Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
Женьки Карцева. У него сегодня
свободная хата. Между прочим, твои ведь надолго укатили?
- Да, но если ты рассчитываешь на квартиру, то напрасно, - сказала
Ника. - Мне уже подыскали дуэнью.
- Кого, кого? - подозрительно спросила Ренка.
- Надзирательницу, кого!
- Кислое дело, - Ренка с сожалением покачала головой. - Ну хоть
сейчас-то ты свободна? Поехали вместе, правда!
- Можно, - безразлично согласилась Ника. Она сейчас была готова поехать
куда угодно, лишь бы не возвращаться домой, в пустоту и одиночество. - А кто
там будет?
- Ну, из наших - Игорь, Женька вроде не может, а вообще там соберется
целая компания.
- Не знаю только, я в таком виде...
- Ну и что? Это ж не дипломатический прием, верно? Там такие битники
припрутся, увидишь... А, вот и он. И-и-го-о-орь! - завопила Ренка так
пронзительно, что на нее оглянулись сразу несколько человек. - Игорь, мы
зде-е-есь!!
- Салют, бабки, - сказал, подходя, Игорь. - Как дела, прогульщица?
Знаешь, лучшее качество в тебе - это полное отсутствие трудового энтузиазма.
Именно за это я тебя и люблю.
- Я провожала родителей в Химках.
- Правильно, старуха, родителей следует провожать как можно чаще и
надолго. Дублон у тебя потрясный. Насколько я понимаю, ты с нами? Тогда
пошли. "Как хорошо быть ге-нералом, - запел он, - как хорошо быть
ге-нералом! Лучше работы! Я вам, синьора! Не назову!"
На стоянке такси Игорь с ходу устроил скандал и свалку, стал божиться,
что занимал за теми, которые только что уехали, и уверять граждан в крайней
важности и спешности своих дел.
- И вообще с детьми пускают без очереди! А у меня их вон двое! - орал
он, забыв всякий стыд, и показывал на хохочущую Ренату и Нику, которая
стояла в хвосте, старательно глядя в другую сторону. - Неужто вам не жаль
таких крошек, граждане!
Угомонился он только после того, как кто-то мрачно посоветовал позвать
дружинников, а Ника, потеряв терпение, крикнула, что немедленно уйдет, если
он не прекратит балаган. И оказалось, что хлопотать было не из-за чего,
машины подкатывали одна за другой, - не прошло и десяти минут, как Игорь
усадил девушек в новенькую голубую "Волгу" и сам важно развалился рядом с
водителем.
- Шеф, вам знакома Большая Черкизовская? - спросил он, закуривая. - Не
откажите в любезности доставить нас в тот район. К кинотеатру "Севастополь",
если уж быть точным до конца.
- Платить-то найдется чем? - поинтересовался таксист. - Я вас по
проходным дворам ловить не собираюсь.
- Шеф, - укоризненно сказал Игорь. - Такие разговоры при дамах. В
хорошем обществе не принято говорить о деньгах!
- Болтаешь много, - сказал таксист неодобрительно. - А между прочим,
молоко на губах еще не обсохло.
Игорь переждал, пока проезжали оживленный перекресток, потом заявил:
- А может, это у меня такая профессия - болтать. Может, я, шеф,
идеологический диверсант.
Таксист вдруг озлился:
- Я вот сейчас всех вас повыкидаю с машины к чертовой матери! Тоже,
Аркадий Райкин нашелся!
Игорь обиженно замолчал.
- Не везет сегодня, - заметил он с меланхоличным видом, когда они вышли
у "Севастополя". - Граждане все попадаются какие-то жутко сознательные... и,
главное, без малейшего чувства юмора.
- Юмор у тебя безобразный, в этом все и дело, - сказала Ника. - Как у
тау-китян...
Квартира, куда они пришли, встретила их музыкой. В большой, увешанной
старыми картинами комнате магнитофон гнусаво и неразборчиво выпевал что-то
томное, непонятно на каком языке. Две пары медленно танцевали, одна из
танцующих была босиком, с длинными прямыми - под Анук Эме - волосами,
опоясанная золоченой цепью с большими, в ладонь, круглыми звеньями; еще одна
пара сидела в маленьком атласном креслице, она у него на коленях, а на тахте
трое бородачей смотрели какой-то альбом, сблизив одинаковые лохматые головы.
Задвинутый в угол стол был сервирован а-ля фуршет, причем довольно скромно и
без большого количества выпивки - это успокоило Нику, в последний момент она
вдруг испугалась, что попадет на какую-нибудь пьяную оргию. А тут все было,
в общем, вполне прилично. Большинство из присутствующих - Ника насчитала
человек десять-двенадцать, свободно разгуливавших по квартире, - имело, как
ей объяснил один из бородачей, то или иное отношение к искусству. ВГИК,
ГИТИС, какие-то студии - Ника их все равно не знала.
Она нехотя станцевала один чарльстон, потом бородач принес ей немного
бренди на донышке пузатой рюмки, микроскопический бутербродик с килькой,
кусочек сыра и маслину - все на крошечных пластмассовых вилочках, красной,
желтой и зеленой. Пить Ника не стала, а кильку, сыр и маслину съела в том
порядке, в каком это было предложено. Она вдруг почувствовала, что очень
голодна.
Появилось новое лицо - блондинка, тоже с длинными, прямыми,
расчесанными на пробор волосами. "Все стали носить длинные волосы, -
обеспокоенно подумала Ника, - впрочем, у меня не пробор, а челка, это
все-таки не совсем то..." Вновь пришедшая имела вид высокомерный и
вызывающий; судя по шумным изъявлениям восторга, которыми был встречен ее
приход, она явно играла в этом кружке некую звездную роль. Через несколько
минут хозяин квартиры Вадик, не понравившийся Нике мальчишка с нагловатым
взглядом, зачем-то подвел блондинку к ней знакомиться. Оказалось, что ту
зовут Эрика, это тоже было очень противно. Чтобы что-то сказать, Ника
вежливо похвалила серебряную, под старину, бляху, которая на тяжелой цепи
висела у Эрики где-то пониже груди.
- Подлинник, - небрежно сказала Эрика, - из раскопок. Греческая работа.
Ника подняла брови.
- Подлинник, из раскопок? - спросила она. - Странно. Это не греческая
работа, судя по стилю...
- Ах, да? - высокомерно протянула Эрика. - Спасибо за поправку, но
знаете, я все-таки искусствовед... если уж на то пошло!
- Тогда вы сами должны видеть, - Ника пожала плечами. - Это звериный
стиль, типичный для скифских украшений. Я уж не говорю о том, что это
никакой не подлинник. Вы когда-нибудь видели вещь, вынутую из раскопа?
Эрика смерила ее презрительным взглядом:
- Что вы вообще в этом понимаете?
- Я этим летом копала в Крыму, - небрежно сказала Ника и взяла еще один
бутербродик. - Одно из греческих поселений Боспора. Вместе с Игнатьевым.
- С кем? - ошеломленно спросила Эрика.
- С Игнатьевым, учеником Гайдукевича...
Эрика тут же выпала в осадок, а Ника, с сожалением дожевывая
мини-бутерброд, двинулась вдоль стены, окидывая взглядом картины. Они были
неинтересны - средняя жанровая живопись конца прошлого века; на видном месте
висели два Клевера, обычные зимние закаты того типа, что можно найти в любом
комиссионном.
Ей вдруг стало невыносимо скучно. Что, собственно, она здесь делает, в
этой чужой квартире, среди незнакомых и ненужных ей людей? Вокруг опять
танцевали. Ника поискала взглядом Ренку и, сделав прощальный жест,
ускользнула в прихожую, оделась и вышла.
Едва она вернулась домой, позвонил Игорь.
- Ну, старуха, ты просто блеск! - заорал он. - У тебя что, предчувствие
было?
- О чем ты? - удивленно спросила Ника. - Какое предчувствие?
- Там ведь потом такое началось! Понимаешь, этот подонок Вадик стал
клеиться к Ренке, та - в рев, пришлось мне вмешаться. Ох, я ж ему и врезал!
- ликующе кричал Игорь. - Старуха, это надо было видеть!
- Вы что, действительно подрались?
- Подрались - это не то слово! Он пролетел по воздуху три метра, когда
я его двинул хуком! Фантомас разбушевался!
- Вы все дураки, - сказала Ника сердито. - Какого черта вам пришло в
голову туда тащиться? Еще и меня, ослицу, уговорили...
А ведь мама как в воду глядела, подумала она, вешая трубку. В первый
день самостоятельной жизни - такая дурацкая история, надо же. А если бы она
не ушла вовремя? "Буду теперь сидеть дома, - решила Ника, - хватит с меня
подобных развлечений..."
Сидеть дома - наедине со своими мыслями, своими догадками оказалось не
так легко. Если бы только она могла с кем-то поделиться, посоветоваться! Но
об этом нечего было и думать, о своей страшной проблеме она не могла даже
написать в Ленинград. Тут ей не мог помочь никто.
Ежевечернее присутствие Дины Николаевны, маминой дальней родственницы,
согласившейся пожить у них эти три недели, в общем-то немного помогало Нике
в том смысле, что хотя бы по вечерам ей некогда было думать. У старой дуэньи
было три любимых занятия: рассказывать случаи из своей комсомольской юности,
слушать чтение выдающихся произведений русской классики и рассуждать о том,
чем и почему нынешний комсомол не похож на довоенный. Поэтому каждый вечер
Ника либо слушала, пока не засыпала тут же за столом, либо читала вслух
"Записки охотника", отрывки из "Накануне" и рассказы Горького, пока не
начинал заплетаться язык А днем была школа, уроки, неизбежное хождение по
магазинам.
Зато в те часы, когда Ника оставалась одна, ничем не занятая, ею всякий
раз снова овладевали прежние мысли и прежний страх, неопределенный и от
этого, может быть, еще более мучительный. Впрочем, теперь он с каждым разом
все более и более облекался в форму одной догадки, вернее одного
предположения - дикого, немыслимого, совершенно чудовищного, - которое,
однако, незаметно все глубже и глубже укоренялось в ее сознании по мере
того, как одно за другим отпадали все другие возможные объяснения.
ГЛАВА 9
В этот день сдвоенный урок литературы был последним. Татьяна
Викторовна, ставшая в этом году их классным руководителем, проверила
присутствие по классному журналу и сказала:
- Борташевич, Лукин, Ратманова, зайдите после звонка в учительскую, мне
нужно с вами поговорить.
Трое названных переглянулись. Ренка обморочно закатила глаза и
потрогала висящий на груди амулет.
- Татьяна Викторовна, мне после уроков на тренировку, - голосом
пай-мальчика сказал Игорь. - Меня из секции выгонят, Татьяна Викторовна...
- Не волнуйтесь, я вам дам записку для тренера, - непреклонно сказала
преподавательница. - Итак, сегодня у нас сочинение. Тема: "Ранний Маяковский
и причины его разрыва с футуристами"...
Ника встретила вызов в учительскую совершенно спокойно. Она догадалась,
что это связано с их приключением в прошлую субботу, но ей было все равно.
Творческие метания молодого Маяковского волновали ее сейчас еще меньше. Как
и все, она развернула тетрадь на чистой странице, аккуратно проставила в
верхнем правом углу дату - 10 октября 1969 - и начала быстро писать:
"Здравствуй, здравствуй, здравствуй! Не сердись, я была очень занята
последнее время, и телефон у нас не работает уже несколько дней, что-то с
кабелем, его все время чинят и чинят..."
- Я ничего не сделала, - сказала она учительнице, когда за пять минут
до звонка все сдавали готовые сочинения.
Татьяна Викторовна подняла брови:
- Но хоть что-нибудь? Я видела, вы писали.
- Это было письмо, - холодно объяснила Ника, глядя ей в глаза.
- На уроке, вместо сочинения?
- Совершенно верно - на уроке, вместо сочинения.
Татьяна Викторовна не сразу нашлась что сказать, так ошеломила ее
грубость всегда безупречно вежливой Ратмановой.
- Очень жаль, придется поставить вам двойку. И не забудьте зайти в
учительскую...
Раскатился звонок, Ника не спеша собрала книги. Проклятый портфель,
подумала она с привычным равнодушным отчаянием, это все из-за него. В
коридоре к ней подскочила трепещущая Ренка.
- Ты с ума сошла, почему ты не написала сочинения? Она теперь еще
больше на тебя злится! Ой, я не могу, не могу, ну что мы будем говорить, а?
- То, что было! - отрезала Ника - Или у тебя есть лучшая версия?
У двери учительской их ждал пригорюнившийся Игорь.
- Ну что, бабки, пошли на расправу, - сказал он и жалостно шмыгнул
носом. - Давайте я уж первый...
Он исчез за дверью и - не прошло и минуты - появился снова, в
сопровождении Татьяны Викторовны.
- Идемте в Ленинскую комнату, - сказала она, - там никого нет сейчас...
В Ленинской комнате она без предисловий спросила их, где они были в
субботу после школы и что там произошло.
- Мы были в гостях, - невинным голосом сообщила Ренка, - у одного
мальчика.
- У кого именно?
Ренка беспомощно оглянулась на Игоря.
- У такого Вадика, Татьяна Викторовна, - уточнил тот. - Он живет на
Большой Черкизовской, возле "Севастополя"...
- Честное слово, можно подумать, что я разговариваю с воспитанниками
детского сада! "Были в гостях у Вадика" - великолепно. Кто этот Вадик? Как
его фамилия? Чем он занимается?
Игорь и Ренка опять недоуменно переглянулись.
- Великолепно! - повторила Татьяна Викторовна. - Значит, вы отправились
в гости к человеку, про которого ровно ничего не знаете. И что там
произошло? Вы, Ратманова, если не ошибаюсь, тоже там были. Может быть, вы
мне расскажете?
- Я не хочу себя выгораживать, Татьяна Викторовна, - негромко сказала
Ника, - но я ушла рано, и при мне там ничего не происходило.
- Вы там много выпили?
- Мы вообще не пили, никто! - поспешила заявить Ренка.
- Нет, ну я, как мужчина, выпил там... ну, с полстакана...
- Помолчите, Лукин, - обрезала Татьяна Викторовна. - Мы еще поговорим о
вашем... мужском поведении!
Она снова обернулась к Ренке.
- Так объясните мне наконец членораздельно, что произошло после ухода
Ратмановой.
Ренка умоляюще посмотрела на нее, вздохнула, но так ничего и не
сказала.
- Дело в том, что этот крет стал к ней клеиться, - объяснил Игорь.
- Я спрашиваю не вас! И воздержитесь от идиотского жаргона хотя бы в
разговоре с преподавателем... который уже пять лет безуспешно пытается
научить вас изъясняться на человеческом языке. Так что же, Борташевич,
насколько я понимаю, этот Вадик к вам приставал?
- Да, - сказала Ренка после долгой паузы.
- И это вас возмутило. Я понимаю. Вы ожидали, что он будет вести себя
более корректно. А почему, собственно, вы этого ожидали? У вас было право
ожидать к себе уважительного отношения?
Ренка молчала, закусив губу.
- Не хотите говорить? - сказала Татьяна Викторовна, так и не дождавшись
ответа. - Хорошо, в таком случае я вам скажу! У вас, Борташевич, этого права
не было. У вас, Ратманова, тоже. Как вы думаете, какими глазами молодые люди
определенного сорта должны смотреть на девушек, которые являются в
незнакомую квартиру, чтобы повеселиться?
Ренка жалостно захлопала накрашенными ресницами:
- Татьяна Викторовна, я думала...
- К сожалению, Борташевич, этого вы никогда не умели. Так вот, Лукин!
Вы только что провозгласили себя мужчиной, но тогда уж запомните одну вещь:
когда мужчина идет куда-нибудь с девушкой, он отвечает за нее головой.
Скажите, вам хоть понаслышке знакомо чувство мужской ответственности?
- Ну... знакомо.
- Ничего подобного, вы и понятия о нем не имеете. Стыдитесь, Лукин! Вы
приводите свою одноклассницу черт знает куда и даже не умеете оградить ее от
оскорблений!
- Я ему знаете как дал! - обиженно возразил Игорь.
- Знаю! Его мамаша заявила, что у него выбито два зуба. За это я готова
простить половину вашей вины, но половина все равно остается, и самая
важная. Вам, Лукин, просто повезло, понимаете? Если бы этот мерзавец
оказался сильнее, он бы вас избил и выкинул вон. И вы ровно ничем не смогли
бы помочь своей спутнице, что бы с нею потом ни произошло. Вам не приходила
в голову такая возможность? Убирайтесь, Лукин, видеть вас не хочу. Тоже,
мужчина!
Игорь с неестественной быстротой исчез за дверью. Татьяна Викторовна
прошлась по комнате, машинально поправила висевший косо щит с наклеенными
фотографиями космонавтов и села за стол.
- Меня иногда охватывает отчаяние, - сказала она усталым голосом, не
глядя на стоящих рядом преступниц. - Просто отчаяние. Месяц за месяцем, год
за годом, на протяжении всей вашей школьной жизни вам пытаются вдолбить в
голову какие-то самые элементарные понятия о девичьей чести, о девичьей
гордости, о девичьем достоинстве... Об этом вам говорят родители, педагоги,
об этом вы читаете... И вот! - Она постучала по столу согнутыми пальцами. -
Как горох об стенку! Доживет такой оболтус в юбке до шестнадцати лет, уже
воображает себя взрослой и умной, и вдруг откалывает такое, что просто диву
даешься! Я тут ругала Лукина, но это уж так, из воспитательных
соображений... Он-то виноват меньше вас обеих, уже потому хотя бы, что
мальчишка. Вы старше его, понимаете вы это или нет?
Она посмотрела на Нику, потом на Ренату.
- Борташевич, кто из ваших родителей сейчас в Москве?
- Мама прилетает в воскресенье, - жалким голосом пролепетала та. -
Вчера пришла телеграмма...
- Вот и прекрасно. Скажите своей маме, что в понедельник я ее хочу
видеть.
- Татьяна Викторовна!
- Пусть зайдет к концу рабочего дня, я буду в школе часов до шести.
- Татьяна Викторовна, ну миленькая, - умоляюще затараторила Ренка, - ну
не надо, ну зачем ее сразу так огорчать, она ведь полгода была в
экспедиции...
- Вот этого я тоже не могу понять, зачем вам понадобилось встретить ее
таким подарком. Можете идти. А вы останьтесь, Ратманова.
Выждав, пока закроется дверь, Татьяна Викторовна встала, подошла к Нике
и взяла ее за плечо.
- Ну? - спросила она. - Что с тобой происходит?
Ника быстро взглянула ей в глаза и снова отвела взгляд.
- Ничего, - ответила она негромко после паузы.
- Неправда, я ведь вижу. Ника, пойми - в юности мы иногда склонны
преувеличивать масштабы своих бед, но в то же время самонадеянно думаем, что
можем справиться в одиночку, не прибегая к помощи старших. Это один из
парадоксов психологии шестнадцатилетних, и парадокс довольно опасный...
Давай-ка сядем и поговорим как следует, я наконец хочу разобраться. Я вижу,
с тобой последнее время неладно. Меня очень обеспокоила субботняя история.
Когда директор сказал мне, что к нему поступила жалоба на двоих наших
десятиклассников, я отнеслась к этому довольно спокойно... такие жалобы, к
сожалению, не редкость. Но когда я узнала, что и ты "развлекалась" там
вместе с ними...
Она сделала паузу и взглянула на Нику искоса. Та сидела по обыкновению
очень прямо, сложив руки на коленях, и смотрела перед собой безучастным
взглядом.
- Игорь меня не удивляет, - помолчав, продолжала Татьяна Викторовна. -
Мальчишка, шалопай, что с него взять. Рената, к сожалению, тоже... Тут можно
лишь удивляться, как она до сих пор не попала в какую-нибудь историю похуже.
А вот ты, Ника, ты меня... испугала! Что же это такое, думаю, - если такая
девочка, если даже она смогла оказаться в подобной компании, то чего ждать
от других? Но потом я поняла, что тебя за эту дикую выходку нельзя судить
так строго, как следовало бы - по первому впечатлению. Наверное, то, что я
говорю это тебе, не очень педагогично... но мне сейчас хочется совершенно
откровенно представить тебе ход своих мыслей - в надежде, не скрою, на
ответную откровенность! Так вот, я уверена, что в нормальном состоянии ты не
пошла бы на эту идиотскую вечеринку в незнакомый дом. Ведь не пошла бы,
правда? С тобой что-то происходит, Ника, я это заметила уже давно; и меня,
признаться, удивило, что твоя мама уехала в отпуск именно сейчас. Впрочем,
тут есть и моя вина, мне следовало с ней поговорить...
Она встала и отошла к окну. За окном была осень - мокрый асфальт внизу,
голые деревья в