л, что случилось, и мы  тебя  не
бросим в беде. Разве можно требовать большей верности?
   Моррис открыл было рот, но это оказалось преждевременно. Мими пока не
заговорила.
   Паола потянулась к нему. Кваме разинул в улыбке зубастую пасть.
   - Corragio,  Мо,  смелей.  Не  будь  таким  занудой.  у  к  чему  нам
ограничивать себя? Это ж такая тоска, ты и сам чувствуешь.
   - Ага, - повторил Кваме. - Мы тебя не кинем, босс, мы тебя  любим.  -
Черная кожа очень гармонировала с красным диваном. И выглядел он  ничуть
не более потрясенным, чем в то утро, когда увидел смерть Бобо.
   - Так ты, значит, не беременна... - выдавил Моррис.
   - Ах, бедненький, дай, я поцелую твои ранки,  -  засюсюкала  Паола  и
потянулась к нему.
   В этот миг Мими молвила,  очень  четко  и  громко:  "Не  правда.  Она
беременна".
   Услыхав  ее  звенящий  голос,  Моррис  почувствовал   головокружение.
Комната, жена и верзила-негр расплылись перед глазами в серые  тени.  Но
все-таки, это Паола (в тот момент уже явно снюхавшаяся с Кваме)  звонила
в полицию, или не она? Так же внезапно вернувшись к  реальности,  Моррис
взял себя в руки.
   - Сейчас схожу, принесу выпить чего-нибудь. Вы пока отдышитесь, да  и
я тоже. А уж потом получу свое, - он  рассмеялся  через  силу.  -  Тогда
держитесь...
   Паола любвеобильно сощурилась:
   - Все что захочешь, Мо. Ты  только  болт  свой  донеси  в  целости  и
сохранности.
   Разбитый и окрыленный отчаянием, Моррис спустился в кухню.  Казалось,
коктейли смешивает чужая рука. Два высоких  стакана  со  льдом,  по  три
дюйма джина и тоника. Половинку лимона в каждый. А  где  та  дрянь,  что
Паола принимала для снятия стресса? Вот и она. Еще бы не  быть  стрессу,
когда она предала мужа. По тридцать капель обоим.
   - Эй, Мо, ты где там застрял?  Смотри  не  передумай!",  -  раздалось
сверху.
   - Лимон искал, - крикнул он в ответ, отмеряя дозу в стаканы с джином.
Потом налил себе одного тоника, вытер посуду, ручку  холодильника,  нож,
которым резал лимоны, и поспешил с подносом наверх.
   А музыка  все  играла.  Шаде  томно  мурлыкала  -  "Вишневый  пирог";
сладострастно   гнусавили   саксофоны.   Негритянскую   культуру   белые
приспособили для разврата, как возбудитель похоти. Прислушиваясь, Моррис
остановился на лестнице и закрыл глаза. "Мими, дай мне силы пройти через
эту грязь. В - конце концов, все от этого только выиграют".  Ибо  только
что, несмотря на его расшатанные нервы, Мими помогла окончательно понять
смысл происшедшего, осознать  необходимость,  и  ясно  показала  путь  к
успешному исходу.
   - Мо, che dolce! Ты душка, - Паола дымила сигаретой, сидя  по-турецки
на ковре. Волосы разметались по поджарым плечам. Живот ее был плоским  и
твердым на вид, из курчавой поросли меж  бесстыдно  расставленных  бедер
проглядывал лоскуток мокрой набухшей плоти - совсем такого же цвета, как
его новое лицо. Как вообще угораздило жениться на шлюхе?  И  как  сейчас
заставить себя смотреть на раздетого уличного бродягу, изливавшего  свою
тропическую заразу туда, где растет его, Морриса, дочь?
   Он поставил поднос на ковер, взял свой тоник и уселся на диван. Паола
угостилась тоже, краем  глаза  Моррис  уловил  протянутую  черную  руку;
сильные пальцы  обхватили  стакан.  Тут  он  наконец  решился  повернуть
голову. К его  изумлению,  открывшееся  взгляду  походило  на  сказочную
мечту: рельефный торс с тонкой талией, мускулы ходят долгими волнами под
шелковистой черной кожей, а между мощных ног  -  длинный  и  толстый,  с
более светлым, красноватым концом...
   Отхлебнув адскую смесь, Кваме заржал:
   - Совсем не тот кайф, что от работы, босс. Пускай другие вкалывают.
   Моррис словно впал в транс; перед глазами, как  черно-белый  негатив,
стояла - другая сцена: в галерее Уффици он любуется мраморным Аполлоном,
гладит бедро статуи. "Учитесь наслаждаться красотой,  постигайте  gratia
placendi", - сказал тогда старина Форбс.  Здесь  и  сейчас  нет  никаких
музейных псов, которые могли бы помешать. Одна Мими смотрит на него.
   Призрак был за спиною Кваме, распущенные волосы сияли в лучах солнца.
Сквозь полупрозрачное платье просвечивали груди - более высокие,  пышные
и округлые, чем у Паолы, в ложбинке между ними блестел золотой  крестик.
Такая же тонкая  цепочка  из  золота  обвивала  бедра,  и  другой  крест
оттягивал ее, посверкивая над темным облачком внизу живота.
   "....Чрево твое - ворох пшеницы, обставленный лилиями", - вспомнилась
Моррису "Песнь Песней". Ему хотелось вскочить с дивна и броситься  в  ее
объятия. Но видение легонько погрозило пальцем. Сквозь надрывную  музыку
и грохот экскаватора он отчетливо услышал ее шепот: "Наслаждайся, Морри.
Ни в чем себе не отказывай. Только думай все время  обо  мне,  пускай  я
буду в сердце твоем, и тогда ты останешься чист предо мною".
   Он вздрогнул от прикосновения холодных пальцев к  интимному  месту  и
посмотрел вниз. Паола хихикнула:
   - Ведь правда, он великолепен, наш снежок! - Кваме тоже  хохотнул.  -
Не забудь, ты грозился нас наказать!, -  продолжала  Паола,  стягивая  с
Морриса брюки.
   - Чего изволите, босс, -  подыграл  ей  Кваме.  -  Только  прикажите,
бедный негр все сделает.
   Снимая часы, Моррис отметил, что  было  всего  пять  минут  третьего,
стало быть, время еще оставалось. Он почувствовал  на  себе  ледяные  от
коктейля губы жены и взглянул за спину  Кваме.  Призрак  смотрел  из-под
опущенных ресниц, но требовательно и властно,  словно  убеждая  в  своей
сопричастности к происходящему. Рука Мими слегка  поглаживала  грудь,  а
губы посылали Моррису поцелуй. С чувством обреченности  он  потянулся  к
черной анаконде...
   Не прошло и часа, как он  освободился.  Совершенно  довольные  жизнью
Кваме и Паола заснули на широкой  кровати.  Мими  тоже  исчезла,  но  ее
приказы звучали в сознании, пока Моррис сновал по дому, стирая  рубашкой
отпечатки пальцев и собирая в  спичечный  коробок  все,  что  могло  его
выдать: лобковые волоски с дивана и кровати, обрезки ногтей  из  ванной,
использованный презерватив, аккуратно завернутый в салфетку. Как  насчет
сережек? Он вернулся  в  спальню,  где  двое  лежали  в  обнимку  -  так
романтично,  черное  на  белом.  Кваме  будто  охранял  Паолу  во   сне,
уткнувшись губами в ее волосы. Моррис отодвинул прядь и попытался вынуть
из  уха  маленький  бриллиант.  Но  стоило   прикоснуться,   как   Паола
вздрогнула, а Кваме шумно засопел. Моррис сдался. Ничего, если  повезет,
другая пара найдется в сумочке. Да вон она, на полу. Там и  обнаружилась
массивная  золотая  подвеска,  правда,  лишь   одна.   Остается   убрать
использованную салфетку, и, возможно, часть ее  окурков  с  сексуальными
отметинами алой помады.
   Только тут до него дошло, что сперва  следовало  бы  закрыть  окна  и
включить конфорки. Бог знает, сколько  понадобится  времени,  чтобы  вся
квартира наполнилась газом. А как долго они проспят? Моррис нашел  шест,
захлопнул слуховые окошки, потом сбежал  вниз,  отвернул  на  плите  все
четыре вентиля и распахнул дверцу духовки. Еще пять минут  ушло  на  то,
чтобы вымыть стаканы, один вернуть в буфет, в два других капнуть немного
джина с тоником. Отлично. Теперь - стереть последние  отпечатки,  надеть
рубашку и рассовать по карманам остатки улик: отставшую чешуйку  кожи  и
влажные трусы. Наконец он готов... готов ли? -  да,  можно  уходить.  Но
стоило выглянуть в дверной глазок - подозрительные итальянцы просто жить
не могут без этих устройств, - как раздался звонок. Кто-то стоял снаружи
у ворот. В тишине просторной квартиры звук был так  оглушителен,  что  у
Морриса чуть не разорвалось сердце.  К  тому  же  звонок  мог  разбудить
спящих. А ведь он был так уверен, что Мими  все  для  него  подготовила.
Абсолютно уверен. Как она могла подпустить сюда кого-то? Затаив дыхание,
Моррис весь покрылся холодным потом.
   Он выжидал, в голове судорожно проносились догадки, кто  бы  это  мог
быть. Для почтальона слишком поздно.  Marocchino  с  фальшивым  товаром?
Свидетели Иеговы? Или местный инспектор пришел напомнить о  какой-нибудь
задолженности? Может быть, за телевизор?  Неизвестно.  Но  газом  теперь
пахло везде. Если войдут, сразу заметят.
   Вот опять. Один за другим, невыносимо громко. К чему так шуметь? Надо
было сразу сообразить:  иеговисты  так  не  звонят.  Тем  более  они  бы
попытались добраться и до соседей.  Если  б  только  звонок  можно  было
отключить, как телефон. Но в любом случае ему выходить через ворота.  От
газа уже становилось дурно. Если б он здесь жил, можно  было  бы  просто
высунуться на балкон и незаметно подсмотреть, что за  гости.  Но  его  в
любом случае увидят.
   А вдруг это полицейские или карабинеры? Может, Форбс нашел  письма  и
от страха перед Моррисом позвонил в  полицию,  а  они  сразу  примчались
сюда?
   И снова - дз-зынь! Морриса  охватила  паника.  Голова  разламывалась,
подступила тошнота. Даже мелькнула мысль:  а  может,  лучше  после  всех
унижений лечь рядом с теми двоими и умереть всем вместе? Вот опять... но
на этот раз от ворот крикнули:
   - Эй, черножопый,  выходи!  Глянь-ка,  что  стало  с  твоей  красивой
тачкой!
   Морис облегченно вздохнул - насколько это было возможно в отравленной
атмосфере. Ну конечно!  Это  же  подсказка  от  Мими!  Зажимая  рот,  он
бросился на кухню, нашарил под раковиной банку с краской, кисть и  вывел
корявыми буквами на свежевыбеленной стене: "СМЕРТЬ ГРЯЗНЫМ НИГГЕРАМ!  ДА
ЗДРАВСТВУЕТ ЛИГА СЕВЕРА! ЗЕМЛЯ ВЕНЕТО - ДЛЯ ВЕНЕДОВ!"
   Через  минуту  он,  задыхаясь,  скатился  по  ступеням.  За  воротами
раздавался  удаляющийся  треск   мотоциклов.   Небось,   порезали   шины
"мерседеса" или облили какой-нибудь дрянью. С  одной  стороны,  конечно,
досадно, с другой - лучше не придумаешь. Во всяком случае,  смотреть  на
это он не собирался.
   На  пути  к  воротам  Моррис  вспомнил  о   ключах.   Ох,   это   так
по-дилетантски, так неосторожно с его стороны! А  у  него-то  ключи  еще
остались? Да. Он бросился обратно по лестнице; за дверью на первом этаже
оглушительно взвыл пылесос. Нет, подрядчик его бессовестно - надул.  Вот
пусть и получает скандал по полной программе -  может,  хоть  цены  свои
жлобские сбросит. Veneto per i venedi!
   В квартире было уже не продохнуть. Еще  на  улице  Моррис  расстегнул
рубашку и сунул полу в рот. Да где же ее  ключи?  Должно  быть  какое-то
объяснение, как расисты-убийцы забрались внутрь, открыли газ и  оставили
надпись. Если разбить окно,  драгоценная  отрава  улетучится.  Нет,  все
должно выглядеть так, будто Паола забыла ключ в двери - это вполне в  ее
духе.
   Может, в сумочке? Но там он вроде не заметил. И сколько  еще  удастся
продержаться, пока его вывернет наизнанку? Моррис поднялся  по  винтовой
лестнице в ванную, вытащил изо рта рубашку, на  секунду  поднял  раму  и
сделал глубокий вдох. И увидел  напротив  строительные  леса.  На  доске
сидел рабочий, потягивая винцо из бутылки и, кажется, смотрел  прямо  на
него. О нет, так нечестно! Моррис захлопнул окно, вернулся в  комнату  и
стал рыться в куче одежды, сваленной в углу. Белье  в  пятнах  спермы...
времени она не теряла. Но сокрушаться об этом было  некогда.  Ее  жакет.
Ключи должны быть там!
   Задерживая дыхание, он огляделся и обнаружил жакет на  спинке  стула.
Ключи действительно лежали  в  кармане.  Отлично.  Но  любопытство,  как
всегда, взяло верх. Вместо того чтобы сломя голову бежать на  улицу,  он
вернулся в спальню, к двум обнаженным  телам  на  просторной  кровати  с
резными спинками от Армани, за которые Паола так дорого заплатила.  Даже
сейчас, подумал Моррис, еще не поздно  повернуть  назад.  Они  ведь  как
будто живы пока, или уже нет? Он наклонился  и  поцеловал  бледную  щеку
жены, потом тугой сосок, такой маленький и беззащитный во  сне.  Никогда
ребенок Морриса не возьмет его в ротик.
   Через минуту, призвав на помощь все хладнокровие и  уменье  городских
крыс оставаться незамеченными, Моррис  навсегда  покинул  этот  дом.  Не
оглядываясь, он прошел к автомобильчику и сел за руль. Хвала  Господу  и
деснице Его направляющей  и  укрепляющей,  старая  колымага  завелась  с
первого раза. Fiat iustitia. "Фиат" во веки веков, как сказал бы Форбс.

Глава тридцать вторая

   - O, ecco. Вы тутова, мистер Моррис! - Дионизио вкатил в палату  свою
тележку с медикаментами.
   Было почти пять. Моррис, вернувшись, не  стал  его  разыскивать:  это
было бы уж слишком. Так или иначе, сперва нужно разобраться  с  Форбсом.
Вырвать у него признание,  отдать  строгие  распоряжения,  подкрепленные
угрозами и посулами. Спичечный коробок и  прочие  улики  были  в  полной
сохранности кармане пиджака, запертого в шкафу.
   - А я уж вас совсем обыскал.
   - Я думал, ты закончил дежурство, - любезно сказал Моррис,  отрываясь
от Библии.
   Он  восхищался  составителями  перекрестных  ссылок.   Благодаря   их
титаническому труду удалось отыскать тринадцать вариантов  использования
слова "мщение", прежде всего в Книге Пророка Исаии: "И  Он  возложил  на
Себя правду, как броню, и шлем спасения - на главу  Свою;  и  облекся  в
ризу мщения, как в одежду, и покрыл Себя ревностью, как плащем".
   Особенно понравились Моррису "шлем спасения" и особенности  написания
слова "плащ" в оригинале, хоть он и опасался, что  это  может  чрезмерно
взволновать воображение. Под покровом внешнего спокойствия и интереса  к
любопытным подробностям душа его заново переживала все унижения, которым
пришлось подвергнуться. Чтобы сохранить себя, надо постоянно  обращаться
к Мими, к религии, к Господу нашему.
   - Но вы не покушай ленч.
   Да, конечно, Моррис пошел  прогуляться  в  сад  и  там,  представьте,
задремал на скамеечке. Наверное, от облегчения, что швы наконец сняли  и
привели лицо в порядок (тут он фальшиво  улыбнулся).  Да,  он  чувствует
себя нормально, и выписывать его будут послезавтра, не так ли?
   - Если доктор утвердит, что воспаления нет, - сказал Дионизио.
   В этот час  в  палате  было  полно  народу,  в  основном  озабоченных
посетителей, явившихся узнать, с какими  страшными  болячками  родных  и
близких им придется иметь дело в обозримом будущем. Санитар уже собрался
раздавать свой запас  транквилизаторов  на  все  вкусы,  но  тут  Моррис
спросил:
   - Дионизио, ты верующий?
   - Io sono cattolico, - невозмутимо ответствовал тот.
   - Я вот читал Библию и задумался над  одной  главой.  Как  по-твоему,
правда ли, что Господь неотвратимо навлекает отмщение на творящих зло?
   - Кого на что влекает? Извиняйте... - смутился Дионизио.
   -  Ну,  просто  мстит  злым.  Устраивает  им  вендетту,  -  терпеливо
разъяснил Моррис. - Как ты думаешь, это на самом деле неизбежно?
   На смуглом сморщенном лице гнома появилось сосредоточенное выражение.
Уже хорошо - по крайней мере, разговор отвлечет его от мыслей,  где  это
Моррис пропадал целых пять часов.  Вполне  возможно,  в  скудный  умишко
карлы влезает не больше двух мыслей за раз, и последняя просто  вытеснит
предыдущую.
   - Когда я первый раз бывай в Эрлс-Корт, - сказал наконец Дионизио,  -
хозяин дома берет денег много-много, а туалет  не  работай,  тепла  нет.
Потом он говорит, вас большая куча в квартире, уходи вон.
   - Никакого понятия о милосердии, - согласился Моррис, подумав о  том,
скольким отчаявшимся эмигрантам он предоставил кров на Вилла-Каритас.
   Дионизио,  отчаянно  путаясь  в  суффиксах  и  приставках,  продолжал
историю:
   - Один наш мальчик, очень верящий, очень попроси  Бога,  чтоб  хозяин
отрешился.  -  Моррис  ждал,  хотя  эти  россказни  начали  его   слегка
раздражать. - Ну и вот, - для пущего эффекта Дионизио выдержал паузу,  -
на другой день, как нам сказай - пошли, тут его  автобус  избивай.  -  В
самом деле? - совпадение показалось  Моррису  настолько  примечательным,
что он даже на миг позабыл обо всем прочем. - Насмерть?
   - Нет. Но ходить не умей. Долго-долго.
   - А, он смягчился и разрешил вам остаться?
   - Нет, - с пафосом покачал головой Дионизио. - Все равно прогоняй.  А
как вы изволите? В Англии не защищай иностранцев в  таком  деле.  Но  мы
нашли второй квартиру. Лучше той.
   -  Да  уж.  Считай,  и  правда  повезло,  -  Моррису  казалось,   что
злоключениям санитара недостает библейской ясности. Сам  он  определенно
предпочел бы вариант с Содомом и Гоморрой. Ну да ладно.
   - Кстати, мне бы действительно хотелось выписаться  поскорей.  Может,
все-таки найдется какой-то способ... Чувствую, пора возвращаться в мир.
   - Обхождение  завтра  в  девять.  Если  primario  говорит  -  круглый
порядок, тогда можете, да, - ответил Дионизио.
   Два часа спустя у кровати Морриса рыдала  Антонелла.  Весь  день  она
пыталась поговорить с Паолой, но не смогла ее найти. Пошла  в  офис,  но
там никого не было. Да и не могла она долго оставаться в  этом  месте  -
сразу начала воображать, что там вытворял Бобо. Это  так  ужасно.  Везде
полиция, роются в бумагах, задают  нескромные  вопросы,  кто  звонил  из
дома, чьи это телефоны, да кто такая та женщина. Она  так  расстроилась,
что хочет лишь одного -  пусть  все  закончится  поскорей.  Как  угодно.
Неважно даже, хорошо или плохо. Как только пройдет суд над эмигрантами и
поймают бандита, который требовал выкуп, она просто сядет на  самолет  и
улетит, все равно куда. Или уйдет в монастырь.  В  детстве  она  мечтала
стать монахиней. Надо было так и сделать. Но уж очень она хотела ребенка
и любила Бобо. А теперь у нее никогда не будет детей, она больше  никого
не сможет полюбить после того, как обошелся с нею муж. Она  жила  как  в
аду.
   Облокотившись на подушки, Моррис думал, какая же редкая и  прекрасная
душа у его невестка, такая искренняя и ранимая. Паола не  стала  бы  так
плакать, даже если б он ей изменил. Паоле вообще на все было  наплевать.
Может, ей бы даже понравилось. Уже не сдерживаясь, Моррис протянул  руку
и погладил Антонеллу по голове.
   - Никогда не говори - "никогда", - мягко сказал он. - Никогда  -  это
очень долго, а ты такая замечательная женщина, Тония.
   Она лишь сильней прижала ладони к глазам, всем  телом  содрогаясь  от
рыданий.
   - И, пожалуйста, не уезжай, - тихо попросил Моррис. - Ты  мне  нужна.
Кто же еще мне поможет управляться со всем этим хозяйством, если не  ты?
От Паолы толку чуть. Я ей целый день звонил, да так и не дозвонился. А у
меня столько планов, как помочь несчастным  бездомным,  может,  подумаем
вместе? Мне бы хотелось открыть настоящий реабилитационный центр,  а  не
делать из эмигрантов что-то вроде рабов на плантациях.  -  Он  продолжал
легонько поглаживать Антонеллу по волосам.  Она  перестала  дрожать,  но
ладоней от лица не отнимала. - Сдается, я люблю тебя, Тония. Уже  давно.
Ты мне так напоминаешь Массимину.
   Она опустила руки и пристально глянула на него покрасневшими глазами.
   - Мори-ис, - шепнула Антонелла, смущенно качая головой. - Morees, sei
cosi strano. Ты иногда бываешь такой странный...
   Вот уже третья из сестер - последняя, оставшаяся в живых,  -  говорит
ему эти слова. Моррис чуть не лишился сознания.
   - Давай почитаем Священное писание, - поспешно пробормотал он.

***

   К тому времени, как они приехали, Моррис уже проснулся и содрогался в
приступах жестокой рвоты. Приснилось, что  все  -  Паола,  Кваме,  Бобо,
Форбс - схватили его и запихивают в рот  падаль  и  всякие  отбросы.  Он
кричал, отбивался, взывал к Мими и к Господу. Потом резко приподнялся на
постели, и его вмиг вывернуло наизнанку. Казалось, из  него  извергаются
могильные черви, желчь и нечистоты, даже  кости.  Моррис  отчаянно  звал
священника. Вдруг вспыхнул свет, такой яркий, что он подумал: вот сейчас
явится Мими. Или Христос. В голове все перемешалось, желудок  полосовала
резкая боль, он весь трясся и истекал холодным потом.  А  когда  наконец
поднял голову, то увидел нечто более ужасное, чем ночной  кошмар:  через
палату шагал  прямиком  к  нему  подтянутый,  как  всегда,  Фе