друг друга с детства, да вс„ как-то не встретимся
по-настоящему... Ну, и так далее. Банально, конечно - ну да все эти
теледрамы банальны, куда денешься. Смотрел, небось?
  - Не-а, - сказал я. - Я вообще телевизор не смотрю. Только новости. Да и
те - пару раз в неделю, не чаще.
  - И правильно делаешь, - кивнул Готанда. - Оно и к лучшему: совершенно
поганая драма. Я тоже ни за что бы не стал смотреть, кабы сам в ней не
снимался. Но - популярная. То есть, действительно до ужаса популярная. Как
и любая банальность, одобряется и поддерживается большинством населения. В
студию каждую неделю куча писем приходит. Пишут стоматологи со всей
страны! То я инструменты не так держу, то лечу неправильно, то еще
что-нибудь - в общем, пилят за каждую мелочь. Дескать, ваш убогий сериал
смотреть противно. Ну, так и не смотрели бы, кто же вас заставляет? Я
правильно говорю?
  - Может, и правильно... - сказал я.
  - И вообще: почему, интересно, как только нужно играть учителя или
доктора, все прибегают ко мне? Ты знаешь, скольких я врачей сыграл? Не
перечесть! Из всех врачей я не сыграл разве только проктолога. И то
потому, что его работу по телевизору показывать неприлично... Даже
ветеринара играл. И гинеколога... А уж учителей сыграл - всех предметов,
каким только в школе учат. Не поверишь - даже репетитора на дому
изображать довелось. Почему так всегда получается?
  - Наверно, ты так устроен, что все хотят тебе верить?
  Готанда кивнул.
  - Наверно. Да я и сам это знаю... Когда-то давно получил занятную роль:
торговец подержанными автомобилями. Ну, знаешь, один из этих покореженных
жизнью типов. Смачный такой: со вставным глазом, болтливый - из любого
дерьма конфетку сделает и продаст в пять минут. Мне ужасно нравилось его
играть. И, думаю, у меня хорошо получалось. Только все без толку. В студию
посыпались письма. Много писем. Дескать, какая страшная несправедливость,
что такому актеру дали подобную роль, как его жалко и все такое. Мол, если
его и дальше будут заставлять это играть, мы откажемся покупать продукцию
спонсоров вашей передачи... Кто тогда был спонсором, я уж не помню - то ли
"Лайонз" с их зубной пастой, то ли "Санстар"... Забыл. Но так или иначе,
прямо посреди сериала моего торгаша из сценария вырезали. Вжик - и нету!
Даром что одна из ведущих ролей. А ведь какой интересный характер был -
эх!.. И с тех пор потянулось всю дорогу: врачи, учителя, репетиторы...
  - М-да. Сложная у тебя жизнь.
  - А может, наоборот - слишком простая? - рассмеялся Готанда. - В общем, я
сегодня весь день ассистировал зубному врачу, постигая премудрости
стоматологии. Уже несколько раз туда ходил. И должен тебе сказать - у меня
неплохо получается. Честное слово! Даже главврач похваливает. Простенькую
медпомощь уже оказываю самостоятельно. Пациенты меня не узнают - я же в
маске, все как положено. Но стоит мне с ними заговорить - сразу
расслабляются безо всяких успокоительных...
  - То есть, хотят тебе верить? - уточнил я.
  - Ну да... - кивнул он. - Похоже на то. Да я и сам, когда с ними вожусь,
успокаиваюсь необычайно. Я вообще часто думаю: наверно, по складу
характера мне следовало стать учителем или врачом. Выбери я в свое время
какую-то из этих профессий - может, и жил бы сегодня счастливо. И ведь
запросто смог бы! Если б лучше понял тогда, чего на самом деле хочу...
  - Значит, сейчас ты - несчастлив?
  - Сложный вопрос... - задумался Готанда, трогая пальцем лоб. - Все дело в
том, верю я сам себе или нет. С одной стороны, вс„ - как ты говоришь. Мои
зрители мне верят. Но видят-то они не меня, а мой образ! Сценический
имидж, призрак и ничего больше. Нажми кнопку, выключи телевизор - призрак
тут же исчезнет. Щелк! - и от меня ни черта не осталось. Так?
  - Так, - согласился я.
  - А вот будь я настоящим врачом или учителем - никакой бы кнопки не
существовало. Тогда бы я всю дорогу был просто самим собой...
  - Но ведь тот, кого ты играешь, тоже живет в тебе постоянно... - сказал я.
  - Господи, как я иногда устаю! - тихо сказал Готанда. - От этого
раздвоения вечного. Жутко устаю. До головной боли. Перестаю понимать, кто
я на самом деле. Где еще я настоящий - а где мой персонаж. Ощущение себя
утрачивается напрочь. Как будто исчезает граница между собой и собственной
тенью...
  - Ну, в каком-то смысле все люди этим страдают, - сказал я. - Не ты один
такой.
  - О, нет, конечно! Моменты, когда теряешь себя, случаются с кем угодно, -
согласился Готанда. - Я просто хочу сказать, что в моем случае
предрасположенность к этому слишком сильна - и слишком фатальна, что ли...
С детства, заметь! С самого детства - и до сих пор. Я ведь тебе в школе
ужасно завидовал...
  - Мне?! - Я подумал, что ослышался. - Ерунда какая-то... В чем можно было
мне завидовать? Даже не представляю.
  - Как бы это сказать... Ты всегда в одиночку занимался тем, что тебе
нравится. Никогда не заботился о том, как тебя окружающие оценят - просто
делал, что хотел, как сам считал нужным. Таким ты мне казался, по крайней
мере. Парнем, который сохраняет свое "я" при любых обстоятельствах... -
Готанда приподнял бокал и посмотрел сквозь него куда-то вдаль. - А я... Я
всегда был "надеждой коллектива". С младых ногтей и до сих пор. Отличная
успеваемость. Популярность. Опрятная внешность. Доверие учителей и
родителей. Вечный лидер класса. Звезда школьного бейсбола. Как битой ни
махну - мяч непременно через все поле перелетает. Сам не знаю, почему. Но
всегда сильный удар получался. Ты просто не представляешь, какое это
странное ощущение...
  - Не представляю, - подтвердил я.
  - И поэтому, когда бы ни случились какие-нибудь соревнования - обязательно
звали меня. Как тут откажешься? Конкурс докладов по какой-нибудь теме -
тоже посылали меня. Сами учителя говорили: иди, мол, готовься, будешь весь
класс представлять. Что мне оставалось? Шел и побеждал... Выборы старосты
- все заранее знают, что выберут меня. На экзаменах никто и не
сомневается, что я все отвечу правильно. Попадается на уроке задачка
посложнее - все смотрят, как решено у меня. За всю школьную жизнь не
опоздал на урок ни разу... И, в общем, постоянно давило чувство, будто я -
это вовсе не я. А какой-то совсем другой человек, которому это и подходит.
И в старших классах все было так же. Просто один к одному... Старшие-то
классы мы с тобой уже в разных школах оттрубили. Ты остался в
государственной, а я в частный колледж экзамены сдал. Там я заделался
крутым футболистом. Тот колледж, даром что с научным уклоном, футбольную
команду собрал - будь здоров! Когда я поступал, они уже готовились к
чемпионату страны среди юниоров... В общем, и на новом месте старая
история повторилась. Примерный ученик, отличный спортсмен, прирожденный
лидер... Девчонки из соседней гимназии только на меня и глазели. Я даже
завел себе одну. Красивая была... Каждую нашу игру смотреть приходила. Так
и познакомились. Правда, мы с ней не трахались. Обжимались только. Помню,
придем к ней домой - и давай, пока родителей нет, руками. Торопливо так.
Но все равно было здорово. Свидания ей в библиотеке назначал... Девчонка
была - как с картинки! Или из передачки "Эн-Эйч-Кей""NHK - "Корпорация
всеяпонского телерадиовещания". Заправляет двумя некоммерческими каналами
японского телевидения, ведет целый ряд довольно назидательных
общеобразовательных программ" про счастливые школьные годы...
  Готанда отхлебнул еще виски и покачал головой.
  - В университете, правда, кое-что изменилось. Война во Вьетнаме,
молодежные бунты по всей стране, Единый Студенческий Фронт - ну, сам
знаешь... Я, конечно же, опять выбился в лидеры. Там, где хоть что-нибудь
движется, меня обязательно вперед выдвигают. По-другому просто быть не
могло. Баррикады строил, в коммуне жил - свободная любовь, марихуана, "Дип
П„рпл" с утра до вечера... Словом, делал то же, что и все вокруг. Потом
пригнали спецвойска, всех отловили, подержали в камере немножко... После
этого заняться стало нечем. И вот как-то раз девчонка, с которой я тогда
жил, затащила меня в молодежный театр - что, говорит, слабо попробовать? Я
сперва думал: попробую шутки ради - но постепенно во вкус вошел. Не успел
и втянуться, как мне, новичку, роль хорошую дали. Да я и сам уже
чувствовал, что способности есть. Изображать других людей, чужие жизни
играть... Природная склонность какая-то. Года два в театре провел - и в
той, подпольной среде даже стал знаменитостью... Жизнь у меня тогда была -
полный бардак. Пьянки, бабы какие-то бесконечные... Ну, да в те времена
все так жили. И вот как-то приходят ко мне с киностудии и предлагают: мол,
не хочешь ли сняться в кино. Интересно стало, решил попробовать. Тем
более, что и роль была неплохая. Сыграл им, помню, такого чуткого и
ранимого парнишку-старшеклассника. А они мне - раз! - и следующую роль
предлагают. И тут же телевидение сниматься зовет. И пошло-поехало, как по
рельсам. Свободного времени оставалось все меньше, и с театром пришлось
расстаться. Со сцены уходил - чуть не плакал. Но другого выхода не было.
Не киснуть же всю жизнь в подполье! Так хотелось выскочить в Большой
Мир... И вот пожалуйста - выскочил. Крупный специалист по ролям врачей и
школьных учителей. В двух рекламных роликах снялся. Таблетки от живота и
растворимый кофе. Вот тебе и весь "большой мир"...
  Готанда глубоко вздохнул. Со всем своим профессиональным шармом. Но
все-таки вздох оставался вздохом - очень грустным и искренним.
  - Жизнь как на картинке, тебе не кажется? - спросил он.
  - Ну, нарисовать такую картинку тоже не каждому удается... - заметил я.
  - В общем, да... - вяло согласился он. - Мне, конечно, везло все время,
тут я спорить не стану. Но если подумать - я же ничего не выбирал себе
сам! Иногда просыпаюсь ночью, и так страшно делается - сил нет... Лежу в
холодном поту и думаю. Где она, моя жизнь? Куда запропастилась? Куда
подевался тот настоящий "я", каким я когда-то был? Всю дорогу - сплошные
чужие роли: мне их навязывают постоянно, а я все играю да играю. И при
этом ни разу - ни разу! - ничегошеньки не выбирал себе сам...
  Я не знал, что на это сказать. Что тут ни скажи - похоже, все будет мимо.
  - Я, наверно, слишком много о себе болтаю, да? - спросил Готанда.
  - Вовсе нет, - покачал я головой. - Хочешь выговориться - валяй,
выговаривайся. Я никому не скажу, не бойся.
  - Вот как раз этого я не боюсь, - произнес Готанда, глядя мне прямо в
глаза. - И никогда с тобой не боялся. Тебе я доверяю. Сам не знаю, почему.
Такие вещи не говорят кому попало. То есть, я об этом не говорил почти
никому. Только жене и сказал. Все как есть, от чистого сердца. Мы с ней
вообще очень искренне все друг другу рассказывали. И отлично ладили.
Понимали друг друга с полуслова, и любили по-настоящему... Покуда ее
чертова семейка все вверх дном не перевернула. Оставь они нас в покое - мы
бы с ней и сейчас замечательно жили. Только она постоянно колебалась в
душе... Все-таки ее в очень жесткой среде воспитали. Против семейства и
пикнуть не смела. Ужасно от них зависела. Ну, я и... Впрочем, ладно,
что-то я заболтался. Это уже совсем другая история. Я только хотел
сказать, что с тобой я могу говорить откровенно и ничего не боюсь. Просто,
может, тебе все это выслушивать - в тягость?
  - Нет, не в тягость, - покачал я головой.
  Затем Готанда ударился в воспоминания о нашей лабораторной эпопее. Сказал,
что во время опытов всегда ужасно напрягался, боясь сделать что-то
неправильно. Потому что потом должен был показать, как это делается,
девчонкам, у которых не получалось. И что всегда завидовал мне, потому что
я все выполнял спокойно, да не по инструкции, а как сам считал нужным.
  Я хоть убей не помнил, чем именно мы тогда занимались, и совершенно не
представлял, чему он там мог позавидовать. Все, что я помнил - это как
безупречно двигались его руки. Как мастерски эти руки зажигали газовую
горелку, как настраивали микроскоп. И как девчонки в классе следили за
каждым его движением - так, будто на их глазах совершалось чудо. Я же если
и оставался спокойным, то лишь по одной-единственной причине: все самое
сложное всегда выполнял он сам.
  Ничего этого я ему не сказал. Я просто молчал и слушал.
  Через некоторое время к нашему столику подошел одетый с иголочки мужчина
лет сорока, с чувством хлопнул Готанду по плечу и раскатисто произнес:
  - Здорово, старик! Тыщу лет не виделись, а?
  На его запястье поблескивал "ролекс" - столь неприкрыто-пижонского вида,
что от неловкости хотелось отвернуться. За какую-то четверть секунды
мужчина оглядел меня - и забыл о моем существовании, как только отвел
глаза. Таким взглядом окидывают коврик при входе в дом. И даже мой галстук
от Армани не помешал ему за эту четверть секунды вычислить: я - не звезда.
Они с Готандой обменялись стандартными приветствиями: "Ну, как ты? - Да
все дела, дела... - Как-нибудь еще выберемся в гольф поиграть!" - и так
далее в том же духе. Затем Ролекс снова с силой хлопнул Готанду по плечу,
бросил ему: "Ладно, до встречи!" - и убрался восвояси.
  После его ухода Готанда еще с минуту просидел, насупившись, затем поднял
руку, подозвал двумя пальцами официанта и попросил счет. Когда счет
принесли, он достал авторучку и подмахнул его, даже не глядя на сумму.
  - Ты не стесняйся. Мне расходовать надо побольше, - сказал он мне. - Это
ведь даже не деньги. Это представительские расходы.
  - Ну что ж. Спасибо за угощение, - поблагодарил я.
  - Да не угощение это, - сказал он бесцветным голосом. - Траты для списания.

  19.

  Мы с Готандой сели в его "мерседес", переехали на задворки Адзабу"Район в
центре Токио" и зашли там в бар еще чего-нибудь выпить. Сели за стойку
подальше от входа - и за какой-то час уговорили по нескольку коктейлей
каждый. Что-что, а пить Готанда умел: сколько б ни выпил - совершенно не
выглядел пьяным. Ни в речи, ни в выражении лица ничего не менялось.
Истребляя коктейль за коктейлем, он рассказывал мне всякие истории. О
пошлости нашего телевидения. О безмозглости режиссеров. О дурновкусии
телезвезд, от чьих разговоров так и тянет блевать. О продажности
комментаторов утренних новостей. Рассказывал он интересно. Яркие образы,
сочный язык, саркастический взгляд на мир.
  Затем он попросил, чтобы я рассказал о себе. Как жил до сих пор, чего
достиг и так далее. Я ужал свою жизнь, как мог, до размеров коротенькой
истории и выложил перед ним. После вуза открыл с приятелем небольшую
контору - сочинял объявления и правил рекламные тексты. Женился, развелся.
На работе все шло неплохо, да случились кое-какие неприятности, фирму
пришлось оставить. Сейчас перебиваюсь свободной журналистикой, пишу статьи
по заказу. Не ахти какие деньги, конечно, но и тратить особо времени
нет... В таком сокращенном виде моя жизнь показалось мне самому до ужаса
серой и непримечательной. Словно вовсе и не моя жизнь.
  Бар постепенно заполнялся людьми, разговаривать стало труднее. Несколько
посетителей уже откровенно пялились на Готанду.
  - Пойдем ко мне, - сказал Готанда, вставая. - Это в двух шагах. У меня
спокойно. И выпить есть.
  Жил он и правда в какой-то паре кварталов от бара. Отпустив "мерседес", мы
прогулялись до его дома пешком. Здание в несколько этажей выглядело очень
роскошно. В подъезде было сразу два лифта, и один из них, для жильцов,
открывался ключом.
  - Эту квартиру для меня студия откупила, когда я после развода на улице
остался, - пояснил Готанда. - Не пристало, понимаешь, идолу кино и
телевидения ютиться в какой-нибудь конуре лишь потому, что его жена из
дому выкинула и оставила без штанов. Эдак весь наработанный имидж можно
испортить! А теперь получается, что я у них жилье снимаю - ну и,
натурально, за квартиру плачу. Из тех же расходов, которые списывать надо.
Как раз то, что нужно. Всем удобно, все счастливы.
  Квартира Готанды располагалась на верхнем этаже, под самой крышей.
Просторная гостиная, две спальни, кухня. Широченный балкон, над которым
нависала непривычно огромная Токийская телебашня. Мебель в гостиной
подбирали со знанием дела. С первого же взгляда было ясно: денег сюда
ухлопали - будь здоров. Паркетный пол, персидские ковры - где большие, где
маленькие. Не слишком жесткий, не слишком мягкий диван. Кадки с какими-то
фикусами, расставленные в тщательно продуманном беспорядке. Висячая люстра
и настольная лампа в стиле "итальянский модерн". Никаких дополнительных
украшений, кроме, пожалуй, огромного блюда на тумбочке - явный
антиквариат. Повсюду царил идеальный порядок. Как пить дать, специальная
горничная каждый день приходит и убирает квартиру. На журнальном столике -
пара-тройка светских таблоидов (на обложках - девицы в бикини) и глянцевый
ежемесячник "Архитектурный дизайн".
  - М-да, квартирка что надо, - одобрил я.
  - Хоть в кино снимай, да? - усмехнулся Готанда.
  - Пожалуй... - согласился я, оглядевшись еще раз.
  - А от этих интерьер-дизайнеров ничего другого и не дождешься! Кому ни
закажи - у всех получается не жилье, а декорации для киносъемок. Я тут
даже по стенам кулаком стучу иногда. Так и тянет лишний раз убедиться, что
все это не папье-маше. Запаха жизни нет, ты заметил? На пленку снимать
хорошо, а попробуй пожить...
  - Ну вот, сам и привноси сюда запах жизни, - посоветовал я.
  - Вся штука в том, что жизни-то особой нет... - произнес Готанда без
всякого выражения.
  Он подошел к проигрывателю - пижонской вертушке "Бэнг-энд-Олуфсен",
поставил пластинку и опустил иглу. Колонки у него были совершенно
ностальгические - "JBL", модель P-88. Отличные спикеры с качественным
звуком, изготовленные в эпоху, когда фирма "JBL" еще не успела заполонить
весь мир своими психотронными студио-мониторами. Заиграл старенький альбом
Боба Купера.
  - Что будешь пить? - спросил Готанда.
  - Что ты - то и я, - пожал я плечами.
  Он сходил на кухню и вскоре вернулся с подносом: бутылка водки, несколько
банок тоника, ведерко со льдом и три разр