Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
по
стаканам пиво. И убежал - так же быстро, как и в прошлый раз.
- Ладно. Пей давай, - сказал Хираку Макимура, присаживаясь на ступеньку.
- Ваше здоровье, - сказал я и отхлебнул пива. В горле у меня пересохло, и
пиво казалось на удивление вкусным. Но я был за рулем, и про себя решил
много не пить. Одного стакана достаточно.
Точного возраста Хираку Макимуры я не знал, но выглядел он лет на сорок
пять, не меньше. Роста невысокого, но из-за крепкого телосложения
смотрелся крупнее, чем на самом деле. Широкие плечи, толстые руки и шея.
Шея, пожалуй, даже слишком толста. Будь эта шея чуть тоньше, он мог бы
сойти за мужчину спортивного типа; однако двойной подбородок и роковые
складки на шее ясно говорили о нездоровом образе жизни, который долгие
годы вел этот человек. И сколько тут ни размахивай клюшкой для гольфа - от
этого уже не избавиться. Годы берут свое. На фотографиях, что я видел
когда-то давно, Хираку Макимура был стройным молодым человеком с
проницательными глазами. Не красавцем, но что-то в нем притягивало
взгляды. Нечто сулящее миру прогрессивного автора, которым он станет
когда-нибудь очень скоро. Сколько лет назад это было? Пятнадцать,
шестнадцать? В его глазах еще угадывалась былая проницательность. Иногда
эти глаза даже казались красивыми - в зависимости от того, как на них
падает свет, и под каким углом в них смотришь. Волосы короткие, с
проседью. Темный загар - надо думать, от частой игры в гольф - приятно
сочетался с тенниской "Lacoste" цвета красного вина. Обе пуговицы под
горлом, понятно, расстегнуты. Слишком уж толстая шея. Красные тенниски
"Lacoste" вообще очень редко бывают кому-нибудь впору. Люди с тонкой шеей
смотрятся в них ощипанными цыплятами. А толстые шеи они перетягивают так,
точно хотят задушить. Мало кому удается совпасть с идеалом. Хотя дружище
Готанда, конечно, и тут бы совпал на все сто... Эй. Прекрати. Больше ни
мысли о Готанде!
- Я слышал, ты что-то пишешь? - спросил меня Хираку Макимура.
- Ну... Писательством я бы это не называл, - ответил я. - Сочиняю тексты,
заполняю рекламные паузы. О чем угодно. Был бы текст как таковой - а смысл
не важен. Кому-то ведь надо и такое писать. Вот я и пишу. Все равно что
разгребаю сугробы в пургу. Культурологические сугробы...
- Разгребаешь сугробы? - повторил Хираку Макимура. И покосился на клюшку
для гольфа у себя под ногами. - Забавное выражение...
- Спасибо, - сказал я.
- Любишь писать тексты?
- То, что я пишу сейчас, невозможно любить или не любить. Не того масштаба
работа. Но у меня, конечно, есть свои способы эффективного разгребания
сугробов. Свои маленькие хитрости, ноу-хау, стиль. Своя манера
напрягаться, если угодно. К подобным вещам, скажем так, неприязни я не
испытываю.
- Что ж, очень точный ответ! - похвалил он с каким-то даже интересом.
- На таком примитивном уровне это не сложно.
- Хм-м... - протянул он. И замолчал секунд на пятнадцать. - А это
выражение - "разгребать сугробы" - ты сам придумал?
- Да... По-моему, сам, - пожал я плечами.
- Не возражаешь, если я это где-нибудь употреблю? "Разгребаю сугробы",
хм... Забавное выражение. "Разгребаю культурологические сугробы"...
- Да ради бога. Я не буду драться за копирайт.
- Я ведь понимаю, о чем ты, - сказал Хираку Макимура, пощипывая мочку уха.
- Я и сам порой это чувствую. Как мало смысла в том, что я иногда пишу.
Иногда... Раньше было не так. Раньше мир был гораздо меньше. Все можно
было удержать в руках. Четко понимать, чем конкретно занимаешься. И что
нужно людям вокруг. Масс-медиа не были такой гигантской клоакой. Все были
одной маленькой деревней. И знали друг друга в лицо...
Осушив свой бокал, он подлил пива и мне, и себе. Я начал было
отнекиваться, но он даже не обратил внимания.
- А теперь все иначе! Нет больше понятий добра и зла. Никто и
представления не имеет, что хорошо, а что плохо. Вообще никто! Все только
ковыряются в том, что видят у себя перед носом. Разгребают сугробы в
пургу... Вот именно. Точнее не скажешь.
Он снова уперся взглядом в зеленую сеть между сосен. В траве белели
разбросанные мячи, штук тридцать, по крайней мере.
Я отхлебнул еще пива.
Хираку Макимура молчал, обдумывая, что бы еще сказать. Я все ждал, а время
текло. Но его это никак не смущало. Он привык к тому, чтобы все
заглядывали ему в рот и ловили каждое слово. Делать нечего - я тоже решил
подождать, пока он скажет еще что-нибудь. А он все пощипывал мочку уха -
так, словно перебирал новенькую колоду карт.
- К тебе очень привязалась моя дочь, - сказал наконец Хираку Макимура. - А
она к кому попало не привязывается. Точнее, вообще ни к кому не
привязывается. Когда она со мной, из нее слова не вытянешь. С матерью тоже
молчит, как рыба, - но мать она хоть уважает. А меня не уважает. Совсем.
Ни во что не ставит. Друзей у нее нет. В школу уже несколько месяцев не
ходит. Целыми днями сидит дома и слушает музыку, от которой стены
трясутся. Трудный подросток, можно сказать... Да, в общем, ее домашний
учитель так и говорит. Ни с кем из окружающих она не ладит. А к тебе
привязалась. Почему?
- И действительно, почему? - повторил я.
- Сошлись характерами?
- Может, и так...
- Что ты думаешь о моей дочери?
Перед тем как ответить, я ненадолго задумался. Было странное чувство,
будто меня проверяют на вшивость. Пожалуй, здесь лучше говорить откровенно.
- Трудный возраст. То есть, он сам по себе трудный, а тут еще и обстановка
в семье ужасная. В итоге все трудно настолько, что исправить почти
невозможно. Тем более, что об этом никто не заботится. Никто не хочет
брать ответственность на себя. Поговорить ей не с кем. Некому высказать
все, что в душе накопилось. Ей очень обидно и больно. Но нет никого, кто
бы эту боль развеял. Слишком знаменитые родители. Слишком красивая
внешность. Слишком много проблем на такие хрупкие плечи. Плюс некоторые
особенности ее психики... Сверхчувствительность, скажем так. В общем, она
отличается от других кое в чем. Но ребенок очень искренний. Я думаю, если
бы кому-то было до нее дело, она бы выросла очень неплохим человеком.
- Но никому до нее дела нет...
- Выходит, что так.
Он глубоко вздохнул. Потом оторвал руку от мочки уха и принялся
разглядывать кончики пальцев.
- Да, все так. Все ты верно говоришь... Я и сам это вижу - но поделать
ничего не могу. У меня связаны руки. Во-первых, когда мы с женой
разводились, она условие выставила. Чтобы отец не вмешивался в жизнь
дочери. И в разводных документах теперь так написано. Я и пикнуть не мог.
Я в то время по девкам бегал. Когда у самого рыльце в пушку - как тут
возразишь? Представь себе, даже для того, чтобы Юки сегодня приехала, Амэ
должна была дать разрешение... Черт-те что за имена - Амэ, Юки... Ну, в
общем, вот так получилось. Во-вторых, я уже говорил: Юки ко мне совсем не
привязана. Что бы я ей ни сказал - даже ухом не поведет. И в целом как
отец я оказался не у дел. Хотя дочь свою я люблю. Единственный ребенок,
что говорить. Только помочь ей ничем не могу. Руки связаны. Не
дотянуться...
И он снова уставился на зеленую сетку меж сосен. Совсем смеркалось. Лишь
мячи для гольфа все белели в траве, словно кто-то рассыпал по лужайке
корзину берцовых костей.
- Но вы же понимаете, что дальше так продолжаться не может! - сказал я. -
Мать ее по уши в работе, носится по всему свету, о ребенке подумать
некогда. Да и самого ребенка забывает где ни попадя. Бросает без денег в
отеле на Хоккайдо - и вспоминает об этом только через три дня. Три дня!
Ребенок кое-как возвращается в Токио, сидит один в квартире безвылазно, с
утра до вечера слушает рок и питается пирожными да всяким мусором из
"Макдональдса". В школу не ходит. Друзей нет. Такую ситуацию, как ни
крути, нормальной назвать нельзя. Не знаю... Вы, конечно, вправе сказать:
мол, не лезь в чужую семью, без твоих советов обойдемся. Только ей от
этого легче не станет. Может, я рассуждаю слишком прагматично, или слишком
рационально, или с позиции упертого среднего класса?
- Да нет, ты прав на все сто, - произнес Хираку Макимура. И медленно
кивнул. - Все так. Мне тебе нечего возразить. Ты прав даже на двести
процентов. Именно потому я хотел с тобой посоветоваться. И потому же тебя
сюда пригласил.
Нехорошее предчувствие охватило меня. Лошадь пала. Индейцы больше не бьют
в свои тамтамы. Слишком тихо... Я потер пальцами виски.
- Я вот о чем. Ты бы, парень, присмотрел за Юки в ближайшее время, -
сказал он. - Да, в общем, и присматривать особо не требуется. Просто
встречайся с ней понемногу - и все. Каждый день по два-три часа. Ходите
куда-нибудь, ешьте вместе что-нибудь нормальное. И этого достаточно. А я
тебе за это буду платить. Как домашнему репетитору - с той лишь разницей,
что учить никого не нужно. Я не знаю, сколько ты зарабатываешь - но,
думаю, примерно столько же платить смогу. Все остальное время делай что
хочешь. Только два часа в сутки общайся с ней. Ну, как - интересное
предложение? Я и с Амэ по телефону уже все обсудил. Она сейчас на Гавайях.
Фотографирует. Я ей только идею подкинул - она сразу согласилась: мол, и
правда, нужно тебя попросить... Она ведь, по-своему, тоже за Юки всерьез
беспокоится. Просто человек не в себе немного. С нервами не все в порядке.
Но талантлива страшно! И потому у нее мозги иногда срывает. Как крышку у
парового котла. И тогда она забывает про все на свете. Ни одной реальной
проблемы решить не способна. С банальной таблицей умножения - и то не
справляется...
- Я не понимаю, - сказал я, вяло улыбаясь. - Вы что, ничего не видите?
Девочке нужна родительская любовь. Уверенность в том, что кто-то любит ее
от всего сердца, совершенно бескорыстно. Этого я ей дать не смогу никогда.
Такое могут только родители. Вот что нужно осознать очень четко и вам, и
вашей супруге. Это во-первых. Во-вторых, девочкам ее возраста во что бы то
ни стало нужны друзья одного с ними возраста и пола. Будь у нее именно
такая подруга, ей уже было бы гораздо легче. А я - мужчина, и гораздо
старше ее. Кроме того, ни вы, ни ваша супруга меня совершенно не знаете.
Тринадцатилетняя девочка - уже в каком-то смысле женщина. Очень красивая,
да еще и психика нестабильна. Как можно доверить такого ребенка абсолютно
незнакомому мужчине? Что вы знаете обо мне, скажите честно? Да меня только
что полиция задерживала по подозрению в убийстве! А если я человека убил,
что тогда?
- Так это ты убил?
- Конечно, нет! - возмутился я. Черт знает что: и папаша, и дочь задают
один и тот же вопрос... - Никого я не убивал.
- Ну, вот и хорошо. Я тебе верю. Раз ты говоришь, что не убивал - значит,
не убивал.
- А с чего это вы мне верите?
- У тебя не тот тип. Ты не способен убить человека. И ребенка изнасиловать
не способен. Сразу видно, - сказал Хираку Макимура. - К тому же, я доверяю
чутью своей дочери. У Юки, видишь ли, с раннего детства обостренная
интуиция. Не такая, как у всех. Как бы лучше сказать... Иногда даже
страшно становится. Такая способность, вроде медиума. Иногда кажется,
будто она видит то, что другим не видно. Знакомо тебе такое?
- В каком-то смысле, - ответил я.
- Думаю, это у нее от матери. Эксцентричность. Только мать эту энергию
направила в искусство. И получилось то, что называют талантом. А у Юки это
направить пока еще некуда. Вот оно и копится без всякой цели, и
переливается через край. Как вода из бочки... В общем, она вроде медиума.
Материнская кровь, я же вижу. Во мне, например, ничего подобного нет.
Совершенно. Всей этой эксцентричности. И потому ни жена, ни дочь не
принимают меня за своего. Да я и сам от жизни с ними вымотался - хуже
некуда. На женщин до сих пор смотреть не могу. Ты не представляешь, чего
мне стоило жить с этой парочкой под одной крышей! Амэ и Юки, будь все
проклято. То дождь, то снег. Как прогноз паршивой погоды на завтра... Я,
конечно, их обеих люблю. И сейчас еще звоню Амэ, болтаем с ней то и дело.
Но жить с ними двумя больше никогда не хочу. Настоящий ад. Если у меня и
был писательский талант когда-то - а он был! - эта жизнь сожрала его
подчистую. Честное слово. Хотя, должен сказать, какую-то часть времени я
держался неплохо. Разгребая сугробы. Качественно разгребая сугробы, как ты
верно заметил. Отличное выражение... Да, так о чем это я?
- О том, почему вы решили, что мне можно верить.
- Да... Я верю интуиции Юки. Юки верит тебе. Поэтому я верю тебе. И ты
можешь верить мне. Я не мерзавец. Иногда, бывает, пишу всякую ахинею, но
мерзавцем никогда не был... - Он снова откашлялся и сплюнул на землю. -
Ну, как - ты согласен? Присмотреть за Юки, я имею в виду. Все, что ты
говоришь, я понимаю прекрасно. Конечно, в обычной ситуации это должны
делать сами родители. Только эта ситуация - необычная. Как я уже сказал, у
меня связаны руки. И, кроме тебя, мне совершенно некого попросить.
Я долго сидел и смотрел, как тает пена в моем стакане. Совершенно не
представляя, что делать. Ну и семейка... Три шизофреника и их помощник
Пятница. Тоже мне, Космические Робинзоны""Семья космических робинзонов" -
американский комикс, по мотивам которого в 1960-х годах был снят
фантастический телесериал "Затерянные в космосе" (Lost in Space). В основе
сюжета - мытарства семьи Робинсон, скитающейся от планеты к планете в
поисках обратной дороги на Землю"...
- Я вовсе не против того, чтобы с нею встречаться, - сказал я. - Но только
не каждый день. Во-первых, у меня своих дел хватает, а кроме того, я
ненавижу встречаться с людьми по обязанности. Когда захотим, тогда и
увидимся. Денег мне ваших не нужно. Я сейчас не бедствую, да и с Юки мы
встречаемся, потому что друзья. А своих друзей я всегда угощаю сам. Вот
только на таких условиях мы с вами и договоримся. Мне тоже нравится Юки.
Иногда мы с ней очень весело проводим время. Но полностью отвечать за нее
я не могу. Надеюсь, это вы понимаете. Что бы с нею ни произошло - в
конечном итоге отвечать за это будете вы. Еще и поэтому я не хочу от вас
никаких денег.
Хираку Макимура слушал меня и кивал головой. С каждым кивком складки у
него под ушами слегка дрожали. Сколько ни играй в гольф - от этих складок
уже не избавиться. Здесь помогла бы лишь кардинальная смена образа жизни.
Но это ему уже не под силу. Если когда-то и было под силу, то очень давно.
- Я понимаю тебя. И уважаю твои принципы, - сказал он. - Но я вовсе не
собираюсь взваливать на тебя никакую ответственность. Не думай об
ответственности. Считай, что мы пришли к тебе на поклон и просим это
сделать, потому что иного выбора у нас нет. Заметь, я с самого начала ни
слова не сказал об ответственности. А вопрос денег можно обсудить и потом.
Я всегда возвращаю свои долги. Запомни это на будущее. А в данный момент -
может быть, ты и прав. Я доверяю тебе. Делай как хочешь. И если вдруг
деньги понадобятся - сразу свяжись или со мной, или с Амэ. Неважно. Ни я,
ни она в средствах не ограничены. Так что не стесняйся.
Я не ответил на это ни слова.
- Я сразу понял, что ты человек упрямый, - добавил он тогда.
- Да нет, не упрямый. Просто я действую в рамках своей системы, и все.
- Своя система... - повторил он. И снова ущипнул себя за ухо. - Сегодня
это уже не имеет смысла! Все равно что ламповый усилитель собственной
сборки. Чем тратить силы и время на то, чтобы это собрать, проще пойти в
аудиомагазин и купить себе новенький на транзисторах. И дешевле, и звучит
получше. И если сломается, сразу домой придут и починят. А будешь новый
покупать - и старый заберут по дешевке... В наше время нет места
индивидуальным системам. Согласен, было время, когда это представляло
некую ценность. Но сейчас - не так. Сейчас все можно купить за деньги. В
том числе и человеческое мышление. Сходил купил, что нужно - и подключаешь
к своей жизни. Очень просто. И сразу используешь в свое удовольствие.
Компонент "А" подключаешь к компоненту "Б". Щ„лк - и готово. Устарело
что-нибудь - сходил да заменил. Так удобнее. А будешь цепляться за "свою
систему" - жизнь тебя выкинет на обочину. По принципу: кто любит срезать
углы, тот мешает уличному движению...
- Общество развитого капитализма? - уточнил я.
- Вот именно, - кивнул Хираку Макимура. И вновь погрузился в молчание.
Стало совсем темно. Где-то по соседству нервно выла собака. Кто-то,
безбожно запинаясь, наигрывал на пианино сонату Моцарта. Хираку Макимура
сидел на ступеньках веранды, глубоко о чем-то задумавшись, и потягивал
пиво. Я же думал о том, что со дня моего возвращения в Токио встречаю
исключительно странных людей. Готанда, две первоклассные шлюхи (одна из
них умерла), два крутых полицейских инспектора, Хираку Макимура с его
помощником Пятницей... Чем дольше я всматривался в темноту сада под трели
пианино и собачьий вой, тем сильней мне казалось, что реальность вокруг
тает и растворяется в кромешной тьме. Вещи и предметы плавились,
перемешивались друг с другом и, утратив всякий смысл, сливались в один
общий Хаос. Элегантные пальцы Готанды на спине Кики; нескончаемый снег на
улицах Саппоро; Козочка Мэй, говорящая мне "ку-ку"; пластмассовая линейка,
шлепающая по раскрытой ладони полицейского инспектора; Человек-Овца,
поджидающий меня во мраке гостиничных коридоров - вс„ теперь сливалось в
единое целое... Может, я просто устал? - подумал я. Но я не устал. Просто
реальность вокруг меня вдруг растаяла. Растаяла и собралась в один
хаотический шар. Нечто вроде космической сферы. При этом пианино все
тренькало, а собака все выла. И кто-то пытался мне что-то сказать. Кто-то
пытался мне что-то...
- Эй, - позвал меня Хираку Макимура.
Я поднял голову и посмотрел на него.
- А ведь ты знал эту женщину, верно? - сказал он. - Ту, которую
задушили... Я в газете прочел. Это же в отеле случилось? Ну вот. Писали,
что ее личность не установлена. Что в ее сумочке нашли только чужую
визитку, и что с хозяином визитки проводится дознание. Фамилии твоей не
указано. Как мне сказал адвокат, полиции ты заявил, что ничего не
знаешь... Но ведь ты что-то знаешь, правда?
- Почему вы так думаете?
- Да так... - Он подобрал с земли клюшку для гольфа, выставил ее перед
собой, словно меч, и продолжал говорить, пристально глядя на острие
воображаемого клинка. - Показалось. Будто ты кого-то покрываешь, чего-то
недоговариваешь. Интуиция, если хочешь. И чем дольше я с тобой говорю, тем
больше мне так кажется. Ты весьма привередлив по мелочам - но небрежен в
обобщениях. Есть у тебя такая манера, словно мыслишь по заданному образцу.
Любопытный характер. Чем-то на Юки похож. По жизни с трудом пробираешься.
Окружающим понять тебя трудно. Оступился, упал - вся жизнь под откос, и
никто тебе не поможет. В этом вы с Юки два сапога пара. Вот и на этот раз
- считай, тебе крупно повезло. Гиблое это дело - полицию за нос водить.
Сегодня ты выкрутился, но нет никаких гарантий, что выкрутишься и завтра.
"Своя система мышления" - вещь неплохая, но если за нее все время
цепляться, можно и лоб расшибить. Не те сейчас времена...
- Я-то как раз не цепляюсь, - сказал я. - Скорее, это как движения в
танце. Рефлекторные. Голова не думает, а тело помнит. И когда звучит
музыка, тело само начинает двигаться, очень естественно. И даже когда
вокруг все меняется - не важно. Танец очень сложный. Нельзя отвлекаться на
то, что вокруг происходит. Начнешь отвлекаться - собьешься с ритма. И
будешь просто бездарностью. "Не в струю"...
Хираку Макимура помолчал, глядя на кончик клюшки в вытянутой руке.
- Странный ты, - сказал он наконец. - Что-то ты мне напоминаешь... Но что?
- И действительно - что? - пожал я плечами. Ну, в самом деле, что я мог
ему напоминать? Картину Пикассо "Голландская ваза и три бородатых
всадника"?
- Но в целом, не скрою: ты мне понравился, и я тебе доверяю. Так что уж
сделай милость, присмотри за Юки. А придет время - я тебя отблагодарю.
Свои долги я возвращаю всегда. Это я, по-моему, уже сказал?
- Да, я слышал...
- Ну, вот и хорошо, - подытожил Хираку Макимура. И небрежным жестом
прислонил клюшку