рнемся в мою  веронскую  квартиру,  поселим
его в гостиной.
   - Ottimo! <Превосходно! (итал.)>
   И она покраснела под мелькающими ножницами. Если отец будет  спать  в
гостиной, то, значит, они -  в  спальне,  в  одной  кровати.  Она  будет
замужней дамой. И быть может, даже  в  положении.  Десятого  августа  ей
исполнится восемнадцать. Что,  если  к  девятнадцати  годам  она  станет
матерью?..  Массимина  открыла  рот,  чтобы  сказать  что-то   еще,   но
парикмахерша мягко наклонила девушке голову, и та промолчала.
   "УВАЖАЕМЫЕ СТРАДАЛЬЦЫ", - осмелился наконец Моррис.
   Черновик он набрасывал по-английски -  на  тот  случай,  если  листок
попадется на глаза Массимине. Предполагается ведь, что он пишет отцу.  А
с ее способностями к языкам ей никогда не разобрать ни единого слова.
   УВАЖАЕМЫЕ СТРАДАЛЬЦЫ, ТАК КАКУЮ ЦЕНУ  ВЫ  ГОТОВЫ  ЗАПЛАТИТЬ  ЗА  СВОЮ
ПРОПАВШУЮ МАЛЫШКУ? ЧЕСТНО ГОВОРЯ, МНЕ  КАЖЕТСЯ,  ЧТО  РОВНО  MILIARDO  -
СОВСЕМ НЕ МНОГО, ОНА ВЕДЬ ТАК ОЧАРОВАТЕЛЬНА И ПРЕЛЕСТНА. КАК РАЗ  СЕЙЧАС
Я ЛЮБУЮСЬ ЕЕ КРАСИВЫМ ЛИЧИКОМ. О, ЭТИ РОСКОШНЫЕ ВОЛОСЫ!
   Что, если положить в конверт локон?  Отличная  мысль!  Моррис  быстро
наклонился и сгреб с пола немного волос. Распрямляясь, он  перехватил  в
зеркале взгляд девушки и неохотно поднес темную прядь к губам. Массимина
смущенно зарделась. Какая сладкая штука любовь, не так ли?
   РОВНО МИЛЛИАРД, НЕ СТОЛЬ УЖ ВЫСОКАЯ ЦЕНА, НО  ДРУЗЬЯ  УГОВОРИЛИ  МЕНЯ
СДЕЛАТЬ НЕБОЛЬШУЮ СКИДКУ - ВЕДЬ ДЕНЬГИ ДЛЯ ВАС ВСЕ, НЕ ТАК ЛИ?
   Будут знать  эти  скоты,  как  устраивать  ему  проверку.  А  он  еще
выворачивался наизнанку, чтобы угодить им.  Господи,  да  он  даже  этой
хромоногой ведьме руку предложил!
   ИТАК, МЫ ГОТОВЫ ОСТАНОВИТЬСЯ РОВНО НА ВОСЬМИСТАХ МИЛЛИОНАХ  ЛИР  (800
000 000) ПРИ УСЛОВИИ, ЧТО ИХ ДОСТАВЯТ БЫСТРО И  БЕЗ  ОБМАНА.  И  НИКАКИХ
ПОДВОХОВ! ЛЮБАЯ ПОПЫТКА ВПУТАТЬ В ДЕЛО ПОЛИЦИЮ  ИЛИ  РАССТАВИТЬ  ЗАПАДНЮ
ЛИШЬ ПРИВЕДЕТ К ТОМУ, ЧТО МЫ БУДЕМ НЕРВНИЧАТЬ, А  ЭТО  МОЖЕТ  ОБЕРНУТЬСЯ
САМЫМИ ТРАГИЧЕСКИМИ ПОСЛЕДСТВИЯМИ ДЛЯ ОДНОЙ ХОРОШО  ИЗВЕСТНОЙ  НАМ  ВСЕМ
КУКОЛКИ. ВРЯД ЛИ ВАМ НРАВИТСЯ  ПРОЧЕСЫВАТЬ  ДНО  РЕКИ?  ИЛИ  КОПАТЬСЯ  В
МУСОРНЫХ БАКАХ? ЧТО, ЕСЛИ  ПОД  ЭСТАКАДОЙ  НАЙДУТ  ПЛАСТИКОВЫЕ  МЕШКИ  С
ОТРЕЗАННЫМИ КОНЕЧНОСТЯМИ? ВЫБОР ЗА ВАМИ, УВАЖАЕМЫЕ. ВОСЕМЬСОТ  МИЛЛИОНОВ
ЛИР ВПОЛНЕ РЕАЛЬНАЯ СУММА, У ВАС ВЕДЬ ЕСТЬ И РОДСТВЕННИКИ,  И  ДРУЗЬЯ  И
ОБШИРНЫЕ СВЯЗИ. УЖ ПОСТАРАЙТЕСЬ.
   (В конце концов, это  же  всего-то  жалких  четыреста  тысяч  фунтов.
Безделица!)
   В КУПЮРАХ ДОСТОИНСТВОМ НЕ ВЫШЕ 50  000  ЛИР.  РАЗУМЕЕТСЯ,  КУПЮРЫ  НЕ
ДОЛЖНЫ БЫТЬ НОВЫМИ.
   Моррис  откинулся  на  спинку  стула,  разглядывая  в  зеркале   лицо
Массимины, и попытался разделить восемьсот миллионов на пятьдесят тысяч.
Господи, до чего же дурацкая валюта! Так, нули сокращаем... Теперь делим
восемьсот тысяч на пятьдесят. Или  восемь  тысяч  на  пять.  Шестнадцать
тысяч. Моррис попытался представить шестнадцать тысяч банкнот. Увесистая
пачка, это уж точно. Дьявол,  куда  же  ее  положить?  Один-единственный
правильно рассчитанный удар - и весь мир у твоих ног! А дальше,  с  умом
вложив капитал, ты обеспечен на  всю  жизнь,  -  на  жизнь,  посвященную
искусству и праздности.  Возможно,  он  даже  напишет  книгу.  О,  какую
дьявольскую уверенность он тогда ощутит! Хоть по воде ходи яко посуху. И
папочка, наконец, узнает, у кого  голова  на  плечах  имеется  -  Моррис
вернется и купит старикану шикарную квартирку в Илинге. А  своей  книгой
даст ему хорошего пинка под зад. Он назовет  ее  "Распрямляя  плечи".  А
потом, когда уже не будет нужды в  деньгах,  он  сможет  посвятить  себя
добрым делам: сиротским приютам и прочей ерунде,  что  в  такой  цене  у
публики, и...
   -  Морри!  -  Массимину  поместили  под  сушку,  обернув  ей   голову
полотенцем. - Почему ты пишешь такими большими буквами?
   Полотенце скрывало пышные волосы, и девушка выглядела  совсем  иначе:
круглое  лицо  казалось  озорнее,  темные  глаза  лукаво  блестели,  нос
заострился, щеки в брызгах веснушек напоминали зрелые яблоки.
   Моррис почувствовал, что кровь вдруг прихлынула к щекам.
   - У моего отца...  э-э...  плохое  зрение.  Все  время  забываю,  что
обычный почерк он разбирает с трудом, - поспешно  добавил  он,  вспомнив
про бисерные буквы, которыми покрывал открытки к родителю.
   - Ты рассказываешь ему обо мне?
   - Конечно.
   - Прочитай, что ты там пишешь. Пожалуйста, Морри! Переведи.
   Но гул включившегося фена заглушил ее слова, и Моррис смог  вернуться
к работе.
   ...ДОСТОИНСТВОМ НЕ ВЫШЕ 50 000 ЛИР. РАЗУМЕЕТСЯ, КУПЮРЫ НЕ ДОЛЖНЫ БЫТЬ
НОВЫМИ. ДЕНЬГИ, ЗАВЕРНУТЫЕ В ОБЕРТОЧНУЮ БУМАГУ, НУЖНО ПОЛОЖИТЬ...
   Нет, это ужасно. Оберточная бумага - это ужасно. Пошло. Гений  обязан
найти какой-нибудь блестящий ход. И указать такое место, где  невозможно
устроить засаду. Может, общественный транспорт?
   Моррис вгляделся  сквозь  полумрак  парикмахерской  в  угол,  где  на
кафельном полу темнели срезанные волосы. Шелковистые черные и золотистые
пряди, безжалостно растоптанные тусклым светом. Где же... Где же...  Где
же? Именно  механизм  получения  выкупа  -  самое  тонкое  место  любого
похищения. Он видел немало  фильмов,  где  человек,  доставивший  выкуп,
подходит к телефонной будке и ждет звонка от  похитителя,  а  тот  стоит
себе на ближайшей эстакаде, наблюдает и приказывает:  перейди  в  другую
телефонную будку, потом еще и т.д. Но  в  одиночку  Моррису  с  этим  не
справиться. Особенно, когда под  ногами  путается  Массимина.  Посасывая
карандаш, он поднял взгляд и наткнулся на веселую улыбку девушки; из-под
колпака сушки Массимина послала ему воздушный поцелуй. Моррис  улыбнулся
в ответ.  Этакой  ободряющей  улыбкой,  мол,  ты  выглядишь  потрясающе,
дорогая....
   И тут его осенило.
   ДЕНЬГИ НУЖНО ОБЕРНУТЬ В БУМАГУ И ПОЛОЖИТЬ В  ОБЫЧНУЮ  ДОРОЖНУЮ  СУМКУ
ПОД СТОПКУ АККУРАТНО  СЛОЖЕННОЙ  ОДЕЖДЫ.  СУМКА  ДОЛЖНА  ЗАКРЫВАТЬСЯ  НА
МОЛНИЮ, И ТОЛЬКО. НИКАКИХ ЗАМКОВ, БОМБ ИЛИ ПОДВОХОВ. ПЕРВОЙ  ЕЕ  ОТКРОЕТ
МАССИМИНА. ВЫ ПОЛОЖИТЕ СУМКУ НА БАГАЖНУЮ ПОЛКУ В ПЕРВОМ  ПО  СЧЕТУ  КУПЕ
ПЕРВОГО КЛАССА ЭКСПРЕССА МИЛАН-ПАЛЕРМО, КОТОРЫЙ ОТПРАВЛЯЕТСЯ  ИЗ  МИЛАНА
В...
   Надо уточнить время и определить день. Последнее, разумеется, зависит
от того, когда он отправит письмо.
   ...ВЫ НЕ ДОЛЖНЫ НАХОДИТЬСЯ НИ В КУПЕ, НИ В ПОЕЗДЕ. В ПРОТИВНОМ СЛУЧАЕ
НАША МАЛЕНЬКАЯ ДРАГОЦЕННОСТЬ НИКОГДА НЕ УВИДИТ СВОБОДЫ.
   Поневоле почувствуешь себя жестокосердным, коли  из-под  твоего  пера
выходит такое, но ведь иначе и не напишешь письма с требованием выкупа.
   ВТОРОЙ ВОЗМОЖНОСТИ У ВАС НЕ БУДЕТ! ЯСНО? БОЛЬШЕ ПИСЕМ ОТ МЕНЯ...
   Нет. Не от меня. От нас.
   ...ОТ НАС НЕ ЖДИТЕ. ТОЛЬКО СВОЮ ДОЧЬ. ЖИВУЮ  ИЛИ  МЕРТВУЮ.  ВЫБОР  ЗА
ВАМИ.
   Моррису подумалось, что можно  уговорить  Массимину  расписаться  под
письмом отцу, а затем вырезать подпись и наклеить  ее  на  окончательный
вариант письма. Дабы доказать им, что она жива. Но  это  слишком  хитро.
Они ведь могут задаться  вопросом,  почему  ее  не  заставили  подписать
оригинал. Поэтому он решил подписаться сам: I VENDICATORI DELLA POVERTА.
<Мстители бедности (итал.)>
   Неплохо звучит. Загадочно и с намеком на терроризм. Настоящий  ложный
след. И тут ему в голову пришла еще одна мысль.
   В ДОКАЗАТЕЛЬСТВО ТОГО, ЧТО МАССИМИНА ЖИВА  И  НАХОДИТСЯ  СО  МНОЙ,  Я
ПОПРОСИЛ ЕЕ РАССКАЗАТЬ МНЕ НЕЧТО ТАКОЕ, ЧТО ИЗВЕСТНО ТОЛЬКО ЕЙ. ТАК ВОТ,
ЕЕ МАТЬ ДОЛЖНА КАЖДУЮ НОЧЬ ПО МЕНЬШЕЙ МЕРЕ ПЯТЬ РАЗ  ВСТАВАТЬ  В  ТУАЛЕТ
ИЗ-ЗА БОЛЕЗНИ МОЧЕВОГО ПУЗЫРЯ, КОТОРОЙ СТРАДАЕТ УЖЕ МНОГО ЛЕТ.  ОБ  ЭТОМ
НЕИЗВЕСТНО НИКОМУ, КРОМЕ ВРАЧА И ЕЕ РОДНЫХ.
   Это отобьет у них охоту показывать письмо репортерам!
   - Сорок пять тысяч лир, - сказала парикмахерша, с  улыбкой  оглядывая
свое творение.
   О, с волосами Массимины  он  ошибся  так  же,  как  в  свое  время  с
бронзовой статуэткой Грегорио. Короткие, выкрашенные  хной  и  уложенные
волнами волосы  шли  Массимине  даже  больше  -  с  новой  стрижкой  она
выглядела прелестно, а длинная прядь, падавшая  на  лицо,  придавала  ей
сексуальности. Лицо девушки действительно округлилось, но лишь  выиграло
от этого, в нем прибавилось живости и озорства, а открывшиеся  маленькие
ушки были настоящими  жемчужинами.  Кто  бы  мог  подумать?..  Он  и  не
подозревал, что эта девчонка так преобразится.  Признаться,  он  всерьез
опасался, что  стриженая  Массимина  окажется  существом  примитивным  и
тошнотворно вульгарным, так что ему будет неловко показываться на  людях
в ее компании. Впрочем, с бровями он не промахнулся.  Выщипанные  тонкие
дуги согнали с ее лица ребячливое выражение,  придали  легкий  намек  на
искушенность. Но хорошо ли получилось, плохо ли, не в том суть,  главное
- Массимина, черт бы ее побрал, стала неузнаваемой!
   - Такая куча денег, Морри! - надулась она.
   Они  вышли  из  парикмахерской  на  раскаленный  воздух;  перед  ними
расстилались ослепительно белые пляжи Римини.
   - Но ты выглядишь  изумительно!  -  воскликнул  Моррис  (вот  именно,
изумительно  непохожей  на  саму  себя)  и,  накрытый  волной   внезапно
нахлынувшей эйфории, наклонился и звучно  поцеловал  девушку  в  краешек
губ. И ему понравилось!
   - Морри! - Она прильнула к нему, провела тонким пальцем по его груди.
- Знаешь, ты впервые поцеловал меня.
   - Не может быть!
   - Иногда я думаю, а любишь ли ты меня, ты всегда такой сдержанный.
   Массимина снова надула губы. Как же,  думает!  В  действительности-то
она вовсе не задает себе таких вопросов.  Наверняка  ведь  считает,  что
заполучила его навеки, достаточно вспомнить униженное  письмо,  что  она
накропала своей мамаше. И надулась только потому, что по  пути  попалась
витрина, в которую можно взглянуть и оценить, идут ли надутые губки к ее
новой  прическе.  Тщеславие,  одно  тщеславие.  Но,   право,   обиженное
выражение ей к лицу.
   - Я просто не хочу, чтобы ты подумала, будто  я  подталкиваю  тебя  к
тому, о чем ты можешь потом пожалеть. - Витиеватый ответ у  Морриса  был
заготовлен давным-давно. - Кроме того, я же англичанин. Ты ведь  знаешь,
какие мы, англичане. (А будь он французом  или  кем  еще?  Но  для  этой
дурехи подойдут любые оправдания.)
   - Come sei comico, Morri, - прощебетала Массимина. - Come sei comico!
Ti amo sai. <Какой ты смешной, Морри. Какой ты смешной!  Я  тебя  люблю,
знаешь (итал.)>
   И рука об руку они спустились  по  каменным  ступеням  на  обжигающий
песок  и  углубились  в  разноцветье  пляжных  зонтов.  Сейчас   Морриса
беспокоило только одно: глядя  на  многочисленных  любительниц  загорать
топлесс, Массимина, чего доброго, возжелает последовать  их  примеру.  С
недавних пор его подопечная просто одержима авантюризмом (мало того, что
бежала из дома, так еще и  волосы  остригла),  а  если  она,  со  своими
буферами, снимет лифчик, то поглазеть сбежится весь пляж, и уж  тогда-то
они точно окажутся в центре всеобщего внимания.

Глава десятая

   На следующее утро после его  возвращения  в  Виченцу  они  купили  ей
одежду. Массимина  упрямилась  что  было  мочи,  и  они  впервые  крупно
повздорили. Моррис охотно уступил бы, поскольку не переваривал  открытых
конфликтов, но красный тренировочный костюм слишком уж мозолил глаза.  В
конце концов он предложил купить одежду на  собственные  деньги  (заодно
покажет  ей,  кто  здесь  щедрый.   Пусть   потом   рассказывает   своей
подозрительной мамочке), и Массимина, вспыхнув, залилась слезами.
   - Во-первых, в спортивном костюме слишком  жарко.  А  кроме  того,  я
люблю тебя, Мими, и хочу, чтобы ты выглядела красивой. (Правильно, нужно
играть на ее тщеславии.) А эти бесформенные тряпки закрывают тебя с  ног
до головы. Как можно быть женственной в спортивном костюме?  К  тому  же
мне неприятно, что ты каждый второй день торчишь  в  помещении,  ожидая,
пока высохнет эта красная тряпка.
   (На самом деле  Моррису  был  только  на  руку  такой  расклад.  Пока
Массимина сидела взаперти, он мог спокойно заниматься своими делами,  не
опасаясь, что она позвонит, отправит письмо или сунет нос в газету.)
   Массимина сдалась, хотя и  настояла  на  том,  чтобы  отправиться  за
покупками в большой универсальный магазин, а не в какой-нибудь роскошный
и  дорогой  бутик;  на  сей   раз   Моррис   проявил   покладистость   -
расплачиваться-то ему. Но когда они наконец подошли к  кассе  с  охапкой
юбок и блузок, Массимина и слышать  не  захотела  о  том,  чтобы  платил
Моррис, и в результате выложила из своего кармана  кругленькую  сумму  в
двести тысяч лир.  Пока  пальцы  кассирши  изящно  порхали  по  клавишам
кассового  аппарата,  Массимина  быстро  подалась  вперед  и  поцеловала
Морриса в шею.
   Ей было так приятно, прошептала она едва слышно, когда он сказал, что
хочет видеть ее красивой. Он прав, сто раз прав! Но зачем же ему тратить
на нее свои деньги, заработанные тяжким трудом, ведь ей-то все досталось
задаром... Вряд ли он сам мог выразиться лучше. Но Морриса все-таки жгла
совесть, и он настоял на том, чтобы купить ей две пары туфель, ему  даже
понравилось выбирать их. Красные отлично подойдут к жемчужно-серой юбке.
Нет, только не на высоком каблуке, они  давно  вышли  из  моды;  плоские
лодочки с  открытым  верхом.  И  еще  босоножки  для  пляжа.  Красота  и
гармония, в конце концов, - это  его  стихия,  да  и  чертовски  приятно
одевать женщину. Он даже раскошелился  на  большую  соломенную  шляпу  с
широкими полями, которые чудесно прикрывали девичье  лицо.  После  этого
ему пришлось согласиться на скудный  обед,  состоявший  из  купленных  в
супермаркете моццареллы, хлеба и бутылки дешевого мерло.
   В тот первый день, а если честно, все  первые  двадцать  четыре  часа
после поездки в Верону, где он сжег корабли, Моррис боялся, что  откусил
слишком большой кусок, который не сможет прожевать; то и дело  он  ловил
себя на том, что оборачивается через плечо  и  съеживается,  когда  мимо
проезжает полицейская машина. И хотя уже утром Массимина  избавилась  от
своего приметного красного чудовища, Моррис нервничал до самого  вечера,
да так сильно, что временами его прошибал холодный пот; на нервной почве
он даже заработал легкую диарею,  которая  загоняла  его  во  все  кафе,
встречавшиеся по пути - не обращая внимания  на  официантов,  он  мчался
прямиком в туалет, изводя себя мыслями,  что  Массимина  сейчас  одна  и
способна на любой фортель.
   Один раз он вышел из кафе и обнаружил, что она  беседует  с  каким-то
человеком. Все пропало, мелькнуло у него в голове, - девчонка  встретила
знакомого, и на гениальной затее можно поставить  крест.  Но  оказалось,
что это всего лишь  американский  солдафон,  спросивший,  как  пройти  к
собору,  и  Массимина  честно  пыталась  ответить  на  своем   кошмарном
английском,  которому  научилась  на  уроках  Морриса.  Разобравшись   в
ситуации, Моррис быстро отделался от назойливого типа.
   - Направо, налево, снова направо,  приятель,  вот  тебе  и  собор,  -
сказал он, не имея никакого представления о городе, после  чего,  крепко
ухватив Массимину за руку, потащил ее прочь. В желудке у него было легко
и  пусто,  зато  кишечник  своей  переменчивостью  мог   соперничать   с
английской весной.
   - Ты просто ревнуешь! - радостно вскрикнула Массимина.
   Судя по всему, она была по-настоящему счастлива - и это  несмотря  на
плохие новости, который Моррис  привез  из  Вероны:  семейство  Тревизан
приняло его хуже некуда, синьора холодно отчитала его и т.д. и  т.п.  Но
Массимине хотелось мороженого, stracciatella, amaretto и bacio  ("Bacio,
Morri!") <Различные  сорта  итальянского  мороженого;  bacio  -  поцелуй
(итал.)>. Ей хотелось, чтобы он обнял ее за плечи, ей хотелось  в  кино,
хотелось сделать маникюр, о доме она уже и не вспоминала.
   - О, Морри, ну почему все так дорого!
   И  чем  беззаботнее  она  щебетала,  тем  раздражительнее  становился
Моррис, снова и снова объясняя, что у него понос, и  только  поэтому  он
заскакивает во все кафе подряд - опорожнить кишечник, хотя  эти  гнусные
вонючие дыры прямо в полу - сплошной источник антисанитарии. И  виновата
во всем только она, Массимина (между прочим, у него еще и зуд  начался),
с ее жуткой диетой, на которую она посадила его из-за своей скупости. Но
Массимина лишь рассмеялась в ответ и сказала, что во всем  нужно  видеть
забавную сторону. Она  даже  крутанулась  в  грациозном  пируэте,  новая
зеленая плиссированная юбка взмыла вверх,  и  несколько  мужчин  как  по
команде уставились на ее ноги. Моррис быстро обнял девушку и притянул  к
себе. Ее обнаженное  бедро  прижалось  к  его  ноге  -  вполне  приятное
ощущение, признаться.  Но  впредь  таких  пируэтов  на  публике  следует
избегать.
   К вечеру и нервозность, и диарея, и тошнота прошли без следа.  Словно
во время морского путешествия - привыкнешь к качке, а потом все нипочем.
После ужина Моррис  выскочил  на  улицу,  пообещав  отправить  очередное
послание Массимины (в котором девчонка наверняка  сожалела  о  том,  что
мамочка так плохо восприняла  первое  письмо  и  вышвырнула  Морриса  за
дверь); он чувствовал себя на удивление уверенно, когда рвал  письмо  на
мелкие клочки на углу парка Сальви и проспекта Андреа.
   Как  же  изысканно  выглядел   парк   в   сумеречном   свете!   Таким
классическим, таким итальянским, овеянным ароматом кипарисов и  шелестом
водяных  струй.  Надо  обязательно  посоветовать  Массимине,  чтобы  она
черкнула  открытку  бабушке  с  пожеланием   скорейшего   выздоровления.
Отличная мысль! Старушенция небось уже померла - что ж, по крайней  мере
смерть избавила ее от тревоги  за  любимую  внучку  (о,  все-таки  каким
гуманистом он порой бывает!) - зато открытка  приободрит  малышку  Мими.
Виченца - город беспорядочный и бестолковый, найти в нем  почтовый  ящик
дело нелегкое, на которое требуется  немало  времени;  его-то  Моррис  и
потратил на то, чтобы заскочить в  табачную  лавку  и  перебрать  стопку
открыток с пожеланиями  самого  разного  характера.  Он  остановился  на
открытке с кривобокой, забинтованной с ног до головы мумией, - вероятно,
предполагалось,  что  юмористическая   картинка   поднимет   страждущему
настроение.
   Многое играло ему на руку. Он уже не сомневался, что  судьба  на  сей
раз благоволит к нему. К примеру, Массимина настаивала на самых  дешевых
пансионах, что ж, тем лучше - в этих крысиных дырах нет нужды показывать
паспорт. В случае чего всегда можно сказать, что свой ты потерял или его
украли, а уж о паспорте Мими никто  и  не  спросит.  С  женщины  никогда
ничего не требуют. Итальянская учтивость. Верят они тебе  или  нет,  все
равно поселят - деньги-то лишними не бывают. Ну и, разумеется, в дешевом
пансионе в отличие от хорошей гостиницы, не  бывает  ни  телевизора,  ни
радио, а потому можно не опасаться, что Мими услышит сообщение о себе. К
газетам она не питала никакого интереса,  к  тому  же  вряд  ли  местная
газета или даже такие гиганты, как "Коррьере делла сера"  или  "Стампа",
станут  сообщать  о  похищении  в  провинциальной  Вероне,  а   если   и
сподобятся, то наверняка заметки появятся от силы в одном-двух выпусках.
Слава богу, страна кишмя кишит куда более честолюбивыми похитителями,  а
ведь еще есть мафия, каморра, террористы и  всякого  рода  драматические
происшествия и  природные  катаклизмы,  на  фоне  которых  его  авантюра
выглядит  чем-то  вроде  воскресной  загородной  прогулки.  А  еще  ведь
всеобщие выборы на носу! Да и инспектору Марангони, наверное, плевать на
это дело.  Эка  невидаль  -  взбалмошной  девчонке  надоело  сидеть  под
материнской юбкой.  Для  него  это  лишь  несколько  листков  бумаги,  с
которыми надо разделаться между двумя чашками кофе. Итак, если не  брать
в расчет почти равную  нулю  вероятность  встречи  со  старым  знакомым,
Моррис мог  считать  себя  в  безопасности.  Надо  лишь  не  спускать  с
Массимины глаз, следить за тем, чтобы она не звонила  домой,  не  писала
писем без его ведома, и все будет отлично. И самое  главное  -  ника