оворного пункта в центре городка, Моррис чуть  было
не завернул туда, чтобы позвонить в веронскую  квестуру,  но  передумал.
Вдруг они действительно автоматически отслеживают, откуда сделан звонок?
Когда 800 миллионов уже в кармане,  желание  позабавиться  может  стоить
слишком дорого.
   А что, если рассказать обо всем Мими?  Вдруг  она  ему  подыграет.  В
конце концов, он ведь привязался к малышке, ему будет не хватать ее.  Не
исключено, что она даже сочтет  эту  историю  забавной.  Если,  конечно,
рассказ хорошенько подредактировать.
   Моррис шагал по суетливой главной улице, горя желанием заняться делом
и в то же время скованный  по  рукам  и  ногам  неразрешенной  дилеммой.
Солнце жгло сгоревшую кожу. Со стороны бухты  донесся  гудок  парома  на
Геную. (Господи, почему он не на его борту?) Взглянув на свое  отражение
в витрине, где была выставлена глиняная утварь, Моррис отметил, что стал
еще красивее. Это наблюдение мигом подняло ему настроение.

***

   На ужин Роберто пригласил трех своих знакомых (все мужского пола),  и
Моррис опять  испытал  острое  тревожное  чувство.  Он  пустил  дело  на
самотек, число людей, что общались с Массиминой, неуклонно росло и давно
уже превысило все мыслимые и немыслимые пределы. Он  не  был  голоден  и
заказал только жареную рыбу без гарнира и приправ. Ладно,  через  неделю
все закончится. Должно закончиться. Так или иначе.
   Молодые люди болтали  о  воскресных  выборах  (Моррис  о  них  совсем
забыл),  и  он  с  беспокойством  услышал,  что  христианские  демократы
потеряли шесть процентов голосов, а коммунисты почти сравнялись с  ними.
И хотя перспективы  появления  левого  правительства  оставались  весьма
туманными, но рынок акций обрушился уже на десять пунктов.  Слава  богу,
что он не вложил деньги на прошлой неделе. А политическая неразбериха  и
трескотня теперь займет почти все эфирное  время  в  выпусках  новостей,
вытеснив криминальную хронику.
   Массимина обмахивалась салфеткой над блюдом с  омаром,  -  вечер  был
душным и влажным, - один из парней напропалую флиртовал  с  ней  (манеры
как у записного гомика, раздраженно подумал Моррис), Роберто  хохотал  и
требовал оставить девушку в  покое,  поскольку  Мими  с  Моррисом  скоро
поженятся:
   - Он даже купил ей сегодня тест на беременность!
   Лицо Массимины стало того же цвета, что и омар у нее на  тарелке.  От
столь подлой выходки Морриса захлестнула ярость. О, с какой радостью  он
отплатил бы обидчику, приласкав бедную Мими, но ему была неприятна  сама
мысль о нежностях  под  прицелом  этих  по-итальянски  беззастенчивых  и
веселых взглядов. Меньше всего он хотел выставлять  себя  на  посмешище,
выглядеть сентиментальным, а потому хранил напряженное молчание.
   - Браво, браво! - одобрительно галдели юнцы.  -  И  как  вы  назовете
отпрыска?
   Массимина на удивление быстро  справилась  с  замешательством  -  еще
краска стыда не сошла с ее щек, а она уже весело улыбалась (вот  тебе  и
строгое католическое воспитание), - просунула руку под  локоть  Морриса,
пристроила голову у него на плече и  нежно  спросила,  как  они  назовут
малыша. Наверное, будет мальчик...
   - Леонард, - машинально брякнул Моррис, это было имя  отца,  впрочем,
какая разница, лишь бы побыстрее отстали.
   Но юнцы только пуще развеселились, как же, как же -  новый  Леонардо!
Роберто с лукавым смехом заметил, что  да  Винчи  был  гомосексуалистом.
Старикан обожал выкапывать из могил  мертвецов,  сдирал  с  них  кожу  и
кромсал на куски  -  словом,  развлекался  на  всю  катушку.  И  Роберто
покатился со смеху.
   Моррис пришел в бешенство. На мгновение  он  даже  задержал  дыхание,
борясь с подступающей тошнотой.
   - Мой сын не станет развлекаться подобным образом, - холодно  отрезал
он.
   - Vero Morrees! <Правда, Морри-ис!  (итал.)>  -  радостно  взвизгнула
Массимина и чмокнула его в щеку, вызвав очередную  порцию  одобрительных
выкриков.

Глава девятнадцатая

   Роберто привез их обратно довольно рано, после  того,  как  внезапная
гроза безжалостно уничтожила их планы распить бутылочку у ночного  моря.
Ливень хлестал не переставая, они ехали почти в полном  молчании,  ерзая
на влажных полотенцах, которые пришлось постелить  на  сиденья  -  дождь
начался неожиданно, а у "гольфа" был опущен верх. До виллы  добрались  к
одиннадцати,  Роберто  ненадолго  зашел  в  дом,  так  как  ему   срочно
понадобилось в туалет. Массимина пребывала  в  прекрасном  настроении  и
потребовала, чтобы Роберто  задержался  и  выпил  с  ними.  (Из  запасов
Грегорио, разумеется, - так кто из них беспардонно  обращается  с  чужой
собственностью?) Оставив Морриса на кухне, она прошла в гостиную к бару,
мимоходом включив телевизор. И  первым  делом,  оказавшись  в  гостиной,
увидела собственное лицо.
   - Морри-ис! Морри-ис!
   Изумление, звучавшее в ее голосе, сказало ему все. В мгновение ока он
оказался в гостиной, сжимая в руке бутылку содовой.
   - Морри-ис, это невероятно! - Она стояла посреди комнаты, ероша одной
рукой волосы, а другой вцепившись в юбку. - Морри-ис, я не понимаю.  Они
считают, что меня похитили!
   - Что они считают?!
   - Они даже выплатили выкуп. Но это невозможно!
   Моррис успел как раз вовремя, чтобы краешком глаза поймать на  экране
знакомую фотографию. На какой-то миг он испугался, что сейчас  возникнет
синьора Тревизан и примется  в  отчаянной  мольбе  заламывать  руки.  Уж
тогда-то девчонка наверняка окажется у  телефона  прежде,  чем  уберется
Роберто. Но лицо  Массимины  исчезло,  и  пошел  репортаж  о  пожаре  на
химическом заводе в Милане.
   - Но почему  они  решили,  что  меня  похитили,  Морри-ис?!  Мы  ведь
отправили  им  столько  писем.  А  ты  даже  разговаривал  с  ними.  Это
невозможно, совершенно невозможно, я не по...
   - Я тоже!
   Моррис дрожал всем телом. Он заставил себя поставить на стол бутылку,
чувствуя, как по телу ручьями струится пот.
   - Я не верю!.. - прошептал он хриплым голосом.
   И это было истинной правдой. То,  что  девчонку  угораздило  включить
телевизор именно сейчас,  после  того  как  три  недели  находилась  под
строгим присмотром... Дурной сон.
   Массимина смотрела на него во все глаза, и Моррис понимал,  что  даже
самому безмозглому тугодуму не потребуется много времени, чтобы осознать
правду. Он опустил голову, демонстрируя смирение.
   - Я не сказал им, что ты со мной, Мими. - И поспешно добавил:
   - Я должен кое в чем признаться тебе, но, поверь, я не подозревал,  к
чему приведет мое легкомыслие... Если бы у меня  имелись  хоть  малейшие
подозрения, что... - Тут он услышал, как  в  туалете  спустили  воду.  -
Мими, пусть Роберто уйдет, и мы с тобой обо всем поговорим. Хорошо?
   Давай, Моррис Дакворт, давай, побольше наглости и напора, и все будет
в порядке. Он быстро выскочил в коридор. Роберто аккуратно  закрывал  за
собой дверь ванной.
   Моррис быстро заговорил:
   - Робби... - Голос его был тихим и взволнованным.  Достаточно  тихим,
чтобы  не  слышала  Массимина,   и   достаточно   взволнованным,   чтобы
заинтересовать Роберто. - Робби, помнишь, утром я  сказал,  что  вечером
жди скандала? Так вот, началось. Ты не мог бы...
   Роберто понимающе усмехнулся:
   - Конечно, конечно! - Он весело подмигнул. - Будь к малышке добрее. И
помни о моем предложении, если она захочет...
   - Спасибо! - коротко и серьезно ответил Моррис. В его обстоятельствах
не до шуток, правда?
   - Вот и умница! - Роберто снова усмехнулся и прокричал:
   - Ci vediamo! <До встречи! (итал.)> - Массимина не ответила.  Роберто
скривился - неужто все так плохо? - и легонько ткнул Морриса  кулаком  в
плечо. - Поверь, бабы не стоят таких волнений.
   Когда же он уйдет, черт побери!
   Выставить  его  отсюда.  Выставить!  Моррис  услышал,  как   звякнула
телефонная трубка, и почти вытолкал парня за дверь.
   - Завтра увидимся, - обронил Роберто напоследок.
   - Ага, чао!
   Не дожидаясь, пока закроется дверь, он рванулся в гостиную, и вовремя
-  успел  выхватить  трубку,  в  которой  -  господи,  пронесло!  -  еще
раздавались длинные гудки.
   - Но я хочу поговорить с мамой, Моррис! Я должна ей  все  рассказать.
Она,  наверное,  до  смерти  испереживалась.  -  От  гнева,  отчаяния  и
недоверия Массимина расплакалась.
   За  ее  спиной  по-прежнему  бормотал  телевизор,  теперь  рекламируя
бренди. Прикрывая корпусом телефон, Моррис попытался обнять девушку.
   - Сначала ты должна дать мне возможность все объяснить.
   Она отпрянула. В  пристальном  взгляде  читались  подозрение  и  даже
страх. Но Моррис не собирался уступать.
   - Что объяснить?
   Он постарался, чтобы голос звучал нежно и ласково:
   - Ты только сядь, милая, сядь вот сюда, и я  тебе  все-все  расскажу,
хорошо, Мими? Просто пообещай, что не будешь ничего делать, пока я  тебе
не расскажу.
   С улицы донесся рев автомобиля - Роберто наконец-то убрался. Они были
на вилле одни, а ближайший дом  находился  в  доброй  полумиле  вниз  по
дороге, где от асфальта остались одни воспоминания.
   Моррис выключил телевизор.
   - Дело в том, - медленно заговорил  он,  -  что  я  с  самого  начала
подумал: если сказать, что ты убежала со мной,  они  тотчас  же  захотят
нашей крови. Точнее, моей крови. Поэтому  я  просто-напросто  ничего  не
сказал твоим родным. Я был уверен, что они не задумываясь разлучат  нас,
и разлучат навеки!
   - Но...
   Моррис опустился в большое кресло из белой кожи. К нему  возвращалась
былая уверенность - он сыграет эту роль! Кроме того, он чувствовал,  что
решение уже принято. Что ж, он даст девчонке последний  шанс.  Слово  за
ней. Ей решать.
   - Твоим родным я сказал, что не знаю,  где  ты  находишься,  а  потом
уничтожил письма, которые ты написала...
   - Что ты сделал?!
   - Разумеется, через  пару  дней  я  понял,  что  совершил  чудовищную
глупость, но к тому времени уже завяз по уши в своем вранье.  Я  не  мог
признаться, иначе все сразу бы догадались, что я лгал с  самого  начала.
Понимаешь, Мими, самое страшное было в том, что, когда я приехал к твоей
матери, там оказалась полиция... Мне поневоле  пришлось  повторить  свой
рассказ, так что... Честно говоря, думаю, что именно поэтому я и заболел
в Риме. Из-за того, что перенервничал, переволновался - помнишь, в каком
напряжении я все время находился, помнишь, как я...
   Он позволил своему голосу смущенно стихнуть.
   Массимина держалась даже  лучше,  чем  он  надеялся.  Слезы  высохли,
девушка привычно хмурилась, глаза пытливо разглядывали его.
   - Боже, какой же ты кретин!
   - Да. - Он был само смирение.
   - Господи, ну почему, ну почему через несколько дней ты ничего мне не
сказал? Мы могли бы что-нибудь придумать.  Я  могла  вернуться  домой  и
сказать, что убежала по собственной воле, но теперь...
   - Я не хотел, чтобы ты возвращалась домой, - упрямо буркнул Моррис  и
выпятил  подбородок,  надеясь  придать  лицу  выражение  твердокаменного
упорства. - Я люблю тебя! (Это ведь правда. Он уже привык к ней.  И  она
вот-вот перейдет на  его  сторону.)  Я  хотел  дотянуть  до  твоего  дня
рождения, когда тебе исполнится восемнадцать, и мы бы поженились.  Тогда
все разрешилось бы само собой. Откуда мне было знать, что они вообразят,
будто тебя похитили... Боже  мой,  и  в  голову  не  могло  прийти,  что
какая-то сволочь примется строчить письма с требованием  выкупа!  Как  в
дурацком боевике. Я ведь  не  сомневался,  что  они  уверены,  абсолютно
уверены, будто ты сбежала из дома.
   - Но в Италии пропавший человек почти всегда считается похищенным.
   - Я же не итальянец, - с горечью вздохнул Моррис. - Я  и  представить
не мог, во что выльется моя глупость. (Так, стоит ли  говорить,  что  он
звонил в полицию и ее родным? Нет-нет, этой темы он коснется  как-нибудь
в другой раз. Что-нибудь придумает.) Откуда мне  было  знать,  что  твои
родные так богаты, что ты лакомый  кусочек  для  похитителей,  -  угрюмо
продолжал он. - Кстати, сколько они  заплатили?  Сумму  назвали,  ты  не
слышала?
   - Восемьсот миллионов, - ответила девушка тихо.
   - Не так уж и много.
   - Не так уж и много?! Восемьсот миллионов! Господи...
   Массимина замолкла на полуслове, искренне  потрясенная  непомерностью
суммы. Или же, злорадно подумал  Моррис,  собственной  прижимистостью  в
сравнении с аппетитами похитителей. Что ж, поделом дурочке.
   - Это ужасно, просто ужасно, - снова вздохнул он. -  Но  что  я  могу
поделать? Деньги теперь не вернуть.
   - Не  знаю,  может,  полиция...  Боже,  просто  не  верится...  -  На
мгновение Массимина утратила самообладание и  опять  расплакалась.  -  А
ведь все было так чудесно... - рыдала она.  -  Я  никогда  не  была  так
счастлива... Это сон, какой-то кошмар...
   Моррис перебрался на кушетку, осторожно  обнял  девушку,  взгляд  его
скользнул по отражению в угольно-черном оконном стекле. Надо бы опустить
жалюзи на всякий случай, вдруг все-таки придется...
   - О, Морри-и! - Она уткнулась головой в его плечо.
   - Cara, послушай,  нам  надо  решить,  что  делать  дальше.  Если  мы
вернемся и скажем правду, они, наверное, посадят меня в тюрьму за...  ну
не знаю, например, за лжесвидетельство, но нам точно не позволят  больше
видеться друг с  другом.  Мими,  -  голос  его  смягчился,  на  сей  раз
совершенно непроизвольно,  -  ты  моя  первая  девушка.  Честное  слово.
Самая-самая первая, до тебя я ни с кем не чувствовал себя так  свободно.
Если я тебя потеряю, то...
   Она подняла покрасневшие глаза:
   - Так что же нам делать, Морри?
   - Ты должна сказать, что тебя похитили и только что отпустили.
   - Что?
   - Просто скажи, что тебя похитили и отпустили, - повторил он.
   - Моррис, ты сошел с ума, мы не можем...
   - Послушай, мы немедленно возвращаемся на материк, завтра же утром; и
как только ты окажешься в Риме, первым делом отправишься  в  полицейский
участок... нет, лучше выйдешь на автостраду где-нибудь на окраине  Рима,
позвонишь в полицию и скажешь, что похитители только что вывели тебя  из
машины и оставили на дороге.
   С минуту девушка молчала. Ох, как же будет замечательно, если  у  них
получится!
   - Тебя все время держали с завязанными глазами  в  чулане,  и  ты  не
видела лиц похитителей, даже почти не слышала их, разве что  когда  тебе
приносили еду... Да, именно так. Тебе показалось, у  них  неаполитанский
выговор. У тебя получится, правда получится. А через месяц и я вернусь в
Верону, как раз к твоему дню рождения, и тогда тебе уже  не  понадобится
согласие матери.
   - А что будет, если найдут человека, который требовал деньги? - робко
спросила Массимина.
   - Не найдут! - убежденно ответил Моррис.
   - Но...
   - Другого выхода нет, Мими. Иначе мне грозят большие неприятности, да
и тебе, наверное, тоже... И мы никогда не будем вместе.
   - А как же ребеночек, наш маленький Леонардо?
   Ох черт, вот об этом он не подумал.
   - Он ведь родится максимум  через  шесть-семь  месяцев  после  нашего
брака, и все поймут, что он был зачат именно сейчас.
   - Но ты же еще не знаешь, беременна или  нет.  Ради  бога,  Мими,  не
опережай события. Если ты  действительно  беременна,  то  это  серьезная
неприятность, а у нас и без того хватает проблем.
   - Я знаю точно!
   - Откуда? Это невозможно.
   - Женщина всегда знает.
   - Вздор! Ты не можешь знать, пока...
   - Я знаю, точно знаю!
   - Господи, тогда придется сказать, что тебя изнасиловали!  -  рявкнул
Моррис, начиная терять терпение. Эта идиотка сама толкает его на крайние
меры. - Скажешь, что именно  поэтому  тебя  не  сразу  освободили  после
выплаты выкупа. Хотели как следует развлечься  с  такой  красавицей.  Ты
сопротивлялась сколько могла, а потом пришлось уступить. В таком  случае
твоя cara мама даже рада будет сбагрить тебя мне, поскольку  решит,  что
никто на дочку уже не польстится!
   - Как я тебя ненавижу!  -  выпалила  Массимина  и,  яростно  сверкнув
глазами, оттолкнула его.
   Но Моррис и пальцем ее не тронул! Он хранил ледяную невозмутимость  -
Моррис Дакворт, воплощенное хладнокровие. Да,  он  очень  сожалеет,  что
обидел ее, произнес он, пытаясь поймать ее  взгляд  и  стараясь  придать
голосу искренность и проникновенность. Право, у них  нет  иного  выхода,
она должна это понять. Сейчас  надо  как  следует  выспаться,  чтобы  не
наломать дров на пьяную голову, а утром они найдут решение. И он  шагнул
к окну - опустить жалюзи.

***

   Они  лежали  в  постели:  Массимина,  жалобно  постанывая,   пыталась
заставить себя заснуть, а Моррис нежно ласкал ее. Простыни были  жаркими
и липкими, в саду остервенело свиристели цикады.  О,  как  ему  хотелось
поверить, что план  сработает,  несмотря  на  все  препятствия,  которые
предстоит преодолеть. Мими - чудесная девушка, ей не занимать  смелости,
а он все так здорово, так гениально придумал. Да и  с  финансовой  точки
зрения... конечно, восемьсот миллионов сумма приличная, но хватит ли  ее
до конца жизни? Полноценной жизни,  которую  он  твердо  намерен  отныне
вести. Никаких сомнений, что это удастся куда как лучше, если он женится
на остальных деньгах. В конечном  счете  у  их  семейки  гораздо  больше
жалких восьмисот миллионов.
   Однако гениальный план имел и недостатки. До конца дней ему предстоит
жить  в  страхе,  как  бы  что-нибудь  не  выплыло  наружу.  Постоянная,
каждодневная зависимость проклятой девчонки. А, что  если  она  надумает
шантажировать его? "Если ты не будешь хорошо себя вести, Моррис,  я  все
расскажу". Или  может  наплести  с  три  короба,  напившись  допьяна  на
какой-нибудь вечеринке, эта дрянь ведь  оказалась  падка  до  спиртного,
чего он никак не ожидал. Но Моррис чувствовал, что способен справиться и
с этими проблемами. Он так привык к ней, так  привык  к  тому,  что  она
рядом. Впервые в жизни он привязался к человеку. И снова остаться без...
   Итак,  он  рискнет.  Они  поженятся,  и  с  ее  помощью  он   обретет
респектабельность и семью (вот он, тест на беременность, лежит на  полке
в  ванной  вместе  со  скляночками  и  тюбиками,  которые,  неплохо   бы
расставить в строгом геометрическом порядке). Денег на текущие расходы у
них предостаточно, смогут  наслаждаться  праздной  жизнью:  персональная
медсестра и нянька  для  ребенка,  широкий  круг  деловых  и  культурных
интересов - для них. Он посмотрел на плавную линию девичьей спины.
   - Мими, ты спишь?
   Молчание.
   - Мими?
   Молчание.
   Ладно, значит, и он может немного подремать. Конечно, по-настоящему в
этой влажной послегрозовой духоте  не  заснешь,  но  оно  и  к  лучшему.
Наверное, эту ночь разумнее провести, не смыкая глаз. Надо быть  начеку.
Он  лежал,  прислушиваясь  к  треску  цикад,  к  далекому,   затихающему
громыханию.
   Моррис очнулся внезапно. Вокруг царил непроглядный мрак. Он  заставил
себя встряхнуться, выдернуть сознание из пелены сна. Массимины рядом  не
было. Пальцы нашарили в темноте лишь скомканные простыни. Он соскочил  с
кровати, прежде чем разум выбрался из черной пещеры сна.  Где  же,  черт
возьми, выключатель! Уши уловили тихое щелканье  телефонного  диска.  О,
преданные, верные уши Морриса! Он ощупью выбрался  в  коридор,  затем  в
гостиную. Теперь почти кромешная, лишь  призрачно  мерцает  белое  тело,
маня к себе.
   - Мама... мамочка, со мной все в порядке, я...
   Он вырвал у нее трубку, швырнул на рычаг.
   - Ты же обещала! Ты же обещала  не  звонить,  пока  не  окажешься  на
материке!
   - Я ничего не обещала. Я сказала, что повременю до утра.
   -  Но  зачем?  Зачем?!  Зачем  звонить  сейчас,  они  ведь  наверняка
определят, откуда звонок, и тогда мы  погибли!  Да  они,  наверное,  уже
определили. Как только выяснится, что всю последнюю  неделю  мы  провели
здесь, нам конец.
   - У тебя всегда и на все найдется план, не так ли? - холодно спросила
она. В темноте вздымались и подрагивали большие груди, она стояла  перед
ним совершенно голая, задыхаясь от гнева. - Я вс