и, но он и не хотел, чтобы она была загадочной. Он просто имел в
виду, что на режущем лезвии времени, перед тем, как можно выделить
какой-нибудь предмет, должно существовать нечто вроде внеинтеллектуального
осознания, которое он называл осознанием Качества. Не можешь осознавать,
что увидел дерево, до тех пор, пока не увидишь дерево, и между мгновением
вдения и мгновением осознания должен существовать временной зазор. Мы
иногда не придаем ему значения. Но нет оправдания мысли, что он на самом
деле не имеет значения -- никакого оправдания.
     Прошлое существует только в наших воспоминаниях, будущее -- только в
наших планах. Настоящее -- наша единственная реальность. Дерево, которое
осознаешь интеллектуально вследствие этого крохотного временного зазора, --
всегда в прошлом и, следовательно, всегда нереально. Любой интеллектуально
постигаемый предмет -- всегда в прошлом и, следовательно, нереален.
Реальность -- всегда момент вдения перед тем, как имеет место
интеллектуализация. Другой реальности нет. Эта доинтеллектуальная
реальность -- и есть то, что, как чувствовал Федр, он верно определил как
Качество. Поскольку все интеллектуально определяемые вещи должны возникнуть
из этой доинтеллектуальной реальности, Качество -- родитель, источник всех
субъектов и объектов.
     Он чувствовал, что интеллектуалы испытывают обычно самые большие
трудности в вдении этого Качества именно потому, что они столь скоры и
абсолютны, вгоняя все в интеллектуальную форму. Легче всего увидеть это
Качество маленьким детям, необразованным и культурно "лишенным" людям. Они
обладают наименьшей предрасположенностью к интеллектуальности из культурных
источников и наименьшей формальной тренировкой для того, чтобы глубже
привить ее себе. Вот, чувствовал он, почему квадратность -- такое
единственное в своем роде интеллектуальное заболевание. Он ощущал, что
случайно привил себе иммунитет против него, или, по меньшей мере, до
некоторой степени сломал привычку своей неудачей в школе. После этого он не
ощущал собственной принудительной идентификации с интеллектуальностью и мог
исследовать антиинтеллектуальные доктрины с пониманием.
     Квадратные, говорил он, из-за своей предвзятости к интеллектуальности
обычно считают Качество, доинтеллектуальную реальность, не имеющим
значения, простым бессобытийным переходным периодом между объективной
реальностью и субъективным восприятием ее. Поскольку у них --
предубежденные представления о его незначительности, они не стремятся
обнаружить, отличается ли оно как-нибудь от их интеллектуального
представления о нем.
     Отличается, сказал он. Как только начинаешь слышать звучание этого
Качества, видеть эту корейскую стену, эту не-интеллектуальную реальность в
ее чистой форме, хочется забыть все это словесное барахло, которое, как
начинаешь видеть, -- постоянно где-то в другом месте.
     Теперь, вооруженный этой новой, переплетенной во времени,
метафизической троицей, он полностью остановил тот раскол
романтического-классического Качества, что угрожал погубить его. Они уже не
могли препарировать Качество. Теперь он мог просто сидеть и в свое
удовольствие препарировать их. Романтическое Качество всегда соотносилось с
мгновенными впечатлениями. Квадратное Качество всегда вовлекало множество
соображений, которые растягивались на период времени. Романтическое
Качество было настоящим, "здесь и сейчас" вещей. Классическое Качество
всегда занималось больше чем просто настоящим. Всегда рассматривалось
отношение настоящего к прошлому и будущему. Если постиг, что и прошлое, и
будущее содержатся в настоящем, -- у-ух, вот это оттяг; значит, то, ради
чего живешь -- настоящее. И если твой мотоцикл работает, то чего из-за него
беспокоиться? Но если ты считаешь, что настоящее -- просто миг между
прошлым и будущим, просто проходящее мгновение, то пренебрегать прошлым и
будущим ради настоящего -- это действительно плохое Качество. Мотоцикл
может работать сейчас, но когда ты в последний раз проверял уровень масла?
Мелочная суета с романтической точки зрения, но хороший здравый смысл -- с
классической.
     Теперь у нас два разных типа Качества, но они больше не раскалывают
само Качество. Они просто -- два разных временнх аспекта Качества, краткий
и долгий. До этого требовалась только метафизическая иерархия, выглядевшая
так:

                                  [Image]

                              [Image] [Image]

[Image] [Image]
     [Image] [Image]

     То, что он дал им взамен, было метафизической иерархией, выглядевшей
так:

                                  [Image]

                              [Image] [Image]

                              [Image] [Image]

     Качество, которому он обучал, было не просто частью реальности -- оно
было всем целиком.
     Затем он в понятиях триединства перешел к ответу на вопрос: Почему все
видят Качество по-разному? Вопрос, на который до сих пор всегда приходилось
отвечать уклончиво-благовидно. Теперь он говорил: "Качество бестелесно,
бесформенно, неописуемо. Видеть тела и формы -- значит
интеллектуализировать. Качество независимо от каких бы то ни было тел и
форм. Имена, тела и формы, которые мы придаем Качеству, только частично
зависят от Качества. Также они частично зависят от априорных образов,
которые мы накапливаем в своей памяти. Мы постоянно стремимся найти в
событии Качества аналогии нашему предыдущему опыту. Если мы этого не
сделаем, то окажемся неспособны действовать. Мы выстраиваем наш язык в
терминах этих аналогий. Мы выстраиваем всю нашу культуру в терминах этих
аналогий."
     Причина, по которой люди видят Качество по-разному, говорил он, в том,
что они приходят к нему с разными наборами аналогий. Он приводил примеры из
лингвистики, показывая, что для нас буквы хинди dа, dа и dhа звучат
идентично, поскольку у нас нет к ним аналогий, чтобы почувствовать
различия. Подобным же образом, большинство говорящих на хинди не может
различить dа и thе, потому что нечувствительны к этому различию. Для
индейских селян, говорил он, вовсе не необычно видеть призраков. Но для них
кошмар -- пытаться увидеть закон тяготения.
     Это, говорил он, объясняет, почему целый класс первокурсников,
изучающих композицию, приходят к одинаковой оценке качества в сочинении. У
них всех -- сравнительно одинаковое прошлое и одинаковые знания. Но если
ввести группу иностранных студентов или, скажем, вывести средневековые
поэмы из диапазона классного опыта, то способность студентов оценить
качество, возможно, будет соотноситься не столь хорошо.
     В некотором смысле, говорил он, именно выбор Качества студентом
определяет студента. Люди расходятся во мнениях о Качестве не потому, что
Качество различно, а потому, что различны люди в смысле их опыта. Он
прикинул, что если бы два человека обладали идентичными априорными
аналогиями, то они бы каждый раз идентично видели бы и Качество. Тем не
менее, способа проверить это не существует, поэтому приходится оставлять
эту прикидку чисто спекулятивной.
     В ответ своим коллегам по школе он писал:
     "Любое философское объяснение Качества будет и ложным, и истинным
именно потому, что оно -- философское обобщение. Процесс философского
объяснения -- аналитический процесс, процесс разламывания чего-то на
субъекты и предикаты. То, что я имею в виду (и все остальные имеют в виду)
под словом Качество, нельзя разломать на субъекты и предикаты. Не потому,
что Качество так загадочно, но потому, что Качество так просто, прямо и
непосредственно.
     Простейшая интеллектуальная аналогия чистого Качества, которую могут
понять люди в нашей среде, такова: "Качество -- реакция организма на его
окружающую среду" (он взял этот пример, потому что его главные вопрошающие,
казалось, видели все в свете теории поведения "стимул-реакция"). Амеба,
помещенная на поверхность воды с капелькой разбавленной серной кислоты
поблизости, будет отодвигаться от кислоты (я думаю). Если бы она могла
говорить, то, ничего не зная про серную кислоту, сказала бы: "Эта среда
имеет плохое качество". Если бы у нее была нервная система, она действовала
бы гораздо более сложным образом, чтобы преодолеть плохое качество среды.
Она искала бы аналогий, то есть образов и символов из предыдущего опыта,
чтобы определить неприятную природу своей новой окружающей среды и таким
образом "понять" ее.
     В нашем высокосложном органическом состоянии мы, развитые организмы,
реагируем на свое окружение изобретением множества замечательных аналогий.
Мы изобретаем землю и небеса, деревья, камни и океаны, богов, музыку,
искусства, язык, философию, инженерию, цивилизацию и науку. Мы называем эти
аналогии оеальностью. Они и являются реальностью. Мы завораживаем наших
детей во имя истины знать, что они -- и есть реальность. Мы швыряем любого,
кто не приемлет этих аналогий, в лечебницу для умалишенных. Но именно
Качество заставляет нас изобретать аналогии. Качество -- непрекращающийся
стимул, который наша среда налагает на нас ради создания того мира, в
котором мы живем. Полностью. Каждый малюсенький кусочек.
     Теперь взять то, что вынудило нас создать мир, и включить его в мир,
который мы создали, явно невозможно. Вот почему Качество нельзя определить.
Если мы все же определим его, то определим мы нечто меньшее, чем само
Качество."
     Я помню этот фрагмент ярче, чем любой другой, вероятно потому, что он
-- самый важный. Когда он его написал, то испытал мгновение страха и уже
было вычеркнул слова: "Полностью. Каждый малюсенький кусочек". Безумие в
них. Думаю, он видел его. Но он не мог увидеть никакой логической причины
для вычеркивания, и малодушничать было уже слишком поздно. Он
проигнорировал предупреждение и оставил все как было.
     Он положил карандаш, а потом... почувствовал, как что-то подалось.
Будто что-то внутри напряглось слишком сильно и не выдержало. А потом стало
уже слишком поздно.
     Он начал видеть, что сместился со своей первоначальной позиции. Он уже
говорил не о метафизической троице, но об абсолютном монизме. Качество --
источник и сущность всего.
     Целый новый поток философских ассоциаций хлынул в голову. Гегель с его
Абсолютным Разумом тоже говорил так. Абсолютный Разум тоже независим -- как
от объективности, так и от субъективности.
     Тем не менее, Гегель сказал, что Абсолютный Разум -- источник всего,
но потом исключил из "всего" романтический опыт. Абсолют Гегеля был
полностью классическим, полностью рациональным и полностью упорядоченным.
     Качество не таково.
     Федр вспомнил, что Гегеля считали мостом между философиями Запада и
Востока. Веданта индуистов, Путь даосистов и даже Будда -- вс описывалось
как абсолютный монизм, сходный с философией Гегеля. Федр в то время
сомневался, однако, являются ли мистические Некто и метафизические монизмы
самообратимыми, поскольку мистические Некто не следуют никаким правилам, а
метафизические монизмы -- следуют. Его Качество было метафизической
сущностью, а не мистической. Или мистической? В чем разница?
     Он ответил себе, что разница -- в определении. Метафизические сущности
определены. Мистические Некто -- нет. Это делало Качество мистическим. Нет.
На самом деле -- и тем, и другим. Хотя он до сих пор в чисто философском
свете считал его метафизическим, всю дорогу он отказывался определять его.
Поэтому оно к тому же еще -- и мистическое. Его неопределимость освобождала
его от правил метафизики.
     Потом, импульсивно, Федр подошел к книжной полке и вытащил небольшую
голубую книгу в картонном переплете. Он сам переписал и переплел ее очень
давно, когда не мог найти нигде в продаже. Ей было 2400 лет; "Дао Дэ Цзин"
Лао Цзы. Он начал читать строки, читанные уже множество раз, но сейчас он
изучал их, чтобы увидеть, сработает ли некая подстановка. Он начал читать и
интерпретировать прочитанное одновременно.
     Он читал:
     Качество, которое может быть определено, не есть Абсолютное Качество.
     И он то же самое говорил.
     Имена, которые можно дать, не есть Абсолютные имена.
     Это начало неба и земли.
     Названное суть мать всех вещей...
     Именно.
     Качество (романтическое Качество) и его проявления (классическое
Качество) -- по природе своей одно и то же. Ему даются разные имена
(субъекты и объекты), когда оно становится классически проявленным.
     Романтическое качество и классическое качество вместе могут быть
названы "мистическим".
     Из таинства достичь более глубокого таинства -- вот врата к секрету
всей жизни.(13)
     Качество всепроникающе.
     И его применение неистощимо!
     Непостижимо!
     Как источник всех вещей...
     И всЈ же, кажется, остается хрустально прозрачным, как вода.
     Я не знаю, чей это Сын .
     Образ того, что было до Бога.(14)
     ...Постоянно, непрерывно оно, кажется, существует. Черпай из него, и
служит оно тебе с легкостью...(15)
     Разглядываемое, но не увиденное... слушаемое, но не слышимое...
хватаемое, но не тронутое... эти три избегают всех наших расспросов и так
сливаются и становятся одним.
     Не его восходом есть свет.
     Не его заходом есть тьма
     Непрекращающееся, постоянное
     Не может быть определено
     И вновь обращается в царство небытия
     Вот почему оно зовется формой бесформенного
     Образом ничто
     Вот почему оно зовется ускользающим
     Встречая его ты не видишь его лица
     Следуя за ним ты не видишь его спины
     Тот кто крепко держится за качество древнего
     Способен знать первозданные начала
     Которые есть неразрывность Качества(16)
     Федр читал строку за строкой, стих за стихом всего этого, видел, как
они подходят, совпадают, становятся на место. Именно. Вот то, что имелось в
виду. Вот что он все время говорил, только бедно, механистично. В этой же
книге не было ничего смутного или неточного. Она была такой точной и
определенной, какой только и могла быть. Она была тем, что он говорил, --
только на другом языке, с другими корнями и началами. Из другой долины он
видел то, что находилось в этой, теперь уже не как историю, рассказываемую
чужими, а как часть той долины, в которой жил он сам. Он видел вс.
     Он разгадал код.
     Он читал дальше. Строку за строкой. Страницу за страницей. Ни единого
несоответствия. То, о чем он все время твердил как о Качестве, было здесь
Дао, великой центральной генерирующей силой всех религий, восточных и
западных, прошлых и настоящих, всего знания, всего.
     Когда свой мысленный взор он обратил вверх, и узрел собственный образ,
и понял, где он был и что видел, и... я не знаю, что произошло на самом
деле... но сейчас то пробуксовывание, которое Федр ощущал раньше,
внутренний раздрай его ума, внезапно набрал силу -- как камни на вершине
горы. Прежде, чем он смог остановить его, внезапно аккумулированная масса
осознания начала расти и расти, перерастая в лавину мысли, выходя из-под
контроля; с каждым добавочным возрастанием направленной вниз, всевырывающей
массы, высвобождающей стократно собственный объем, а затем той массы,
выкорчевывающей себя еще в стократном объеме, и уже это -- стократно еще;
дальше и дальше, все шире и шире; пока не осталось стоять ничего.
     Ничего больше вообще.
     ВсЈ не выдержало под ним.

                                    21

     -- Ты не очень храбрый, да? -- спрашивает Крис.
     -- Нет, -- отвечаю я и протаскиваю кожицу кружка салями между зубов,
чтобы отделить мясо, -- но ты будешь поражен, когда узнаешь, как я ловок.
     Мы уже спустились от вершины на приличное расстояние, здесь сосны
гораздо выше и перемешаны с лиственным кустарником, они как-то более
закрыты, чем на другой стороне ущелья на такой же высоте. Очевидно, в это
ущелье попадает больше дождя. Я делаю большой глоток воды из котелка,
который Крис наполнил в здешнем ручейке, а потом смотрю на него. По его
лицу я вижу, что он покорился спуску вниз, и нет необходимости спорить или
читать ему лекции. Мы заканчиваем обед половиной кулька конфет, запиваем
еще одним котелком воды и укладываемся на землю отдохнуть. Вода из горного
ручья -- самая вкусная в мире.
     Немного погодя Крис говорит:
     -- Я теперь могу нести больше груза.
     -- Ты уверен?
     -- Конечно, уверен, -- отвечает он немного заносчиво.
     Я с благодарностью перекладываю кое-что из тяжелого в его рюкзак, и
мы, извиваясь, влезаем в лямки сидя на земле, а потом встаем. Разница в
весе чувствуется. Он умеет быть внимательным, когда в настроении.
     Отсюда это выглядит медленным спуском. На этом склоне, очевидно, лес
валили, и здесь много кустарника выше человеческого роста; поэтому
приходится идти медленнее. Приходится идти в обход.

     В этом Шатокуа мне хочется уйти от интеллектуальных абстракций крайне
общего порядка и взяться за более серьезную, практическую, повседневную
информацию. Я не вполне уверен, как за нее взяться.
     Одну только штуку никогда не услышишь о первопроходцах: то, что все
они без исключения -- пачкуны по своей поироде. Они рвутся вперед, видя
только свою благородную далекую цель, и никогда не замечают мерзости и
мусора, остающихся после. Кому-то другому приходится все за ними убирать --
а это не очень-то блистательная или интересная работенка. Прежде, чем
приступить к ней, приходится немного подавлять себя. Потом же, когда
вгонишь себя в действительный депрессняк, -- не так уж и плохо.
     Открывать метафизические взаимоотношения Качества и Будды на
какой-нибудь горной вершине личного опыта -- захватывающее занятие. И очень
незначительное. Если бы весь этот Шатокуа только этим и ограничивался, то
меня следовало бы уволить. Важно только значение такого открытия для всех
долин этого мира, для всех нудных и тупых занятий и монотонных лет, которые
всех нас в них ожидают.
     Сильвия знала, о чем говорила в первый день, когда заметила всех тех
людей, ехавших в другую сторону. Как она их назвала? "Похоронной
процессией"? Теперь задача -- вернуться к той процессии с расширенным
пониманием, не таким, как сейчас.
     Перво-наперво, следует сказать, что я не знаю, является ли утверждение
Федра о том, что Качество и есть Дао, истинным. Я не знаю ни одного способа
проверить его истинность, поскольку он просто сравнил свое понимание одной
мистической сущности с другой. Он, конечно, думал, что это -- одно и то же,
но, возможно, не вполне понимал, что такое Качество. Или же, что более
вероятно, не понимал Дао. Мудрецом он определенно не был. А в книге,
которой он столь хорошо внимал, есть много полезного и для мудрецов.
     Я думаю, далее, что все его метафизическое скалолазание не сделало
абсолютно ничего для нашего понимания ни Качества, ни Дао. Ничегошеньки.
     Это похоже на ошеломляющее отрицание того, что он говорил и думал, но
это не так. Наверняка с этим утверждением он и сам бы согласился, поскольку
любое описание Качества -- какое-то определение и, следовательно, не должно
достигать цели. Я полагаю, что он, может быть даже, сказал бы, что
утверждения, не достигающие цели, подобные тем, которые делал он сам, --
еще хуже, чем полное отсутствие утверждений, поскольку их легко можно
принять за истину, и понимание качества будет задержано.
     Нет, он не сделал ничего ни для Качества, ни для Дао. Выгода была
только Разуму. Он показал, как границы разума можно расширить, чтобы он
включал в себя элементы, которые не могли быть ассимилированы раньше и,
следовательно, считались иррациональными. Думаю, что ошеломляющее
присутствие именно этих иррациональных элементов, требующих ассимиляции,
создает настоящее плохое качество, хаотический, разъединенный дух
двадцатого столетия. Сейчас я хочу взяться за них как можно упорядоченнее.

     Мы -- на крутом склоне, покрытом скользкой грязью, на которой очень
трудно держать равновесие. Мы хватаемся за ветки и кусты. Я делаю шаг,
потом прикидываю, куда наступить дальше, шагаю туда и снова смотрю.
     Скоро кустарник настолько густеет, что я виж