ипичный образчик  кембриджской
антисовременности (похоже,  даже  слово  "консерватизм"  ныне  вышло  из
моды). Моррис послал ему слабую улыбку разоблаченного адвоката дьявола и
пробормотал, что хочет спать.
   Позднее выяснилось, что Массимина ходила в церковь на улице Смирения,
где битых два часа молилась за него,  а  потом  спросила  у  священника,
какие нужны документы для бракосочетания.  Для  тайного  бракосочетания,
как у Ромео и Джульетты.
   - Морри, ты должен пойти в квестуру и получить permesso di  soggiorno
и справку о благонадежности.
   - Как только поправлюсь, - пообещал Моррис. Благонадежность!
   Четыре дня, только четыре дня.

***

   Июнь - начало сезона арбузов, и Массимина кормила  Морриса  большими,
сочными, алыми ломтями,  остуженными  в  холодильнике  синьоры  Лигоцци,
меняла простыни, втирала крем в кожу и лосьон от  перхоти  в  голову,  а
долгими вечерами читала ему "Обрученных" Мандзони <Алессандро  Франческо
Томмазо  Мандзони  (1785-1873)  писатель-романтик,  классик  итальянской
литературы. Роман "Обрученные" написан в 1825-27 гг.>. Эти чтения вслух,
да еще Мандзони, были, на взгляд Морриса, ярким подтверждением, что даже
воспаленный разум способен на проблески гениальности.
   Во-первых,  он  ведь  давно  хотел  почитать  "Обрученных"  -   книга
как-никак  считается  непременным  условием  для  понимания  итальянской
культуры. Во-вторых, благодаря сеансам чтения,  Массимина  сидела  подле
его кровати и от греха подальше, да еще была на седьмом небе от счастья:
как же, подобное времяпрепровождение затрагивало  романтические  струнки
ее души, к тому же,  девчонка  наверняка  думала,  будто  приобщается  к
неведомой для нее стороне натуры Морриса  -  к  его  утонченности,  уму,
образованности. Ну и,  наконец,  -  и  это  открытие  искренне  поразило
Морриса - у Массимины обнаружился настоящий дар чтицы,  ее  обычно  чуть
резковатый, смеющийся голос вдруг обретал  глубину,  проникновенность  и
редкую выразительность. Возникал резонный вопрос: почему  же  тогда  она
так плохо училась в школе? Словом, вечера  они  проводили  замечательно,
если бы только не надоевшие  озноб  и  слабость,  но  главное  -  шум  в
коридоре: он вздрагивал всякий раз, когда с лестницы доносились  слишком
уж решительные  шаги  или  внизу  раздавалась  пронзительная  телефонная
трель.
   С болезнью Морриса развитие плотских отношений  замедлилось.  Тем  не
менее Массимина большую часть дня разгуливала по комнате  в  одной  лишь
зеленой сатиновой юбке, купленной еще в  Виченце,  и  в  его  просторной
белой рубахе, распахнутой настежь (удивительно, как быстро она  потеряла
стыдливость); лежа в постели и с каждым днем чувствуя себя  все  бодрее,
Моррис мог вволю изучать изгибы и движения ее тела, наблюдать за  легким
подрагиванием больших грудей, когда она босиком скользила по деревянному
полу, за причудливыми изменениями их формы: вот  стоит,  вот  нагнулась,
вот лежит. Моррис следил за ее лицом и  жестами  -  легкий  взмах  руки,
откидывающей  давно  остриженные  волосы,  и  соски  начинают   дрожать.
(Решено, как только появятся деньги, он первым делом  купит  фотокамеру.
Черт возьми, может, ему  даже  начать  рисовать,  а?  Кто  знает,  какие
способности  не  распознало  в  нем  Управление  народного   образования
центрального Лондона.) Когда Массимина  сидела  по-турецки  на  кровати,
напряженно морща лоб над блюдом с арбузом, - угощение для него -  взгляд
Морриса неспешно отмечал нежнейшие переливы белой кожи:  от  коленей  до
бедер, чуть прикрытых скомканной юбкой. Какое незнакомое чувство. А что,
он вполне мог бы провести с женщиной всю жизнь, но  при  одном  условии:
чтобы она всегда оставалась такой вот послушной и юной.
   На четвертый день, когда Моррис уже мог  подниматься  с  постели,  он
уговорил  Массимину  сбрить  волосы  под  мышками,  которые  давно   его
раздражали (вы где-нибудь видели статую с волосатыми подмышками?); когда
же Массимина отказалась, сказав, что боится порезаться, Моррис предложил
свои услуги, и она послушно намылила подмышки, а  он  сбрил  волосы  без
единого пореза. (Точь-в-точь как с детьми, думал Моррис, ты творишь  их,
лепишь из них личность.  В  конце  концов,  для  простого  человека  это
единственная возможность почувствовать  себя  истинным  художником.  Эх,
если б только удалось выкрутиться из этой истории.)
   И вот настал пятый день болезни,  среда,  жара  стояла  убийственная.
Моррису пришлось опустить кончик градусника в теплый чай,  чтобы  слегка
подкорректировать температуру. Чувствуя себя прежним, уверенным  в  себе
человеком, он включил радио  и  впервые  рискнул  послушать  итальянские
новости. Почему бы и нет? Ведь прошло  две  недели  с  того  дня,  когда
объявили о похищении, и шесть дней после нелепого инцидента с Джакомо  и
Сандрой.
   Русские отвергли предложение о сокращении ядерных ракет, политические
партии Италии  выступают  с  последними  заявлениями  перед  воскресными
выборами. Диктор перечислял основные новости под  аккомпанемент  пишущих
машинок,  создававших  атмосферу  нетерпения   и   срочности.   Профсоюз
машиностроителей  объявляет  забастовку,  еще  пятнадцать  членов  мафии
арестованы в Палермо, -  Моррис  маленькими  глотками  пил  чай,  -  что
касается расследования двойного убийства в Римини,  полиция  разыскивает
молодого  светловолосого  человека  и   его   спутницу,   которые,   как
установлено,  проживали  в  пансионе  неподалеку   от   гостиницы,   где
остановились жертвы. Незадолго до убийства молодого  человека  видели  в
гостинице, где он, как полагают, пообедал...
   - Морри! Что это ты...
   Он метнулся через кровать и выключил приемник.
   - Пора вставать! Я отлично себя чувствую.
   Моррис уже торопливо разыскивал рубашку. Осталось пережить лишь  один
день и одну ночь, только день и ночь, день и ночь, а завтра в полдень на
вокзал Термини прибудет миланский поезд; он возьмет деньги,  поездом  же
доберется до Чивитавеккья, затем морем до Сардинии, где... ладно об этом
он подумает, когда туда доберется. Сейчас  не  стоит  ломать  голову.  В
первую очередь надо забрать паспорт у хозяйки и слинять отсюда,  пока  в
каждой вшивой газетенке не появился его фоторобот.
   Моррис оделся и оглядел себя в зеркало. Бледный,  понятное  дело,  на
лбу стало больше морщин, лицо чуть осунулось, глаза запали. Но  в  целом
он в полном порядке. Теперь он справится, непременно справится.
   Массимина встала позади него, положила голову ему на плечо, так что в
зеркале отражались два лица: его - тонкое, вытянутое, красивое, и  ее  -
круглое, в россыпи веснушек, пухлые губы изогнуты в  легкой  улыбке,  на
шее поблескивает маленький серебряный Христофор  -  наследство  Джакомо.
Моррис невольно поцеловал девушку. Обнял,  притянул  к  себе  податливое
тело и поцеловал в губы.
   Что бы он делал без милой Массимины!
   - Ты не думаешь, что тебе стоит еще денек отдохнуть, caro?
   - Знаешь, поехали на море! Всласть подышим свежим воздухом. А потом я
позвоню на Сардинию своему доброму приятелю, который уже устал  зазывать
меня в гости, и узнаю, нельзя ли провести там недельку-другую. До  нашей
свадьбы, - добавил он.
   - О, Морри! - Она чмокнула его в  ухо.  -  Но  я  думала,  ты  хочешь
посмотреть Рим.
   - Кажется, сейчас мне это не  по  силам.  Таскаться  по  раскаленному
городу... Нет-нет, я еще слишком  слаб.  Так  оно  и  было.  Слабость  в
коленях, слабость в кишечнике. Сил не хватит даже на то,  чтобы  уладить
все дела с синьорой Лигоцци. Кто знает, что она слышала  по  радио,  что
видела  в  газетах,  какой  фоторобот  разглядывала  за  утренним  кофе?
Остаться с ней с глазу на глаз...
   Моррис отправил к хозяйке Массимину, сказав, что ему надо  собраться.
Он включил радио и  энергично  принялся  складывать  тряпье  в  чемодан,
предвкушая, как купит себе новую, модную одежду, сшитую  в  точности  по
фигуре. Хоть какая-то перемена после  чередования  двух  неизменных  пар
брюк и полудюжины футболок. Да и Массимину надо приодеть.  Наверняка  на
Сардинии есть большие магазины и ателье мод. А если деньги,  в  конечном
счете, вернутся в ее семью (если они поженятся и купят себе дом),  тогда
в чем же состоит преступление? Ни в чем.
   Ожидая Массимину, Моррис сложил ее вещи поверх своих.  Футболки,  две
юбки, лифчики и трусики. Как прикажете складывать лифчик? Удивительно  и
странно, что рядом с тобой человек, который носит совсем непохожие вещи.
Строение которого совершенно непохоже на твое. Ну вот,  к  примеру,  эти
крошечные трусики, разве можно в них  втиснуться?  О,  ощущения  в  паху
будут совсем другие. Возможно, стоит забавы ради  как-нибудь  попытаться
обменяться одеждой, чтобы понять, как... Черт, эту  девчонку  только  за
смертью посылать! Моррис резким движением застегнул на чемодане молнию и
быстро оглядел комнату. Пора! Пора убираться отсюда. Хватит сидеть сложа
руки.
   Готово. Он подхватил чемодан, вышел из комнаты  и  двинулся  вниз  по
лестнице, с удивлением обнаружив, сколько сил отняла болезнь. На  втором
этаже ему даже пришлось остановиться, чтобы отдышаться. Черт возьми,  он
все-таки еще болен. А значит, ему есть оправдание, конечно есть.
   - Buоn giorno, Signor Duckworth, buon giorno, come va? <Доброе  утро,
синьор Дакворт, доброе утро, как себя чувствуете? (итал.)>
   Ох, что за манера так громко орать,  раздраженно  подумал  Моррис.  В
малюсеньком  вестибюле,  где   синьора   Лигоцци   обычно   общалась   с
постояльцами, болталось два-три человека. В это утро там почему-то стоял
запах французских сигарет. Моррис послал хозяйке  страдальческую  улыбку
выздоравливающего и пожелал ей доброго утра. Где же Массимина? Возможно,
действительно стоит  задержаться  еще  на  денек,  но  так  не  терпится
оказаться у  моря,  вдохнуть  свежий,  бодрящий  воздух.  Он  расцеловал
хозяйку в обе щеки и сердечно поблагодарил за редкую доброту.
   -  Ваша  барышня  записывает  свой  адрес,  когда-нибудь   непременно
свяжемся.
   - Хорошо, - сдавленно прошептал Моррис и резко обернулся.
   Массимина стояла у  импровизированной  стойки  портье  и  старательно
водила ручкой по бумаге.
   - Я оставила адрес на букву "Т", - сказала она, - Тревизан.  И  номер
телефона.
   Синьора Лигоцци мельком глянула на запись  и  сунула  тонкую  красную
тетрадь на полку рядом со стойкой.
   - Grazie mille. Если все-таки  соберусь  в  Англию,  обязательно  вам
сообщу. Могу привезти вам что-нибудь с родины.
   - Bene, bene.  Grazie  infinite.  <Хорошо,  хорошо.  Большое  спасибо
(итал.)>
   Надо заполучить эту гнусную тетрадь! Во что бы то ни стало. Одно дело
- его имя в книге регистраций, и совсем  другое  -  ее  имя  в  адресной
книге.  Ее  фамилия!  Та  фамилия,  что  появится  в  вечерних  газетах.
(Господи, ну зачем, зачем нужно  оставлять  свои  адреса,  если  нет  ни
малейшего намерения встречаться вновь? Рим аж  в  четырехстах  милях  от
Вероны!)
   Выйдя на улицу, он предложил:
   - Мими, давай купим ей цветы, а? Она была так добра к нам.
   Массимина радостно согласилась. Ну да, на скорый поезд она  тратиться
не желает, зато не задумываясь швыряется деньгами, если есть возможность
продемонстрировать свою щедрость. Они нашли цветочный магазин  на  улице
24 Мая.  Моррис  сказал,  что  ничего  не  понимает  в  цветах,  поэтому
предоставляет выбор ей, а сам пока сбегает купит газету.
   В  небольшом  киоске  "Арены"  не  было,  но  на  четвертой  странице
"Маттины" в разделе криминальной хроники имелось сообщение об  убийствах
в Римини. Моррис затаил дыхание. Помещенный рядом с  заметкой  фоторобот
был точной его копией. Он прислонился к светофору  и,  судорожно  сжимая
газетные листы трясущимися руками, принялся читать.
   ...Синьор Алфредо Тодескини, владелец пансиона на виа Фама,  признал,
что позволил этой паре провести у  него  три  ночи,  не  спросив  у  них
документов и даже не занеся их имена в регистрационный  журнал.  По  его
словам, молодые люди выглядели очень счастливыми, словно бежали из  дома
и теперь наслаждались обществом друг друга.  У  светловолосого  молодого
человека  был  заметный  иностранный   акцент,   но   синьор   Тодескини
затруднился определить, какой именно.  В  номере,  где  жила  эта  пара,
полиция нашла отпечатки пальцев, которые совпадают с теми,  что  найдены
на двери номера, где произошло преступление. Мотивы поистине чудовищного
в  своей  жестокости  убийства  остаются  пока  неясными,  хотя  полиция
выражает уверенность, что это дело  рук  маньяка  или  по  крайней  мере
человека,  страдающего  душевным  расстройством.  Усилены  проверки   на
пограничных пунктах на тот  случай,  если  убийца  является  иностранным
туристом. Был послан запрос в Интерпол  с  целью  получения  сведений  о
похожих нераскрытых преступлениях в других странах. По  словам  полиции,
рассматривается возможность предъявить  обвинение  синьору  Тодескини  и
другим владельцам гостиниц, которые забывают регистрировать постояльцев.
   Ни хрена себе "заметный" акцент, если этот жирный боров даже не  смог
определить страну. "Чудовищное в своей жестокости"... Ох уж эти газетные
штампы. А какие еще бывают убийства? Сегодня было совершено очень нежное
и ласковое убийство...
   Моррис разглядывал фоторобот. С глазами они немного  ошиблись,  да  и
переносица слишком узкая. Но в целом получилось совсем  неплохо.  Можно,
конечно, отрастить бороду, но именно этого они и ждут - недельная щетина
немедленно его выдаст. (А если фоторобот увидит  синьор  Картуччо,  этот
грязный сластолюбец от "Гуччи", если он  прочтет  о  светлых  волосах  и
акценте... Что тогда?)
   Массимина вернулась с букетиком роз,  который  показался  Моррису  не
совсем подходящим, но свое мнение он  оставил  при  себе.  Они  зашли  в
небольшое  кафе  на  улице  Маццарино  выпить  капуччино,  и   Массимина
озабоченно сказала, что если ему все еще нездоровится, то, может,  стоит
сесть на поезд и отправиться прямиком в Верону,  где  он  будет  жить  в
своей квартире, где есть возможность обратиться к доктору, где...
   Да ведь он даже словом не обмолвился о болезни, возразил  Моррис.  Он
вовсе не говорил, что ему нездоровится.  Но  ведь  он  такой  бледный  и
выглядит таким вялым и утомленным, что...
   Он не вернется в Верону, пока они не поженятся! Иначе ее мать  найдет
способ их разлучить.
   Массимина нахмурилась. После того, как они расплатятся в пансионе,  у
них останется двести тысяч лир, иными словами...
   Но на Сардинии им не придется ничего тратить.  Моррис  изо  всех  сил
старался не потерять терпения, но какого черта она  пристает  к  нему  с
этой ерундой?
   Тогда почему им не отправиться на Сардинию сегодня же?
   Потому что  сегодня  он  чувствует  себя  недостаточно  окрепшим  для
дальней дороги. (Один-единственный день, и куш у него в руках.)
   В кафе они  просидели  почти  до  одиннадцати  часов,  потом  побрели
обратно к пансиону. В это временя синьора Лигоцци должна уже  приступить
к уборке комнат. Так оно и оказалось. Моррис остался внизу, а  Массимину
отправил с цветами наверх  искать  хозяйку.  Он  быстро  оглядел  тускло
освещенный вестибюль: парочка  туристов  дремала  в  старинных  креслах,
распластав на коленях путеводители и иностранные газеты. Моррис поспешно
достал с полки  красную  тетрадь,  отыскал  нужную  страницу,  нажал  на
пружинку, вытащил листок, сунул его в карман, снова щелкнул пружинкой  и
положил тетрадь на место. Но тут же снял ее снова, нашел в конце  чистую
страницу, вставил ее вместо прежней и  написал:  "Массимина  Т..."  Надо
придумать другую фамилию, которая  начинается  с  "Т".  Черт,  ничего  в
голову не лезет. Похоже, он не знает других итальянских фамилий, которые
начинаются с "Т". Тибальдо, Трамото, Толончино, но это он сам выдумал. А
вдруг таких фамилий не существует? Боже. И  тут  он  вспомнил  статью  в
газете. Тодескини, владелец пансиона. Массимина Тодескини!  Так,  теперь
вымышленный адрес и номер телефона.
   - Морри, синьора Лигоцци на минутку вышла.
   Массимина стояла у подножия лестницы с придурковатой дочерью  хозяйки
- идиотка когда разговаривает, так мерзко выворачивает толстые губы.
   - Вышла?
   Звонить в полицию?
   - Да.
   Но у нее же есть здесь телефон. Зачем ей выходить из-за этого.
   - Что ты делаешь, Морри?
   - Просто  хотел  проверить,  записала  ли  ты  код  Вероны  вместе  с
телефонным номером. Знаешь, когда нужно, никогда не можешь его найти.
   И он сунул тетрадь на место. Они оставили розы  на  стойке  вместе  с
запиской и отправились на вокзал.
   Массимина считала, что Моррису лучше ехать не  на  пляж,  а  пойти  в
квестуру и разобраться с документами, необходимыми для заключения брака,
но Моррис заметил, что в римской квестуре будет гораздо  больше  народу,
чем в какой-нибудь тихой деревушке на Сардинии, к тому же, чтобы вырвать
любой документ у итальянской бюрократии, требуется несколько дней, а раз
их послезавтра здесь не будет, то не стоит и пытаться. И это было чистой
правдой.
   - Ты уверен, что хочешь жениться, Морри?
   В  ней  говорила  не  столько   подозрительность,   сколько   желание
понежничать, как в тот раз, когда они смотрелись в зеркало.
   Моррис ласково поцеловал ее в лоб. Он действительно этого хочет.
   Если бы только все было так просто.
   - Ты совсем помешался на газетах, - сказала она  в  поезде  до  Лидо,
когда Моррис скрупулезно исследовал  газетные  колонки  "Арены",  свежий
номер которой каким-то чудом углядел в большом киоске на вокзале.
   Про письмо с требованием выкупа ни слова. Все правильно, так и должно
быть.
   - Мне нравится быть в курсе событий, - сказал он и зачитал ей  статью
о предложении городского совета установить пластиковую крышу над римским
амфитеатром  в  Вероне;  Массимина,  воспитанная  в  традиционном  духе,
пришла, конечно же, в негодование.

***

   Пляж в Лидо-ди-Рома огромен, а в этот  день  море  было  как  никогда
синим, а погода чудесной. Моррис с  Массиминой  заплатили  за  зонтик  в
третьем ряду от кромки воды. Моррис лег, закрыл глаза, и Массимина стала
читать ему "Обрученных".
   Моррис слушал вполуха, его вдруг посетила великолепная идея: когда  у
него наконец-то выдастся свободное  время,  он  мог  бы  написать  новых
"Обрученных", где главный герой от нужды и отчаяния похищает девушку, но
потом влюбляется в нее, а она влюбляется в него, и они  решают,  что  он
должен сдаться  полиции,  дабы  можно  было  без  помех  пожениться.  Но
полиция, разумеется, засаживает  бедного  парня  на  полную  катушку,  и
влюбленные могут видеться лишь раз в месяц через решетку в  комнате  для
свиданий, и девушка в конце концов умирает от горя,  а  малый  чахнет  с
тоски.
   До чего ж складный сюжетец вышел, да и  забавный...  Не  удержавшись,
Моррис расхохотался во весь голос.  Массимина  удивленно  воззрилась  на
него, и он пересказал ей (почему бы и нет?) сюжет своей  будущей  книги.
Девушка воскликнула,  что  сюжет  просто  потрясающий,  из  него  выйдет
чудесная книга и даже чудесный фильм, она  ведь  всегда-всегда  считала,
что из Морриса получится чудесный-чудесный писатель.  Они  уже  хохотали
оба. Только будет лучше, заметила Массимина, отсмеявшись, если  в  самом
начале что-то  пойдет  не  так  и  парень  случайно  кого-нибудь  убьет.
Влюбленная без памяти девушка изо всех  сил  старается  простить  его  и
понять, ведь всему виной бедность парня  и  всякое  такое,  но  убийство
ставит крест на их чудесных-чудесных планах.
   Дрожа всем телом, Моррис приподнялся на локтях.
   Она не знает. Она не может знать!
   - Хорошая мысль, - сказал он и  закашлялся,  чтобы  как-то  оправдать
сорвавшийся голос. - А что дальше?
   - В конце?
   Массимина  откинулась  в  шезлонге.  С  недавних  пор  девушка  стала
выглядеть  гораздо  взрослее.  Моррис  обратил  внимание,  что   резинка
зелено-белого купальника едва заметно, но все  же  врезается  в  девичьи
бедра.