ена - и это, надо признать, получилось великолепно. Юки захлопала,
пианист выдавил улыбку шириной ровно в два миллиметра и куда-то исчез.
  Я уже допивал третий мартини, когда, закрыв глаза, вдруг снова увидел ту
проклятую комнату. Точно сон наяву. Страшный сон, от которого сначала
бросает в пот, и только потом с облегчением вздыхаешь: привидится же
такое... Только это не сон. Я знаю, что это не сон, и Юки тоже знает. Она
знает: я видел это. Шесть скелетов, добела отшлифованных временем. Какой
во всем этом смысл? Неужели однорукий скелет - Дик Норт? Тогда кто
остальные пятеро?
  Что, черт возьми, хочет сказать мне Кики?
  Вдруг вспомнив, я порылся в кармане, извлек найденный на подоконнике
клочок бумаги, прошел к телефону и набрал загадочный номер. Трубку никто
не брал. Каждый гудок проваливался в немую бездну, точно грузило спиннинга
в морскую пучину. Я вернулся к бару, плюхнулся на свое место за стойкой и
глубоко вздохнул.
  - Завтра, если будут билеты, я возвращаюсь в Японию, - объявил я. - Что-то
я здесь подзадержался. Отпуск вышел отличный, но теперь, я чувствую, мне
пора. К тому же, я дожен поскорей разобраться кое с чем в Токио.
  Юки кивнула. Так, словно знала заранее, что я скажу.
  - Давай. За меня не беспокойся. Если хочешь вернуться - лучше вернуться.
  - А ты что будешь делать? Здесь останешься? Или со мной поедешь?
  Она чуть пожала плечами.
  - Поживу какое-то время у мамы. Я пока не хочу в Японию. Она ведь не
откажется, если я попрошу?
  Я кивнул и допил мартини.
  - Ну, хорошо. Завтра отвезем тебя в Макаху. Да и мне напоследок не
помешало бы еще раз поговорить с твоей матерью.
  Мы вышли из бара, забрели в рыбный ресторанчик неподалеку от "Алоха-Тауэр"
и в последний раз поужинали. Пока Юки расправлялась с омаром, я выпил
виски, потом принялся за жареных устриц. Мы почти не разговаривали. В
голове у меня началась какая-то дикая каша. Казалось, я вот-вот навеки
засну, так и не дожевав устриц, и сам превращусь в скелет...
  Юки то и дело поглядывала на меня. Не успели мы все доесть, как она
заявила:
  - По-моему, тебе пора спать. Ужасно выглядишь!
  Вернувшись в номер, я включил телевизор и долго пил вино в одиночестве.
Передавали бейсбол. "Нью-Йорк Янкиз" против "Балтимор Ориолз". Мне вовсе
не хотелось смотреть бейсбол - мне просто хотелось, чтобы телевизор
оставался включенным. Хоть какая-то связь с реальностью.
  Я пил вино, пока не начал совсем клевать носом. И лишь тогда,
спохватившись, снова достал из кармана листок, дотянулся до телефона и
набрал непонятный номер. Как я и ожидал, безрезультатно. После
пятнадцатого гудка я положил телефонную трубку, снова плюхнулся на диван и
уставился в катодную трубку Брауна"Фердинанд Браун (1850-1918) - немецкий
ученый-физик, нобелевский лауреат (1909 г.), фактический изобретатель
телевизора. "Трубка Брауна" - собственно телеэкран". Я рассеянно наблюдал,
как старина Уинфилд выбегает на подачу, когда вдруг осознал: в моей памяти
что-то зудит, требуя внимания.
  Что же?
  Не сводя глаз с экрана, я попытался сосредоточиться.
  Что-то одно похоже на что-то другое. Что-то одно переплетается с чем-то
другим...
  "Не может быть!" - осенило меня. Это казалось невероятным - и все же
проверить стоило. Сжимая в пальцах листок с номером, я встал, вышел в
прихожую и сверил номер на бумаге с номером, который Джун нацарапала
карандашом на моей двери.
  Полное совпадение.
  Вс„ связано, подумал я. Вс„ замыкается друг на друга. И только я один не
вижу ни малейшей логики в этой странной цепи.

  * * *

  Наутро я сходил в авиакассу и заказал билет на послеобеденный рейс. Затем
выселился из гостиницы и отвез Юки к матери в Макаху. Еще до обеда я
позвонил Амэ и сообщил, что на меня свалились срочные дела, и я вынужден
сегодня же вернуться в Японию. Она особенно не удивилась. Сказала, что у
нее для дочери место всегда найдется, и что я могу привезти Юки хоть
завтра - никаких проблем.
  День с самого утра выдался на редкость пасмурным. Очередной шквал дождя
мог обрушиться в любую минуту - ничего странного. На все том же
"мицубиси-лансере" я мчал по привычному хайвэю вдоль берега, выжимая сто
двадцать в час под никогда не меняющийся рок-н-ролл.
  - Ты прямо как Пэкмэн, - сказала вдруг Юки.
  - Как кто? - переспросил я.
  - Будто в тебе сидит Пэкмэн, - пояснила она. - И пожирает тебя изнутри.
Твою душу, черточку за черточкой - пиип, пиип, пиип...
  - Я плохо понимаю метафоры.
  - Ну, что-то тебя грызет.
  С минуту я молча вел машину, думая над ее словами.
  - Иногда рядом с собой я ощущаю тень смерти, - сказал я. - Очень
явственную, плотную тень. Так и кажется: смерть подобралась совсем близко.
Еще немного - протянет костлявую руку и вцепится в горло. Но это не очень
страшно. Потому что это всегда чья-то смерть, не моя. И рука ее вечно
тянется к чужому горлу. Только с каждой чужой смертью душа внутри все
больше стирается, во мне остается все меньше меня... Почему?
  Юки молча пожала плечами.
  - Я сам не знаю, почему, - продолжал я. - Но смерть постоянно меня
преследует. И при любой возможности показывается из какой-нибудь щели.
  - Может, это и есть твой ключ? Может, как раз через смерть ты и связан с
миром?
  С минуту я размышлял над ее словами.
  - М-да, - вздохнул я наконец. - Умеешь ты нагнать депрессию...

  * * *

  Дик Норт, похоже, всерьез огорчился, узнав, что я уезжаю. Пусть нас ничего
и не связывало - между нами установились достаточно добрые отношения,
чтобы он испытывал такие чувства. Да и я вполне искренне уважал его
"лирический прагматизм". Прощаясь, мы пожали друг другу руки - и тут я
снова вспомнил о комнате со скелетами. Неужели там действительно был Дик
Норт?
  - Слушай, а ты никогда не думал, какой смертью умрешь? - спросил я.
  Он усмехнулся и задумался.
  - На войне часто думал. Там ведь много способов умереть. Но в последнее
время - почти не думаю. Некогда мне размышлять о таких премудростях.
Все-таки на войне человек не так сильно занят, как в мирное время! -
засмеялся он. - А почему ты спрашиваешь?
  - Нипочему, - ответил я. - Так, интересно стало.
  - Я подумаю, - пообещал он. - Снова увидимся - расскажу.
  После этого Амэ выманила меня на прогулку. Неторопливо, плечом к плечу мы
побрели с ней маршрутом, каким обычно бегают по утрам.
  - Спасибо за все, - сказала она. - Я действительно вам благодарна. Просто
я не умею это выразить как полагается. Но на самом деле... М-м... Я говорю
серьезно. Мне кажется, с вашим появлением многое начало выправляться. От
того, что вы с нами, почему-то все происходит как нужно. Мы с Юки отлично
поговорили, стали лучше понимать друг друга. А теперь она даже приехала
сюда пожить...
  - Замечательно, - сказал я. Слово "замечательно" я употребляю лишь в особо
тяжелых случаях, когда слов одобрения в голову не приходит, а промолчать
неудобно. Но Амэ, конечно, этого не заметила.
  - С тех пор, как вы с ней, девочка действительно успокоилась. Большинство
ее психозов будто рукой сняло. Определенно, вы с ней совпадаете
характерами. Уж не знаю, в чем именно... По-моему, в вас есть что-то
общее. Как вы думаете?
  - Не знаю, - пожал я плечами.
  - А со школой как быть? - спросила она.
  - Не хочет ходить - зачем заставлять? Ребенок ранимый, с очень сложным
характером, из-под палки все равно ничего делать не станет. Лучше нанять
ей репетитора, чтобы усвоила хотя бы самые необходимые вещи. Как ни верти,
а стрессы экзаменов, бестолковые состязания, идиотские клубы по интересам,
подчинение себя коллективу, лицемерные правила поведения - все это не для
нее. Школа - не то место, куда человек обязан ходить против собственной
воли. Некоторые могут прекрасно учиться и в одиночку. Куда важнее было бы
раскрыть ее индивидуальные способности. И как можно гармоничнее развивать
то, что есть только у нее. А там, глядишь, она и сама захочет опять ходить
в школу. В любом случае, нужно дать человеку самому за себя решить, вы
согласны?
  - Да, пожалуй, - кивнула Амэ, выдержав долгую паузу. - Наверно, вы правы.
Я и сама никогда не любила всю эту "коллективную жизнь", школу то и дело
прогуливала... Так что я хорошо понимаю, о чем вы.
  - Ну, а если хорошо понимаете - что вас тогда терзает? В чем проблема?
  Она помотала головой - так энергично, что хрустнули позвонки.
  - Да нет никакой проблемы! Просто... с Юки я никогда не была уверена в
себе как мать. И никак не могла от этого отключиться. Думала: как же так,
что она такое говорит - "в школу можно не ходить"? Когда в себе не уверен,
становишься таким слабым, правда? Ведь обычно считается, что бросать школу
- антиобщественно...
  Я подумал, что ослышался. Антиобщественно?
  - Я, конечно, не утверждаю, что прав на все сто... Кто знает, как все
сложится. Может быть, ничего хорошего и не выйдет. Но мне кажется, если вы
- как мать или как друг, все равно - постараетесь в реальной жизни
показать своей дочери то, что вы хоть как-то связаны с ней; если сможете
на практике убедить ее, что хоть как-то ее уважаете, - то она, ребенок с
отличным чутьем, обопрется на вас - и запросто сделает все, что нужно,
сама.
  С минуту она молча брела, не вынимая рук из карманов. Потом повернулась ко
мне:
  - Я вижу, вы очень здорово понимаете, что она чувствует. Как это вам
удается?
  "Если стараешься что-то понять - что-нибудь поймешь обязательно", - хотел
я ответить, но, понятное дело, смолчал.
  Она сказала, что хочет отблагодарить меня за заботу и время, которое я
уделил ее дочери.
  - За это меня уже с лихвой отблагодарил господин Макимура. До сих пор
ломаю голову, куда мне столько...
  - Но я сама хочу! Он - это он, а я - это я. Я-то хочу отблагодарить вас со
своей стороны! Если этого не сделать прямо сейчас - я забуду.
  - Вот и забудьте, велика беда, - рассмеялся я.
  Она свернула к скамейке, присела, достала из кармана рубашки сигареты и
закурила. Зеленая пачка "сэлема" размякла от пота и потеряла форму.
Неизменные птицы все насвистывали неизменные гаммы.
  Довольно долго Амэ сидела и курила, не говоря ни слова. Точнее, затянулась
она всего пару раз - а потом сигарета в застывших пальцах просто
превратилась в пепел, который упал на траву к ее ногам. Вот так, наверное,
выглядит умершее Время, вдруг подумал я. Время скончалось в ее руке,
сгорело и белым пеплом опало на землю. Я слушал птиц и смотрел, как по
дорожкам внизу разъезжают тележки садовников. С тех пор, как мы прибыли в
Макаху, погода стремительно улучшалась. Только раз откуда-то с горизонта
донеслись слабые раскаты грома, но тут же стихли. Словно какой-то
неведомой силой растащило на клочья свинцовые тучи - и привычное солнце
вновь залило лучами землю. На Амэ была грубая хлопчатая рубашка с
короткими рукавами (для работы она надевала именно эту рубашку, всегда
одну и ту же, рассовывала по нагрудным карманам ручки, фломастеры,
зажигалку и сигареты), темных очков она в этот раз не надела - и при этом
сидела на самом солнцепеке. Однако ни слепящее солнце, ни жара ее, похоже,
совершенно не волновали. Хотя в том, что ей жарко, я не сомневался: на шее
поблескивали капельки пота, а на синей рубашке кое-где проступили пятнышки
влаги. Но она как будто ничего не чувствовала. То ли из-за духовной
сосредоточенности, то ли от душевной разбросанности - не мне судить. В
общем, так прошло минут десять. Десять минут ухода из времени и
пространства в абсолютную ирреальность. Но сколько бы времени ни прошло -
ей было все равно. Очевидно, категория времени не входила в список
факторов, что обусловливают ее жизнь. А если и входила, то занимала там
самое последнее место. Что выгодно отличало ее ситуацию от моей. Я
опаздывал на самолет - и хоть ты тресни.
  - Мне пора, - сказал я, взглянув на часы. - Перед вылетом еще за машину
расплачиваться, поэтому лучше приехать пораньше.
  Она поглядела куда-то сквозь меня, пытаясь сфокусировать взгляд хоть на
чем-нибудь. Именно это выражение я не раз замечал на мордашке Юки. Из
серии "Как бы ужиться с этой реальностью?" Что ни говори, а общих привычек
и склонностей у мамы с дочкой хватало.
  - Ах, да. Вы же торопитесь. Я забыла, - сказала она. И медленно покачала
головой: раз влево, раз вправо. - Простите, задумалась о своем...
  Я встал со скамейки и тем же маршрутом пошел обратно к коттеджу.

  * * *

  Они вышли проводить меня - все трое. Я наказал Юки поменьше объедаться
мусором из всяких "макдональдсов". Та в ответ только губы поджала. Ладно,
подумал я. Если рядом Дик Норт - надеюсь, хоть за это можно не
беспокоиться.
  Я развернул машину, глянул в зеркало заднего вида. Странная троица. Дик
Норт, задрав руку повыше, энергично размахивал ею из стороны в сторону.
Амэ вяло покачивала ладошкой, уставившись в пространство перед собой. Юки,
отвернувшись вбок, ковыряла носком сандалии какой-то булыжник. И в самом
деле - команда случайно встретившихся бродяг, затерянная на задворках
нелепого Космоса. Просто не верилось, что я сам до последней минуты
числился в составе их экипажа. Но дорога вскоре вильнула влево, и их
отражения исчезли. Впервые за долгое время я был совершенно один.

  * * *

  Я наслаждался одиночеством. Это вовсе не значит, что меня, к примеру,
напрягало общество Юки. Просто - очень неплохо бывает иногда остаться
одному. Ни с кем не советуешься, прежде чем что-нибудь сделать. Ни перед
кем не оправдываешься, если что-то не получилось. Глупость сморозил - сам
пошутишь над собой, сам же и посмеешься. Никто не упрекнет - мол, ну и
дурацкие у тебя шуточки. А скучно станет - упрешься взглядом в пепельницу,
и дело с концом. И никто не скажет: "Эй, ты чего на пепельницу уставился?"
В общем, не знаю, хорошо это или плохо - к одинокой жизни я уже слишком
привык.
  Как только я остался один, цвета и запахи вокруг совсем немного, но
изменились. Я вздохнул поглубже - и почувствовал, что в груди стало
просторнее. Наконец, нашарив по радио джазовую волну, я ощутил себя совсем
свободно - и под Ли Моргана с Коулменом Хоукинсом погнал машину к
аэропорту. Тучи, еще недавно застившие все небо, теперь расползались, как
крысы по углам, прижимаясь рваными клочьями к горизонту. Неутомимый
пассат, поигрывая листьями пальм у дороги, уносил эти тучи все дальше и
дальше на запад. "747-й" набирал высоту под крутым углом - точно огромный
серебряный гвоздь, зачем-то заброшенный в небо.
  Я остался один - и все мысли повылетали из головы. Я чувствовал, что в
голове вдруг резко полегчало. И мое бедное сознание не в состоянии
справиться с такой разительной переменой. Но все-таки - не думать ни о чем
было очень приятно. Вот и не думай, сказал я себе. Ты на Гавайях, черт
тебя побери - зачем здесь вообще о чем-то думать? Я выкинул из головы все,
что в ней еще оставалось, и сосредоточенно погнал машину вперед,
насвистывая "Stuffy" - а потом и "Side-Winder" - свистом, напоминающим
средней силы сквозняк. Ветер на спуске при ста шестидесяти в час завывал,
как безумный. После съезда с холма дорогу вывернуло под резким углом - и
передо мною во весь горизонт разлилась свежая синева Тихого океана.
  Итак, подумал я. Вот и закончился отпуск. Плохое ли, хорошее - все
когда-нибудь да заканчивается.
  Добравшись до аэропорта, я вернул машину, зарегистрировался у стойки
"Всеяпонских Авиалиний" и напоследок, отыскав телефон-автомат, еще раз
набрал загадочный номер. Как я и предполагал - никакого ответа. Лишь
тоскливые гудки, готовые впиваться мне в ухо до бесконечности. Я повесил
трубку и какое-то время простоял, уставившись на автомат. Насмотрелся,
плюнул и, перейдя в зал первого класса, принялся за джин-тоник.
  Токио, подумал я. Но ничего привычно-токийского в памяти не всплывало.

  31.

  Вернувшись в квартирку на Сибуя, я наскоро просмотрел почту последнего
месяца и прослушал сообщения на автоответчике. Что в почте, что по
телефону - абсолютно ничего нового. Мелкая рабочая рутина, как всегда.
Приглашение на собеседование для выпуска очередного буклета, жалобы на то,
что я исчез в самый нужный момент, новые заказы и прочее в том же духе.
Отвечать на это было выше моих сил, и я решил послать всех подальше. С
одной стороны - чем тянуть резину, оправдываясь перед каждым в
отдельности, лучше уж одним махом выполнить все, что от тебя требуют, и
дело с концом. И время сберегаешь, и кошки на душе не скребут. С другой
стороны - я слишком хорошо уяснил для себя: однажды начав разгребать этот
снег, завязнешь так, что руки уже больше ни до чего не дотянутся. Поэтому
в один прекрасный день просто придется послать всех к чертям. Конечно, это
невежливо, и репутация может пострадать. Но в моем-то случае, слава богу,
хотя бы о деньгах в ближайшее время можно не беспокоиться. А дальше - будь
что будет. До сих пор я выполнял все, что мне говорили, и не пожаловался
ни разу. И теперь могу хоть немного пожить как хочу. В конце концов, тоже
право имею.
  Затем я позвонил Хираку Макимуре. Трубку снял Пятница и сразу же соединил
меня с хозяином. Я вкратце отчитался. Дескать, Юки на Гавайях расслабилась
и отдохнула как следует, никаких проблем не возникло.
  - Отлично, - сказал Хираку Макимура. - Я тебе крайне благодарен. Завтра
позвоню Амэ. Денег, кстати, хватило?
  - Более чем. Даже осталось.
  - Остаток потрать как хочешь. Не забивай себе голову.
  - У меня к вам один вопрос, - сказал я. - Насчет женщины.
  - А! - среагировал он как ни в чем не бывало. - Ты об этом...
  - Откуда она?
  - Из клуба интимных услуг. Сам подумай, откуда ж еще. Ты ведь с ней, я
надеюсь, не в карты всю ночь играл?
  - Да нет, я не об этом. Как получается, что из Токио можно заказать
женщину в Гонолулу? Мне просто интересно. Чистое любопытство, если угодно.
  Хираку Макимура задумался. Видимо, над природой моего любопытства.
  - Ну, что-то вроде международной почты с доставкой на дом. Звонишь в
токийский клуб и говоришь: в Гонолулу там-то и там-то, такого-то числа, во
столько-то требуется женщина. Они связываются с клубом в Гонолулу, с
которым у них контракт, и требуемая женщина доставляется когда нужно. Я
плачу клубу в Токио. Они берут комиссионные и пересылают остаток в
Гонолулу. Там тоже берут свои комиссионные - и остальное отходит женщине.
Удобно, согласись. На свете, как видишь, существует много разных систем...
  - Похоже на то, - согласился я. Стало быть, международная почта...
  - Конечно, денег стоит - но ведь и правда удобно! Получаешь отличную
женщину прямо в постель хоть на Северном полюсе. Заказал из Токио - и
езжай куда нужно, там уже искать не придется. И безопасность
гарантирована. Никаких "хвостов" за ней не появится. Плюс - все можно
списать на представительские расходы.
  - Ну, а телефона этого клуба вы мне, случаем, не подскажете?
  - А вот этого не могу. Строгая конфиденциальность. Такие вещи открывают
только членам клуба. А чтобы стать членом, нужно соответствовать очень
жестким требованиям. Тут и деньги приличные нужны, и общественное
положение... В общем, тебе не светит. И не пытайся. Достаточно и того,
что, рассказывая тебе об этом, я уже нарушил кое-какие членские
обязательства. Учти - я пошел на это исключительно из личной симпатии к
тебе...
  Я поблагодарил его за исключительную симпатию.
  - И как - хорошая попалась женщина? - полюбопытствовал он.
  - О да. Пожаловаться не на что.
  - Ну, слава богу. Я ведь так и заказывал: мол, уж подберите что получше, -
сказал Хираку Макимура. - Как ее звали-то?
  - Джун, - сказал я. - Как "июнь" по-английски.
  - Июньская Джун... - повторил он. - Белая?
  - В смысле?
  - Ну, белокожая?
  - Да нет... Южная Азия какая-то.
  - Хм. Занесет еще раз в Гонолулу - надо будет попробовать...
  Больше говорить было не о чем. Я распрощался и повесил трубку.
  Затем я позвонил Готанде. Как обычно, наткнулся на автоответчик. Оставил
сообщение - дескать, я вернулся, звони мне домой. И, поскольку уже
вечерело, завел старушку "субару" и поехал на Аояма за продуктами.
Добрался до "Кинокуния", опять закупил дрессированных овощей. Наверное,
где-нибу