доска.  А  ты
говоришь -  не замечала! Конечно, это не то мещанство, которое проявляется в
безвкусной одежде.  Если  мещанин умеет  безошибочно найти  цветовое решение
интерьера - это куда страшнее... У Ратмановых, кстати, гостиная решена очень
здорово:  ковер  на  полу  темно-синий,  а  стены  -  матовой серой краской,
светлой, теплого такого тона. Так что, видишь...
   - Погоди-ка, Андрей, - сказала Татьяна Викторовна. - Ты сам, будь у нас
такая  возможность,  отказался  бы  жить  в  комнате,  хорошо  отделанной  и
обставленной по своему вкусу?
   - Нет, конечно.
   - Почему же тебя возмущает, если так живут другие?
   - Ты,  мама,  вообще,  значит,  ничего не поняла!  -  Андрей в  сердцах
швырнул на стол скомканное полотенце.  -  Я что,  против хорошо обставленных
квартир?  Я  против того,  чтобы  жизнь  сводилась к  одной только погоне за
модой, пусть самой изысканной...
   - Помилуй,   да  откуда  ты  знаешь,  к  чему  сводится  жизнь  тех  же
Ратмановых?  И  есть  ли  у  них  другие  интересы,  кроме  ковров и  гравюр
девятнадцатого века?
   - Ну,  у  отца-то  наверняка есть,  служебные,  деловые,  -  согласился
Андрей.  -  Я  про мать говорю.  Не  знаю,  конечно,  есть ли  у  нее другие
интересы, да это и неважно. Она слишком довольна своей жизнью, понимаешь? Во
мне такие люди вызывают недоверие.
   Не так уж это ново,  подумала Татьяна Викторовна,  подавив вздох. Да, в
нем уже начинают проявляться все черты настоящего художника...  даже включая
этот инстинктивный протест против всякого благополучия, против всех тех, кто
"всегда доволен сам собой, своим обедом и женой"...
   - Да,  - сказала она вслух. - Бог с ними, впрочем. Я только одно хотела
бы тебе сказать,  Андрейка... по поводу младшей Ратмановой. Мне понятно твое
стремление уберечь ее от мещанства.  Но только учти вот что.  Она почти твоя
ровесница,  а девушки,  как я уже сказала,  становятся взрослыми раньше вас.
Поэтому  не  переоценивай  своих  сил.  Если  она  действительно  выросла  в
интеллигентно-мещанской среде,  -  я подчеркиваю - если! - потому что у меня
такого представления не  сложилось,  -  то  ты,  боюсь,  ничего уже  тут  не
сделаешь. Поэтому хорошо подумай, стоит ли...
   - Стоит ли - что? - спросил Андрей, не дождавшись конца фразы.
   - Ну, скажем, брать на себя задачу ее морального перевоспитания.
   - Я  не  собираюсь ее  перевоспитывать!  Просто,  если есть возможность
внушить какие-то более правильные взгляды...
   - Ты хочешь сказать,  что не имеешь права уклоняться?  Что ж, в этом ты
прав,  конечно...  Нет,  ты не думай,  что у меня какие-то возражения вообще
против твоей дружбы с Вероникой.  Она интересная девочка, не то что эта ваша
Рената,  с которой я действительно не представляю, о чем можно говорить. Мне
просто хотелось тебя предостеречь...  вернее,  не  предостеречь,  это не  то
слово. Ну, скажем проще - посоветовать!
   - Я понял...
   - Вот и хорошо.
   - А чтобы ты на этот счет больше не беспокоилась, - добавил после паузы
Андрей,  -  то могу тебе сказать,  что я не из тех, кто может легка потерять
голову.
   Если бы так, с сомнением подумала Татьяна Викторовна, улыбнувшись сыну.
Если  бы  так!  Пускай-ка  он  и  в  самом деле поедет с  этими студентами -
все-таки смена обстановки, новые впечатления...


ГЛАВА 6

   Переход в десятый класс не столько обрадовал, сколько обескуражил Нику.
Последнее время она упорно твердила всем,  что останется на второй год, сама
в  это поверила и на успевающих одноклассников уже посматривала с жалостью и
чувством тайного превосходства.  Еще  бы!  Им  через год предстоят все муки,
уготованные абитуриентам,  она же будет еще беззаботно порхать по жизни,  не
думая ни об экзаменах, ни о конкурсах.
   Лишний год -  это великая вещь, думала она, неизвестно еще, что за этот
год произойдет.  А  произойти в наше эпохальное время может все что угодно -
например, отменят высшее образование для девушек. Или, например, сделают его
всеобщим - тоже выход...
   И все эти сладкие мечты вдруг рассыпались в прах,  развеялись по ветру.
Получив  табель,   Ника  даже  не  стала  звонить  родителям  -  еще  начнут
поздравлять,  чего доброго. Придя домой, она достала из холодильника початую
банку сгущенного молока и поставила катушку с записями Клиберна, - сидела на
тахте с  поджатыми ногами,  ела молоко ложкой и  слушала музыку,  от которой
хотелось плакать и в более счастливые времена.
   Когда банка опустела,  а пленка кончилась,  Ника подумала,  что вот так
кончается в  жизни вообще все -  и  молодость,  и  любовь.  Теперь ей  очень
хотелось пить,  все-таки сгущенки оказалось многовато;  она  с  наслаждением
выпила стакан ледяной воды из  сифона,  добралась обратно до тахты и  легла,
чувствуя себя объевшейся и несчастной.
   А вечером, конечно, было торжество и ликование. Оказалось, что родители
все уже давно знали от завуча,  только ей не говорили;  и с работы явились с
подарками:  отец  принес  отличную кожаную папку,  взамен того  злополучного
портфельчика,   а  мама  -   рижский  кулон  ручной  работы,  кусок  неровно
отшлифованного янтаря с  мушкой внутри,  оправленный в темное оксидированное
серебро.
   Сегодня янтарь произвел на всех большое впечатление, и Ренка немедленно
предложила обменять его  на  свои  знаменитые голубые очки.  Кулон  ходил по
рукам, его трогали, терли, царапали вилкой, смотрели на свет и даже брали на
зуб.
   - Вот  паразитство,  -  задумчиво сказал  Игорь,  разглядывая мушку.  -
Лежит,  тварь,  три миллиона лет,  и  как живая...  А ведь от нас,  братья и
сестры, через три миллиона лет даже радиоактивного пепла не останется.
   - Это произойдет гораздо раньше,  -  утешил Пит.  - У урана не такой уж
большой период полураспада.
   - Может,  придумаете что-нибудь повеселее?  -  спросила Катя Саблина. -
Ника, забери у них свой янтарь, он на них плохо действует.
   - А на меня тоже,  -  сказала Ника и отпила глоток терпкого прохладного
цинандали.  -  Мне  вот тоже лезут в  голову всякие грустные мысли,  когда я
смотрю на эту муху.
   - Ты-то сама не муха, - резонно заметила Рената.
   - Ах,  никто не знает,  кто он такой,  -  вздохнула Ника.  - В смысле -
никто не знает сам себя...
   - Что  это  вы  сегодня расфилософствовались?  -  усмехнувшись,  сказал
Андрей. Он сидел, отодвинувшись от стола, и, положив ногу на ногу, рассеянно
оглядывал публику в зале.
   - Знаете,  мне очень печально, что я перешла в десятый класс, - заявила
Ника.
   Игорь и Пит переглянулись и, уставившись на нее, как по команде сделали
одинаково скорбные лица и одновременно постучали себя по лбу.
   - Готова, - сказал Игорь.
   - Доучилось наше дитя-цветок,  - сказал Пит. - Вот тебе и "науки юношей
питают, отраду старцам подают". Правда, там про дев ничего не говорилось.
   - А девам науки никогда еще не шли на пользу, - сказал Андрей.
   - Вы смеетесь,  -  вздохнула Ника,  - а смешного нет ничего. Это все не
так  просто,  как  вам  кажется.  Хорошо кончать школу,  когда  знаешь,  что
дальше...
   - Как -  что дальше?  -  изумился Игорь.  - Дальше известно что: гранит
науки, светлые дали и сияющие вершины. Какого рожна тебе еще надо?
   - Я сама не знаю,  какого мне нужно рожна, - сказала Ника. - В том-то и
дело.  Хорошо грызть гранит науки,  когда ты  знаешь,  ради  чего стачиваешь
зубы...
   - Ничего, - утешил Игорь. - Сточишь - поставят новые. Из нержавейки!
   - Это хорошо Андрею,  - продолжала Ника, не обращая на него внимания. -
Потому что он художник,  а они все одержимые. Или тебе, Катрин, - вы с Питом
тоже знаете,  чего будете добиваться.  Всякие там вычислительные устройства,
программирование...  Если это интересно -  конечно, почему же не учиться. Но
вот я не знаю. И Рената не знает. И ты, шут гороховый, тоже не знаешь.
   - Это кто шут? Я бы попросил!
   - Тоже мне...  млекопитающее,  -  фыркнула Ника. - У тебя ведь тоже нет
никаких серьезных интересов!
   - Я бы попросил, - повторил Игорь. - Что значит - нет интересов? Я буду
подавать во ВГИК. Ясно?
   Все застонали хором:
   - Во ВГИК!
   - Спятил!
   - Да тебя там затопчут на дальних подступах!
   - Почем знать, - сказал Игорь. - Может, я сам кого-нибудь - под копыто?
А?
   - Я,  например,  буду подавать в медицинский,  - сказала Рената. - А не
пройду - устроюсь манекенщицей.
   - Это хоть обдуманная программа,  -  усмехнулся Андрей, - заранее иметь
запасной вариант,  на  случай  "если  не  пройду".  Впрочем,  -  добавил он,
продолжая рисовать,  -  это  нужно только вам,  девочки.  Для  нас  запасным
вариантом будет армия.
   - Точно!  -  воскликнул Игорь.  -  Возьму я  автомат,  надену каску!  В
защитную покрашенную краску!
   - Нас выведут, - предупредила Катя.
   - Ударим шаг по  улицам горбатым,  -  немного понизив голос,  продолжал
Игорь,   бренча  на  воображаемой  гитаре,   -  как  славно  быть  солдатом,
солдатом... Ну что, братья и сестры, дрогнем?
   Он разлил по бокалам остатки вина и посмотрел бутылку на свет.
   - Увы, пусто. Как, мужики, скинемся еще на одну?
   Пит  и  Андрей  согласились,  что  скинуться  необходимо -  бутылка  на
шестерых это  вообще не  дело.  После этого все  дружно выпили,  молча и  не
чокаясь;  кто-то от кого-то слышал,  что чокаться теперь не принято,  Андрей
ободрал апельсин и подал Нике.
   - Спасибо,  -  сказала она. - Половинку. Нет, нет, бери, мне столько не
съесть.
   - Кстати,  -  сказал Андрей.  - Я читал где-то, что у Евы на самом деле
это был апельсин, а не яблоко.
   - Ну, тем лучше, - улыбнулась Ника. - Считай, что я тебя соблазнила.
   - Кто, кто кого соблазнил? - не расслышав, заинтересовалась Рената.
   - Я соблазнила Андрея, - непринужденно пояснила Ника.
   Какой-то пожилой человек,  вставший из-за соседнего столика,  глянул на
нее изумленными глазами, проходя мимо.
   - Вы  уже  совершенно  неприлично  себя  ведете,   -  сказала  Катя.  -
Дождетесь, что нас действительно выведут.
   - А мы ничего не делаем,  -  возразил Игорь. - С каких это пор компания
взрослой молодежи не может посидеть днем в кафе за бутылкой вина?
   - Вообще-то  нужно было  прийти сюда вечером,  -  с  сожалением сказала
Рена. - Куда интереснее.
   - Вечером нас могли и не пустить...
   - Ох,  не знаю,  а я так ужасно рада,  что остался всего этот последний
год,  -  сказала Рена.  - Это ж действительно офонареть можно - того нельзя,
этого нельзя...  Ну ничего,  -  добавила она угрожающе,  - мне летом обещали
сшить брючный костюм. Тогда увидим.
   - А может, он тебе не пойдет, - сказала Ника.
   - Да? - прищурившись, с невыразимо язвительным видом спросила Рената. -
Мне не пойдет? Ты так думаешь?
   - Я просто предполагаю, - Ника пожала плечами.
   - Странные у  тебя предположения!  Очки,  например,  почему-то не пошли
именно тебе, а мне они, как видишь, прекраснейшим образом идут.
   - Ренка,  и тебе не идут,  - вмешался Игорь. - Ты в них на сову похо...
ой! - Он отшатнулся на полсекунды позже, чем следовало, и Ренкин кулак задел
его по уху. - Обалдела ты, что ли, на людей кидаться!
   - Я тебе покажу "сову", - пообещала Рената.
   - А что такого я сказал? Брючный костюм, например, тебе пойдет, этого я
не отрицаю.  Как видишь, я справедлив. Между прочим, братья и сестры, я тоже
шью себе новые брючата. Клеш с разрезами и...
   - Цепочками, - подсказала Ника.
   - Старуха, - Игорь сожалеюще покачал головой, - нельзя так отставать от
моды. Цепочки носили в каменном веке.
   - Тогда с бубенчиками!
   - Тоже плешь.
   - Почему  плешь?   -   спросил  Пит.   -   Женька  Карцев  пришил  себе
колокольчики,  которые привязывают к удочкам. Можно купить в "Спорттоварах",
полтинник штука. Получилось очень стильно.
   - Плешь,  -  решительно повторил Игорь.  -  Я  сделаю иначе.  Только не
растреплете? У меня будут лампочки.
   Ренка  ахнула,   за  столом  стало  тихо.  Игорь  обвел  всех  взглядом
победителя.
   - Что, дошло? Обычные лампочки от карманного фонарика. Нашиваются внизу
вдоль разреза,  а  питание от  четырех плоских батареек.  По  две  в  каждом
кармане.  Сила?  Техника на грани фантастики!  Да, кстати! С меня библиотека
требует Стругацких,  а  я  их  кому-то отдал и  не помню кому.  Старик,  они
случайно не у тебя?
   - Нет, не у меня, - отозвался Андрей.
   Он искоса глянул на Нику и сказал:
   - Между прочим,  мы,  наверное,  видимся в последний раз. В смысле - до
осени. Недели через две я еду на целину со стройотрядом.
   - Вот как,  -  небрежно сказала Ника и обернулась к Саблиной. - Катрин,
покажи-ка сумочку, я хотела посмотреть...
   - Тебя берут в стройотряд? - заинтересовался Игорь. - А практика?
   - Половину отработаю здесь, а остальное мне зачтут. Не отдыхать же еду.
   - А куда это?
   - Кажется, в Кустанайскую область куда-то, точно еще неизвестно.
   - Эх,  черт,  -  вздохнул Игорь,  -  я  бы  тоже  не  отказался.  А  то
представляешь удовольствие - целый месяц вкалывать здесь на авторемонтном!
   - Повкалываете,  пижоны, ничего с вами не сделается, - злорадно сказала
Рената.
   - Вас бы самих туда,  -  огрызнулся Игорь.  -  Небось сразу бы забыли о
маникюрах!
   - А мы что,  не будем работать?  Не знаю еще, что лучше - ваш завод или
наше овощехранилище. Целыми днями перебирать картошку!
   - Насчет  овощехранилища,  кстати,  еще  ничего толком не  известно,  -
сказала Ника.  -  Геннадий Ильич говорил,  что девочек,  возможно,  пошлют в
совхоз. Где-то тут в Подмосковье. Хорошо бы, правда?
   - ...А вся эта фантастика -  вот уж бодяга так бодяга,  -  говорил Пит,
очищая апельсин. - У американцев, правда, иногда здорово завинчен сюжет... и
мысли бывают интересные -  в  смысле социального прогнозирования,  -  только
мрачные все, просто читать страшно...
   - Стра-а-ашно,  аж  жуть!  -  вполголоса пропел Игорь,  втянув голову в
плечи.
   - Именно жуть.  У  Витьки Звягинцева есть несколько журнальчиков -  его
предок был в Штатах,  привез оттуда, - специально журнал научной фантастики,
называется   "Аналог"...    маленького   такого   формата,    карманный,   с
иллюстрациями...  ты,  кстати,  Андрюха,  возьми поинтересуйся,  графика там
потрясная. Так вот, я прочитал несколько рассказиков...
   - Ух  ты,  пиж-жон несчастный,  -  сказала Рена.  -  Так это небрежно -
"прочитал несколько рассказиков"...
   - Ну а чего? Со словарем запросто, не такой уж трудный текст. Так вот я
что  хотел  сказать  -  мрачняга  там  совершенно  невыносимая,  все  насчет
перенаселения, истощения природных ресурсов, словом в таком плане...
   - Наверное, это не так уж и фантастично, - заметил Андрей.
   Пит дочистил апельсин,  разделил его на  дольки и  принялся симметрично
раскладывать их по столу.
   - Да,  но у  них сгущены краски,  -  сказал он.  -  Между прочим,  нашу
фантастику читать  тоже  невозможно.  Я,  например,  не  могу.  У  тех  одна
крайность, у нас другая...
   - Литература должна быть бодрой,  - сказала Рената, - оптимистической и
- какой еще?
   - Жизнеутверждающей, - подсказал Игорь. - Ну, дрогнули!
   Пит выпил, сжевал дольку апельсина. Андрей, полуотвернувшись, смотрел в
окно,  за  которым непрерывно,  словно по  обезумевшему конвейеру,  летел  с
Нового Арбата разноцветный поток  машин  и  дальше мерцала на  солнце листва
тополей Суворовского бульвара, а над всем эти стояло синее безоблачное небо;
цветовое    состояние   начало    уже    подвергаться   неуловимым   вначале
послеполуденным изменениям. Чем, какими средствами можно передать вот такое?
Скопировать нельзя  -  даже  цветная  фотография с  максимально приближенной
колористической гаммой все  равно ничего не  передаст.  Значит,  дело  не  в
верности  воспроизведения  частных  составляющих,  а  в  том,  чтобы  найти,
вылущить и показать что-то главное, общее, всеобъемлющее...
   - ...Я начинал два раза,  да так и бросил,  -  говорил Пит.  - Уж такое
всеобщее сю-сю,  что  просто  с  души  воротит.  Такие  все  талантливые,  и
красивые,   и  сверхблагородные  -   сплошное  умиление.  И  друг  к  другу,
разумеется,  все необычайно заботливы,  чутки,  -  да  ну  их к  черту,  эти
сказочки для детей преклонного возраста. Тоже, литература...
   - Послушай,  Пит, ну, может быть, когда-нибудь так действительно будет,
- нерешительно  сказала  Ника.  -  Ведь  там  отражено  очень-очень  далекое
будущее...
   - Никакое будущее там не отражено,  -  возразил Пит.  -  По-моему,  там
отражен только несокрушимый исторический оптимизм автора... причем оптимизм,
который целиком высосан из пальца.  Я ни одному его слову не верю,  когда он
рассказывает об этих своих сверхраспрекрасных героях...  Еще могу поверить в
биполярную  математику,   со   всякими  там   кохлеарными  и   репагулярными
исчислениями,  - ладно, допустим, когда-нибудь разработают и биполярную... А
герои, люди все эти, - просто маниловщина самая безответственная.
   - Ну,  хорошо,  -  Ника отвела от щеки волосы. - Люди вообще меняются к
лучшему?
   - Ты, бабка, меняешься только к худшему, - вмешался Игорь. - В смысле -
глупеешь не по дням, а по часам.
   - Нет,  ты  скажи,  разве вообще люди не становятся лучше,  постепенно,
пусть хотя бы медленно?
   - Не знаю, - сказал Пит. - Представь себе, не знаю! Вероятно, меняются.
Но  как медленно!  Разве что произойдет какой-то внезапный скачок,  какой-то
перелом,  сразу...  тогда  можно  допустить,  что  они  действительно станут
когда-нибудь хоть в чем-то похожими на тех.  Но рассчитывать на случай - это
же  ненаучно,  детка.  Прогноз должен  опираться на  что-то  реальное.  Если
хочешь,  американцы - по методу - более правы: они исходят из того, что, уже
имеется.  Такие явления, как перенаселенность, загрязнение воды и воздуха, -
это уже имеется,  это уже налицо;  вот из  этого они и  исходят.  Кое в  чем
перехлестывают, это уже дело другое.
   - Петька совершенно прав, - сказал Андрей. - Вот вам простой вопрос: за
последние пятьдесят лет люди стали лучше или не стали?
   - Да  ты что,  Андрей,  -  испуганно сказала Катя.  -  Мы уже в  космос
летаем, а ты такие вещи дикие спрашиваешь!
   - А космос тут совершенно ни при чем, американцы тоже летают. Я говорю,
в смысле человеческих качеств - стали мы лучше?
   - Ну, ты даешь, старик, - неопределенно высказался Игорь.
   - Во всяком случае,  -  сказал Пит, - до тех, кто делал революцию и кто
дрался на  гражданской войне,  нам  далеко.  Это  я  могу сказать совершенно
точно...
   - На основании собственного опыта, - ехидно закончила Рена.
   - Тут собственный опыт не так уж и необходим,  - возразил Андрей. - Это
безусловный факт,  что комсомольцы двадцатых годов были лучше нас. Среди них
не было ни тунеядцев, ни этих папенькиных сынков, которые...
   - Мешают нам жить,  -  быстро подсказал Игорь.  -  И они же позорят наш
город. Дурную траву из поля вон. Дрогнем?
   На  этот раз его никто не поддержал,  он выпил сам и  закусил конфетой.
Пожилая  официантка  принесла  мороженое.  Расставляя  по  столу  запотевшие
мельхиоровые вазочки, она подозрительно оглядела примолкшую компанию.
   - Что, молодежь, по домам не пора?
   - Ой,  тетенька,  а  можно,  мы еще посидим?  -  пропищал Игорь.  -  Мы
хорошие, вот чес-слово, тетенька!
   - Сидите,  кто  вас  гонит,  только  без  озорства.  Чего  празднуете -
аттестаты, что ль, получили?
   - Нет, только перешли в десятый, - улыбнулась Ника.
   - Во-он что! Я-то думала, выпускники. Ну, празднуйте на здоровье...
   - Не будем даже говорить о двадцатых годах,  -  негромко сказал Андрей,
когда официантка отошла.  -  Возьмем тридцатые или  сороковые...  Ну,  время
молодости наших предков...
   - А что предки?  -  перебил Игорь.  -  Воевали, да? Старик, нам это все
известно с первого класса -  Чайкина,  Матросов,  Космодемьянская, - так что
можешь не продолжать.  Знаешь, мне эти разговоры о "том поколении" сидят уже
в самых печенках.  Двойку принесу домой,  ну или там еще какое-нибудь чепе в
том же духе...
   - Не знала, что двойка для тебя чепе, - сказал