ала меня.
  - Если получится встретить Кики - обязательно привет передай, - сказала
она. Я дал ей свою визитку и попросил позвонить, если вдруг что-нибудь
узнает.
  - Да, конечно, - кивнула она. Потом подмигнула и добавила: - Как-нибудь
еще поразгребаем с тобой сугробы, ага?
  - Какие сугробы? - не понял Готанда.

  * * *

  Мы остались вдвоем и выпили еще по кофе. Кофе я сварил сам. Что-что, а
кофе варить я умею. За окном неторопливо вставало солнце, и Токийская
телебашня ослепительно сверкала в его лучах. При взгляде на этот пейзаж в
памяти всплывала реклама "Нескафэ". Вроде у них там тоже была телебашня.
"Токио начинается утренним Нескафэ"... Так, кажется. А может, и нет.
Неважно. В общем, телебашня сияла на солнце, и мы пили кофе, глядя на нее.
А в голову все лезла строчка из телерекламы.
  Нормальные люди в этот час спешат на работу, в школу или еще куда-нибудь.
Только не мы с Готандой. Мы с Готандой всю ночь развлекались с красивыми
женщинами, профессионалками своего ремесла, - а теперь пили кофе и никуда
не спешили. И, скорее всего, через полчаса уснем как сурки. Нравится это
нам или нет - вопрос отдельный, но мы с Готандой напрочь выпадаем из стиля
жизни "нормальных людей".
  - Какие планы на сегодня? - спросил Готанда, оторвавшись наконец от окна.
  - Поеду домой отсыпаться, - ответил я. - Никаких особых планов нет.
  - Я тоже посплю до обеда, а потом у меня деловая встреча, - сказал Готанда.
  И мы еще немного помолчали, разглядывая Токийскую телебашню.
  - Ну что - понравилось? - спросил наконец Готанда.
  - Понравилось, - ответил я.
  - Про Кики узнал что-нибудь?
  Я покачал головой.
  - Только то, что она исчезла. Как ты и говорил. Никаких следов. Даже
фамилии не известно.
  - Ну, я еще в конторе спрошу, - пообещал он. - Может, что и узнаю, если
повезет...
  Сказав так, он задумчиво сжал губы и почесал чайной ложечкой висок.
"Полный шарман", как сказали бы девчонки.
  - Слушай, - спросил он. - Ну, а что ты собираешься делать, если все-таки
найдешь Кики? Вернуть ее попытаешься? Или ты ради прошлого все затеял?
  - Сам не знаю, - ответил я.
  Я и правда не знал. Найду - тогда и подумаю, что делать дальше. Без
вариантов.
  Мы допили кофе - и Готанда доставил меня до дома на своей новенькой, без
единого пятнышка коричневой "мазерати". Я сначала отнекивался, собираясь
вызвать такси, но он настоял, заявив, что ехать все равно очень близко.
  - Как-нибудь еще позвоню тебе, ладно? - сказал он мне на прощанье. -
Здорово мы с тобой поболтали. А то мне ведь и поговорить-то обычно не с
кем... Так что, если не против, попробую тебя снова куда-нибудь выманить...
  - Да, конечно, - сказал я. И поблагодарил его - за стэйк, за выпивку и за
девочек.
  Он промолчал и лишь покачал головой. О чем промолчал - было ясно без слов.

  20.

  Следующие несколько суток прошли без ярких событий. По три-четыре раза на
дню мне звонили насчет работы, но я включил автоответчик и не подходил к
телефону. Моя наработанная репутация умирала с большим трудом. Я готовил
еду, ел, выходил из дома, слонялся по Сибуя - и неизменно раз в день
смотрел "Безответную любовь" в каком-нибудь кинотеатре. В разгар весенних
каникул залы если и не ломились от зрителей, то народу хватало. Почти все
- старшеклассники. Из "приличных" взрослых людей, похоже, в кино ходил
только я. Подростки же убивали здесь время с единственной целью -
"протащиться" от очередной кинозвезды или поп-идола в главной роли. На
сюжетные перипетии, качество режиссуры и прочую дребедень им было глубоко
наплевать. Стоило Звезде Их Мечты показаться в кадре, как они тут же
принимались хором вопить свое "Вау! Вау!", пихая друг друга локтями.
Звучало это как притон для бродячих собак. Когда же Звезду Их Мечты не
показывали, они дружно чем-то шуршали, что-то откупоривали, беспрестанно
что-нибудь грызли и пискляво тянули на все лады "Ч-ч„ за тоска!" или "Да
паш-шел ты!". Иногда мне казалось: случись в таком кинотеатре пожар, да
сгори он дотла со всеми своими зрителями - мир бы явно вздохнул спокойнее.
  Начиналась "Безответная любовь" - и я пытливо разглядывал титры. Ошибки не
было: всякий раз имя "Кики" упоминалось там мелким шрифтом.
  Когда заканчивалась сцена с Кики, я выходил из кино и отправлялся бродить
по городу. Маршрут у меня, как правило, получался один. От Харадзюку - до
бейсбольного поля, через кладбище - на Омотэсандо, потом к небоскребу
Дзинтан - и снова на Сибуя. Лишь иногда, устав, я заходил по пути
куда-нибудь выпить кофе. По Земле и впрямь растекалась весна. Весна с ее
ностальгическим запахом. Земной шар с неумолимой регулярностью совершал
вокруг Солнца очередной оборот. Чудеса Мироздания... Всякий раз, когда
кончается зима и приходит весна, я думаю о чудесах Мироздания. Почему,
например, каждая весна одинаково пахнет? Год за годом наступает очередная
весна, а запах все тот же. Тонкий, едва уловимый - но всегда тот же
самый...
  На каждой улице просто в глазах рябило от плакатов предвыборной кампании.
Все плакаты были ужасными, один другого невзрачнее. По дорогам проносились
туда-сюда автобусы с мегафонами - очевидно, призывая за кого-то
голосовать. Что конкретно они орали, разобрать было невозможно. Просто
орали - и вс„. Я вышагивал по этим улицам и думал о Кики. И вдруг заметил:
постепенно к ногам возвращается былая упругость. С каждым шагом походка
становилась все легче, уверенней - а тем временем и голова начала обретать
какую-то странную, не свойственную ей прежде сообразительность. Очень
медленно, совсем чуть-чуть, но я сдвинулся с мертвой точки. У меня
появилась Цель - и ноги, как в цепной передаче, получив нужный толчок,
задвигались сами. Очень добрый знак... Танцуй! - сказал я себе. В
рассуждениях смысла нет. Что бы ни происходило вокруг - отрывай от земли
затекшие ноги, сохраняй свою Систему Движения. Да смотри хорошенько,
смотри внимательнее - куда при этом тебя понесет. И постарайся удержаться
в этом мире. Чего бы ни стоило...
  Так, совершенно непримечательно, протекли последние четыре или пять дней
марта. На первый взгляд - никакого прогресса. Я ходил за продуктами,
готовил еду, съедал ее, шел в кино, смотрел "Безответную любовь" и
совершал затяжную прогулку по заданному маршруту. Вернувшись домой,
проверял автоответчик - но все сообщения были сплошь о работе. Перед сном
пил сакэ и читал какие-то книги. Так повторялось изо дня в день. Пока
наконец не пришел апрель - с его стихами Элиота и импровизом Каунта Бэйси.
По ночам, потягивая в одиночку сакэ, я вспоминал Козочку Мэй и наш с нею
секс. Разгребанье сугробов... До странности отдельное воспоминание. Никуда
не ведет, ни с чем не связывает. Ни с Готандой, ни с Кики, ни с кем-то
еще. Хотя помнил я все очень живо, в мельчайших деталях, все ощущалось
гораздо свежее, реальнее, чем на самом деле - и в итоге ни к чему не вело.
Но я понимал: случилось именно то, что мне было нужно. Соприкосновение душ
в очень ограниченной форме. Взаимное уважение образов и фантазий партнера.
Улыбка из серии "не бойся, все свои". Утро на пикнике. Ку-ку...
  Интересно, пытался представить я, каким сексом занималась с Готандой Кики?
Неужели так же сногсшибательно, как и Мэй, обеспечивала ему "интим по
полной программе"? Все девицы в клубе владеют этим ноу-хау - или же это
особенность лично Мэй? Черт его знает. Не у Готанды же спрашивать, в самом
деле... В сексе со мною Кики была пассивной. На мои ласки всегда отвечала
теплом - но сама никакой инициативы не проявляла. В моих же руках она
полностью расслаблялась, словно растворяясь в удовольствии. Так, что с ней
я всегда получал, что хотел. Потому что это было очень здорово - любить ее
расслабленную. Ощущать ее мягкое тело, спокойное дыхание, влажное тепло у
нее внутри. Уже этого мне хватало. И поэтому я даже представить не мог,
чтобы с кем-то еще - например, с Готандой - она занималась
профессиональным сексом на всю катушку. Или, может, мне просто не хватало
воображения?
  Как разделяют шлюхи секс по работе - и секс для себя? Для меня это
неразрешимая загадка. Как я и говорил Готанде, до этого ни разу со шлюхой
я не спал. С Кики - спал. Кики была шлюхой. Но я, разумеется, спал с
Кики-личностью, а не с Кики-шлюхой. И наоборот, с Мэй-шлюхой переспал, а с
Мэй-личностью нет. Так что пытаться как-нибудь сопоставить первый случай
со вторым - занятие весьма бестолковое. Чем больше я думал об этом, тем
больше запутывался. Вообще, в какой степени секс - штука психологическая,
а в какой - просто техника? До каких пор - настоящее чувство, а с каких
пор - игра? И, опять же, хорошая актерская игра - вопрос чувств или
мастерства? Действительно ли Кики нравилось спать со мной? А в том фильме
- неужели она просто играла роль? Или правда впадала в транс, когда пальцы
Готанды ласкали ей спину?
  Полная каша из образов и реальности.
  Например, Готанда. В роли врача он - не более чем экранный имидж. Однако
на врача он похож куда больше, чем настоящий врач. Ему хочется верить.
  На что же похож мой имидж? Или даже не так... Есть ли он у меня вообще?
  "Танцуй, - сказал Человек-Овца. - И при этом - как можно лучше. Чтобы всем
было интересно смотреть..."
Что же получается - мне тоже нужно создать себе имидж? И делать так, чтобы
всем было интересно смотреть?.. Выходит, что так. Какому идиоту на этой
Земле интересно разглядывать мое настоящее "я"?

  * * *

  Когда глаза начинали совсем слипаться, я споласкивал на кухне чашечку
из-под сакэ, чистил зубы и ложился спать. Я закрывал глаза - и наступал
еще один день. Очень быстро одни сутки сменялись другими. Так незаметно
пришел апрель. Самое начало апреля. Тонкое, капризное, изящное и хрупкое,
как тексты Трумэна Капоте.
  Очередным воскресным утром я отправился в универмаг "Кинокуния" и в
который раз закупил там тренированных овощей. А также дюжину банок пива и
три бутылки вина на распродаже со скидкой. Вернувшись домой, прослушал
сообщения на автоответчике. Звонила Юки. Голосом, в котором не слышалось
ни малейшего интереса к происходящему, она сказала, что позвонит еще раз в
двенадцать, и чтобы я был дома. Сказала - и брякнула трубкой. Бряканье
трубкой, похоже, было ее обычным жестом. Часы показывали 11:20. Я заварил
кофе покрепче, уселся в комнате на полу и, потягивая горячую жидкость,
стал читать свежий "Полицейский участок-87" Эда Макбейна. Вот уже лет
десять я собираюсь навеки покончить с чтением подобного мусора, но только
выходит очередное продолжение - тут же его покупаю. Для хронических
болезней десять лет - слишком долгий срок, чтобы надеяться на исцеление. В
пять минут первого зазвонил телефон.
  - Жив-здоров? - осведомилась Юки.
  - Здоровее некуда, - бодро ответил я.
  - Что делаешь? - спросила она.
  - Да вот, думаю приготовить обед. Сейчас возьму дрессированных овощей из
пижонского универмага, копченой горбуши и лука, охлажденного в воде со
льдом - да порежу все помельче ножом, острым как бритва, а потом сооружу
из этого сэндвич и приправлю горчицей с хреном. Французское масло из
"Кинокуния" неплохо подходит для сэндвичей с копченой горбушей. Если
постараться - выйдет не хуже, чем в "Деликатессен сэндвич стэнд" в центре
Кобэ. Иногда не получается. Но это не страшно. Была бы цель поставлена - а
цепочка проб и ошибок сама приведет к желаемому результату...
  - Глупость какая, - сказали мне в трубке.
  - Зато какая вкуснятина! - воскликнул я. - Мне не веришь - спроси у пчел.
Или у клевера. Правда, ужасно вкусно.
  - Что ты болтаешь?.. Какие пчелы? Какой клевер?
  - Я к примеру сказал, - пояснил я.
  - Кошмар какой-то, - сокрушенно вздохнула Юки. - Тебе, знаешь ли, неплохо
бы подрасти. Даже мне иногда кажется, что ты мелешь чепуху.
  - Ты считаешь, мне нужна социальная адаптация?
  - Хочу на машине кататься, - заявила она, пропустив мой вопрос мимо ушей.
  - Ты сегодня вечером занят?
  - Да вроде свободен, - сказал я, немного подумав.
  - В пять часов приезжай забрать меня на Акасака. Не забыл еще, где это?
  - Не забыл, - сказал я. - А ты что, так с тех пор и живешь там одна?
  - Ага. В Хаконэ все равно делать нечего. Здоровенный домище на горе. В
одиночку с ума сойти можно... Здесь куда интересней.
  - А что мать? Все никак не приедет?
  - Откуда я знаю? Она ж не звонит и не пишет. Так и сидит, небось, в своем
Катманду. Я же тебе говорила - больше я на нее в жизни рассчитывать не
собираюсь. И когда вернется - не знаю и знать не хочу.
  - А с деньгами у тебя как?
  - С деньгами в порядке. По карточке снимаю сколько надо. У мамы из сумочки
успела одну стянуть. Для такого человека, как мама, карточкой больше,
карточкой меньше - разницы никакой, ничего не заметит. А я, если сама о
себе не позабочусь - просто ноги протяну. С таким безалаберным человеком,
как она, только так и можно... Ты согласен?
  Я промычал в ответ нечто уклончиво-невразумительное.
  - Питаешься хоть нормально?
  - Ну конечно, питаюсь! Чего ты спрашиваешь? Не питалась бы - уже померла
бы давным-давно!
  - Я тебя спрашиваю, ты нормально питаешься или нет?
  Она кашлянула в трубку.
  - Ну... В "Кентукки фрайд чикен" хожу, в "Макдональдс", в "Дэйли Квин"...
Завтраки в коробочках всякие...
  Пищевой мусор, понял я.
  - В общем, в пять я тебя забираю, - сказал я. - Поедем съедим что-нибудь
настоящее. Просто ужас, чем ты желудок себе набиваешь! Молодой растущий
женский организм требует куда более здоровой пищи. Если долго жить в таком
режиме - начнут плясать менструальные циклы. Конечно, ты всегда можешь
сказать - мол, это уже твое личное дело. Но от твоих задержек неизбежно
начнут испытывать неудобства и окружающие. Нельзя же совсем плевать на
людей вокруг!
  - Псих ненормальный... - пробормотали в трубке совсем тихонько.
  - Кстати, если ты не против - может, все-таки дашь мне номер своего
телефона?
  - Это зачем еще?
  - Затем, что связь у нас пока одностороняя, так нечестно. Ты знаешь мой
телефон. Я не знаю твоего телефона. Взбрело тебе в голову - ты мне
звонишь; взбрело в голову мне - я тебе позвонить не могу. Никакого
равноправия! Ну, и вообще неудобно: скажем, договорились мы с тобой
встретиться, а на меня вдруг неотложное дело свалилось, как снег на голову
- как же я тебе сообщу?
  Озадаченная, она посопела чуть слышно в трубку - и выдала-таки свой номер.
Я записал его в блокноте сразу после телефона Готанды.
  - Только уж сделай милость - постарайся не менять свои планы так запросто,
- сказала Юки. - Хватит мне мамы с ее выкрутасами.
  - Не беспокойся. Так запросто я своих планов не меняю. Честное слово. Не
веришь - спроси у бабочек. Или у ромашек. Все тебе скажут: мало кто на
свете держит слово крепче меня. Но, видишь ли, на этом же белом свете
иногда происходят всякие происшествия. То, чего заранее не предугадать.
Этот мир, к сожалению, слишком огромный и слишком запутанный, и порой он
подкидывает ситуации, с которыми я не могу справиться прямо-таки сразу.
Вот в таких ситуациях мне и придется срочно тебя известить. Понимаешь, о
чем я?
  - Происшествия... - повторила она.
  - Ага. Как гром среди ясного неба, - подтвердил я.
  - Надеюсь, происшествий не будет, - сказала Юки.
  - Хорошо бы, - понадеялся с ней и я.
  И просчитался.

  21.

  Они заявились в четвертом часу. Вдвоем. Их звонок застал меня в душе. Пока
я накидывал халат и плелся к двери, позвонить успели раз восемь.
Настырность, с которой звонили, вызывала раздражение по всей коже. Я
открыл дверь. На пороге стояли двое. На вид одному за сорок, другому -
примерно как мне. Старший - высокий, на переносице шрам. Ненормально
загорелый для начала весны. Крепким, настоящим загаром, какой зарабатывают
на всю жизнь рыбаки. Ни на пляжах Гуама, ни на лыжных курортах так не
загоришь никогда. Жесткие волосы, неприятно большие руки. Одет в плащ
мышиного цвета. Молодой же, наоборот, - невысокого роста, длинноволосый.
Умные маленькие глаза. Эдакий старомодный юноша-семидесятник, сдвинутый на
литературе. Из тех, что в компании себе подобных то и дело приговаривают,
откидывая патлы со лба: "А вот Мисима...". Со мной в университете, помню,
училось сразу несколько таких типов. Плащ на нем был темно-синий. Черные
башмаки на ногах у обоих не имели ни малейшего отношения к моде. Дешевые,
стоптанные; валяйся такие в грязи на дороге - даже взгляд бы не зацепился.
Ни один из джентльменов своим видом к особой дружбе не располагал. Про
себя я окрестил их Гимназистом и Рыбаком.
  Гимназист извлек из кармана полицейское удостоверение и, ни слова не
говоря, показал его мне. Как в кино, подумал я. До сих пор мне ни разу не
доводилось разглядывать полицейское удостоверение, но я сразу
почувствовал: не фальшивка. Кожа на обложке истерта в точности как на
ботинках. И все-таки этот тип даже удостоверение предъявлял с таким видом,
будто распространял среди соседей альманах своего литкружка.
  - Полицейский участок Акасака, - представился Гимназист.
  Я молча кивнул.
  Рыбак стоял рядом, руки в карманах, и не произносил ни звука. Словно бы
невзначай просунув ногу между порогом и дверью. Так, чтобы дверь не
захлопнулась. Черт бы меня побрал. И правда, кино какое-то...
  Гимназист запихал удостоверение обратно в карман и принялся пытливо
изучать меня с головы до пят. Я стоял с совершенно мокрой головой, в
халате на голое тело. В зеленом банном халате от "Ренома". Лицензионного
пошива, конечно - но на спине все равно большими буквами написано:
"Renoma". И волосы пахли шампунем "Wella". В общем, абсолютно нечего
стесняться перед людьми. И потому я стоял и спокойно ждал, когда мне
что-нибудь скажут.
  - Видите ли, у нас к вам возникли некоторые вопросы, - заговорил наконец
Гимназист. - Уж извините, но не могли бы вы пройти с нами в участок?
  - Вопросы? Какие вопросы? - поинтересовался я.
  - Вот об этом нам лучше и поговорить в участке, - ответил он. - Дело в
том, что беседа требует соблюдения протокола, понадобятся некоторые
документы. Так что, если можно, хотелось бы обсудить все там.
  - Я могу переодеться? - спросил я.
  - Да, конечно, пожалуйста... - ответил он, никак не меняясь в лице. Лицо
его оставалось бесцветным, как и интонация. Играй такого следователя
дружище Готанда - все выглядело бы куда реалистичней и профессиональней,
подумал я. Но что поделать - реальность есть реальность...
  Все время, пока я переодевался в дальней комнате, они так и простояли в
дверях. Я натянул любимые джинсы, серый свитер, поверх свитера - твидовый
пиджак. Высушил волосы, причесался, распихал по карманам кошелек, записную
книжку, ключи, затворил окно в комнате, перекрыл газовый вентиль на кухне,
погасил везде свет, переключил телефон на автоответчик. И сунул ноги в
темно-синие мокасины. Оба визитера смотрели, как я обуваюсь, с таким
видом, будто разглядывали нечто диковинное. Рыбак по-прежнему держал ногу
между дверью и косяком.
  Автомобиль дожидался нас чуть вдалеке от дома, припаркованный так, чтобы
не мозолить людям глаза. Самая обычная патрульная машина, за рулем -
полицейский в форме. Первым в салон полез Рыбак, потом запихнули меня, а
уже за мной пристроился Гимназист. Вс„ в лучших традициях Голливуда.
Гимназист захлопнул дверцу, и в гробовом молчании мы тронулись с места.
  Хотя дорога была забита, сирену включать они не стали, и машина ползла как
черепаха. По комфортности все внутри напоминало такси. Разве что счетчика
нет. В целом мы дольше стояли, чем ехали, так что водители соседних
автомобилей таращились на мою физиономию во все глаза. Никто в машине не
произносил ни слова. Рыбак, скрестив руки на груди, смотрел в одну точку
перед собой. Гимназист же, напротив, глядел за окно с таким замысловатым
выражением лица, будто сочинял в уме пейзажную зарисовку для какого-нибудь
романа. Интересно, что за картину он там сочиняет, подумал я. Как пить
дать, что-нибудь мрачное, с целой кучей невразумительных слов. "Весна как
она есть нахлынула яростно, будто черный прилив. Прокатившись по городу,
она разбудила потаенные чувства безвестных людишек, что п