де она, эта "жизнь по большому счету"? Была, да вся вышла. Остался только
мой финансовый кретинизм... Просто кошмар. Сколько денег приходит, сколько
уходит - понятия не имею. Бухгалтер в конторе мне что-то объясняет, себя
не помня. Так мудр„но, что сам черт ногу сломит. Ясно одно: бабки бешеные
крутятся. Здесь у нас дебет, здесь кредит, тут мы расходы списали, тут
налоги уплатили - голова кругом идет! Сколько раз я их умолял - давайте
как-то проще все сделаем. Куда там! Даже не слушает никто. Тогда, говорю,
хоть объясняйте, сколько долга еще осталось. Вот они и объясняют. Это как
раз проще всего. До фига еще осталось - вот и все объяснение. Тут вы почти
рассчитались, но здесь и там - еще до фига. Так что отрабатывайте. А пока
можете тратить сколько угодно на представительские расходы... Вот такая
ерунда получается. Паршиво себя чувствую - сил нет. Словно какая-то
личинка мерзопакостная... Ведь ты пойми - я готов отработать. И работу
свою, в общем, люблю. Только хуже некуда, если тобой вертят как хотят, а
ты даже не понимаешь, что происходит. Иногда такой ужас охватывает... А,
ладно. Что-то я болтаю много, извини. Вечно у меня с тобой язык
развязывается...
  - Ладно тебе. Я ж не против, - сказал я.
  - Да ну, гружу тебя своими проблемами. Потом встретимся - нормально
поговорим... В общем, приятной поездки. Без тебя будет тоскливо. А я вс„
думал, выкрою время - напьемся с тобой как-нибудь...
  - Да я на Гавайи еду! - рассмеялся я. - Это ж не Берег Слоновой Кости
какой-нибудь. Через неделю вернусь!
  - Ну, в общем, да... Вернешься - позвони, ладно?
  - Позвоню, - обещал я.
  - Будешь валяться на пляже Вайкики - вспомни, как я сражаюсь с долгами,
притворяясь зубным врачом...
  - Есть много способов жить на свете, - сказал я. - Сколько людей - столько
и способов. Different strokes for different folks..."Здесь - "Каждый
сверчок знай свой шесток" (англ.). Строка из песни "Everyday People""
- "Слай и Фэмили Стоун"! - мгновенно среагировал Готанда, и я услышал, как
он радостно щелкнул пальцами. Вот уж действительно: разговаривая с людьми
своего поколения, многое понимаешь без лишних слов.
  Юми„си позвонила ближе к десяти. С работы пришла, из дома звоню, сказала
она. Я сразу вспомнил ее дом за пеленой снегопада. Очень простой дом.
Очень простую лестницу. Очень простую дверь. Ее слегка нервную улыбку. Я
понял, что страшно соскучился по всему этому. Закрыл глаза и представил,
как тихо танцуют снежинки в непроглядной ночи... Никак, влюбился, подумал
я.
  - Откуда ты узнал, как меня зовут? - первым делом спросила она.
  - Юки сказала, - ответил я. - Не бойся, я ничего ужасного не натворил.
Взяток не давал. Телефоны не прослушивал. Морду никому не бил. Просто
вежливо спросил у девочки, как т„тю звали, и она мне вежливо ответила.
  Она помолчала, явно сомневаясь в услышанном.
  - И как там она? Ты довез ее куда нужно?
  - Все в порядке, - ответил я. - И довез куда нужно, и до сих пор с ней
встречаюсь иногда. Жива-здорова. Немного странный ребенок, конечно...
  - Твоя точная копия, - сказала она бесстрастно. Словно констатировала
некий факт, известный любому гуманоиду на Земле. Что-то вроде "обезьяны
любят бананы" или "в пустыне Сахара редко идут дожди". По крайней мере,
мне так показалось.
  - А почему ты скрывала свою фамилию? - спросил я.
  - Неправда! Я говорила: приедешь опять - скажу. Ничего я не скрывала, -
ответила она. - Просто рассказывать долго, вот и все. Ну, не люблю я свою
фамилию объяснять. Сразу все спрашивают: как пишется, часто ли
встречается, откуда родом... Ты просто не представляешь, как надоело всю
жизнь на одни и те же вопросы отвечать!
  - Ну, не знаю, по-моему, очень хорошее имя. Я тут проверил - в Токио живет
целых два господина Юми„си, ты в курсе?
  - Конечно. Я же тебе говорила, что раньше в Токио жила. Давно все
проверила. Если уж бог наградил странным именем, первое, что делаешь в
новом городе - проверяешь телефонные справочники. Смотришь, нет ли других
Юми„си. Например, в Киото всего один такой есть... А ты что, по делу
звонишь?
  - Да не по делу. Просто так, - честно сказал я. - Я завтра в путешествие
уезжаю. Захотел перед отъездом твой голос услышать. Вот и вс„ дело.
Представь себе, иногда мне очень хочется слышать твой голос.
  Она опять замолчала. В трубке слышались легкие помехи. Далеко-далеко
говорила женщина. Словно из-за угла какого-то длинного коридора.
Скрипучий, едва различимый голос звучал очень странно. Слов не разобрать,
но чувствовалось, что ей физически тяжело. Мучительно, то и дело срываясь
на полуслове, она все жаловалась кому-то на жизнь.
  - Помнишь, я тебе рассказывала, как из лифта в темноту провалилась? -
спросила Юми„си.
  - Помню, - ответил я.
  - Так вот... Это еще раз случилось.
  Я молчал. Она тоже. Далекая женщина в трубке все говорила, мучаясь и
скрипя. Ее собеседник поддакивал, но уже совсем неразборчиво. Совсем
слабый голос лишь повторял короткие междометия, что-то вроде "ага" и
"угу". Женщина говорила так медленно, словно взбиралась куда-то по хлипкой
стремянке и боялась упасть. "Так говорят мертвецы! - вдруг пронеслось у
меня в голове. - За углом длинного-длинного коридора собрались покойники и
говорят со мной. О том, как это тяжело и мучительно - умереть..."
  - Эй... Ты слушаешь? - спросила Юми„си.
  - Слушаю, - ответил я. - Расскажи.
  - Только скажи сперва - ты действительно мне тогда верил? Или просто
слушал и поддакивал из вежливости?
  - Действительно верил, - сказал я. - Я тебе не рассказывал, но... Потом,
после нашего с тобой разговора, я ведь тоже там побывал. Поехал в лифте,
вышел - и ступил в темноту. И со мной произошло то же самое. Так что я
тебе верю, не беспокойся.
  - Ты тоже там был?!
  - Я еще расскажу тебе об этом подробнее, но не сейчас. Сейчас я еще не все
могу объяснить как следует. Очень многое я сам для себя пока не решил. Но
когда мы встретимся, обязательно расскажу - все по порядку, от начала и до
конца. И хотя бы поэтому должен увидеть тебя еще раз. Но это случится
потом. А сейчас - ты можешь рассказать, что случилось с тобой? Поверь, это
очень важно.
  Она выдержала долгую паузу. Помехи и голоса в трубке смолкли. Обычная
тишина телефонной трубки - и ничего больше.
  - Когда это было... - сказала она наконец. - Дней десять назад, наверное.
Поехала я на лифте вниз, в подземный гараж. Часов в восемь вечера.
Доехала, выхожу - и вдруг снова там оказываюсь! Как и в прошлый раз.
Сперва вышла и только потом сообразила, где я. Только не ночью, и не на
шестнадцатом этаже. Но вс„ точно так же. Темно, хоть глаз выколи, сыро и
плесенью пахнет. И темнота, и сырость, и запах - вс„ такое же. На этот раз
я никуда не пошла. Застыла на месте и жду, пока лифт обратно приедет.
Прождала, наверно, целую вечность... А потом лифт пришел, я села и
поскорее уехала. Вот и вс„.
  - А об этом ты кому-нибудь говорила? - спросил я.
  - Ты что! - сказала она. - Второй раз? Нет уж, хватит. Решила больше
никому не рассказывать.
  - И правильно. Больше никому говорить не стоит.
  - Послушай, но что же мне делать? Так и бояться, что опять в темноту
провалюсь, всякий раз, как на лифте еду? Когда в таком огромном отеле
работаешь, хочешь не хочешь - а приходится ездить в лифте по нескольку раз
на дню... Как же быть? Мне и посоветоваться-то не с кем, кроме тебя...
  - Послушай... Юми„си-сан, - сказал я. - Что же ты мне раньше не позвонила?
Я бы тебе сразу объяснил, как быть!
  - Я звонила. Несколько раз, - сказала она тихонько, почти шепотом. - А
тебя все дома не было.
  - Ну, наговорила бы на автоответчик!
  - Да... не люблю я его. И так душа не на месте...
  - Ясно. Тогда слушай, объясняю вс„ очень просто. Эта темнота - никакое не
Зло, и ничего опасного для тебя в ней нет. Бояться ее не нужно. Там, в
темноте, кое-кто жив„т - ты шаги его слышала, помнишь? - но он никогда
тебя не обидит. Он даже мухи обидеть не может, поверь мне. Поэтому, если
опять в темноту попадешь - просто зажмурься покрепче и жди, пока лифт не
приедет. Поняла?
  Она помолчала, переваривая то, что я ей сказал.
  - Можно, я признаюсь тебе кое в чем?
  - Да, конечно.
  - Я не понимаю тебя, - сказала она очень тихо. - Иногда о тебе вспоминаю.
Но кто ты такой на самом деле, что за человек - никак не пойму.
  - Я знаю, о ч„м ты, - сказал я. - Мне уже тридцать четыре - но, к
сожалению, во мне еще слишком много того, что я сам себе объяснить не
могу. Слишком много вопросов я очень долго откладывал на потом. И только
теперь наконец пытаюсь собрать себя в одно целое. Изо всех сил стараюсь.
И, надеюсь, довольно скоро смогу объяснить тебе все очень точно. И тогда
мы гораздо лучше поймем друг друга.
  - Что ж, будем надеяться, - произнесла она тоном абсолютно постороннего
человека. Как диктор в телевизоре: "Будем надеяться, все кончится хорошо.
Переходим к следующей новости..."
  - А вообще-то я завтра на Гавайи лечу, - сообщил я.
  - А-а, - ответила она равнодушно.
  На этом разговор иссяк. Мы попрощались и положили трубки. Я выдул залпом
стакан виски, выключил свет и уснул.

  28.

  - Переходим к следующей новости...
  Я валялся на пляже Форта Де-Расси, разглядывая высоченное небо, пальмы и
птиц, когда произнес это вслух. Юки лежала рядом. Растянувшись на циновке,
я глядел на нее. Она загорала ничком, с закрытыми глазами. Здоровенная
магнитола "Санъ„" у нее в изголовье выдавала новый хит Эрика Клэптона. На
Юки было миниатюрное бикини оливкового цвета, и все тело от шеи до пальцев
ног натерто кокосовым маслом - гладкая кожа блестела, как у дельфиненка.
Вокруг нас маячили молодые самоанки и самоанцы в обнимку с досками для
серфинга, а на шеях у дочерна загорелых парней из спасательной службы ярко
поблескивали золотые цепочки. Город благоухал цветами, фруктами и маслом
для загара. Гавайи...
  - Переходим к следующей новости.
  Жизнь вокруг нас бурлила, появлялись все новые лица, экзотические сцены
мелькали перед глазами одна за другой. Просто не верилось, что еще
практически вчера я шатался по заснеженным улицам Саппоро. А теперь
валяюсь на песочке и разглядываю небо в Гонолулу. Вот как все сложилось.
Наметил точку, прочертил воображаемую линию - и вышло именно так, а не
иначе. Подладился под музыку - и вот докуда дотанцевал. Хорошо ли я
танцую? Я прокрутил в голове все, что со мной случилось, и шаг за шагом
проверил, верно ли действовал до сих пор. Не так-то и плохо. Не высший
класс, конечно. Но - неплохо. Окажись я еще раз в такой ситуации,
наверняка поступил бы так же. Это и есть Система. Главное - чтобы
двигались ноги. Не останавливаясь ни на миг.
  Итак, я - в Гонолулу. Небольшой перерыв...
  - Небольшой перерыв, - сказал я вслух. Совсем тихонько - но Юки, похоже,
услышала. Лениво перевернувшись на бок, она сняла темные очки, прищурилась
и подозрительно посмотрела на меня.
  - О чем ты там думаешь? - спросила она осипшим спросонья голосом.
  - Да так... О том, о сем. Ничего серьезного, - ответил я.
  - Делай, что хочешь - только перестань у меня под боком разговаривать сам
с собой. Захотелось под нос побубнить - сиди один в номере и там бубни!
  - Извини. Больше не буду.
  Юки снова посмотрела на меня. Как ни в чем не бывало - мирным, спокойным
взглядом.
  - А то прямо как псих ненормальный...
  - Ну, - согласился я.
  - Прямо как одинокий старик, - добавила она. И перекатилась обратно на
живот.

  * * *

  В аэропорту мы взяли такси, поехали в гостиницу, оставили в номере вещи,
переоделись в шорты и майки, первым делом отправились в торговый пассаж
тут же рядом и купили слоновьих размеров магнитофон. Так захотела Юки.
  - Как можно здоровее, и чтобы орал погромче, - распорядилась она.
  На дорожные чеки Хираку Макимуры мы купили самое огромное, что нашли в
магазине - кассетную магнитолу "Санъ„". И к ней - запас батареек и
несколько кассет.
  - Нужно еще что-нибудь? - спросил я Юки. - Одежда, купальник и все такое?
  Она покачала головой.
  - Ничего не нужно, - сказала она.
  Каждый наш выход на пляж сопровождался обязательным выносом магнитолы.
Нести которую, разумеется, должен был я. Как туземец из фильма "Тарзан", я
тащил эту громадину на плече, словно тушу убитой антилопы ("Не ходи туда,
Бвана. Там живут злые духи"), а впереди вышагивала Юки. Диск-жокей все
ставил по радио песню за песней. Вот так получилось, что суперхиты этой
весны я запомнил на всю оставшуюся жизнь. Завывалки Майкла Джексона
расползались по миру, как эпидемия. Парочка посредственностей, Холл и
Оутс, пробивались в звезды с поистине героическим упорством. "Дюран
Дюрану" явно не хватало воображения, а Джо Джексону - умения раздуть божью
искру, которая у него еле теплилась. У "Претендерз", как ни крути, просто
не было будущего. "Супертрэмп" и "Карз" вызывали всегда одну и ту же
нейтрально-вежливую улыбку... И так далее, и тому подобное - поп-певцы и
поп-песни в совершенно невозможном количестве.
  Как и обещал Хираку Макимура, жилье нам досталось что надо. Конечно,
мебель, общий дизайн и картины на стенах оказались весьма далеки от того,
что принято называть роскошью, однако в комнатах было на удивление приятно
(кому придет в голову требовать роскоши на Гавайях?), а до пляжа буквально
рукой подать. Номера на десятом этаже - тихие, со сказочным видом из окна.
Загорай себе прямо на балконе и разглядывай море. Просторная, удобная,
чистая кухня, в которой собрано вс„ - от микроволновки до посудомоечного
агрегата. Номер Юки был рядом - поменьше моего, но тоже с отдельной
кухонькой. Постояльцы, что попадались нам в лифтах и вестибюле, все как
один одевались богато и со вкусом.
  Купленную магнитолу мы притащили в гостиницу, после чего я уже сам сходил
в супермаркет. Набрал там пива, калифорнийского вина, фруктов, побольше
разных соков. А также всего, что нужно для приготовления элементарного
сэндвича. И уже после этого мы отправились с Юки на пляж, улеглись рядом
на циновках - и до самого вечера разглядывали море и небо. Мы почти не
разговаривали. Лишь иногда переворачивались с боку на бок - и, отдавшись
потоку Времени, не делали вообще ничего. Безжалостное солнце заливало
лучами землю и поджаривало песок. Ветер с моря - мягкий, нежный, чуть
влажный - изредка поигрывал листьями пальм, как бы невзначай вспоминая о
них. То и дело я погружался в забытье, потом вдруг просыпался от топота
чьих-то слишком резвых ног или громкого голоса и всякий раз думал: где я?
На Гавайях, отвечал я себе - но верилось в это не сразу. Пот вперемешку с
маслом от загара стекал по щекам и капал с ушей на песок. Самые разные
звуки то приливали, то откатывались, точно волны. Иногда я различал среди
них биение своего сердца. Будто мое сердце - одно из самых судьбоносных
явлений природы на планете Земля.
  Я ослабил болты, что скрепляли мозг, и расслабился. Технический перерыв...
  Лицо Юки изменилось. Метаморфоза случилась, как только она вышла из
самолета в аэропорту Гонолулу, и теплый свеже-сладкий гавайский воздух
обласкал ее кожу. Сойдя с трапа, она остановилась, крепко зажмурилась,
словно боясь ослепнуть, глубоко вздохнула - и, распахнув глаза, посмотрела
на меня. Вс„ ее напряжение - тонкая, невидимая пленка, покрывавшая лицо до
сих пор, - растворилось бесследно. В ней не осталось ни страха, ни
раздражения. Все ее жесты - убирала ли она волосы со лба, выбрасывала ли
закатанную в фантик жвачку, пожимала ли плечиками без смысла и повода -
все эти ее намеренно-нечаянные движения вдруг утратили прежнюю угловатость
и выглядели совершенно естественно. Я даже посочувствовал ей: бедняжка,
какой, должно быть, тяжелой жизнью жила она до сих пор! Да не просто
тяжелой - заведомо неправильной.
  Теперь же, когда она загорала, раскинув руки и ноги, на пляже - волосы
кокетливо подобраны, темные очки, бикини, - определить возраст Юки на глаз
я бы не смог. Ее тело было совсем детским, но в нем уже проступало нечто
новое - особая грация существа, постоянно стремящегося к совершенству, -
отчего она выглядела гораздо взрослей своих лет. Эти тонкие руки и
стройные ноги нельзя было назвать обалденными - но они уже наливались
особой метафизической силой. Той, что способна растянуть окружающее
пространство в четыре разные стороны, стоит этой девчонке лишь невзначай
потянуться всем телом. Ибо прямо сейчас это тело переживало самую
динамичную фазу своего роста - бурное, стремительное взросление.
  Мы натерли друг другу спины маслом для загара. Сначала она мне. Я впервые
в жизни услышал, что у меня, оказывается, большая спина. Сама Юки ужасно
боялась щекотки и, когда я натирал ее, вся извертелась. Волосы она
подобрала, обнажив бледные уши и худенькую шею. Я невольно улыбнулся.
Издалека ее тело на песке казалось настолько взрослым, что даже у меня дух
захватывало; и лишь позвонки на шее - такие детские, будто появились здесь
по ошибке, - выказывали ее настоящий возраст. "Совсем ребенок", - подумал
я лишний раз. Как это ни странно звучит, шея женщины отмечает прожитые ею
годы, как годовые кольца фиксируют возраст дерева. Хотя спроси меня, что и
как тут меняется - я, наверное, толком объяснить не смогу. Тем не менее,
это так: у девчонок-тинейджеров - шеи девчонок-тинейджеров, а у зрелых
женщин - шеи зрелых женщин.
  - Первое время нужно загорать понемногу, - объясняла мне Юки назидательным
тоном. - Сначала в тени, потом немного на солнце, и после опять в тени.
Иначе обгоришь обязательно. Весь пойдешь волдырями, а от них следы
останутся. И будешь ходить, как облезлая кошка.
  - В тени... На солнце... Опять в тени... - прилежно заучивал я, втирая ей
масло в спину.
  Вот почему весь наш первый день на Гавайях мы провалялись в тени
развесистой пальмы под болтовню ди-джея на средних частотах. Я то лез в
воду купаться, то потягивал в баре под тентами круто охлажденную
"пинья-коладу". Юки купаться не торопилась. "Сначала - полный релакс!" -
объявила она. И весь остаток дня лишь посасывала ананасовый сок, да раз в
полчаса лениво кусала один и тот же хот-дог с горчицей и маринованными
огурчиками. Вот уже огромный солнечный шар сполз в море, залив горизонт
цветом кетчупа; вот уже прогулочные суда, возвращаясь из предзакатных
круизов, зажгли на мачтах огни - а она все лежала ничком на своей циновке,
даже не думая уходить. Будто хотела впитать в себя вс„ сегодняшнее солнце
до последнего лучика.
  - Ну что, пойдем? - позвал я ее наконец. - Солнышко село - брюхо опустело.
Давай прогуляемся и съедим где-нибудь по хор-рошей говяжьей котлете. Чтобы
мясо сочнейшее, да с кетчупом от души, да с луком слегка обжаренным... В
общем, вс„ самое настоящее.
  Она кивнула, но не поднялась, а только присела на корточки, не отводя глаз
от моря. Словно жалея об остатках дня, которым не успела насладиться
сегодня. Я скатал циновки и взвалил на плечо магнитолу.
  - Не волнуйся, - сказал я ей. - У нас еще есть завтра. Не думай ни о чем.
А кончится завтра - наступит послезавтра.
  Она посмотрела на меня и весело улыбнулась. Я протянул ей руку, она
ухватилась покрепче и встала на ноги.

  29.

  На следующее утро Юки объявила, что мы едем встречаться с мамой. Ничего,
кроме домашнего телефона матери, она не знала, поэтому я набрал номер,
наскоро представился и спросил, куда ехать. Ее мать снимала коттедж
недалеко от Макахи. Полчаса на машине от Гонолулу, пояснила она. Думаю,
часам к двум мы до вас доберемся, сказал я. Затем отправился в ближайший
прокат и взял "мицубиси-лансер". Ничего не скажешь, ехали мы роскошно.
Врубили радио на полную, открыли все окна - и неслись по хайвэйю, выжимая
сто двадцать в час. Солнце заливало все вокруг, теплый ветер окатывал нас
запахами цветов и моря.
  "Неужели мать живет там одна?" - вдруг подумал я. И спросил у Юки.
  - Вот еще! - ответила Юки, чуть скривив губы. - Такие, как она, долго за
границей в одиночку не могут. Спорю на что угодно - у нее там бойфренд.
Причем наверняка - молодой и красивый. Как у папы. Помнишь, какой у папы
педик-бойфренд? Гладкий, чистенький - весь аж лоснится. За