стат,  а ведет себя хуже всякой первоклассницы! Вместо того чтобы идти в
школу,  таскается по улицам,  думает черт знает о  чем,  -  я просто слов не
нахожу! Ну хорошо, ты пропустила первый урок. А потом?
   - О, я и забыла тебе сказать, - небрежным тоном объявила Ника. - Я ведь
потеряла портфель.  Так  что идти в  школу потом было уже просто не  с  чем.
Только ты,  пожалуйста,  не смотри на меня такими глазами, - портфель упал в
воду,  я вовсе не виновата. Упал, и все. И поплыл! Не прыгать же было за ним
в Москву-реку, согласись сама...
   - Вероника,  ты просто издеваешься надо мной,  -  сказала Елена Львовна
ледяным голосом. - Ты что, действительно потеряла портфель?
   - Да, и ключ тоже.
   - Какой ключ?
   - От квартиры,  он был в  портфеле.  Я для этого и пришла,  чтобы взять
твой.
   - И тоже потерять?
   - Ну, уж теперь-то нет! Если у тебя найдется веревочка, я могу повесить
его на шею.
   - Вот-вот,  -  Елена Львовна горько усмехнулась -  Я говорю, ты даже не
первоклассница.  Ты где-то на уровне детского сада,  Вероника, это в детском
саду малыши ходят с ключами на шее.
   - Я  спрячу его под платье,  и  все будет прилично.  Ты хотела угостить
меня кофе?
   - Хорошо, поди принеси, - Елена Львовна протянула дочери кошелек. - Мне
двойной с лимоном, без сахара.
   - Как ты можешь такую гадость, бр-р-р. А себе я возьму эклер, хорошо?
   - Какой еще  эклер?  Не  хватает только,  чтобы ты  за  свое прекрасное
поведение получала пирожные!
   Ника удалилась с обиженным и меланхоличным видом,  надрывая материнское
сердце "Может быть,  зря я не позволила ей скушать этот несчастный эклер?  -
подумала Елена Львовна. - Да нет, нужно же как-то воспитывать..."
   - Не думай,  кстати, что твое наказание ограничится лишением пирожного,
- сказала она, когда дочь вернулась, неся две чашечки "эспрессо".
   - Дома ты поставишь меня в угол?
   - Нет, милая моя, в угол не поставлю. Но если у тебя были запланированы
какие-то мероприятия,  то теперь можешь их аннулировать. Потому что до конца
мая ты из дому не выйдешь.  То есть в школу, разумеется, ходить будешь. Но и
только!
   Она потыкала ложечкой ломтик лимона,  поднесла чашку к  губам и  только
после этого посмотрела на дочь. Та сидела с совершенно несчастным видом.
   - Мама, послушай...
   - Да?
   - Мама,  ну ты же помнишь...  у  Андрея два билета в "Современник",  на
двадцать шестое. Он пригласил меня еще когда, ты же помнишь...
   - Я  помню,  помню.  Но  я  хочу,  чтобы и  ты  помнила,  что  тебе уже
шестнадцать и  что в  таком возрасте люди должны отвечать за свои поступки А
Андрею ты скажешь, что плохо себя вела и тебя наказали.
   Большие темно-серые глаза дочери начали быстро наполняться слезами.
   - Только, пожалуйста, без этого, - непреклонно сказала Елена Львовна.
   Тут  она  действительно была непреклонна,  хотя минуту назад испытывала
раскаяние, не разрешив дочери полакомиться пирожным. Для того чтобы наложить
на  девочку еще  одно,  и  гораздо более  суровое,  взыскание,  были  особые
причины.  Дружба  Вероники  с  этим  Андреем  Болховитиновым нравилась Елене
Львовне все меньше и меньше, и, хотя ничего серьезного, судя по всему, между
ними  не  намечалось,  лучше  было  заранее  принять  меры.  Будучи  матерью
передовой и современной,  она не собиралась протестовать против того,  чтобы
дочь бывала в обществе знакомых мальчиков.  Но мальчики вообще - это одно, а
один определенный,  конкретный мальчик -  это уже нечто совсем другое,  И об
этом "другом" Веронике думать пока рано. Слишком рано.
   Она  допила кофе,  порылась в  сумке,  достала ключ,  деньги,  книжечку
троллейбусных талонов, уложила все это в портмоне и протянула дочери.
   - Бери и поезжай домой.  Посмотри,  есть ли хлеб, - если нет, сходишь в
булочную. Да, и возьми еще молока и две бутылки кефира.
   - Хорошо,  -  отозвалась Ника  подчеркнуто покорным голосом.  -  Ничего
больше не нужно?
   - Ничего Если вспомню что-нибудь,  куплю сама на обратном пути. И чтобы
никуда не заходила, слышишь?
   - Да,  но  в  школу-то мне зайти придется,  то есть не в  школу уже,  а
просто повидать кого-нибудь...
   - Для чего?
   - Ну...  узнать,  что задали,  и  вообще!  Понимаешь,  по  телефону это
бесполезно, все равно перепутают, - убеждающе сказала Ника.
   - Зайди, только ненадолго, и сразу домой.
   - Хорошо, мама...
   К  школе Ника подъехала с таким расчетом,  чтобы уже не нарваться ни на
кого из  преподавателей,  но  еще застать тех,  кого ей  нужно было увидеть.
Издалека, через улицу, она оглядела школьный двор, вернее, ту его часть, что
была  доступна  обозрению с  противоположного тротуара.  Впереди,  слева  от
ворот,  был разбит чахлый палисадничек,  за  ним -  обнесенный металлической
сеткой корт,  в этот час уже пустые и тихие. Впрочем, Ника и не рассчитывала
увидеть здесь своих приятелей.  Компания их,  если и  оставалась поболтаться
вместе  после  уроков,  предпочитала делать  это  на  пятачке у  церкви Всех
Скорбящих - хоть и рядом со школой, но все же не так на виду.
   Происхождение  этого  пятачка  было  неизвестно.  То  ли  место  так  и
оставалось почему-то  незастроенным,  то ли стоявший тут дом сгорел во время
войны  от  немецкой термитной бомбы,  но  сейчас здесь образовался крошечный
тенистый скверик, ничем не огороженный со стороны тротуара и втиснутый между
ротондой храма и  торцевой стеной четырехэтажного дома  по  правую руку,  со
стороны школы.
   "Банда" из  девятого "А",  в  хорошую погоду  иногда  проводившая здесь
час-другой,  прежде чем разойтись по  домам,  удивляла Многих преподавателей
своим  составом.  Классная  руководительница Татьяна  Викторовна  попыталась
однажды выяснить у  своего сына,  чем,  собственно,  привлекает его дружба с
Ренатой Борташевич, одной из самых пустых и легкомысленных девочек в классе,
или тем же Игорем Лукиным,  чьей заветной мечтой было купить электрогитару и
сшить себе красный сюртук с  золотыми пуговицами (о  чем он  во всеуслышание
объявил  однажды  на  комсомольском собрании).  Но  выяснить  ей  ничего  не
удалось:  Андрей,  по обыкновению,  отмалчивался, потом пожал своими в косую
сажень плечами и пробасил нехотя,  что в каждом человеке можно что-то найти,
надо,  мол,  только уметь  видеть.  Возразить против этого было  трудно,  но
понять подобную дружбу - еще труднее. Поражало преподавателей то, что в этой
же  компании оказались Петя  Аронсон и  Катя  Саблина -  чуть  ли  не  самые
способные  пятерочники  школы,  уже  участвовавшие в  районных  и  городских
математических олимпиадах.
   Сейчас эта  примерная пара  сидела на  скамейке плечо к  плечу,  читала
какой-то затрепанный журнал,  сблизив головы,  и  синхронно давилась смехом.
Андрей  Болховитинов  рисовал,   развернув  на  колене  альбомчик,   который
постоянно таскал с  собой,  а  Игорь рядом с  ним  копался во  внутренностях
маленького транзисторного приемничка.
   - Привет, - сказала Ника, подходя. - Все живы?
   - Если это можно назвать жизнью,  -  отозвался Игорь. - Ты чего это так
рано?
   - А, не говори. С утра сплошные неприятности...
   - Это, старуха, у всех. У меня вот, видишь, транс накрылся.
   Андрей рассеянно глянул на Нику,  кивнул и снова занялся рисованием. Он
то и дело, щурясь, посматривал на верхний ярус колокольни и чиркал в альбоме
быстрыми угловатыми движениями,  держа карандаш под  прямым углом к  бумаге.
Осмотревшись,  Ника увидела и Ренату -  та,  отойдя к церковной ограде,  где
было  больше солнца,  с  озабоченным видом примеряла очки  с  огромными -  в
блюдечко - круглыми сиренево-голубыми стеклами.
   - Ренка, с ума сойти! - ахнула Ника. - Где достала? Ну-ка, покажи...
   Она  завладела  очками,   и  мир  сразу  сделался  каким-то  подводным.
Вернувшись к  скамейке,  где сидели мальчишки,  она отвела волосы от  щеки и
слегка подбоченилась,  выставив колено и  едва  касаясь земли  острым носком
туфельки.
   - Что скажете? Андрей, окинь взглядом артиста, идут мне такие?
   - Сила,  -  одобрил Игорь.  -  Еще тот кадр: их нравы, или мисс Большая
Ордынка.
   - Нет,  сними,  -  сказал  Андрей,  на  этот  раз  оглядев  Нику  более
внимательно.  -  Очки тебе ничего, только лучше узкие, а это вообще маразм -
жабьи глаза какие-то.
   - Фэ, - сказала Ника, послушно снимая очки. - Удивительно ты умеешь все
опошлить. "Жабьи глаза!" Возьми, Ренка, меня не оценили.
   Она присела рядом с Андреем и заглянула в альбом.
   - Что это ты рисуешь, колокольню? Она тебе кажется красивой?
   - А тебе?
   Ника до  сих  пор  как-то  не  задумывалась над  вопросом,  красива или
некрасива круглая трехъярусная колокольня храма Всех  Скорбящих;  сейчас она
пренебрежительно пожала плечами и  заявила,  что  в  Москве есть церкви куда
лучше.
   - Например? - поинтересовался Андрей.
   - Да хотя бы та в  Зарядье -  как ее,  "на Кулишках"?  Ну,  где Дмитрий
Донской был...
   - Подходящее сравнение - всего пятьсот лет разницы. Таких эрудитов, как
ты, можно показывать на вэ-дэ-эн-ха. А все-таки, чем тебе эта не угодила?
   - Пропорции не те, - подумав, сказала Ника.
   - А-а,  ну  ясно,  -  Андрей понимающе покивал.  -  Где уж было бедняге
Баженову разобраться в пропорциях.
   - Это разве Баженов строил?
   - Представь себе. Так где ты пропадала все утро?
   - Ой, я потом расскажу... Физик про меня не спрашивал?
   - Спрашивал.
   - А географичка?
   - Не знаю, я сидел отключившись.
   - А что?
   - Да  так,  -  Андрей захлопнул альбом и  сунул его в  портфель.  -  На
предыдущем уроке  схлопотал двойку от  собственной родительницы и  почему-то
расстроился.
   - Брось,   старик,   -   сказал  Игорь,   -   если  еще   из-за   двоек
расстраиваться...
   - Нет,  двойка по литературе - это действительно неприятно, - возразила
Ника. - Да еще перед самым концом года!
   - Он-то сегодня действительно ни фига не знал,  - вмешалась Рената, - а
вот  мне  на  прошлой неделе влепили совершенно зря,  я  отвечала минимум на
трояк. У математички, видите ли, было плохое настроение - может, они утром с
мужем ругались.  Так знаешь,  до чего обидно,  я обревелась, как крокодил! -
Она  снова нацепила голубые очки и  стала разглядывать себя в  зеркальце.  -
Ник, завтра мне обещали принести ресницы - те самые, помнишь, длинные такие.
Примерим, я тебе тоже постараюсь достать...
   - Не надо мне ничего,  -  Ника вздохнула. - Я сегодня портфель утопила,
какие уж теперь ресницы.
   Рената сделала большие глаза.
   - Офонареть, - прошептала она испуганно. - Как это - утопила? Где?
   - Не все ли равно где!  На Кадашевской набережной, у Лаврушинского. Что
за дурацкие расспросы - где, как? Очень просто как - взяла и бросила в воду,
он и утонул.
   - Ну,  ты даешь,  -  восхитился Игорь.  -  Что это на тебя, горемычную,
накатило?
   - Надоело все! От одной физики уже дурно делается...
   - Ты что, действительно выбросила портфель? - спросил Андрей.
   - Да, вот представь себе, взяла и выбросила!
   - Ничего,  старуха,  держи хвост пистолетом,  скоро каникулы,  - утешил
Игорь, продолжая терзать свой транзистор.
   Саблина  и  Аронсон -  или  Пит  Арон,  как  стали  его  называть после
культпохода на  "Большой приз",  -  в  один  голос  взвыли от  прорвавшегося
хохота.
   - Что это они читают? - спросила Ника у Игоря.
   - Да эту бодягу, как ее... про кота Бегемота.
   - Почему "бодяга"? Мне, например, понравилось.
   - Можно подумать, ты там что-то поняла, - сказал Андрей.
   - Можно подумать, ты понял.
   - И я не все, а уж про тебя-то и говорить нечего.
   - Ну,  не  знаю,  что  там  вообще такого особенного нужно понимать,  -
примирительно сказала Ника.  -  По-моему,  это  просто  хорошая историческая
повесть. Я говорю про те места, где Пилат и этот, ну...
   - Иисус из  Назарета,  -  усмехнулся Андрей,  -  если мне  не  изменяет
память.
   - Ну  да,  но  ведь там  его называют иначе?  Эта часть мне понравилась
больше, а про Бегемота или про этот театр дурацкий - смешно, конечно, но это
уже  совсем другое,  непонятно даже,  зачем он  все  так перемешал.  А  тебе
понравилось?
   - Старик, дай-ка нож, - попросил Игорь. - У тебя там отвертка есть?
   Андрей,  откинувшись на  спинку скамьи,  вытащил нож из заднего кармана
джинсов.
   - Не знаю,  -  ответил он не сразу.  -  Я  в  этой вещи не до конца еще
разобрался. Родительница моя считает ее гениальной - вероятно, ей виднее...
   - Ой,  мальчики, - воскликнула Рената, - что гениально - так это "Щит и
меч"! А фильм какой - обалдеть!
   Приемник в руках Игоря хрустнул, и из него что-то выпало.
   - Вот плешь,  - огорченно сказал тот. - Починил, называется... Двадцать
рэ кошке под хвост. Ну надо же!
   - Кретин ты, - сказал Андрей. - Ты и мои часы так же чинил - не умеешь,
а берешься. Чего тебя понесло его разбирать?
   - Регулятор тембра барахлил... Эй, Пит!
   Пит  оглянулся и,  оставив журнал  Кате  Саблиной,  встал  и  подошел к
скамье, где сидели остальные.
   - А,  и  дитя-цветок  уже  здесь,  -  сказал  он,  увидев Нику.  -  Как
говорится, лучше поздно, чем никогда. Где это вас носило?
   - Ох,  слушай,  мне уже надоело рассказывать в  четвертый раз одно и то
же!
   - Она  портфель выкинула в  Москву-реку,  -  сообщил Игорь,  ползая под
скамейкой в поисках выпавшей из приемника детали.
   - С Кадашевской набережной,  -  добавила Рената таким тоном,  будто эта
подробность объясняла все. - Говорит, надоело учить физику.
   - Что значит "надоело учить"? - Пит пожал плечами. - Учение надоесть не
может,  надоесть может незнание чего-то. Ты просто не знаешь физику, поэтому
тебе и кажется,  что она тебе надоела.  А если бы ты ее знала, ты бы поняла,
что нет ничего более интересного. Так что тут с приемником?
   - Да вот, понимаешь, вывалилось что-то, не могу найти...
   - Ренка,  пока я не забыла -  покажи,  что на дом, - озабоченно сказала
Ника.  -  С учебниками этими не знаю теперь,  что будет, где их доставать...
Дай листок, я запишу. Много задали?
   Раскрыв  протянутый Ренатой  дневник,  она  пробежала глазами последнюю
запись и горестно присвистнула:
   - Кошмар,  тут на четыре часа занятий,  не меньше!  Интересно,  что они
себе думают...
   - А ни фига они не думают,  -  сказал Игорь. - Какой-то академик решил,
что дети могут переварить втрое больше информации.  Поэтому с  будущего года
первачей  начнут  шпиговать алгеброй  по  новой  программе.  Представляешь -
алгебру семилетним?
   - Да какая там алгебра,  -  возразил Пит,  заворачивая в газету останки
приемничка.  -  Их  просто будут приучать к  тому,  что для облегчения счета
цифры можно заменять буквами. Так что не пропадут твои первачи, не бойся.
   - Нет,  мне  их  ужасно жалко,  -  сказала Ника,  -  я  как раз сегодня
смотрела и  думала:  у  нас  хоть было детство,  а  что  будет у  этих?..  -
Переписав задание на вырванный из тетради листок,  она сложила его, сунула в
кармашек  передника  и  вернула  дневник  Ренате.  -  Ну  что  ж,  я  пойду,
наверное...
   Она нерешительно глянула на Андрея - тот поднялся и взял со скамьи свой
портфель.  Последнее время он  почти каждый день провожал ее  до Октябрьской
площади,  а оттуда возвращался к себе на Добрынинскую; посмотреть со стороны
- вроде бы  дружба,  но  тоже какая-то  странная.  Отношения их  сводились в
основном к  тому,  что они непрестанно спорили и  ругались по любому поводу:
из-за "Теней забытых предков",  которые он нашел гениальными,  а  она -  так
себе;  из-за второй серии "Войны и мира", когда он встал и вышел на середине
сеанса и  еще сорок минут ждал ее на страшном морозе только для того,  чтобы
объявить ее пошлой и  безмозглой мещанкой,  если ей может нравиться подобное
издевательство над искусством...
   Ругались они и из-за живописи,  хотя в этом она до знакомства с Андреем
вообще не  разбиралась,  а  он после школы думал подавать в  Строгановку.  И
все-таки она с  ним спорила.  Спорила и  сама порой удивлялась,  что он  еще
терпит ее и  продолжает упрямо водить по воскресеньям то в один музей,  то в
другой, пытаясь, как он это называл, "сделать из нее человека"; она уже была
бы рада не возражать и не спорить,  но и соглашаться с ним тоже почему-то не
получалось.  Ей очень польстило его приглашение в театр, она так ждала этого
вечера - и вот пожалуйста, надо же было случиться такой дурацкой истории!
   Строго говоря,  конечно,  еще не все потеряно.  Бывало и раньше, что ей
что-нибудь запрещали,  а потом, если хорошенько поныть и разжалобить, запрет
отменялся. Но нет, сейчас она ныть не станет, не тот уже возраст. Только вот
как  объяснить Андрею?  Сказать:  "Знаешь,  меня  мама не  пускает" -  глупо
выглядит.  Мама не  пускает!  Однако что-то  ведь говорить придется?  Вот уж
влипла так влипла...
   Некоторое время они  шли  молча,  -  Андрей,  если не  спорил,  если не
рассуждал о  Джотто или  Феофане Греке  (которого Ника  упорно путала с  Эль
Греко),  наедине с ней обычно становился молчаливым.  А потом вдруг,  словно
угадав ее мысли, сказал:
   - Знаешь,  нам здорово повезло с билетами.  На этот спектакль, говорят,
такое делается...
   - Да,  я  слышала,  -  отозвалась Ника не сразу и добавила небрежно:  -
Вообще-то я еще не знаю, пойду или не пойду.
   - Как  это  -  не  знаешь?  -  удивленно  спросил  Андрей.  -  Мы  ведь
договорились!
   - Ну и что?  -  Ника отвела от щеки волосы,  пожала плечами. - А теперь
мне расхотелось. По-моему, "Современник" уже начинает выдыхаться...
   Она не смотрела на Андрея,  боялась посмотреть,  но хорошо представляла
себе,  какое у него сейчас лицо.  Когда он сердится, у него брови сходятся в
одну черту, а на скулах появляются красные пятна.
   - Что ты чушь несешь, - сказал он со сдержанной яростью. - Не хочешь со
мной идти - скажи прямо и честно, а не выдумывай идиотских объяснений!
   Ника замерла на  месте и  рывком обернулась к  нему,  -  они были уже у
стилизованных под  старину ворот  подворья,  где  помещались реставрационные
мастерские.
   - Если так, - зловеще сказала Ника, раздувая ноздри, - то могу и прямо:
да, не хочу! Не хочу и не пойду!
   - Да пожалуйста! Можно подумать, я тебя упрашивал на коленях.
   - Можно подумать, я навязывалась!
   - Только не надо терять самоконтроль,  - сказал Андрей таким тоном, что
его совет можно было с  полным основанием отнести и  к  нему самому.  -  Нет
ничего противнее истеричной закомплексованной девчонки.
   - Тем лучше,  пойдешь в театр с кем-нибудь попроще,  без комплексов.  -
Ника беззаботно улыбнулась,  чувствуя,  что вот-вот разревется.  - Пригласи,
например, Галочку.
   - Я найду, кого пригласить, уж это-то действительно не твоя забота.
   - Ты прав,  к моим заботам не хватало только этой!  Странно услышать от
тебя верную мысль,  последнее время я как-то отвыкла. Ну что, мы идем дальше
или будем стоять здесь до вечера?
   - Мы дальше не идем,  - сказал Андрей, сделав ударение на первом слове.
- Я вспомнил, что мне нужно повидать здесь одного человека.
   Ника улыбнулась еще радостнее.
   - Может быть, ты все же проводишь меня хотя бы из вежливости?
   - Извини, я не умею быть вежливым лицемерия ради. Всего хорошего...
   Андрей толкнул калитку и  вошел внутрь.  Ника сквозь прорезь в  створке
ворот видела,  как он идет через двор -  высокий,  широкоплечий,  в польских
защитного цвета джинсах и черном мешковатом свитере,  - смотрела ему вслед и
не знала,  заплакать или окончательно разозлиться. Решив, что плакать все же
не стоит, она разозлилась. Ну и пусть идет с кем хочет! Пускай теперь вообще
ходит с кем хочет и куда хочет.
   У особняка мавританского посольства ее догнала запыхавшаяся Рената.
   - Вы что, поссорились? - спросила она, изнемогая от любопытства.
   - С чего это ты взяла, - высокомерно отозвалась Ника. - А где Игорь?
   - Да ну их,  они пошли чинить этот транзистор.  Нет, правда, из-за чего
вы ругались? Я ведь видела, как вы там стояли и ссорились.
   - Ничего мы не ссорились, отстань!
   - До чего ты скрытная,  пря