и  этим
все сказано. С женщинами невозможно жить в мире и спокойствии. И  потому
он сбежал от нее, так что теперь сам себе  хозяин,  с  головой  уйдет  в
работу,  а  сексуальную  энергию  прибережет  для  таких  вот  случайных
интрижек с похотливыми сучками вроде англичаночки Сандры. Пусть бедняжка
и не вышла сиськами, но в кровати такое выделывает! Просто ненасытна.
   Вот за такие разговоры Моррис и не любил мужские компании.
   - А она знает? - вежливо спросил он. - О том, что для вас  это  всего
лишь курортный роман?
   - Сандра? Нет.  Талдычит,  что  поселится  в  Вероне,  этакая  верная
подруга художника.
   Джакомо захохотал. (Господи,  этот  человечек  страшен  как  смертный
грех. Маленький, колченогий, волосатый как черт, с типичным южным лицом,
похожим на жеваную ириску. Жуткий карла из сказки да и только.)
   Что же делать... Что же делать?!
   - Но если нужно, я всегда готов сказать бабе в лицо: так, мол, и так,
милая моя, на меня не рассчитывай. Чтобы быть добрым, иногда  приходится
быть жестоким, - таков мой  девиз,  Моррис.  А  как  у  вас  Массиминой?
Славная девчушка. Вы отличная пара! - И, не  дав  Моррису  открыть  рта,
Джакомо спросил, чуть понизив голос:
   - Как насчет того,  чтобы  объединиться  и  все  такое?  -  Его  лицо
перекосилось хитрой усмешкой. - Я хочу  сказать,  хорошая  компания  еще
никому не мешала, делили бы все поровну. Сандра обожает такие фокусы, да
и вы ей приглянулись, все уши прожужжала, до  чего  вы  милый.  Мол,  вы
сильно отличаетесь от тех снобов,  к  которым  она  привыкла  у  себя  в
Англии. Если  хотите,  мы  можем  даже  сфотографироваться  вчетвером...
Никаких запретов. Так сказать, поделимся прибылью.  Развлечемся  на  всю
катушку, обещаю!
   Потрясенный до глубины души, Моррис судорожно  сглотнул.  Неужто  эта
обезьяна  толкует  о  тех  мерзостях,  что  печатаются  в   непристойных
журнальчиках?  (Если  на  то  пошло,  что-то  вроде  этого  он  видел  в
"Пентхаусе"  негодяя  Картуччо:  троица  сплелась  в  клубок,  а  кто-то
четвертый их снимает. Гнусь какая...)
   - Ну,  что  скажете,  дорогой  мой?  Ох,  и  здорово  заводит,  когда
трахаешься в компании! - Джакомо довольно хохотнул. - Ты их и в рот, и в
жопу, а тебя...
   - Вообще-то мы влюблены друг в друга, - прохрипел Моррис. Его мутило.
- Честно говоря, мы... - Комок  тошноты  застрял  где-то  под  грудиной.
Моррис отчаянно пытался совладать с собой. - Мы  собираемся  пожениться,
как только ей исполнится восемнадцать. Через шесть недель...
   Только ничего не трогай в номере. Ничего-ничего-ничего...
   - Ну, раз так, поздравляю! - Джакомо  изогнулся  в  быстром,  нелепом
поклоне, затем резко сменил тему:
   - Надеюсь, полиция не станет больше  досаждать  влюбленным  голубкам.
Газета вон там, можете взглянуть.  А  я  приготовлю  что-нибудь  выпить.
Хотите мартини?
   Он вышел в дверь, за которой, по всей видимости,  находилась  ванная.
Моррис быстро оглядел комнату.
   Что делать, что делать, что делать... Должен же  существовать  другой
выход, все равно какой...
   - Удивительное дело, да? - крикнул Джакомо, звеня в ванной стаканами.
- Нам надо позвонить в справочную и узнать телефон веронской квестуры. А
то позвонишь местной полиции, а там даже не поймут, о чем идет речь. Они
только нудистов на пляжах горазды ловить.
   Газета лежала на кровати, развернутая на обличающей странице.  Моррис
взял ее и нарочито зашелестел. Настольная  лампа...  нет.  Стул...  нет.
Радиоприемник. Нет. Комната была почти  пустой.  Журнал  "Фотографо"  на
трюмо, на обложке обнаженная женщина.
   У него лишь несколько секунд!
   Боже милостивый, должно же быть что-нибудь? Пресс-папье?  Пресс-папье
- это классика. Нет тут пресс-папье.
   Что же делать... что же делать... Господи, что же делать?!
   - С водкой или без?
   - С водкой. - Вместо слов с губ сорвался невразумительный хрип.  Надо
что-то сказать о проклятой статейке. Преодолев немоту, Моррис прокричал:
   - Просто  невероятно!  Какой-то  чокнутый  ублюдок  послал  письмо  с
требованием выкупа.
   Цветочный горшок, цветочный горшок... Цветочный горшок. Какой фарс!
   В высоком глиняном  горшке  обитало  какое-то  тропическое  растение.
Моррис осторожно поднял горшок. Тяжелый... Но сумеет ли он? Сумеет ли?..
Ведь никогда, никогда у него и в мыслях не было  ничего  такого.  Моррис
Дакворт,  отличник  и  маменькин  сынок,  маргаритка,  как  его  называл
папочка...
   Он уже стоял сбоку от приоткрытой двери в ванную.  Джакомо  составлял
стаканы на поднос. Нелепость.  Пошлый  телевизионный  спектакль.  Дурной
вкус. Он поднял горшок над  головой,  стиснул  зубы  и  попытался  унять
трясущиеся руки. Фарс, фарс, фарс...  Если  вчера  его  снедал  жар,  то
сегодня трясет от холода. Мышцы и сухожилия  отказывались  повиноваться.
Ягодицы словно одрябли.
   Верхние  листья  растения  зашелестели,  коснувшись  потолка.   Дверь
открылась шире, появилась курчавая голова Джакомо, и Моррис  обрушил  на
нее горшок, вложив в удар весь свой страх и всю  свою  ненависть.  Всего
себя без остатка. Горшок разлетелся на части, и Джакомо медленно осел на
пол, в  мешанину  из  разбитых  стаканов,  глиняных  черепков,  земли  и
листьев. Он даже не вскрикнул, лишь судорожно дернулся, перевернулся  на
бок и только  потом  испустил  протяжный,  низкий  стон.  Жив...  Взгляд
Морриса заметался по комнате в поисках нового орудия.  Босоножками  ведь
не ударишь. Боже, все равно что на кухонном столе подпрыгивает форель, а
у тебя под рукой нет скалки.  Наконец  в  гениальном  озарении  (ибо  он
гений,  гений,  гений)  Моррис  повернулся  к  кровати.   Подушка.   Ну,
конечно... Подушка!
   Перевернув поскуливающего Джакомо на спину,  Моррис  опустил  ему  на
лицо подушку в лимонной наволочке и навалился сверху всем телом. Джакомо
почти не сопротивлялся, лишь  дернулся  разок,  на  мгновение  безвольно
вскинув руку. Моррис посмотрел на часы, выждал точно две  минуты,  затем
ослабил давление. И крови-то лишь  жалкая  тоненькая  струйка.  Он  взял
запястье Джакомо и попытался  нащупать  пульс.  Ничего.  Десять  секунд,
двадцать. Ничего! Моррис встал. Он не станет убирать с лица подушку,  не
станет. Запросто обойдется без этого зрелища. Все тело  было  во  власти
ватной слабости, он с трудом доковылял до кровати, лег навзничь и закрыл
глаза, пытаясь побороть очередной приступ тошноты.
   Пять минут, только пять минут, и все будет в порядке. Он должен  уйти
до прихода Сандры. Или нет? Дождаться? Полное безумие... Слава богу, что
Джакомо был таким ничтожеством. Да и Сандра... Обмениваться  партнерами!
Обожает такие фокусы... Сука. Значит, я сильно отличаюсь от тех  снобов,
к которым ты привыкла у себя в  Англии...  Тварь.  Гнусная  тварь.  Пора
уходить. Или остаться... Руки ходили ходуном. А что подумает  Массимина?
Кто знает, что ей взбредет в голову.  Нет,  надо  убираться  отсюда.  Но
сначала придать правдоподобие этому хаосу.
   Моррис с  трудом  поднялся  и  шагнул  к  Джакомо,  нагнулся,  ощупал
передние карманы джинсов. На ткани ведь не остается отпечатков,  правда?
Пусто. Он сунул руку под туловище. Бумажник оказался в  заднем  кармане.
Прижав подушку к лицу Джакомо, Моррис  попытался  перевернуть  тело.  До
чего ж тяжел этот карлик. Моррис оставил в покое подушку и двумя  руками
дернул мертвеца. Подушка соскользнула на пол, но Джакомо уже лежал лицом
вниз. Моррис выдернул бумажник и сунул его себе в карман. Теперь к ящику
трюмо. Вывалив его содержимое на пол,  он  разворошил  ногой  косметику,
духи, мелкие монеты... Ничего ценного. Так, что дальше? Шкаф.  В  нижнем
отделении лежали фотоаппараты, объективы и  прочая  фотоутварь.  Быстрый
взгляд в окно. Небо проясняется, вот-вот  выглянет  солнце.  Пластиковый
пакет, вот что ему нужно. Моррис огляделся по сторонам. Ничего. Тогда  в
ванную. Пакеты обычно вешают на ручку шкафчика,  чтобы  складывать  туда
салфетки и прочий мусор. Использованные презервативы. Вот свиньи!  Вода.
Ему нужна вода, вода, вода. Захлебываясь,  он  припал  к  крану,  и  тут
понял, что мог оставить на  трюмо  и  дверце  шкафа  отпечатки  пальцев.
Проклятье. Тряпка. Найти  тряпку  и  хорошенько  все  вытереть.  Тряпка.
Простыня.  Он  схватил  пакет,  выскочил  в  комнату,  сложил  в   пакет
фотоаппараты, затем бросил туда же бумажник.  Быстро  стереть  отпечатки
и...
   От стука в дверь он окаменел.
   - Джакомо?
   Ну почему он не слышал шагов? Почему, почему, почему...
   - Джакомо, это я.
   - Vengo. <Иду (итал.)>
   Ни на размышления, ни на сомнения  времени  нет...  Моррис  шагнул  к
двери, выдернул  из  пакета  массивный  телеобъектив;  пальцы  коснулись
дверного замка.
   Футболка, под которой нет лифчика, и  короткая  белая  плиссированная
юбочка; рука сжимает сверток. Новое бикини, наверное.
   - Моррис!
   Сандра не видела Джакомо на полу - тот лежал справа от двери - и  тем
не менее тотчас почувствовала неладное.
   - Моррис, что вы...
   Он отступил. Надо впустить ее в номер и, закрыть дверь.
   - Джакомо пригласил меня выпить.
   Сандра шагнула через порог и  замерла.  Расширившиеся  глаза  обежали
черепки, осколки, землю и остановились на... Она стремительно  метнулась
обратно, но Моррис оказался проворнее. С  неожиданной  для  самого  себя
силой он схватил упирающуюся Сандру за руку, втащил в комнату и  яростно
швырнул на пол. Голова с гулким  стуком  ударилась  о  каменные  плитки,
Сандра закричала. Объектив отлетел в сторону  и  замер,  зацепившись  за
уродливую ногу Джакомо. Моррис ринулся к нему.
   -  Нет!  -  взвизгнула  Сандра,  приподнимаясь.  Вместо  того   чтобы
попробовать защититься, она  схватилась  за  край  коротенькой  юбчонки,
задравшейся почти до пупа,  и  попыталась  натянуть  ее  на  колени.  Ее
аристократическое,  вытянуто-зубастое  лицо  побелело  от  неподдельного
изумления. Словно все это он затеял лишь ради того,  чтобы  изнасиловать
ее! Какое тщеславие!
   Моррис прицельно ударил объективом по светло-пепельной голове.
   - Нет! - снова завизжала Сандра, вскидывая руки.
   Он ударил еще раз, теперь в висок, потом третий,  четвертый,  он  бил
снова  и  снова.  В  каждый  удар  он  вкладывал  всего  себя,  бил   до
изнеможения, до бессильной  дрожи  в  мышцах.  Внезапно  хлынула  кровь,
темная, почти черная. Он дернулся было к подушке, но потом понял, что  в
этом нет  нужды.  Лицо  Сандры  выглядело  абсолютно  спокойным,  зрачки
съехали к уголкам  глаз  и  застыли,  окровавленные  губы  изогнулись  в
уродливой полуулыбке, обнажив осколки зубов.  Моррис  глубоко  вздохнул,
подошел к приоткрытой двери - господи, ведь кто угодно мог пройти  мимо,
- подобрал пакет, сунул в него объектив  и  вышел,  захлопнув  за  собой
дверь.
   Кабина лифта по-прежнему находилась на этаже, похоже, после Сандры ее
никто не вызывал. Моррис спустился в вестибюль,  проскочил  мимо  стойки
портье, как ему показалось, незамеченным и собрался было толкнуть дверь,
но тут его пригвоздила к месту ужасная мысль. Газета... Он ведь  оставил
в номере "Арену". Боже правый! Он привалился к стене,  щедро  украшенной
лепниной. Газета развернута на той самой странице.... Там, где черным по
белому  написано  о  похищении,  словно  специально  для  полиции.  Надо
вернуться.
   Зачем же он это сделал? Зачем? Ведь самое время было выйти из игры  и
первым рейсом умотать в Англию.
   Неужели ему так хотелось остаться с Массиминой? Ну нет...
   Он посмотрел  на  часы,  подождал  бесконечные  десять  минут,  чтобы
наверняка убедиться, что никто не поднял тревогу. Видимо, на крики  этой
дряни ни один человек не обратил внимания. Возможно, они вовсе и не были
такими уж громкими. Затем быстро двинулся через  вестибюль.  Девушка  за
стойкой хихикала в телефонную трубку, ничего не видя и не слыша  вокруг.
Лифт... Кабины внизу нет! Моррис увидел справа лестницу и заставил себя,
сцепив зубы, преодолеть три лестничных пролета непринужденным, спокойным
шагом. Он просто войдет в номер, возьмет с кровати "Арену", положит ее в
пакет, протрет трюмо, шкаф, раз уж он вошел (и кран, обязательно кран!),
а потом снова выйдет.
   Но дверь оказалась заперта. На мгновение Морриса охватила паника.  Он
выронил пакет, схватился за ручку и налег на нее.  Как  же  это  он  мог
свалять такого дурака, как же он мог забыть, что у замка  есть  защелка!
Ну почему  он  не  забрал  ключ?  Выходит,  он  всего  лишь  бестолковый
любитель, запутавшийся мальчишка, и если его теперь схватят, то ему  уже
не выкрутиться. Следовало во всем признаться Джакомо и выйти из  игры  с
наименьшими потерями: отправить девчонку домой и вернуться в Англию. Или
согласиться на групповуху и предложить Джакомо половину выкупа  в  обмен
на молчание. Да эта свинья хрюкала бы от счастья,  у  мерзавца  на  роже
было написано, что он мать родную продаст, лишь бы забраться девчонке  в
трусы. У него, у Морриса, есть хотя бы представления о порядочности.
   Пока мысли эти вихрем проносились в голове, Моррис остервенело дергал
дверную ручку; в чувство его привел скрип  лифта.  Он  подхватил  пакет,
рванулся к лестнице и  едва  успел  нырнуть  за  угол,  как  в  коридоре
показалась немолодая пара. Они остановились у соседней с номером Джакомо
двери, смеясь и переговариваясь  по-немецки.  Моррис  осторожно  высунул
голову, выжидая момент, когда можно будет  снова  наброситься  на  дверь
(надо бы попробовать вскрыть замок),  но  парочка  страстно  обнималась,
прислонившись к стене,  -  и  это  несмотря  на  свой  почти  преклонный
возраст!
   Вот тут-то, томясь от ожидания, Моррис и заметил пятна, темневшие  на
сверкающих мраморных плитках, которыми был выложен пол; он  пригляделся:
багровые пятна тянулись по всему коридору. Он долго смотрел на  них,  не
понимая, что это такое, потом медленно поднял ногу и взглянул на подошву
туфли. Весь носок был липким  от  крови.  Стоя  на  одной  ноге,  Моррис
покачнулся и едва не потерял сознание.  Он  схватился  за  металлические
перила и, чтобы прийти в  себя,  сделал  несколько  глубоких  вдохов.  В
глазах на несколько секунд потемнело, в черепе цветным заревом полыхнула
боль. Как получилось, что эти двое не заметили пятен? Наверное, он  и  в
вестибюле наследил. Дрожащими руками он стянул испачканную туфлю,  затем
другую, сунул их в пакет  -  к  бумажнику,  фотоаппаратам  и  проклятому
объективу (невольно отметив прилипший к нему клок светлых  волос)  -  и,
дыша  как  загнанная  лошадь,  боже-боже-боже,  почему  так  не  хватает
воздуха, помчался вниз по ступеням. На лестнице ему никто не попался, но
в вестибюле было полно народу. Наступило время обеда,  и  постояльцы  не
торопясь  шествовали  в  ресторан,  к  вращающимся  дверям   в   глубине
вестибюля.  Моррис  обогнул  людей,  толпившихся  у  стойки  портье,   и
выскользнул на улицу.
   Ветер разогнал тучи, яркий  солнечный  свет  заливал  все  вокруг,  и
асфальт под ногами уже начал плавиться.  Моррис  нырнул  в  тень  чахлой
сосны и быстро осмотрел на себе одежду. На белых хлопчатобумажных брюках
чуть ниже колена темнело маленькое пятнышко крови, еще одно - на  правом
рукаве. План, нужен план. Он должен немедленно составить план и во  всем
разобраться. Моррис посмотрел на часы. Двенадцать с четвертью. Массимина
одна уже почти два часа. Он быстро двинулся  к  каналу,  сообразил,  что
идет не в ту сторону, и повернул обратно. Асфальт жег ноги, но на бег он
перейти не смел,  чтобы  не  привлекать  к  себе  внимания;  приходилось
передвигаться дерганой рысью. Внезапно сбоку с оглушительным лаем к нему
рванулась какая-то псина.
   - Малышке не нравятся  босые  ноги,  -  хохотнул  хозяин,  оттаскивая
собаку.
   Моррис попытался улыбнуться в ответ. Тщетно. Парню небось показалось,
что босой прохожий глянул на него волком.
   Вода сверкала  на  солнце  ослепительными  бликами,  с  канала  несло
соляркой, тухлой рыбой и морем. Моррис спрыгнул на  причал,  у  которого
теснились привязанные к кольцам разноцветные рыбацкие лодки.  То  здесь,
то там дребезжал компрессор, рыбаки возились с  сетями,  перебрасывались
шутками. Идиллия! Моррис прошел добрых  двести  ярдов,  почти  до  конца
пирса,  пока  не  остался  в  полном  одиночестве,  и  только  тогда  он
остановился.  Запустил  руку  в  пакет,  стараясь  не  притрагиваться  к
объективу и окровавленным  туфлям,  нашарил  бумажник  Джакомо.  Теперь,
когда все кончено, можно получить и гонорар за преступление. В бумажнике
оказалось всего  двадцать  тысяч  лир.  Документы,  водительские  права,
билеты на паром  Бриндизи-Игуменица,  полароидная  карточка,  с  которой
улыбались довольно миловидная женщина и два малыша, еще  один  снимок  -
обнаженная смуглая красотка сидит,  скрестив  ноги  и  закинув  руки  за
голову, так что соски смотрят прямо в камеру. Красотка не походила ни на
женщину с детьми, ни тем более на Сандру,  и  Моррис  с  удовлетворением
отметил еще одно подтверждение полной безнравственности Джакомо.  (Будем
считать, что он убил его ради бедной жены и ради всех тех, кого соединил
Бог...) В маленьком кармашке на кнопке обнаружился завернутый  в  тонкую
бумагу крошечный серебряный святой святой Христофор на  тонкой  цепочке,
обмотанной вокруг старого, поношенного обручального кольца.
   Моррис взял двадцать тысяч - деньги есть деньги,  -  паромные  билеты
(на всякий случай) и зачем-то - Святого Христофора.  Сунул  документы  и
кольцо обратно в бумажник, бумажник -  в  пакет,  а  ручки  пакета  туго
связал вместе. Оглянувшись,  он  отступил  на  несколько  шагов,  сделал
легкий разбег и швырнул пакет  в  канал.  Под  весом  фотоаппаратов  тот
камнем пошел ко дну.

***

   - Это мне?! - Массимина едва не прыгала от восторга. - Морри-ис!
   - Потому я и задержался.
   Моррис чувствовал себя совершенно вымотанным. Он и не  помнил,  чтобы
когда-нибудь так уставал. Полиция в два счета догадается,  что  к  чему,
когда обнаружит рядом с трупами газету,  развернутую  на  странице,  где
говорится о похищении. Он без сил рухнул на кровать.
   - А потом я споткнулся о бордюр и порвал туфлю, битых полчаса ушло на
поиски новых, но, когда нашел, выяснилось, что все деньги я потратил  на
святого Христофора.
   - Quanto sei caro! <Какой ты милый!  (итал.)>  -  весело  рассмеялась
Массимина.
   Интересно, вяло подумал Моррис, сколько еще историй можно  придумать,
объясняя, почему  он  заявился  домой  без  башмаков,  но  с  серебряной
безделушкой в кармане.  Порой  убийство  способно  обернуться  настоящим
кошмаром.
   - Он будет  защищать  нас  в  пути,  -  серьезно  сказала  Массимина,
застегивая на шее цепочку. А вот это ему и в  голову  не  могло  прийти.
Уместно, просто до жути уместно.
   Массимина  порхнула  к  Моррису,  дабы  запечатлеть   на   его   щеке
благодарный поцелуй, но он вдруг вспомнил про капельки крови на  одежде,
и, оттолкнув девушку, вскочил на ноги.
   - Ужас, последние дни потею как свинья. Одежда насквозь провоняла.
   Их  душный  номер  был  типичен  для  дешевых  пансионов:  некрашеный
деревянный пол, двуспальная кровать, гардероб и крошечный  столик,  а  в
углу раковина с зеркалом. Моррис  открыл  кран,  стянул  с  себя  брюки,
расстегнул рукав рубашки, не раздумывая погрузил  их  в  воду  и  быстро
начал тереть пятно на штанине о пятно на манжете. Отметины  почти  сразу
растворились и исчезли. Вот тебе и пособие  "Как  избавиться  от  следов
преступления". Нет ничего проще, чем смыть пятнышко крови.
   Он обернулся за полотенцем и  очутился  лицом  к  лицу  с  обнаженной
Массиминой. Скомканная жемчужно-серая юбка валялась у ее  ног  вместе  с
красной футболкой. Белья на ней, похоже, и не было. Под волнующе-изящной
линией живота темнели густые и  такие  колючие  с  виду  волосы.  Моррис
застыл. Он слишком устал для решения  новых  проблем.  Медленно  вытирая
руки, он не сводил с девушки напряженного взгляда.
   Комната была очень темной. Здание на другой стороне  старинной  узкой
улочки преграждало п